А вот еще, помню, был случай. Диджеил один молодой человек на новогоднем корпоративе «Балтболтбанка». Накануне в спешке накачал из интернета гламурных говнохитов, покидал их в iTunes – и вперед. И посередь похабнейшего ремикса то ли на Last Xmas, то ли на Let It Snow задорный такой детский голос объявляет (маркирует, стало быть): «DJ Vini!» Неприятно, но бог с ним: кто этих диджеев по кличкам их фраерским знает. А ребенок не унимается: «Специально для клуба Dяgilev!» Что в Питере звучит немного странно: Dяgilev же в Москве и уж несколько лет как сгорел. «С Новым, – говорит, сука такая малолетняя, – 2009-м годом!» А на дворе декабрь 12-го вообще-то.
Из чего следует традиционная рождественская мораль: воровать плохо, а воровать абы что – вообще ни в какие ворота.
Короче, мне недоплатили. Поскольку эта сучка Катя, HR-директор банка, ровно в этот неловкий момент ритмичненько трясла телесами на танцполе и думала, как славно было бы докопаться до организаторов или до площадки. Чтобы понимали, с кем дело имеют. А тут – опа! – такой подарок. Катя по этому поводу радостно вздрючила Кристину, event-менеджера агентства «PR-рилейшнз», которое этот самый корпоратив организовало, а та в свою очередь недоплатила мне. Сумму непринципиальную, но обидную. Они, конечно, правы, а я в этой ситуации без вариантов DJ Мутный. Но ведь и HR-директора, и event-менеджеры – сатанинское отродье. А диджеи – недалекие, но славные люди, несущие добро и свет, пусть и на возмездной основе. Поэтому барышни могли бы как-нибудь этот комичный в общем-то казус замылить. Хотя бы в канун католического Рождества: все-таки Jesus родился.
Бонусом мне было поставлено на вид отсутствие лирической баллады «Странный и нежный». Дескать, некоторые девушки ушли неотдохнувшими. Поскольку хороших медляков на мой вкус в этом году не придумали, а «Странного и нежного» я как-то упустил, обжиматься банковским работникам пришлось под песни, которые я в школе на кассетах слушал. А это хорошие песни, честное слово. Ненавижу корпоративы, короче.
Вообще-то я типа «умную электронику» играю. Но мы все ее типа играем, но я вот под Новый год за деньги ставлю несусветный мусор для любимой бухгалтерии от отдела продаж, например, и почти не морщусь.
У диджеев, работающих новогодние корпоративы, вообще-то есть программа «Экзорцист», которая запускается 14 января и изгоняет из компьютера дух побывавшей на жестком диске Елены Ваенги. Но этот прекрасный момент наступит еще не скоро, думал я, скручивая шнуры.
Обещанного Кристиной места в машине в последний момент для меня не нашлось. То ли в отместку за клуб Dяgilev, то ли вследствие вечной дихотомии арифметики и менеджмента агентства. Чтобы хоть как-то компенсировать недоплаченные деньги, я не стал вызывать такси и пошел пешком. Благо погода была по-зимнему идиллическая, контроллер с компьютером и немногочисленными шнурами умещались в рюкзак, а на метро я вполне успевал: не отступая от единожды заданного стандарта новогодних корпоративов, к 22.30 все, кому надо было, перепились до состояния, несовместимого с высоким званием банковского работника, трезвенники отчаянно заскучали, а в 23.00 праздник свернули.
…
Уже на платформе «Проспекта Ветеранов» (банкиры гуляли широко, но с точки зрения питерской географии беспонтово) ко мне привязался мужичок. Из тех, которые на водку может и не будут просить, но про то, что Элвис жив, обязательно расскажут. Или все-таки помнутся и на водку попросят, но расскажут, что Горбачев на самом деле был марсианским евреем, присланным в Россию за грехи наши тяжкие. Вот и этот, представившийся Леликом, оказался таким же: с виду скорее надоедливым, чем опасным. И с разными глазами. Оба серые, но существенно отличались оттенком.
– А давай я тебе, добрый человек, загадку загадаю, – предложил Лелик, после того, как мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами. – Если отгадаешь, я твое желание исполню. И так три раза.
