Я призываю ученых нового поколения пересмотреть свидетельства истории в данном случае и восстановить подлинную сущность Ганнибала, его народа и его города.
Гарольд Лемб «Ганнибал»
…Я приступаю к рассказу о самой великой войне, какую помнит мир, — о Второй Пунической войне, которую карфагеняне
под водительством великого полководца Ганнибала вели против римского народа.
Никогда до той поры не сталкивались на полях сражения государства или племена более могущественные и лучше вооруженные;
вдобавок противники успели отлично узнать друг друга в Первую Пуническую войну, которая длилась двадцать три года и закончилась победою Рима.
Промежуток между Первой и Второй Пуническими войнами составляет также двадцать три года.
Военное счастье было так изменчиво, что не раз будущие победители оказывались на волоске от гибели, силы с обеих сторон были неизмеримы, а взаимная ненависть — еще выше сил.
…в один голос заговорили о том, что не было еще на земле человека, одинаково одаренного двумя противоположными способностями — начальствовать и повиноваться.
И едва ли кто мог решить, кому Ганнибал дороже — командующему или войску: и Гасдрубал, если надо было действовать смело и решительно,
всем прочим предпочитал Ганнибала, и воинам ни один из начальников не внушал столько доверия и отваги.
Никто не боялся опасностей меньше, чем Ганнибал, и никто не обнаруживал большей осмотрительности в самые опасные мгновения.
Никакие труды не могли утомить его тело или сломить дух. И зной, и мороз он переносил одинаково терпеливо. Никогда не ел и не пил ради удовольствия,
но лишь утоляя голод и жажду. Бодрствовал и спал, не различая дня от ночи, отводя отдыху лишь то, что оставалось от дел,
да и тогда не искал ни мягкой постели, ни тишины, и многие видели, как он растягивался прямо на земле, покрывшись солдатским плащом, посреди постов и караулов.
Тит Ливий «Война с Ганнибалом»
…И все, если не поняли, то почувствовали орлиный взгляд и твёрдую руку своего вождя. В пламенной речи сказал он солдатам о гибели, которую римляне готовят их родине,
сказал о надменных требованиях врага и умел показать, что унутреннеее положение Рима даёт надежду на успех в борьбе.
Войско выступило, полное веры в своего гениального вождя, полное решимости на всё, чтобы достигнуть великой цели
Теодор Моммзен «История Рима».
…Римлянам никогда не приходилось иметь дело с таким умом, которым был наделен Ганнибал
Гарольд Лемб
Карфагеняне боролись за самосохранение и суверенность Африки, римляне — за верховенство и мировое господство.
Полибий.
Судьба
— Я тоже возмущён римской наглостью, — поднялся со скамьи шофет (судья) Ганнон. —Приплыть в Карфаген и явиться сюда, в Государственный совет, чтобы потребовать выдачи им на суд командующего Ганнибала, взявшего город Сагунт! Город не римский, а испанский. Я за то, чтобы объявить Риму войну. Ганнибал слушал. Думал: кому ещё вести армию, как ни сыну Гамилькара Барки? И потом, если я откажусь выполнить приказ Государственного совета, то буду распят, а армию поведёт кто-то другой. А честь дома Барки! И он молча принял решение Государственного совета Карфагена о походе на Рим, хотя и не верил в возможность победить это государство. К Ганнибалу подошёл главный жрец, Гирилл, — волосы, как всегда, дыбом, одно ухо отрублено.
— Я гадал по печени козла. Ты победишь во всех сражениях в Италии, Ганнибал. Но потом… Есть одно великое зло, с которым ещё никому не удалось справиться. Это — зависть.
Часть 1. От Испании до Италии
Глава 1. Океан
На рассвете Ганнибал напоил коня, насыпал ему в кормушку зерна, подождал, когда тот закончит еду, обнял за шею, вскарабкался на его спину и поскакал. Подумал о Кахе, своём слоне: заеду на обратном пути.
К середине дня Ганнибал добрался до высокого берега реки Тагус, долго ехал вдоль неё на запад, пока не увидел внизу лагуну и в ней качающиеся на воде лодки. Здесь он остановил коня, привязал его к дереву, оставил ему воду и приказал пастись и ждать, пока сам Ганнибал вернётся. Он спустился к реке, выбрал из множества лодок самую крепкую на вид и, подозвав хозяина-рыбака, сказал, что ему нужно посмотреть на океан, а завтра вернуться сюда же.
— А чего на него смотреть? — удивился Рыбак. — Вода как вода. Но если ты хорошо заплатишь, давай садись. Пока есть ветер, пройдём к Океану под парусом. Обратно будем грести вместе. Я вижу, ты парень крепкий, справимся.
Ганнибал отдал рыбаку серебро и вошёл в лодку. Раздвинул лежащие повсюду садки и ловушки, сплетёные из лозы, сел на дно. Поплыли, отталкиваясь багром.
— Чей ты сын? — спросил Рыбак.
— Гамилькара Барки, полководца. Меня зовут Ганнибал.
— Слышал о Барках. Гамилькара убили в Иберии, верно? Ты плывёшь к своей жене Имильке? Пришло время платить налог вождю олькадов? Везёшь ей серебро?
Рыбак был коренаст, кривоног и имел густые брови. Турдитани, — определил Ганнибал его племя. Рыбак разглядывал коробочку-амулет на шее гостя, считал цепочки. Значит, хотел знать, в скольких сражениях участвовал Ганнибал.
— Почему, говоришь, вы не плаваете дальше в Океан. Боитесь?
— Боимся, — согласился рыбак. — Да там и ничего нет. Одна вода. Ты что, не слышал от моряков-пунов?
— Всякое слышал, даже будто там есть остров побольше, чем все наши, если их сложить вместе. На этом острове в реках вода сладкая, на деревьях круглый год плоды, огромные и очень вкусные — названий не помню, а из земли чего только не растёт! Многие уходили в Океан, только никто не возвращался.
— Поешь хлеба, Ганнибал. Запивать можешь из котла там на носу, ночью шёл дождь, и вода собралась. Конечно, интересно, что там за Геракловыми столпами, но ты же знаешь закон: мужчинам нельзя надолго оставлять свою деревню — её могут захватить чужие солдаты.
Ганнибал кивал. Думал: в Иберии всё больше римлян, не говоря уже о греках и кельтах. Сперва нужно обезопасить Карфаген от Рима, тогда можно будет пуститься в плаванье.
— Спасибо, друг, у тебя очень вкусный хлеб и маслины, и рыба солёная.
— Это тунец. Когда он идёт, можно на целый год запастись едой. Ты приносил сегодня жертвы своим богам?
— Да. Не беспокойся. Мы, пуны, служим Мелькарту как надо.
— К вечеру пойдёт окунь, — сказал Рыбак. — Видишь синие искры у дна.
Позади лодки была укреплена сеть, связанная из слоновой травы эспарцета.
