Любовь Гаркави и Блюма Гаркави. Кто они? Сестры? Однофамилицы? Люба – это моя бабушка... А вот образ Блюмы пока весьма призрачен, скрыт за дымкой лет и отрывочных сведений, и, вообще, это несколько детективная история.
Любовь Вениаминовна Гаркави. В замужестве Гаркави-Ландау. Это моя бабушка и мать Льва Давидовича Ландау. Она очень любила сына. Именно от нее он унаследовал яркость характера, крайнюю целеустремленность и необыкновенное трудолюбие. Как бы она была счастлива, если бы дожила до того дня, когда ему присудили Нобелевскую премию. Но не дожила.
Любовь Вениаминовна Гаркави-Ландау. Фото из архива Э. Рындиной
Я написала в своих воспоминаниях ( "Штрихи к портрету Ландау" - http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer12/Ryndina1.php#Pril1 ) о бабушке все, что знала сама и помнила из маминых рассказов. А из документов сохранились несколько ее научных трудов, справочник по рецептуре и черновик анкеты всесоюзной переписи медицинского персонала 1929 года, заполненный ею собственноручно. Можно было узнать о том, что она училась год в Швейцарии, далее в Петербурге в повивальном институте, потом в Женском медицинском институте. А дальше многочисленные места работы в Баку и Балаханах – кем только она не работала - акушером-гинекологом в больнице Сов.Съезда Нефтепром[ышленников], ординатором в военном-лазарете, школьно-санитарным врачом в женской гимназии, преподавательницей естествознания в еврейской гимназии, преподавательницей физиологии, анатомии, фармакологии на Курсах сестер и красных фельдшеров при Всевобуче и Военной школе Азерб. Армии, в Средне-Медицинской школе Баку, Высшем институте народного образования, Азербайджанском Государственном университете, на рабфаке и в АзСельхозинституте. Однако в анкете не было ни места ee рождения, ни сведений о семье, из которой она происходила, да и год рождения я вычислила только приблизительно. Очень хотелось узнать хоть что-нибудь о ее юности . Я пыталась найти сведения о ней в первом медицинском институте, в котором, как я понимала, училась бабушка и работала до последних дней. После нескольких моих визитов в первый медицинский молодая девица, хлопая светлыми глазами, сказала, что никаких сведений нет, и ничего не сохранилось. С этим я ушла и поняла, что поиски безнадежны, и я их решила прекратить.
Однако, в глубине души оставалось желание разыскать что-то о бабушкиных юных годах. Из рассказов мамы я знала, что бабушка происходила родом из бедной семьи и ездила в школу за 12 верст в Могилев. Одна из читательниц моих воспоминаний решила выяснить, откуда именно, и попробовала отметить циркулем всякие местечки в 12 верстах от Могилева. Но ей не удалось ничего узнать. Это меня подтолкнуло к новым действиям.
В результате кропотливых поисков в Минске, Баку, Москве и Швейцарии появилась некая Блюма-Ирля Гаркави 1876 года рождения. Сведения, полученные из Цюриха, гласили, что Блюма, как и бабушка, училась на медицинском факультете в Цюрихском университете в 1897 году:
Garkawy (Frl.) Bluma
Matrikelnummer
11466
Fakultät
med.
Semester
Wintersemester
Immatrikulationsjahr
1896
Geburtsdatum
1877
Geschlecht
Weiblich
Herkunftsort bzw. CH-Bürgerort
Bobrouisk
Herkunftsort bzw. CH-Kanton
Gouv.Minsk
Herkunftsland
russ.Reich
Angaben zur Vorbildung
Zgn.Gymn.Mohilew
Weggang von der Universität
ab mit Zgn.18.11.1897
Informationen über die Eltern
E: Beniamine G?, Bobruisk
Что еще за Блюма? Родственница? Сестра? А вдруг это вообще она сама? Кто знает. Ведь эта Блюма родилась в Бобруйске, а не в местечке под Могилевом, да и вовсе другого года рождения. Какая может быть Блюма?! Никто никогда не называл бабушку таким именем. Да и моя дочь названа в честь бабушки Любой, а вовсе не Блюмой. Что ж, теперь и дочку переименовывать?
Люба Гаркави (вторая слева). Цюрих. Фото из архива Э.Рындиной
Оставалось всего-навсего доказать, что Люба это Блюма, или, наоборот, опровергнуть это. Обратившись в университет Цюриха, а затем в городской и государственный архивы Цюриха, я получила даже адреса, по которым проживала Блюма. Из Белорусского архива прислали свидетельство о рождении Блюмы. Что делать дальше? Оставалась еще одна зацепка: личное дело Блюмы Гаркави, хранящееся в историческом архиве Петербурга (ЦГИА). Чего я собственно жду? Ведь там опять будут записи о рождении и какие-нибудь другие свидетельства о жизни Блюмы. Что это мне могло дать? Ничего. И я подумала, что мне могло бы помочь, если бы я нашла документы Любы, в которых она, например, пишет, что родилась в Бобруйске такого же числа и года, что и Блюма. Тогда я обратилась в архивы города Баку, где, может быть, сохранились Любины анкетные данные. Но, к сожалению, дело практически не продвигалось. Надежд найти доказательства почти не было.
