Оглядываясь назад, я только недавно осознал, что мы – Берл Котлерман, его жена Лиля и я – посетили кладбище российских военнопленных в городе Идзуми Оцу, расположенном недалеко от Осака, в первый день месяца Элул. Как известно, именно в первый день Элула Моисей во второй раз поднялся на гору Синай. При этом слово «Элул», его арамейский корень, подразумевает также и процесс «изучения», что как раз и составляло одну из главных целей нашей поездки. Нас особенно беспокоило заграждение вокруг могилы Хаима Гальшупейна, вернее – то, что Берл, побывавший на кладбище в октябре 2012 г., заграждения не обнаружил.
Берл у могилы Гальшупейна
Дело в том, что Берл в своё время разыскал письмо, написанное на японском языке, которое было адресовано начальству лагеря российских военнопленных и составлено Иосифом Трумпельдором, с просьбой позволить похоронить одного из евреев-военнопленных, скончавшегося от ран в лагерном госпитале 5 марта 1905 г., в соответствии с обычаями евреев, включая присутствие минъяна (מִנְיָן) при захоронении тела. Спустя два дня Трумпельдор попросил начальство лагеря огородить могилу умершего. Наши традиции предписывают: «...очень желательно, чтобы тело было похоронено на еврейском кладбище. Если же это невозможно, то все равно тело надо похоронить в земле, но ни в коем случае не кремировать. Если приходится хоронить на нееврейском кладбище, то следует, если это возможно, сделать могилу еврея на расстоянии не менее двух метров от могил неевреев. Если это невозможно, нужно отделить могилу еврея забором высотой не менее одного метра. В случае, когда и это по каким-то причинам сделать нельзя, следует сделать могилу еврея на один метр глубже всех остальных могил».[1]
Трумпельдор был одним из примерно 86 тысяч российских военнопленных в русско-японскую войну 1904-1905 гг. и пробыл в лагере Хамадэра, куда были направлены примерно 28 тысяч человек, около одного года. В этой войне принимали участие около 30 тысяч евреев, из которых около двух тысяч оказались в плену и около трёх тысяч погибли или же пропали без вести. В лагере Хамадэра военнопленных содержали в различных бараках в соответствии их с религиозной и этнической принадлежностью: друг Трумпельдова Давид Белоцерковский вспоминает, что евреев «было среди пленных 500 человек, и мы занимали 3 барака на одном конце лагеря: за нами шли татары, поляки, немцы, латыши, эстонцы, а затем – русские».[2]
С пленными обращались в целом вполне сносно, а распределение в соответствии с этнической принадлежностью можно объяснить как стремлением избежать внутренних конфликтов, так и, возможно, намерением наиболее эффективно собирать необходимую информацию. Японцы к тому же разжигали национализм любого толка, направленный против российского самодержавия, особенно среди поляков, а также и евреев, приветствуя, в частности, распространение сионистских настроений.
Хоронили пленных на кладбище неподалёку от лагеря Хамадара.[3] Оказавшись у могилы Хаима Гальшупейна, на этот раз втроём, - там , где был минъян, включая Трумпельдора, - мы убедились, что ограды не было, а на наши настойчивые вопросы по этому поводу представители городского управления ответить не могли. Куратор по вопросам образования г-н Мурата разве что только недоумевал, почему именно эта могила была несколько удалена от прочих, на что он уже давно обратил внимание. Однако через час мы узнали правду, причем свидетельствовал, вопреки нашим ожиданиям, как раз тот самый человек, заранее оговорённая встреча с которым и послужила непосредственной причиной нашей поездки. Остаётся лишь сообщить подробности этого чудесного случая.
Фудзивара-сан, сотрудница мэрии, с которой я договорился об устройстве встречи с мэром Идзуми Оцу, задумавшись и вслушиваясь в звуки иврита, рассеянно сказала, что мэр вырос в этом городе, причем неподалёку от кладбища. Я обратил внимание на это, вовсе не подозревая что Фудзивара-сан надёжно вела нас к достижению цели.
Мэр Ито Харухико
Войдя в приёмную мэра, мы оказались лицом к лицу с обаятельным и очень приветливым человеком, который, увидев нас, не замедлил обратиться с вопросом к Фудзивара-сан: «Ну, как? Нашли евреев? Сколько?». «Четверо». В свою очередь я принялся благодарить мэра и в его лице прекрасных жителей города за то, что они отвели место на своём кладбище для захоронения 89 пленных, в том числе и наших дорогих братьев, евреев, и с тех далёких пор продолжают с любовью ухаживать за могилами. Когда я стал переводить слова Берла о том, что вокруг могилы Гальшупейна могла стоять ограда, мэр внезапно оживился и, будто бы вернувшись в детство, стал с чувством вспоминать, как он вырос в доме рядом с кладбищем, как в детстве он любил бродить среди этих странных могил и что там была ограда, которая со временем заржавела, и её просто устранили. Наши глаза на мгновение встретились в недоумении: как летит время, ведь с тех прошло лет пятьдесят, но он всё ещё помнит ту самую ограду, да и зачем это всё понадобилось этим людям, действительно чем-то друг на друга очень похожим. Прощаясь, Берл, профессор университета Бар Илан, уроженец Биробиджана, специалист по языку Идиш, подарил мэру компактный диск с записью песен на идише. «Яша, подарить это мэру?». «Обязательно». «Это что за язык?». «На нём говорили те самые евреи».