— А правда, что ваши боги приплыли из Финикии и привезли в Иберию ваших предков? Говорят, вы маленький народ, но можете за себя постоять. Ещё говорят, что вам всегда важно знать что было и что будет. Я не понимаю, зачем это пунам, если у них есть жрецы. И зачем тебе знать, что там дальше в океане?
— Мне интересно.
— А мне вот нет. Я хочу только знать, какой будет ветер завтра, как пойдёт рыба, как заделать течь на корме. И больше ничего. Понял? Плати, — сказал Рыбак, — так я тебя по течению и в Океан завезу.
— А дальше?
— Дальше не поплывём, там ничего нет. Так устроили боги: земля на берегу Океана заканчивается. На, поешь хлеб с маслинами. Так ты пун, из Карфагена? А что делаешь в Иберии, Ганнибал?
Ганнибал отвечал, а сам не мог отвести глаз от поверхности Тагуса, в которой солнце проделало множество круглых ям. Однажды в детские годы товарищ уговорил его плыть к лодке вдалеке от берега широкого Тагуса. Они добрались до середины пути и совсем выбились из сил. Несколько раз ложились на спину, отдыхали.
— Поплыли обратно, домой, — предложил товарищ. Ганнибал не согласился возвращаться, рассудив, что сил осталось так немного, что их лучше потратить на продолжение плаванья к лодке. Товарищ повернул обратно и утонул, бог Мелькарт забрал его.
Рыбак ещё что-то говорил, но Ганнибал не слышал. Он лёг на дно лодки, прикрыл глаза и уснул. Этому научил его финикийский жрец Герилл: тело — это другой человек, он живёт внутри тебя. Он обязан тебе абсолютно подчиняться: есть, когда ты пожелаешь, спать, когда ты ему прикажешь, иногда давать тебе советы, помнить всё, что тебе хочется запомнить, выполнять всё, что ты ему прикажешь, и никогда не унывать. Ты должен всегда полагаться на его верность, поддерживать его крепость и гибкость.
— Ну, всё, — сказал Рыбак. — Видишь, цвет воды стал другой? Это вода Океана. Налево повернёшь голову — он синий, направо — зелёный. И так до самого неба.
Ганнибал покрутил головой, но разницы в цвете не заметил. Огорчать рыбака не стал.
Они повернули к берегу, к коричневой гряде невысоких скал.
— Мелко здесь, — сказал Ганнибал. — Пентера, даже ненагруженная, к берегу не подойдёт.
— А нам-то что до этих громадин! — рассмеялся рыбак. — Выходи, идём на берег, принесём жертвы богам за благополучное плаванье и поваляемся на песке.
Начинался отлив, изменился цвет и запах воды. Громкий шопот Океана был явственно слышен.
Ганнибал, держась за борт лодки, ступил в воду и помог спуститься рыбаку.
— Жди меня здесь, — велел он. Поднял голову и посмотрел на чаек, срывавшихся со скал в воду и возвращавшихся с рыбой в клюве.
— Дорогу знаешь? Кто у тебя здесь?
— Жена Имильке из олькадов и сын, ему год. Прощай, рыбак. Этот мешок я оставлю в твоей лодке.
*
Глава 2. Поход
Весной 218 года до н.э. карфагенское войско выступило на восток. Командовать
пунийскими войсками в Испании Ганнибал оставил брата Гасдрубала, передав в его распоряжение двенадцать тысяч пехотинцев и пятьсот всадников. Кроме того, у Гасдрубала был двадцать один слон и для обороны побережья от римского вторжения с моря — флот в составе пятидесяти пентер, двух тетрер и пяти триер, — правда, из них только триеры и тридцать две пентеры имели команды. Для похода на Рим Ганнибал отобрал примерно девяносто тысяч пехотинцев и двенадцать тысяч всадников. Помимо собственно карфагенян, в армии состояли воины различного происхождения и положения. Все, даже вожди племён, были очень молоды, не старше двадцати лет.
Костровая почта известила иберов, ливийцев и афров, что готовится поход на Рим. И чтобы все, кто хочет принять в нём участие, собрались в Новом Карфагене. Желающих оказалось много. Прежде всего — обиженных. Вожди рассказали, что Рим задумал истребить или продать в рабство всех смуглолицых. Во-вторых, здесь собрались желающие «пощупать» богатые земли галлов. Сорвались с места афры, у которых нет другого способа заработать и вообще вырваться из своих пещерных селений в пустыне. Они хотели наняться в армию Карфагена, пусть Ганнибал обеспечит им в походе оружие, корм для лошадей и командование на их языке. Отряды всё время подходили. На берегу горели костры и выстраивались войска — те, кто воевал в Испании и кого посыльные командующего известили о подготовке похода. Невдалеке от моря столпились слоны. На них уже погрузили палатки, дрова для костров, соль и большие кувшины с маслом — для жертвоприношений, для готовки пищи и для умащения солдатских тел.
Греки-работорговцы, прослышав о предстящей войне, явились раньше всех. Они уже купили первых рабов — их привели с собой на продажу чёрные вожди афров — африканских племён и вожди кельтов. В порту качалось судно пиратов, они наберут свежую воду и продолжат путь к Балеарским островам, чтобы продать там рабынь. Известно, что балеарцы лучше всех платят за женщин и, расплатившись, начинают пользовать их уже на берегу.
*
Командующий Ганнибал ехал в начале колонны, вместе с братьями, Магоном и Гасдрубалом. За их мулами шагал Каха — слон Ганнибала. Он похрюкивал, радуясь, что его не забыли. На спине у Кахи качались бурдюки с водой и мешки с комками соли, кувшины с оливковым маслом, гремело оружие и доспехи.
В конце колонны ехали на крепких лошадях ливийцы и пуны. Неторопливо шли за повозками своего обоза балеарцы — ветераны сражений с дикими испанскими племенами и осады Сагунта. В поясах у воинов были золотые монеты, награбленные в Сагунте — первая добыча. Шли кельты с востока, ведя в поводу огромных собак, страдавших от жары и пугавших лаем лошадей и мулов. Вели слонов, уже прирученных и новичков — захваченых на охоте в саване совсем недавно. Дерево для первого костра, палатки, запасы зерна и овощей, оружие, даже паруса для кораблей — всё это несли на себе слоны. В повозках обоза быки везли мешки с зерном, кувшины с оливковым маслом и бурдюки с пивом. Большие сыры прогибали плетёное из прутьев дно телег. В телегах были сложены запасы оружия и точильные камни для испанских фалькат, лежало множество вонючих шкур, потому что приказано было взять в дорогу всю одежду: в горах, по которым они пойдут, может быть уже холодно. Проводники говорили, что там даже сохраняется лёд и будет идти снег — ты знаешь, что такое снег? — Никогда не видел? Я тоже.
Женщин из обоза прогнали: у галлов в племенах добудем новых. Добудем всё: лошадей и зерно, и одежду и оружие. То, что захватили из дома, — на первое время.
