АНТОЛОГИЯ ЛИТЕРАТУРЫ КАРЕЛИИ
Армас МИШИН
г. Петрозаводск
ПОЭТ-ЛИРИК ЛЕА ХЕЛО
В конце 1920-х годов в ленинградском финноязычном журнале «Сойхту» и карельской газете «Пунайнен Карьяла» замелькало сразу же замеченное читателями новое поэтическое имя Леа Хело.
Обратил на это необычное имя внимание и будущий историк литературы, переводчик, один из основателей Союза писателей Карелии Урхо Руханен. У своего молодого ровесника и друга по работе в молодежном движении, школьного учителя Тобиаса Гуттари, он спросил, не знакома ли ему эта новая поэтесса? Каково было удивление Руханена, когда он услышал: «Неужели ты и вправду не знаешь, что я печатаю свои стихи под этим женским именем?» И пояснил: «Хело образовано от названия нашего родового гнезда Хелола, а что касается Леа, так был же на свете и такой прозаик Майю Лассила».
Думаю, что в выборе Тобиасом Гуттари псевдонима сыграл роль и другой литературный факт: имя главной героини классика финской литературы Алексиса Киви стало названием пьесы «Леа». И, конечно, само слово «helo» весьма красноречиво. В переводе на русский язык оно означает «сияние», «блеск». В финноязычной поэзии Карелии имя Леа Хело сияло многие годы. Для новых поколений финноязычных поэтов он всегда оставался лучшим поэтом-лириком.
Родился поэт 29 января 1907 года в ингерманландской деревне Муя, в приходе Ярвисаари (ныне Мгинский район) Санкт-Петербургской губернии. Многодетная семья Гуттари осталась без хозяина, когда будущему поэту было пять лет. После окончания пяти классов школы ему удалось поступить в Гатчинский педагогический техникум. В 1924 году, еще оставаясь учащимся 4-го курса, он по приглашению Наркомпроса КАССР приехал в карельскую глубинку работать учителем.
В 1926 году вместе с Я. Виртаненом, Х. Тихля, О.Иогансоном, Р. Руско, Р. Богдановым, Т. Трифоновой и др. Гуттари участвует в создании Карельской ассоциации пролетарских писателей Карелии. Он был избран её секретарем. Известность и авторитет Т. Гуттари растет. Его ставят в 1930 году во главе выходившего тогда в Питере журнала «Пунакантеле». В это же время у него в Петрозаводске выходят на финском языке две книги стихов («Молодые сердца», 1930, и «Перешагиваю», 1931).
Вторая книга стихов вызвала уничтожающую критику. Через что же перешагивает поэт? Куда он ведет с такими стихами, как «Разговор со смертью»? Поэт Федор Ивачев назвал свою разносную статью «Леа Хело перешагнул» («Октябрь», 1931, № 1) и прямо заклеймил его как «кулацкого поэта», «перешагнувшего линию партии». Даже такой ценивший талант Хело критик, как Вяйно Алто, не преминул назвать его «мелкобуржуазным поэтом», ударившимся в «есенинщину».
Проблема «Хело и Есенин» затрагивалась и в наши дни, но уже в положительном смысле. А на поверку выяснилось: прямого-то влияния и не было.
Да, действительно Хело из русских поэтов выделял Есенина, вместе с тем ему были близки, как свидетельствует Урхо Руханен, и Борис Корнилов, Павел Васильев, Ярослав Смеляков. Однако Леа Хело был поэтом финским. Он продолжал традиции финской поэзии, и не только в форме, но зачастую и в выборе тематики стихов. Тайсто Сумманен в споре с Эйно Карху, увидевшем влияние Есенина в стихотворении Хело «На родине», подробно показал в книге своих статей «У дороги есть начало» (1934), что это не так. На мой взгляд, впечатление сходства с есенинскими строчками могло создаться и благодаря неверно избранному размеру стиха переводчиком Леонидом Хаустовым:
Дорога знакомая эта,
Родное на каждом шагу.
Сияние лунного света
На ровном и чистом снегу.
Между тем совершенно по-другому звучит стихотворение в иной метрике, приближенной к оригиналу:
Было все так привычно и дорого мне
по дороге до отчего дома.
Даже снег у обочин при ясной луне
так лучисто сверкал и знакомо.
(Перевод автора статьи)
Как бы там ни было, летом 1931 года «кулацкого поэта» Леа Хело снимают с должности редактора журнала «Пунакантеле», который в сущности он сам и создавал, и тянул чуть ли не один, искал авторов, боролся за его художественный уровень. Ему порекомендовали ехать в Красное Село в качестве редактора газеты …машинно-тракторной станции. Он отказался, в частности, еще и потому, что уже в то время болел туберкулезом легких и нуждался в помощи врачей-специалистов. Тогда его исключают из партии. Лишенный работы и доверия властей, Т. Гуттари занялся переводами на родной язык советской классики. Никогда ни один переводчик на финский язык до него в Карелии не перевел столько книг. Здесь такие, например, крупные произведения прозы, как «Поднятая целина» Шолохова, «Цусима» Новикова-Прибоя, «Бруски» Панферова. Тонкий стилист, это именно он учил профессионализму переводчиков послевоенных лет В. Ахвенинен, В.Левянен, Т. Хаапалайнена, В. Айрола и многих других. О том, будто Т. Гуттари переживал творческий кризис, и речи не может идти. Как раз в эти годы раскрылся его талант рассказчика, столь блистательно проявившийся в рассказах «Сапоги» и «Юмпури». Книги прозы Гуттари были напечатаны через многие годы после кончины писателя («Рассказы и очерки», 1962; «Когда цветет озеро», 1964; «Боги в ремонте», 1992).