– Да мне от тебя ничего не надо, – ответил я, слегка напрягшись.
– Ты, добрый человек, не бойся: я не педик. А желания я твои любые исполню. Хочешь, ты лысеть перестанешь, а хочешь – курить бросишь. Ра-а-аз – и как рукой снимет.
– Да я как-то не очень переживаю по поводу того, что лысею, – честно сказал я. – А соседа моего сможешь извести?
А мой сосед снизу, доложу я вам, гнида редкостная. Он постоянно ломится ко мне в квартиру и требует не шуметь, потому что у него, видите ли, дочка. Причем в ее возрасте он катастрофически путается: то она пятиклассница, то ей пять лет. И просит ни разу не интеллигентно, а с наездом, если не сказать с угрозой физической расправы: трясет то корками с двуглавым орлом, то пистолетом, изображая из себя мента. Хотя, как я случайно узнал, работает всего-навсего охранником. Но это и не важно: будь он хоть Папой Римским, пистолетом-то зачем трясти. Особенно с такими бешеными глазами. Я, честно сказать, пугаюсь. Но и это не все: неделю назад он написал на меня заявление в ментовку. По этому поводу приходил участковый и проводил профилактическую беседу. Хотя жилец я ни разу не шумный: музыку слушаю все больше в наушниках, а по ночам вообще работаю. Короче, сосед мешает мне жить. Я из-за этого психа уже всерьез подумываю другую съемку подыскивать. Слегка утешает только мысль, что хозяйка собиралась, если я съеду, больше никому квартиру не сдавать, а начать делать ремонт. Вот, думаю, и славно: пусть нагонит побольше рабочих, чтобы те беззаветно сверлили-сверлили-сверлили, а отец пятилетней пятиклассницы им объяснял, что сверлить надо тише.
– Соседа снизу? – переспросил Лелик. – Легко. А как надо извести?
– Чтобы он исчез из моей жизни. Умер. Или переехал в Иркутск, например.
– Могу, – кивнул Лелик. – Я все могу.
Дело шло к полуночи, последние поезда, как водится, ходили с десятиминутным интервалом; предыдущий, если верить табло над туннелем, ушел две минуты назад. Деваться от Лелика было некуда – не бегать же по платформе.
– Ну давай, валяй свою загадку, – согласился я.
– Вот Госдума с ФСБ готовят закон против анонимности в интернете, – многозначительно начал он. – Вопрос: зачем?
– Это просто, – улыбнулся я. На этот счет у меня уже неделю как была заготовлена дежурная шутка. – Пацаны захотели узнать, правда ли, что Burial и Four Tet – это один и тот же человек.
– Правильно, – даже не улыбнувшись, ответил Лелик. – Соседа своего ты больше не увидишь.
– Ох, хорошо бы! – искренне вздохнул я. – Как с тобой, Лелик, легко и просто, давай вторую загадку.
– Сперва второе желание, – насупил брови Лелик.
– Э-э-э, ну, скажем, чтобы у меня Катя Новикова отсосала.
Катя Новикова была девушка видная и, как мне думалось, вовсе не такая уж фифа, какой пыталась казаться. Специально за ней ухаживать было лень, подпоить между делом как-то не предоставлялось случая, но раз уж у Лелика такой аттракцион невиданной щедрости случился, то почему бы и не Катя. Что без дела девка пропадает!
– Только отсосать, – со слегка уловимым сарказмом уточнил Лелик.
– Ну хорошо, пусть будет долгое бурное порево, – легко согласился я.
– Тогда вот тебе вторая загадка. Кто убил Пушкина? Не просто убил, а метафизически.
Вы, конечно, сейчас удивитесь, но долго я над этим вопросом не думал:
– Пушкина убил Евгений Онегин. Не как физическое лицо, естественно. Книжка убила. Философская картина, выстроенная в поэме, оказалась несовместима, бла-бла-бла, – запутался я в непонятным образом отложившейся в памяти формулировке, которой собирался было сразить Лелика наповал. Но не сразил. И даже не вспомнил, где я это читал или слышал. Наверное все-таки в институте: я же по диплому учитель русского языка и литературы, как бы смешно это ни звучало.