Отдельной группой, опираясь на крепкие посохи, шли проводники — галлы. Иберийцы — веттоны, кантабры, карпетаны, тарбеллы — построились по племенам. Отдельно, под своим флагом двигались, привязав к поясу головы убитых врагов, лузитане, от которых воняло рыбой — во-первых, потому что они ели её в больших количестах и сырой, во-вторых — сушёной рыбой, взятой для питания в пути, были переполнены телеги их обоза. Шли голые до пояса кельты, у многих на головах были шапки в виде волчьих голов с открытыми пастями, которые щёлкали во время движения воинов, пугая лошадей и мулов. Шли небольшие отряды из завоёваных Римом областей Италии. Их вожди поклялись в верности Ганнибалу и предложили в заложники своих жён и детей. Наказание в походе было одно: распятие на привязанной к дереву перекладине.
Котлы везли в обозе. Каждое племя имело свой медный котёл, в котором варили кашу или отмытого, освежёванного и распотрошёного барана. Племя усаживалось рядом с котлом, и рабы или младшие воины подносили всем варёное мясо и хлеб. Ели руками, после еды их споласкивали, когда была вода или хотя бы обтирали о шкуру на себе. Отсюда — страшные эпидемии, выкашивавшие целые армии. Мытьё котлов — обязанность слуг или мальчиков из обоза. Отнять котёл, завоевав стан врага, — обычное дело.
*
Сагунт остался в стороне от их пути, на западе от него. В Сагунте теперь было делать нечего: карфагенская армия его разорила при штурме и разграбила после захвата. Да и у командующего были не самые приятные воспоминания о времени осады. Когда он среди первых взобрался на крепостную стену, то тут же получил стрелу в плечо и исчез из вида армии. По рядам атакующих пронёсся слух, будто раненый Ганнибал упал внутрь города и попал в плен. Вот-вот началась бы паника, но Магон, сложив руки рупором, прокричал, что Ганнибал жив и находится в первых рядах пунов, прорвавшихся к дворцу князя Сагунта. Он показал руками, что стрела ударила в бронзовую пластину на плече командующего. Войско возликовало и продолжило атаку.
В Пиренейских горах Ганнибал решил отпустить по домам тридцать тысяч солдат — пусть его войско видит, что отправилось не в такой поход, из которого нет возврата. С пятидесятью тысячами пехоты и девятью тысячами всадников он продолжил движение на восток.
*
Четырехдневный переход привел карфагенян к месту, где в Родан (Рону) впадает еще одна река — Скар. Местность между двумя реками, называлась Островом. Она была богата людьми и зерном.
На Острове они оказались в деревне, где недавно прошли солдаты враждебного племени. Всё было, как обычно: мужчины убиты, женщины изнасилованы, кого поймали живым, увели в рабство. Ямы с зерном были выскреблены до земли, скот угнан или съеден на месте.
За Пиренеями вошли в ущелье, и тут же карфагенскую армию, растянувшуюся вдоль склона холма, атаковала с высот засада — кельты-аллоброги. Они носили длинные усы, а волосы мочили в известке — для того, чтобы стояли торчком и походили на конскую гриву. Не то чтобы эти племена были враждебны Карфагену или не желали видеть на своей земле чужаков — просто соблазн поживиться из чужого обоза был для этих горцев непреодалим. Для запугивания врагов бегущие с гор кельты издавали оглушительные вопли, пукали, размахивали копьями и трубили в боевые трубы — карниксы, раструбы которых были сделаны в виде волчьих голов. В отличие от кельтских племён, идущих с армией Ганнибала, эти не надевали никакой одежды и окрашивали тела в синий цвет. Зрелище толпы несущихся с гор огромных синих воинов испугало даже слонов.
Аллоброгов, прежде, чем они поняли что происходит, разогнали балеарские пращники. Выстроиашись в боевую линию, они выхватили пращи и дали первый залп. Второго не понадобилось. Горцы-аллоброги, как внезапно появились, так быстро и исчезли, унося раненых.
Два дня армия продвигалась вперёд без особых проблем и добралась до места, где Родан протекает по дну широкого ущелья. Ганнибал подумал, что место это слишком подходит для засады: дорога поднимается в горы и следует над пропастью,прижимаясь к склону горы. Армия должна будет растянуться на километры, и здесь ее смогут атаковать кельты, сбрасывая сверху валуны.
Но обошлось без засады.
За ущельем дорога вновь спустилась в долину, и вскоре армия снова подошла к Родану. На противоположном берегу стоял отряд враждебных галлов. Ганнибалу предстояло переправляться через широкую и стремительную реку в виду неприятеля — а в четырех дневных переходах находился консул Публий Корнелий Сципион с корпусом, отправленным в Испанию. К нему полетели от галлов гонцы. Сципион обсудил вести на военном совете и вместо Иберии двинулся по течению Родана. Ганнибал не медлил. Он закупил все лодки, оказавшиеся поблизости. В то же время энергично сооружались плоты, чтобы армию с лошадьми и слонами можно было переправить за один день. Тайно вверх по течению был послан сильный отряд. Пройдя два дня пути и не встретив врагов, отряд переправился через Родан и двинулся обратно, зайдя в тыл галлам, охранявшим берег. Завидев условные сигнальные дымки, Ганнибал приступил к переправе. Галлы, ничего не подозревая, двинулись к реке ему навстречу. И в тот же миг в тылу у них запылал их лагерь, зажженный возвращавшимся отрядом карфагенян. Напуганные галлы бежали, и переправа прошла благополучно.
Через три дня после того, как последний карфагенский отряд выступил на восток, к месту его стоянки подошёл с армией Сципион. Он велел главным силам продолжать движение в Иберию — по месту назначения, а сам направился морем в Италию.
Ганнибал по совету проводников спустился в цепь ущелий, за которыми начинались горные луга и сияло озеро. Горцы заняли ключевые высоты над тесниной. Но, уже зная о неудачных атаках соседей, здешние кельты не посмели атаковать карфагенское войско, стояли и наблюдали что будет.
*
Первым препятствием на их пути оказалась река Друенция. Проводники предупреждали: среди всех рек Галлии она для переправы вброд самая трудная, потому что воды несет массу, а ни одно судно или хотя бы лодка по ней пройти не может. Постоянных берегов у этой реки нет, она то и дело меняет русло, образуя всё новые мели и водомоины, да вдобавок катит острые камни. В эти дни Друенция вздулась от обильных весенних дождей и будто взбесилась. Проводники стояли в растерянности: там, где должен был быть брод, кипел и ревел, швыряя камни, поток, больше похожий на несущийся по земле водопад, чем на реку.
Первым на берегу оказался большой чёрный конь, вожак карфагенского табуна. Он бесстрашно шагнул вперёд, сходу окунулся и был унесён потоком. Конь плакал, хотел плыть. Рёв потока заглушал голос бесстрашного зверя. Вскоре большой камень ударил коня по голове, и он исчез в волнах.