Ещё в советские времена всевозможные официальные лица и гости начали посещать кладбище военнопленных.[4] В конце 2006 года – вероятно, впервые – кладбище, представляя еврейский народ, посетил посол Израиля в Японии Эли Коэн.[5]
Бывший посол Израиля в Японии Эли Коэн
Не зная русского языка, он обнаружил две могилы евреев: Хаима Гальшупейна и Моисея Ситайновича, но мы полагаем, что к евреям можно отнести ещё двух человек: Мойше Зобнина и Ицхака Забаровского.
Могилы Ситайновича и Гальшупейна
Один из сопровождавших посла японцев, по имени Фуруно Хидэаки, был очень тронут словами, с которыми посол обратился к жителям города: «Спасибо за то, что вы так долго оберегали могилы наших братьев!». Однако Фуруно-сан, человек, по его собственному признанию, без цели в жизни, не мог сдержать слёз, услышав другие слова посла Коэна. Но прежде, чем перевести эти слова на русский, позволю себе разместить отрывок из воспоминаний генерала Михаила Владимировича Грулёва, крещёного еврея, во время русско-японской войны командовавшего пехотным полком:
«Невыносимо тяжка мне была горькая доля моих собратьев евреев, которые под конец войны подвергались в России кровавым погромам, насилиям и изнасилованиям, после того как они несли на себе все тяжести войны наравне со всеми другими народностями России. Еще на театре войны, когда дошли до нас известия о чудовищных одесских погромах, организованных при содействии властей и сопровождавшихся прямо скотскими зверствами, на меня напало смертельное уныние, длившееся несколько недель. Одолела апатия, от которой я не мог освободиться. В душе произошел какой-то разлад с самим собою и со всем окружающим. Я стал искать выхода из душевного маразма, примирения с совестью. В результате я затаил наивную мысль, нелепость которой мне стала ясна только впоследствии, когда, по возвращении в Россию, я ближе разобрался в том, что такое Николай II в еврейском вопросе. Но тогда, на театре войны, я был глубоко убежден, что виною всех бедствий в России, в том числе и еврейских погромов, являются наши бюрократы, что царя обманывает своекорыстная камарилья.
Я принял поэтому определенное решение: по возвращении в Россию припасть к стопам государя, ходатайствовать за преследуемых и гонимых евреев. Мне наивно думалось, что государь поверит своему боевому офицеру, тоже еврею, удостоенному всеми боевыми отличиями и честно исполнившему свой долг перед царем и Родиной.
Только став ближе к этому роковому вопросу, я убедился в моем наивном заблуждении.
Положение евреев в России, всегда гнетущее, тогда, после войны, было прямо ужасно и до глубины души возмущало какую угодно, даже притуплённую совесть.»[6]
Могилы Зобнина и Забаровского
Словно продолжая мысль Грулёва, посол Коэн тогда сказал буквально вот что: «У каждого человека есть своё божественное предназначение. Спящие в этой земле наши братья не умерли собачьей смертью на далёкой чужбине. Похороненные здесь, они остались в памяти людей и навечно закрепили связь между евреями и японцами».[7] Фуруно-сан, по его собственным словам, не совсем разобрался в выражении дипломата, но на душе – стало легче.
[1] http://www.machanaim.org/yearroun/traur/traur2.htm
[2] Иосиф Трумпельдор. Гехолуц. Новый путь. Биография, воспоминания, статьи. Составление и подготовка текстов Ирины Легкодух и Дмитрия Лосева. Комментарии Ирины Легкодух. Феодосия, Москва. Изд. Дом «Коктебель». 2012, стр. 124.
[3] Лариса Усманова считает захоронение военнопленных-татар первым по времени захоронением татар в Японии:
http://tashlar.narod.ru/text/usmanova-itzumi.htm
[4] См. подробное описание кладбища:
http://www.rusconsul.jp/hp/ru/community/tombs/Izumiotsu.htm
http://latinyanin.livejournal.com/93690.html
[6] http://statehistory.ru/books/13/M_V_Grulyev_Zapiski-generala-evreya/13
[7] См. 産経新聞 大阪本社版 (The Sankei Shimbun), December 14, 2006.
***
Ог Японии до Вьетнама рукой подать
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #9(168) сентябрь 2013 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=168
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer9/Zinberg1.php