Не расставался поэт и со стихами. Вульгарная критика добилась того, что Хело иногда писал как бы по заказу, профессионально крепко, но не от сердца. В общем же он продолжал гнуть свою линию. И в книге 1936 года («Стихи»), и в сборнике «Песни весне» (1940) поэт в своих лучших стихах так и остался лириком, глубоко чувствующим и думающим.
В 1934 году был создан Союз писателей СССР. Членом писательской организации Тобиас Гуттари стал благодаря Ленинградскому отделению Союза писателей. Между тем в Карелии официальная критика устроила разнос произведений и работ тех, кто приехал в нашу страну строить социализм (Лаури Луото, Эмиль Виртанен, Хильда Тихля, Рагнар Руско). В 1935 году покончил жизнь самоубийством поэт Лаури Летонмяки, автор знаменитой тогда песни «Сталью закаленная», объявленный прессой аж «врагом народа».
Удушающую атмосферу времени Хело передал в стихотворении «Дуэль Пушкина», напечатанном в журнале «Ринтама» (1937, № 2). Чего стоят хотя бы эти две строки:
Россия как остров тюремный, бесславный,
Где сам император – тюремщик главный.
Накануне нового 1937 года поэт написал стихи, которые были напечатаны через многие годы. Вот его мрачное предвидение: «А предо мною тысячи ночей тоски и боли, черной, безнадежной». Эти ощущения явно вызваны не только разладом с любимой женщиной.
В октябре 1937 года проходило собрание писателей Карелии. Ялмари Виртанен начал его словами: «В обкоме считают, что в Союзе писателей слишком много финнов. Нам надо обсудить данный вопрос». Первым исключили из писательской организации Тобиаса Гуттари, за ним по разным причинам были исключены Урхо Руханен, Хильда Тихля, Оскар Иоганссон, Рагнар Руско.
Хотя в прессе руководителем этой «националистической группы» посчитали Леа Хело, он избежал ареста. Как-то надо было жить. Поэт устроился простым рабочим на лыжную фабрику. Узнав о том, что один из его близких друзей Урхо Руханен осужден, он отправил в 1941 году письмо в Верховный Совет СССР на имя Армаса Эйкия, где обрисовал нелепость ситуации: он, руководитель несуществовавшей организации, на свободе, а члены его группы арестованы. Гуттари настаивал на пересмотре дела Руханена. Ответа не дождался.
Когда началась война, поэт отправился на фронт добровольцем. Его стихи военных лет свидетельствуют о вере в скорую победу. Приведу одно из них. Оно позднее было переведено на русский язык Вадимом Шефнером. И уже в наши дни на слова этого перевода написана песня Евгением Шороховым:
Любимая, со мною рядом ты,
И те же звезды сон твой охраняют,
К тебе приходят светлые мечты,
И постепенно город затихает.
Я эти строки в сердце берегу,
Я для тебя их написал когда-то.
Сейчас прийти к тебе я не могу,
Пускай хоть долетят стихи солдата.
Таким далеким этот город стал,
Там те же звезды блещут над тобою.
Тяжел мой путь среди лесов и скал
Под небесами в озаренье боя.
Мой путь к тебе пролег через войну,
И я его пройду, моя родная.
Наш светлый мир победою верну,
Вернусь к тебе – я это твердо знаю.
Однако поэта, как и многих его соотечественников, ожидал тяжелый удар. С апреля 1942 года ингерманландских финнов стали увольнять из армии. Было секретное распоряжение «об изъятии» финнов из действующей армии и «переводе в рабочие колонны НКВД». У Хело отняли право отстаивать свободу своей родины с оружием в руках.
«Я болен душевно и физически», «Я не единственный, с кем это произошло, но это не меняет дела», – признавался поэт в своем дневнике военных лет 6 декабря 1942 года. В последующие годы Хело работал в прифронтовой газете в Беломорске и там же составил коллективный сборник стихов поэтов Карелии «Песни любви и ненависти» (1943).
Не складывалась его личная жизнь. Женщина, которую он горячо любил и которой посвятил немало прекрасных стихов, была в плену, а в послевоенные годы вышла замуж за другого человека, известного карельского писателя. Как часто бывает, в тяжелые минуты поэта ненадолго выручал алкоголь. Отказаться от него он уже не сможет. Правда, пера не оставляет. Хело продолжает работать, даже выпускает сборник стихов «Моя родина» («Minun maani») в 1947 году. Вынашивает новые планы.
Но болезнь неумолима. Поэт умер 9 декабря 1953 года. Лучшие стихи поэта и его дневник военных лет опубликованы книгой в 2010 году («Etsija[n laulu» – «Песнь поиска»).
Леа Хело был моим земляком. Я дважды в конце 1970-х годов посещал деревню Муя и даже в сопровождении сестры поэта, ныне покойной, побывал на могиле их матери. В одной из поездок родились такие стихи:
В своем краю туристами
идем по тропам лета
от станции Турышкино
на родину поэта.
Через село соседнее,
через мосток старинный
идем, взбираясь медленно
на холм почти былинный.
Деревня Муя щурится
от солнца. Здесь вот где-то
на этой тихой улице
была изба поэта.
А он другой дорогою,
равнинной в дни былые,
катил в санях на родину
сквозь дали снеговые.
Луна. Сугробы синие.
Все было так знакомо,
и клен в пушистом инее
встречал его у дома.
И долго той поездкою
он жил и обновлялся,
и звездный час поэзии
ему не раз являлся.