Следующий переход привёл армию Карфагена в новую долину. Здесь Ганнибал дал армии двухдневный отдых и совещался с вождями племён и с проводниками. Он напомнил всем о цели похода, как сам её понимал: отбить у Рима желание мешать карфагенской торговле в Испании и любых других местах Великого моря. «И пощупать, что скопил Рим!» — закричали со всех сторон. Ганнибал не стал спорить.
По вечерам в своей палатке он внимательно слушал рассказы проводников о характерах кельтов. Особено интересен был ему один — высокий, худой горец, нанятый ещё в Иберии. Звали его Пирс.
— Ты понял, Гани, почему они тебя так слушаются, — говорил Пирс. — Храбрости им не занимать, в бою любой кельт поспорит с любым и со всеми сразу. Но воевать без твоего руководства они не смогут. Бегут на врага все и тут же нападают, не ожидая подхода ополчения. Кельты — дикая толпа. Они накидываются стаей и или все вместе побеждают и долго делят трофеи, или их разбивают и делают рабами.
*
После отдыха движение к альпийским проходам продолжилось. На пути лежала река Родан, такая спокойная в это время года, что было трудно понять, в какую сторону она течёт.
Командующий и его брат Гасдрубал стояли возле своих коней, ждали младшего брата, Магона.
— Обозы проверил? — спросил Ганнибал.
— Проверил. Зерна хватит. У меня будут каша и булки. У тебя, я знаю, то же самое.
— Да. Воды хватит до реки?
— Хватит. И пива вдоволь. Приходи вечером к моему костру.
— Приду. Что-то не спешит наш Магон. А ведь без него не начнут. Он — шофет. Ты помнишь, кто будет драться первым?
Все конфликты в карфагенской армии решались в кулачном бою между посорившимися солдатами. В центре лагеря или стоянки окапывался круг, в который запрещалось входить тем, кто не участвовал в драке. Судьёй назначался обычно вождь племени. Он следил, чтобы бойцы не нарушали правил, проверял их на отсуствие какого-либо оружия, объявлял победителя — того, кто устоит на ногах и не выйдет за пределы круга. Других запретов не было: можно было драться руками и ногами, бить в любую часть тела, целью боя было «уронить» противника на землю или заставить сдаться. Эти законы ввёл в армии пунов Гамилькар, и сыновья их соблюдали.
Сегодняшний поединок был обычным: африканец Кафр считал, что испанец Фараг его оскорбил и требовал извинений.
Магона, младшего брата Ганнибала, попросили быть шофетом. Вместе с командующим и средним братом Гасдрубалом он стоял в толпе сбежавшихся солдат, «болел». Магон наблюдал, чтобы никто не вошёл в очерченный круг. Он напоминал этот запрет криком и ударами в щит, если кто, увлёкшись, уже не просто подавал советы дерущимся, а приближался к ним, чтобы показать, как нужно использовать тот или иной приём.
Едва прозвучала команда к началу поединка, Кафр побежал к противнику, держа перед собой вытянутую ногу. Магон, сложив ладони у рта, прокричал, чтобы противники перед началом сошлись строго в центре, где их могли хорошо видеть солдаты. Бойцы перешли в середину круга и начали кричать и размахивать руками, запугивая друг-друга. Первым ударил соперника Фараг. Африканец выдержал и отвесил испанцу звонкую оплеуху. Тот зашатался, но остался на ногах и пошёл на Фарага с вытаращенными глазами. Он клялся своими богами, что сейчас расправится с испанцем так, что у того никогда не родятся дети, а жёны его больше не признают. Судья Магон крикнул чтобы Кафр замолчал и не уподоблялся поварихам из обоза. Африканец через плечо огрызнулся и пообещал, что как только уложит Фарага, будет драться с Магоном, сравнившим его с женщиной. В этот момент испанец изловчился и сделал Кафру подсечку. Тот оказался на земле. Зрители взревели от восторга и стали требовать, чтобы Магон объявил победителя. Магон уже направился к центру круга, чтобы поднять руку Фарага, но в этот момент Кафр с огоромными мышцами и вывернутями вперёд плечами поднялся сперва на четвереньки, а потом в полный рост и, пошатываясь, пошёл на испанца. Тот что-то промычал, потом ногой ударил Кафра в живот, и, когда тот окончательно рухнул, встал над ним, высынув язык и стал ругать его на своём языке. Магон вихрем влетел в середину круга, оттолкнул плечом Фарага и показал ему взглядом : Уходи!
*
При выборе того или другого из альпийских проходов Ганнибал должен был идти по тому пути, который был наиболее удобен для его обоза, для конницы и слонов, и на котором войско могло бы добывать достаточное количество продовольствия мирным путем или силой.
Кроме прибрежной дороги, по которой Ганнибал не пошел, потому что она контролировалась римским флотом, из Галлии в Италию вели только два альпийских прохода: один через страну племени тавринов и другой — через земли племени салассов. Первая из этих дорог — самая короткая, но от того пункта, где она оставляет долину Родана, эта дорога идет через труднопроходимую и бедную страну и требует семи- или восьмидневного перехода через горы. За горами лежит долина, превосходящая все другие шириной, плодородием и плотностью населения. Кроме того, эта дорога, пусть и не самая низкая из всех естественных альпийских проходов, зато наиболее удобная. Этот путь, пересекающий только два горных хребта, был с древнейших времен главной военной дорогой из страны кельтов в страну италиков — Дорогой Геракла.
Карфагенский полководец выбирал недолго. Для Ганнибала был счастливым совпадением тот факт, что находившиеся с ним в союзе племена жили по всей северной Италии.
Пунийская армия продвигалась на восток. Впереди шла африканская и испанская пехота, а вместе с ними и главный обоз, затем следовали кельты, и в арьергарде — конница. Авангардом командовал сам Ганнибал, начальником арьергарда был его брат Магон. Кельтов поставили в центре, как самую ненадежную часть войска, и конница могла приглядеть за тем, чтобы они не разбежались.
Итак, карфагенская армия двинулась сначала вверх по течению Родана, к долине Верхней Изеры — не ближайшим путем вверх по левому берегу Нижней Изеры, как можно было бы предполагать, а через «остров» — по богатой и густо заселенной низменности, которую окаймляют с севера и с запада Родан, с юга — Изера и с востока — Альпы. Этот путь был избран потому, что другая дорога вела через непроходимый и бедный гористый край, между тем как вышеупомянутый «остров» ровен и чрезвычайно плодороден, а от долины Верхней Изеры его отделяет только один горный кряж.