Люба Гаркави. Бобруйск. Фото из архива Э.Рындиной
И вот наступил день, когда мне было назначено придти в читальный зал петербургского архива. Иду, готовая к отказу, поскольку, если дело не сброшюровано или в плохом состоянии, то на руки не выдадут. Прихожу, и вот, наконец, передо мной 3 папки, две тоненькие, серо-голубого и песочного цвета, и одна толстенная синяя. Привыкшая со школьных времен приниматься сначала за более сложное задание, я открываю последнюю. Дело «учительницы Гаркави». Любовь Борисовна Гаркави. Ну да, почему бы и нет. «Вениаминовна» вполне могла превратиться в «Борисовну». Да, скорее всего, это моя Люба. Состоит школьной работницей С-Петербургского училища общества распространения просвещения между евреями в России. Вот только сложила с себя обязанности эта Любовь Борисовна в 1914 году. А моя Люба уже десять лет как в Баку живет. Значит, не та. Откладываю с сожалением и облегчением. Ну, теперь-то и вовсе ничего не будет – тонюсенькие папочки, что там вообще может быть. В одной - прошение о принятии в институт, метрические записи, характеристики и старинный вариант «справки о несудимости» за подписью вице-губернатора, выданный Блюме Гаркави в Могилеве в 1899 году. В нем «трогательно» подчеркнуто, что сие свидетельство «видом на жительство в Империи служить не может». Интересно, с удовольствием читаю. Эти бумаги держали люди, которые давно уже стали пеплом земли. Ведь в общем-то ничего не изменилось с тех пор – тот же набор документов для поступления в институт, что и сейчас, плюс гимназический аттестат и характеристики. Хорошо училась эта Блюма, прилежная была, «награжденная наградами». Основательно проштудировав все записи, я уже безо всякого трепета и надежды беру в руки оставшуюся ветхую папку песочного цвета с размашистой надписью «Блюма-Ирля Гаркави». Спокойно открываю и тотчас закрываю обратно. Не может быть, это галлюцинация. Глубоко вздыхаю, оглядываюсь, нет, в обстановке ничего не изменилось, читатели по-прежнему рутинно заняты каждый своим чтением. А вот в моей жизни многое изменилось и за одну долю секунды! Блюма? Нет! С фотографии на меня смотрит моя бабушка, моя юная бабушка, моя юная бабушка Люба. Фотография была пришита веревочкой на документ, в котором говорилось, что у Блюмы нет 20 рублей, чтобы заплатить за Государственные экзамены:
“Август 1904 г.
Удостоверение.
Дано сие бывшей слушательнице С-Петербургскаго Женскаго Медицинскаго Института Гаркави Блюме для представления Г. Председателю Испытательной комиссии при Институте в том, что в силу материальной необезпеченности она не может внести 20 рублей за Государственные Экзамены.
Инспектрисса С-Петербургскаго Женскаго Медицинскаго Института”
Удостоверение о материальной необеспеченности. ЦГИА, СПб
На этом можно было поставить точку, но судьба, оказывается, приготовила мне не только этот подарок, но и еще один документ:
“МВД
Петербургского государственного раввина
1904 г.
Удостоверение.
Дано сие прослушавшей курс Женского Медицинского Института Блюме Вениаминовне Гаркави в том, что в общежитии она именуется Любовию Вениаминовной Гаркави.
И.д. С-Петербурского раввина Доктор философии А.Драбкин”.
Свидетельство о перемене имени. ЦГИА, СПб
Я глазам своим не поверила, что такой документ может существовать. Как бы специально для меня написанный.
Кроме того, там оказалось ее жизнеописание, написанное ею самой. Откуда следовало, что она сама зарабатывала на жизнь, жила в Могилеве, сумела 5 лет отучиться в гимназии и скопила деньги, «...получив таким образом возможность, за отсутствием в России Медицинскаго института, поехать заграницу и в октябре 1896 года поступить в Цюрихе на медицинский факультет, где ввиду свободы в выборе лекций, занималась серьезно по август 1897 года <...> За неимением средств к дальнейшему существованию за границей она принуждена была отказаться от занятий естественными науками и медициной, к счастью, временно ввиду открытия Медицинского Института в Петербурге (прим.: Женский медицинский институт был открыт в 1897 году на частные деньги, большую сумму пожертвовал и С.П.Боткин; в институте преподавали известные врачи, в том числе В.М.Бехтерев) <...> Не желая потерять еще года для медицины, она в сентябре 1898 г. поступила в Императорский Клинический Повивальный институт…», где училась у самого Дмитрия Оскаровича Отта.
Погрузившись во все эти документы, я как будто побывала в мире моей юной бабушки, в мире с ее фотографией, небрежно прошитой веревочкой, с нехваткой денег на сдачу экзаменов, переменой имени, с ее упорством в изучении медицины, жизнелюбием и энергией.
Фотография слева – Любовь Вениаминовна Гаркави-Ландау с дочерью Соней, 1906 г., Баку. Фото из архива Э.Рындиной
Фотография справа – Блюма Гаркави, 1904 г., С-Петербург. Фото из архива ЦГИА.
Удивительно то, что в девятнадцать лет бабушка была настолько самостоятельна, чтобы заработать денег и самой уехать учиться заграницу. А когда приехала в Петербург, то сумела поступить в Женский медицинский институт, несмотря на то, что поступить туда было очень непросто, и гимназистки с золотой медалью не всегда проходили по конкурсу. Даже представительница самой богатой семьи промышленников Нобелей, которые пожертвовали огромные деньги для развития медицинской науки в России, Марта Нобель-Олейникова поступила не с первой попытки, но окончила институт с отличием и получила, как и все выпускницы, звание «женщина-врач».
Выпускное свидетельство Женского Медицинского Института, выданное Блюме Гаркави в 1904 году. ЦГИА, СПб
Мне трудно было совместить образ Любови Вениаминовны, с ее красивой и правильной речью и охапками цветов после лекций, с местечковым образом юной Блюмы, сумевшей добиться разрешения на жительство в Петербурге у самого генерал-губернатора.
Люба Гаркави (справа). Могилевская губерния. Фото из архива Э.Рындиной
