Александр Павлов родился в 1961 году на Урале, закончил Нижегородский лингвистический университет, переводчик, журналист. Лауреат Международного конкурса поэзии “Муравей на глобусе” (2006) и ряда сетевых конкурсов. Публиковался в журналах «Волга», «Новый берег», в интернет-издании «Новая реальность» и др. Автор книги «Осенивесны».
Радик
Радик поплыл раньше всех, я в седьмом по-собачьи.
мацал подружку как брат, ну а я по-другому.
первым в шеренге стоял, и смешил по-татарски,
словно на лыжах рожден, и не всем колею отдавал.
вот и поехал в «орленок» на черное море,
лучшим из вас – его мама, светясь, говорила,
и на «зарнице», в финале под верхней салдою,
в драке с балаковскими прибивал за троих.
жаль, что на трубном заводе в семнадцатом цехе
в классной бригаде недолго строгал заготовки -
семь штук за смену, при норме одна с половиной –
в техникум мамой по осени определен.
Радик мог кролем и брассом, умел баттерфляем.
все еще в школьной стене фотография слева.
что там потом – по отличнику, стипендиату
плакала кафедра, жег раскаленный диплом,
ждал камуфляж и, скорее, берет или каска,
пыльные скатки в секрете, смердящие скалы,
взвод, от души отлетающим в цинки баграма,
старой консервой в доске допевающий штык,
логово после Реки, молчаливая баба,
песнь акээма в ночи, что и младшая вздрогнет,
губы на сиське сожмет, а потом разревется.
раньше-то плавал как рыба, стреляет как бог,
что еще делать с двумя на губах не обсохло,
мять возле рынка, потеть в неустанные терки,
вспомнить, как пилишь металлом металл в заготовке,
в цехе, в котором в кроссовках гуляет братва,
и получилось бы: редкий кашмир под малину,
два шестисотых, разбитых в угаре с блядями,
акции цеха, трофеи стрельбы на рыбалке,
пара квартир возле ВИЗа, другая жена,
срок, депутатский мандат и опять депутатство,
пара лежащих заводиков, орден, достаток,
третья с ногами, раздвинутыми в монте-карле,
и пацаны, всюду точно свои пацаны,
да не судьба... он заплыл после первого курса,
кто-то из тех, кем не стал, двинул сверху поленом
и дожидался, пока не пройдет пузырями
Радика самая первая жизнь по волне.
Сережа
Ладно бы веной амур, а в твоей-то руке хмурый вангур и не сыщет с ружжом налегке
ни шокинг блу ее Venus ни криденс revival – так что давай, убивай.напивайся, давай...бл... давай.
толст и невзрачен, квартирка - легко по трубе, в вену достаточно братьев прорвалось к тебе?
( помнится, слезли под утро в до сюда шестом – маме цветов с горотдела нарвать. а от клумбы потом?)
сон в еао. штушка под пограничный рукав. пряный иов и обещанный креп из халяв.
помнишь, серега, ты бас свой на клее варил, пальцы на стали, примерзшие к ним снегири
так и мешают порвать медиатор струне. эх, как достали заказами спеть о войне.
не был - кому минометная рота, макота кому вместо всего-то ласкать пешаварскую тьму,
шмаль в запасные рожки себя переводя – и не дождей, не блядей, что плюют, уходя...
помнишь, сережа, не слыша нигде никого, спели и замерли – четверо за одного.
это не музыка. это такое внутри, что ни рогаткой в учительской стеклами грипп
бить, или вен 220 подкожно втыкать – в сеть эту, где и никто не услышал опять...
Олег
какие вечера по-над урупом
кубань зализывает берега
а тут лежи в рыдающих и скупо
гоняющих слезу не по рогам
две шлюхи красные глаза в сторонке
их больше не разглаживать везде
до ора и вулкана из в воронке
закопанной ракете обалдеть
нет собутыльников из горотдела
наводчика плисецкого барыг
наверное вдова не доглядела
с той прежней что из северной норы
нет и ее а старшенькая рядом
спасибохх хоть ее ты пристегнул
на табуретку свалит дед награды
бессмысленны за проигрыш в войну
ни разу красное не нажимая
европу видеть мертвой столько раз
уводит в кельи колея прямая
а там приказ затем развод и квас
потом ментовка за погоны те же
вторая как последняя жена
сушняк под утро горло режет реже
рожаем девочковы имена
зато чужие шалости навесят
пятерка закорячится за так
уволят еле-еле а по двести
кривись брат но проставь за отходняк
потом вот фирма где зашиться сразу
никто не улыбнется им как я
и как-то распогодилось зараза
вверх видимо наводит колея
крестом торчок не пропустив по главной
в бочину бьет и хрустнут позвонки
ничем душе не искушая плаванье
к верховиям реки
где нет ни званий ни названий разных
кому и как ты там не улыбнись
смеясь блюдут лишь следующий праздник
который за меня ниспослан вниз
Слава
Долго остывающий бетон через десять лет пойдет банкротом,
Отойдет кому-то и за что-то, правда, не до нас стране потом...
На вчерашнем, он уже застыл, с пивом посидим, пока трехтонка
Сгрузит вволю леваком бетон как... (знать бы что тебя-тоон простил)
Все говно в стране не размешать. В собранную на три дня котомку
Сунешь с томными глазами Томку... отчимом отрезанную мать...
И уйдешь с шабашки навсегда, чьим-то снимком легким в черно-белом
(знать бы, что уже в тебе сидело, подстелили бы – хоть и туда),
Как потом механиком Эльгиз кашей из подстреленного танка,
Аня, взорванная куртизанкой, как Андрей за ангелами вниз
Честно пропечатанный в асфальт, из Казо завернутое в знамя...
Что-нибудь не так случилось с нами до афганов, стрелок, интифад?
Стройотряд, ворующий бетон вдвое закрывающим наряды,
Без соплей и кашля, вот ты – рядом, уходя и... унося котомок.
Хер бы их кому-то развязать приключилось. Имена и даты.
Смерти важно, где ее солдаты, жизни - в ком их влажные глаза.
Гриша
от не взорванного в голове заживляются ремы
жук услужливый мятой траве жужеличит гаремы
сыпь уколотая крестом жнёт урожай небогатых
забивкой в восемьдесят шестом ночь обрита в солдаты
от ушей отлипает текст в папке дед-гадовской присяги
упал-отжался на святой росе обменян как гимны-флаги
цельнометаллический кокон в непахнущий цинк раз а потом обратно
клянись сука сдохнуть как пацаны еще раз еще невнятно
завтра сержанту оторвет башку гнездо миномётное из расщелин
в глашке его поселит тоску лейтенант вернувшийся из ущелий
будет дней восемьсот молчать закормленная кармой дочь
дот этот уже некому защищать и больше в него не войдешь
7. 40. 7.45. 7.62
над кипятком висит голова
дую из гильз мелодии две у-ху-ху и си-си-и
взорвана внутри глухая страна
не откоси