Путь вдоль течения Родана вплоть до подножия Альпийской стены был пройден в шестнадцать дней. В долине Родана постоянно проходила миграция, в ходе которой каждое племя вытесняло предыдущее вниз по течению. Кроме того, племена воевали между собой. Ганнибал искусно воспользовался ссорой, вспыхнувшей между двумя вождями племён, и оказал самому влиятельному из них такую услугу, что тот не только доставил карфагенянам конвой, сопровождавший их при переходе через всю равнину, но также пополнил их запасы продовольствия, а солдат снабдил новым оружием, одеждой и обувью. При переходе через первую горную цепь, которая возвышается крутой стеной и через которую можно пройти только по одной тропе, карфагенская армия попала в засаду: горцы укрепились в теснине и ждали растянувшихся по дороге чужеземцев. Ганнибал узнал об этом достаточно своевременно, чтобы избежать внезапного нападения. «Ничего, — сказали проводники, — ночью они всегда уходят по домам».
Простояв у подножия горы до той минуты, когда солнце закатилось, и кельты разбрелись по соседним селениям, Ганнибал ночью захватил перевал.
Пришла осень и с нею ранняя темнота в горах. Чтобы не свалиться в ущелье, никто не уходил от костра, кроме фуражиров с факелами, да и те по необходимости — за водой и хворостом. Враги устраивали на них засады, стреляли по освещённой факелом фигуре, часто попадая в лошадь. Ганнибал берёг фуражиров, давал им охрану.
*
Войско достигло горной вершины, и начался спуск к озеру, в долину. На крутой тропе мулы и лошади скользили и падали. Нападения кельтов на армию в наиболее удобных местах были опасны не столько сами по себе, сколько потому, что их шум производил смятение среди вьючных животных, а в горах начиналось пугающее людей и зверей эхо. Осенние холода делали своё дело, и для армии южан, никогда в жизни не видевшей льда, начались трудности. Тропа стала крутой и скользкой, было нелегко не поскользнуться и удержаться на двух или четырёх ногах вблизи отвесных пропастей. В один из дней карфагеняне дошли до скалы, где тропинка ещё более суживалась, а крутизна была такой, что даже воин налегке только после долгих усилий мог продвигаться, цепляясь руками за кусты и корни. Скала эта, по природе своей крутая, вследствие обвала уходила отвесной стеной на глубину в десятки метров. Карфагенские всадники остановились, не видя далее перед собой тропинки, и когда Ганнибал спросил, почему остановка, ему показали на скалу. Обход был невозможен, к тому же дорога была скользкой из-за льда и грязи. Выхода не было. Ганнибал повёл солдат пробивать тропинку в скале. Развели огромный костёр, потом залили раскаленный камень уксусом, превратив его в рыхлую массу, и, сломав железными кирками растрескавшуюся от действия огня скалу, сделали дорогу проходимой, смягчая плавными поворотами чрезмерную крутизну, так что могли пройти не только люди и вьючные животные, но и слоны. Всего у этой скалы было проведено четыре дня, за которые животные едва не умерли от голода. Спустившись в долину, карфагеняне пустили лошадей, мулов и слонов пастись, а людям Ганнибал дал отдых. Через три дня войско достигло равнины.
Голод в армии усиливался. Запасы зерна кончились, но его можно было выменять у местногло населения на соль, которой захватили в Новом Карфагене. Корзины с выпаренной из моря солью были перед выходом из Нового Карфагена погружены на слонов, серые круги громыхали на дне чуть не каждой телеги.
Голод, а тут ещё волки режут несногочисленных оставшихся овец из обоза. Был отряд из ловких юношей, которым поручили отгонять волков и спускаться за скатившимися в пропасть лошадьми и слонами, отрезать от них части и приносить в лагерь. Эти же солдаты ставили силки для ловли мелких животных и птиц, ходили по лесам и полям, собирая птичьи яйца. Всё шло в общий котёл
Когда дорога становилась достаточно широкой, солдаты видели, как по ней навстречу войску скачет высокий всадник и узнавали командующего. Иногда Ганнибал останавливался и что-нибудь говорил самым выдохшимися солдатам, улыбался, иногда просто доставал мешок, извлекал из него булки и раздавал (кавалеристам по две — одну для коня).
Армия продолжала путь вверх по просторной и плодородной долине, где ее не задерживали ни недостаток припасов, ни неприятельские засады. Только когда пуны вступили на четвертый день на территорию племени кельтов-цевтронов, где долина мало-помалу суживается, снова пришлось подвигаться вперед с предосторожностями. Цевтроны встретили карфагенскую армию на границе своих владений с зелеными ветками и венками в руках. Они снабдили войско скотом и проводниками и предоставили карфагенянам заложников, так что армия проходила по их территории, как по дружественной стране. В деревнях дети кельтов кормили травой слонов, быстро перестали их бояться и просили взрослых, чтобы пришельцы пожили в их селении подольше. Но сами цевтроны вскоре ушли: их мужчины должны были закончить какую-то важную драку с соседями в горах. Проводники рассказывали Ганнибалу про цевтронов. Посреди сражения их воин мог остановиться, чтобы запеть песню, в которой восхвалял дела своих предков, хвастался собственными подвигами и всячески оскорблял врага.Убив противника, кельтский воин из любого племени отрезал ему голову и подвешивал ее на шею своего коня. Затем он мог снять с убитого доспех и приказать оруженосцу унести запятнанный кровью трофей, в то время как сам он пел над поверженным врагом боевую песнь. Доспех затем прибивался к стене жилища кельта-победителя, а головы наиболее именитых врагов бальзамировались в кедровом масле и хранились в домах цевтронов.
Когда войска достигли места, где дорога поворачивает в сторону от Изеры и, извиваясь по узкому труднопроходимому ущелью, вдоль ручья поднимается к вершине, Ганнибал отправил вперед обоз и конницу, а сам с пехотой прикрывал движение. Разозлёные неудачами горцы двигались по верху вслед за карфагенянами и скатывали на них камни. У высокого мелового утеса, который господствует над ведущей через гору дорогой, Ганнибал стал лагерем со своей пехотой, чтобы прикрывать конницу и вьючных животных, с трудом взбиравшихся на гору в течение всей ночи. На следующий день войско наконец достигло вершины перевала, все время выдерживая кровопролитные стычки с неприятелем. На защищенном горном плато, раскинувшемся возле небольшого озера, Ганнибал дал армии отдых.
Сумерки начинались непривычно рано и приходилось останавливаться, чтобы не оступиться. Тем, кто ехал верхом, надо было стараться не заснуть. Дремал и командующий. Всю ночь он слышал оглушительные раскаты грома и видел, как Мелькарт переламывает о колено облака и сбрасывает обломки на землю У него начинались видения или воспоминания о последних днях в Новом Карфагене, когда армия готовилась к выходу в поход на Рим. …С вершины плато три всадника, братья Барки, наблюдали, как строится для пересчёта войско. Воины входили в очерченный на песке прямоугольник по тысяче. Писец с табличкой в руке записывал номер тысячи, из какого она племени, какая у всех татуировка и кто командир, сколько им требуется оружия и лошадей. Горели костры, на них готовили кашу, и лекари варили лекарства. Афров выделял густой зеленоватый дым — это варилось африканское пиво, которое дадут солдатам, лошадям и слонам перед битвой, варился бальзам — от ран и болезней.