– В романе, – поправил Лелик. – Но это мелочи. Зачтено: будет тебе Катя в лучшем виде.
– Мне только чур в том порядке, в котором заказывал. Сначала соседа извести, а потом уже Катю организовать. Чтобы, если у меня в квартире дело будет, наши животные стоны не потревожили отца пятилетней пятиклассницы. Смотри, Лелик, не перепутай.
– Не вопрос, – легко согласился он. – Ну и третье желание.
– Чтобы «Зенит» не стал чемпионом.
– Зенит-то тебе чем не угодил? – искренне удивился Лелик. – Ты ж петербуржец: один город – одна команда.
– Я не совсем петербуржец – я квартиру снимаю. А «Зенит» я терпеть не могу. Будешь исполнять? Или питерский патриотизм не позволяет?
– Буду, – вздохнул Лелик. – Если на третью загадку ответишь. А загадка такая: догонит ли быстроногий Ахиллес неторопливую черепаху?
– Свежо, – иронично заметил я. – Я тебе так скажу: я экзистенциалист и меня этот вопрос не волнует. Равно как и история о том, что первично – материя или сознание.
– Тоже не вот тебе новость, – в унисон моей иронии ответил Лелик. – Зачтено: не бывать в этом сезоне «Зениту» чемпионом.
– Прекрасная новость! А можно, чтобы «Спартак» стал? – спросил я, не без злорадства представив лица некоторых моих питерских знакомых.
– На «Спартак» мы не договаривались, – строго сказал Лелик. – Три желания – и баста.
Повисла умеренной неловкости пауза. К счастью, в недрах туннеля наконец-то раздался шум, обещавший скорое появление поезда.
– Ну бывай! – Лелик неожиданно протянул мне руку с, удивительное дело, очень ухоженными ногтями.
– А ты не едешь? – растерялся я.
– Нет. Дела, знаешь ли, – отрешенно заявил Лелик и, не оглядываясь, зашагал в сторону эскалатора. Тем самым избавив меня от проблемы, как отвязаться от него в вагоне.
«Хотя может еще бы чего наколдовали, – усмехнулся я, пристраивая рюкзак на сиденье рядом с собой. – Надо было, не знаю, мира во всем мире попросить».
…
В парадной было натоптано больше обычного, а на полу красовалось пятно, похожее на плохо затертую кровь.
«И здесь, похоже, праздник удался», – подумал я, поднимаясь по лестнице. На площадке как всегда задумчиво курил Семен Михайлович. Переводил он, наверное, по три пачки в день, поэтому наверняка был в курсе. Такая у них, бодрых курящих пенсионеров, судьба: быть в курсе.
– Здравствуйте! Это то, о чем я подумал? – кивнул я в сторону пятна.
– Леша, сосед твой снизу, – охотно отозвался Семен Михайлович. – Насмерть.
«Бог есть», – цинично подумал я и хотел было устыдиться, но не смог. Потом вспомнил Лелика, но отмел эту мысль в виду ее явной нелепости.
– А что случилось?
– Рабочие тут ремонт делали. У Сидоркиных в квартире. Они к Новому году не успевают, ну и торчат тут допозна. Леша до них и докопался: мол, после шести вечера нечего тут работать. Они ему, мол, мы тихо, а он на них с ножом кинулся. Ну и не рассчитал. Перелетел через перила и кирдык. Менты приехали, всех опросили. А при свидетелях дело-то было: они так орали, что соседи-то повыглядывали, что да как. Короче, получается, что сам он себя. Он вообще буйный был. Одно слово: мент.
– Он охранник вообще-то, – зачем-то уточнил я. – Был.
– Мент, охранник… Все к одному концу, – пессимистично заметил Семен Михайлович. – У тебя-то как дела. Работаешь сегодня?
– Уже отработал, – я полез за ключом, который, естественно, умудрился определить на самое дно рюкзака.