Два приятеля- конника, испанец Алорг и нумидиец Картина, познакомились в кавалерии у Магарбала. Часто они ехали рядом, беседовали. Картина был человеком любознательным, ему всё казалось интересным. Алорг же воспринимал происходящее как набор фактов. И всё.
— Видел, как они сеют хлеб — вспоминал Картина. — Царапают замлю, сыплют в борозды зёрна как попало, и те после дождей прорастают, причём густо. У нас бы всё зерно склевали птицы. Какая здесь прекрасная земля, не зря она и цветом красная! Я после войны попрошу нашего вождя оставить меня тут, в долине. Хлеб? Они его отнимают у соседей. А свой, когда поднимется и созреет, посылают собирать рабов. Те и жнут, и сушат, и мелют, потому что они должны сдать столько-то муки в хозяйство своего князя, а тот — в амбары вождя. Но хлеб здесь не главная пища. Главная — мясо, молоко и сыр. Пробовал, какой здесь вкусный сыр? А как соберут урожай — они отсюда уходят на новые земли, ещё лучшие, эти галлы.
*
Ганнибалу опять вспоминался Новый Карфаген. Вдоль берега моря шла каменная гряда с травой под ней. Там паслись кони и дремали в тени иберы. Рядом с каждым было воткнуто в песок копьё с железным наконечником. Круглый щит воины подкладывали под голову. Ганнибал с вершины плато стал выкрикивать слово за словом, громко и хрипло. Вожди племён переводили речь пуна, и она передавалась по цепочке вниз, к солдатам. Будет создано три армии: одна пойдёт с Ганнибалом на восток, на Рим, другая во главе с Гаструбалом останется в Иберии, третья вернётся в Карфаген, где ещё бродят шайки взбунтовавшихся наёмников. Эту армию возглавит Магон. Но начнём поход все вместе.
— И я приказываю, — гремел голос с вершины плато, — всем, кто колеблется, остаться здесь, за эти дни им будет выплачено жалованье, как всем солдатам.
*
К Ганнибалу подбежал Магон.
— Сколько?
—Двадцать тысяч нашей пехоты и семьдесят тысяч иберийской, шесть тысяч нумидийских всадников и шесть тысяч иберийской конницы. Что скажешь, брат?
— Для похода мне достаточно пятидесяти тысяч. Иначе обоз окажется слишком длинным и его трудно будет охранять. Быки, которые повезут повозки обоза, не должны пугаться запаха слонов. Тоже и мулы во всём караване не должны пугаться — помнишь, как это случилось в Иберии?
— Я всё проверю.
…На многих кострах женщины готовили еду. Среди них могла быть и Имилька, жена Ганнибала, принцесса Кастулона из племени олькадов, это к ней он ездил прощаться на берег Океана. Могла быть, но Ганнибал не позвал её с собой.
… Ганнибал велел братьям ехать к его палатке внизу, у подножия плато, где соберутся, как обычно, вожди племён, чтобы выслушать возвратившихся из Галлии разведчиков. Обещал вскоре присоединиться. Братья отъехали, а Ганнибал направился на встречу со жрецом-гадателем, ожидающим его после утреннего жертвоприношения. Он спускался по тропе неспеша, разглядывал открывющееся море. Оно пушилось на солнце. Волны выбросили на берег множество медуз, и конь Ганнибала старался на них не наступить. Серые, непрозрачные, медузы засыхали в песке. Вороны их брезгливо обходили.
Высокий жрец храма Танаит в длинном синем халате с широкими рукавами, встретил Ганнибала в дверях храма. Они подняли к солнцу раскрытые ладони, прикоснулись друг к другу бородами и уселись на выброшенных морем поленьях.
— Я выполнил всё, о чём ты просил меня, Ганнибал, — сказал жрец. — Ты хотел узнать, что тебя ждёт в этом походе и что тебе приказыает Мелькарт. Я смотрел наши священные книги, и вот, слушай. В походе можешь не рассчитывать на Карфаген. Ни тебе, ни братьям твоим Государственный совет не добавит ни денег, ни солдат, как бы вы в них ни нуждались. Рассчитывай только на себя. Ты всё понял?
— Всё. Перед походом я хочу, чтобы ты принёс в жертву Мелькарту корову — за всю армию. Мой раб приведёт тебе эту корову.
Жрец кивнул, повернулся и пошёл к своему храму, над входом в который была нарисована охрой крылатая богиня-дева с лунным диском в руках, прижатых к груди.
*
В палатке командующего появлялись воины с ежевечерними докладами. Охрана лагеря сообщила Ганнибалу, что пращники с Балеарских островов опять не впускают никого в свои палатки. В это же время появились у палатки Ганнибала сами балеарцы. Он думал, станут оправдываться, но они пришли, чтобы позвать командующего и его братьев играть в кости. При каждом воине-балеарце находятся три пращи: одну он обматывал вокруг головы, другую — вокруг туловища, а третью держал в руках. Эти солдаты метали камни, намного большие, чем все другие пращники, и притом с такой силой, что казалось, будто снаряды посылает катапульта. Поэтому при штурме крепостных стен балеарцы поражали воинов, стоящих между зубцами, нанося им тяжелые раны, а в сражениях пробивали любой доспех. Стреляли они так метко, что почти никогда не били мимо цели. Причина этого была в постоянных упражнениях с самого детства. Матери заставляют маленьких балеарцев то и дело стрелять из пращи в прикрепленный к шесту хлеб, и мальчик не получает еды, пока не попадет в хлеб, только тогда мать позволяет ему съесть этот хлеб.
— Чтобы ни одной женщины не осталось у вас на ночь, — приказал Ганнибал.
Начальник слуг доложил о пополнении обоза быками местной породы. Из Пиренеев в поход было взято множество испанских быков, сильных и выносливых, но многие из них погибли в горах, сорвавшись в пропасть, и были съедены.
*
Огромная туча перевалила через скалу и опустилась в долину. «Будет дождь, — сказал проводник. Из начала колонны загудели трубы, передавая команду «привал!». Повара и слуги всех обозов уже расчехляли котлы. Пока будут подтягиваться отставшие, фуражиры отправились в лес за хворостом и к озеру за водой. Солдаты поили коней.
Для африканцев, ипанцев и галлов в карфагенской армии холода были страшнее, чем голод. От холода и простуды каждый день умирали десятки солдат. Это были очень крепкие и молодые люди, но они вышли в свой поход босиком и полуголые, а в Альпах уже выпал снег. Всю ночь рядом с палатками горели костры, и воины стелили шкуры поблизости от огня, стараясь заснуть, пока костёр не потух. Из горного галльского племени пришёл обоз с подарками, и самыми ценными там были рубахи и штаны, сшитые из шкур или связанные из шерсти местных овец. Ганнибал отправил всё в отряды, и солдаты надели подаренные рубахи поверх тех, которые были на них со дня выхода из Нового Карфагена. Все ждали солнца и в утренней молитве просили своих богов вернуть им солнце А когда оно появлялось в небе над лагерем, люди начинали смеяться и громко петь благодарные песни.
По совету проводника-галла Ганнибал назначил смотрителя за кострами, чтобы не случился лесной пожар, как бывало в Иберии. Другой галл объяснял пунам про грибы и ягоды — африканцы их никогда не видели и сразу полюбили. Особенно понравились грибы Кахе и жрецу Гериллу. Но вдруг от грибов умер целый отряд иберов. Проводник сказал: «Нельзя их так есть, я ведь предупреждал, что мы их обязательно отвариваем».
— Пуны — малоразговорчивый народ, — рассказывал Картина. — Я сперва, когда пришёл в Карфаген, думал, что они немые. Поехали к нашему обозу, я покажу тебе, какой греческий кувшин я забрал в Сагунте.
Воины начали впадать в уныние. Препятствия, которые встречались на пути, становились все более и более трудными, запасы продовольствия приближались к концу, при проходах через теснины приходилось отражать непрерывные нападения врага, который сам оставался недосягаемым. Ряды армии сильно поредели из-за дезертирства, много было отставших и раненых. Все это угнетало даже испанских ветеранов. И только Ганнибал ни разу не терял уверенности в успехе. Многочисленные отставшие солдаты догоняли и присоединялись к армии, до дружественно расположенных галлов было уже недалеко, проводники говорили о близости ведущей в долину тропы. После непродолжительного отдыха люди стали готовиться к самому трудному участку пути — спуску с гор.
Теперь армию меньше беспокоили неприятельские нападения. Но позднее время года — уже наступил сентябрь — принесло не меньшие невзгоды, чем те, что приходилось выносить во время подъема. На крутом и скользком склоне вдоль течения реки Дории дорога была занесена недавно выпавшим снегом. И люди, и животные сбивались с тропы, скользили и падали в пропасти. В конце первого дня армии пришлось переходить через такое место (длиною около 220 шагов), на которое скатывались лавины с крутых нависших скал и на котором снег лежал в течение всего года. Южанам пришлось познакомиться с вечной мерзлотой в горах. Пехота прошла, но лошади и слоны были не в состоянии перейти через скользкие глыбы вечного льда, прикрытые тонким слоем только что выпавшего снега. Ганнибал расположился с обозом, конницей и слонами выше этого места, и на следующий день карфагеняне принялись за саперные работы, чтобы расчистить путь вьючным животным. Только после трехдневных трудов, когда изнемогшие люди всё время заменялись свежими, наконец удалось перевести полуживых от голода слонов и лошадей через глыбы льда. Таким образом, после четырехдневной остановки вся армия соединилась и около середины сентября достигла долины, постепенно расширявшейся и все более плодородной. Жители этой долины, племя салассов, приняли карфагенян как союзников и освободителей, измученные солдаты были размещены по деревням и, благодаря обильному продовольствию и двухнедельному отдых у, вскоре оправились от тяжёлого пути. К счастью, римлян нигде не было, и они ничем не нарушили столь необходимого для карфагенской армии отдыха. Однажды нумидийцы Ганнибала наткнулись на конницу Сципиона, и карфагенский полководец понял, что римские легионы уже близко. По этой причине он отказался от изначального плана — идти по пути Геракла, а пошел вверх по течению, надеясь избавиться от Сципиона. А тот добрался до брошенного лагеря через три дня после того, как его покинули войска Ганнибала. Еще через день разведчики доложили, что Сципион повернул обратно к побережью. Настоящая причина их невстречи заключалась в том, что Рим ещё не знал о вторжениии чужеземцев на свою территорию. Римские легионы направлялись на Сицилию, чтобы оттуда переплыть в Иберию на помощь своим отрядам, сражашимся с племенами испанцев и с карфагенянами Гасдрубала за добычу горных серебряных рудников.
Часть 2 По Галлии
Итак, армия Ганнибала теперь шла по Галлии. У Ганнибала осталось не более двадцати тысяч пехотинцев, из которых три пятых были пуны и ливийцы и две пятых — испанцы. Конников осталось шесть тысяч человек, причём часть из них двигалась уже без лошадей.
В одно из галльских селений они ворвались так стремительно, что захватившие его римляне едва унесли ноги. В одном из домов они увидели голого легионера на огромной галльской женщине. Легионера прогнали, а пращник с Балеарских островов занял его место. Женщина, казалось, не заметила перемен.
Один из легионеров, проходивших через галльское селение, уже начисто ограбленное предыдущим римским отрядом, увидел лежащий на земле железный гвоздь и подобрал его. В тот же вечер у себя в лагере легионер обменял гвоздь на миску, а миску на раба.
Наконец-то всё трудное и ненужное осталось позади: холод, голод, обрывистые скалы — не воевать с ними они шли из своей Иберии или своей Африки. Не для победы над горами они оставили семьи в тепле и достатке. Они пришли, чтобы разгромить наглый и высокомерный Рим, который не считает людьми ни одно племя, кроме своего — латинян.
Рим будет наказан!
Это было задолго до новой эры, и люди ещё не знали, что убивать заложников или приносить в кровавую жертву пленных — нехорошо. Не было не то что стран, но и народов, были племена во главе со своими вождями и колдунами, возникали союзы племён, и действовало «право победителя» везде и повсюду. Ганнибал, как все люди, был человеком своего времени и опыта, и удивительно, что он не сжёг ни одного храма, не оправдывал варварства («римляне убивают детей, а нам нельзя?»), пленных часто отпускал на свободу бесплатно (учёные видят в этом хитрый замысел: чтобы галлы поднялись против Рима — по-моему, чисто марксистская глупость). Ганнибал верил в семейные связи и домашние ценности, а золото ему было нужно для постройки корабля чтобы отправиться за Геракловы столбы, а его людям — чтобы, когда вернутся с победой, сделать подарки вождям своего племени. Удивительным для них было всё: и снег, и лёд, и сами горы для того, кто родился и вырос в африканской пустыне, обильные хлеба на полях, огромные стада овец и коров, реки и озёра с несолёной водой. Для слона Кахи удивительным и прекрасным было изобилие нежных, покрытых свежей листвой кустов и деревьев, он набивал ими рот, но прежде чем сглотнуть, обсасывал, наслаждаясь. И если бы кто-нибудь спросил его: «Ну, что, Каха, стоило перебираться через Альпы?». Он бы рассмеялся: «Ещё бы!»