– Ох, не понимаю я этой вашей музыки, – традиционно сообщил Семен Михайлович. – Ну да ладно: мы раньше тоже не вот тебе, а по-всякому бывало, – примирительно закончил он. Сосед у меня широких взглядов, чего уж там. Только курит много.
…
Ночью мне зачем-то приснился Лелик. Он стоял в контровом свете в сиреневом боа и красных мокасинах. И вроде как тоже был диджеем, хотя на чем играл, я так и не понял. И зачем он пытался разбавить вполне себе комфортный deeep house нелепым дребезжащим лупом, я тоже до поры до времени не мог взять в толк. Пока не проснулся и не сообразил, что кто-то звонит в звонок.
Поскольку сосед снизу лежал, насколько я представляю заведенный в ментовке порядок, в морге и не мог запретить мне слушать музыку в восемь утра, я ткнул кнопку пульта от проигрывателя, благополучно оказавшегося под рукой.
– There She Goes, My Beautiful World! – оптимистично раздалось из динамиков.
На пороге стояла пьяненькая Катя Новикова:
– Привет! Слушай, я в клубе чего-то засиделась до утра, все деньги профукала. Можно у тебя на такси стрельнуть? Ну и типа чаю попить, если ты не спишь?
– Да вы сговорились все что ли?! – искренне изумился я.
– Все – это кто? – игриво спросила Катя, проходя в прихожую.
– Неважно, – хмуро ответил я. И разного рода нехорошие мысли полезли в голову.
– Ну-у-у? – протянула Катя, увидев, как я впадаю в бессрочную задумчивость.
«Не такая уж она и красивая, – решил я. – Особенно в восемь утра. Да и что у меня, баб что ли мало? Опять же гондонов вроде бы нет. Надо, короче, сплавлять ее отсюда: не нравится мне это все».
– Ка-а-ать, слушай, я ухожу сейчас. И так проспал: реально вот только что проснулся, даже покурить не успел. Короче, мне через пять минут выметаться надо. А денег, подожди, сейчас дам, конечно.
– Можно вместе поехать, – резонно предложила Катя. – Тебе в какую сторону?
– Да мне тут… пешком, короче. Вот, пятисот хватит?
– За глаза. Спасибо. Извини, что я вот так с утра. Я постараюсь до Нового года вернуть.
Все-таки Катя была девушкой воспитанной и, как ни крути, милой, и в другой бы раз… Или я зря я из-за всяких дурацких совпадений себя накручиваю? С другой стороны, с чего я взял, что она прямо вот с порога мне даст? Может, чаю попьет и уедет?
«Нет уж: умерла так умерла», – подумал я и тут же поморщился от того, как двусмысленно это прозвучало в моей голове.
– Ты извини, – пробормотал я. – Ну все, я, короче…
– Ну пока! – не по-утреннему бодро сказала Катя, выходя из квартиры.
– Тебе такси может вызвать? – спохватился я.
– Спасибо, я на улице поймаю. Дешевле выйдет. Увидимся.
– Ага, – задумчиво пробубнил я. И плавно закрыл дверь, боясь показаться невежливым.
«Черт-те знает что», – растерянно подумал я и побрел на кухню. Спать расхотелось.
Выпив кофе, я решил навести порядок в квартире. Скоро Новый год как-никак. За этим душеполезным занятием меня через несколько часов застал звонок Толика, помешанного на актуальности организатора вечеринок.
– Только, – пафосно заявил он, после того, как мы договорились по деньгам, – никакого дабстепа. Нам позавчерашних тенденций не надо.
– Даже не думай! Только grime, future garage и UK funky. И этот, как его, moombahton. – бодро ответил я. Благо я жопой жри сколько слов знаю, непонятных обывателю.
Чувствую: мнется.
– Я вообще, – сообщил я в запале человека, которому всегда нужны деньги, – ни одного трека старее 11-го года не держу.
– А почему у тебя Ник Кейв играет?
Вот ведь зануда!
– Это я, – отвечаю, – в доме престарелых сейчас. В волонтерской программе участвую.
«Какая тебе, мудаку, разница, – раздраженно подумал я. – Нечего на дедушку гнать: он, между прочим, дьявола видел».