Им покорялись все попутные народы.Они вламывались в селения, хлопали по жопе толстых галлок, щупали молочных кельток. От их спермы зарождались будущие европейцы… Они и даже их жрецы ещё не знали, что Земля круглая, что она вращается вокруг Солнца, не знали, что Бог — один. Циничные и меркантильные карфагенские сенаторы остались далеко (у римлян всегда с собой); они очень медлено постигали, что свободны и не знали что с этой свободой делать…Они были молоды — молоды — молоды! Ни один из них не доживёт никогда до двадцати пяти, они и этого не хотели знать. Они не знали что такое зависть, но им иногда хотелось упасть в траву вместе со своими конями и хрупать такую душистую траву, и пить вёдрами прекрасную воду из европейских озёр и вкушать рыбу из рек. Но они и не знали, что существует страх перед врагом, что можно наслаждться золотыми монетами или книгами — им ещё предстояло этому научиться. Они представляли, что их Ганнибал знает всё, что нужно, и никогда не бунтовали против него. Зачем! Они были уверены, что он всегда позаботится о них, чтобы в достатке было хлеба у людей и их коней, и хорошей воды, и масла для жертвоприношений, и добрых знаков для победы. Если вождь приказывал атаковать строй легионов — они шли и громили римлян и их союзников.
Горы и болота остались позади. Теперь-то наконец они возьмутся за мечи и пики и победят всех. Проводники уверяли, что до Рима осталось совсем уже немного, но они так говорили с первого дня похода, и армии нравилось им верить: Рим где-то вон там, за горизонтом …
Вершины гор стали иными, вместо грубых обломов скал, виднелись округлые конусы, густо застеленные травой холмы. На камнях больше не лежал снег… Водопады, мхи, ручьи, по берегам которых шли густые заросли кустов, покрытых ягодами и ароматными цветами… И всем хотелось увидеть, что же там дальше, по ту сторону вершин? Может, это уже холмы Рима? А пока вокруг была нетронутая земля, не страдающая от избытка деревьев и болот… Принесли жертвы, зарезали овцу, вылили на камни масло.
— После победы буду просить Ганнибала, чтобы дал мне землю здесь, — сказал товарищу конник испанец Алорг, — Куплю себе двух девушек-рабынь, женюсь на них, детишек наделаю построю дом, видал сколько здесь деревьев!..
— Ганнибал тебе ответит: мы не Галлию победить пришли, а Рим. Вот разобьём легионы, тогда и станем делить землю. Так он тебе ответит.
Карфагеняне были рады отдохнуть в лагере. Лекари выхаживали больных и раненых. Ослабевшие лошади были отправлены на пастбища, а паршу, возникшую у них из-за недоедания, лечили, втирая в кожу вино.
*
Они покидали малярийный район низин, чтобы идти через плодородные пастбища в сопровождении пленных и нового обоза — с трофейным снаряжением римской армии. В ту ночь карфагенские жрецы раскладывали ритуальные лепешки и лили жертвенное вино перед идолом в молитвенной палатке. Перебравшись через болота, армия на несколько дней остановилась в долине, и разведчики принялись изучать окружавшую землю.
*
Появление Ганнибала в Италии было совершенной неожиданностью для римлян. У них в готовности было две армии, но одна уже действовала в Испании, другая собиралась отплыть из Лилибея в Сицилии для нападения на Африку. Теперь ее спешно потребовали домой. До прибытия этой армии Ганнибал имел перед собою сравнительно небольшие силы и успел не только дать отдых войску, но и склонить к союзу все ближайшие лигурийские и кельтские племена.
Гамилькар Барка очень долго воевал в Иберии, был женат на испанке, родившей ему сыновей — Ганнибала и его братьев. Как истинный семит, он размышлял над своим опытом и разгадал характер испанцев. Умирая, сказал сыновьям: надо захватить Иберию, здесь самые богатые рудники, серебряные и золотые. Из них и будете платить наёмникам- испанцам. Ещё сказал: иберийцы — прекрасные воины, только воевать вместе с другими они не могут. Испанец с мечом бросается хоть на целую армию, но один. Действовать вместе с отрядом он не может, а тем более вместе с армией. Бесстрашие его и губит. В самом начале атаки он уже не помнит плана боя и не слышит команд. Но храбростью они не уступят нам, семитам.
Римляне тоже угадали ценность испанских рудников и послали на захват Иберии Сципиона, Ганнибал его встретил за Пиренеями. Так что соперничество Карфагена с Римом шло не за международную торговлю, а за Иберию.
Сципион, вернувшись из Массалии в Рим, первый привез туда известие о движении Ганнибала и сразу был направлен к войску. Он вернулся морем в Пизу, перешел Апеннины и принял командование двумя расквартированными в долине По легионами. Его задачей было задержать Ганнибала до подхода второго консула, которого уже отозвали с Сицилии. Не очень надеясь на свою армию, Сципион решил остановить Ганнибала у реки Тицин (совр. Тичино). Этот мощный приток По представлял в то время года серьезное препятствие. Позиция усиливалась отрогом Апеннин, выступавшим в направлении По, оставляя лишь узкий проход между рекой и горами. За год до этого римляне основали в долине По две военные колонии: одну в Кремоне, а другую в Плаценции (совр. Пьяченца), так что теперь римское войско могло рассчитывать на помощь колонистов. Но вместо того, чтобы оставаться на практически неуязвимой позиции на Тичино, Сципион переправил войска через реку и двинулся вверх по течению По. На следующий день римляне узнали от пастухов, что карфагенская армия близко, и разбили лагерь в пяти километрах к западу от реки. Утром Сципион взял конницу и манипулу лёгкой пехоты и осторожно двинулся вперед.
Две армии наткнулись друг на друга. Не успели легионеры метнуть дротики, как на них налетели карфагеняне. Консул был ранен, а его конница наголову разбита. Римляне бежали за Тичино, перешли реку по мосту и принялись спешно его разбирать. Ганнибал преследовал их до самого берега, но затем отступил, увидев, что мост разрушен, а течение слишком бурное, чтобы переходить реку вброд.
Сципион потерял самообладание. Он бросил свои позиции на Тичино, перешел По и встал лагерем у колонии Плаценция. Ганнибал, понимая невозможность переправы через По на виду у римлян, отошёл вверх по течению и пересек реку вне их досягаемости. На следующее утро ожидавший подхода второго консула Фламиний решил не отрываться от противника, перешел равнину и миновал гребень горы. С озера поднимался туман. Легионы дошли до дальнего конца прохода и начали подъем, когда перед ними появилась испанская пехота и перекрыла дорогу. Римская система разведки местности была настолько плоха, что авангард их армии буквально наткнулся на карфагенян, не успев даже сообразить, откуда они взялись. И пока легионеры раздумывали, они вдруг услышали отовсюду боевые сигналы труб — Ганнибал повел своих воинов в атаку.
Римские хронисты сообщают, что перед битвой у Тичино Ганнибал обратился к армии с речью: « Мы нападаем, — говорил он, — а у нападающих всегда больше отваги и бодрости, чем у тех, кто вынужден отражать нападение. Нам некуда бежать, и потому нам не позволены ни робость, ни малодушие: если удача склонится на сторону врага, надо искать смерти в бою, а не спасения в бегстве. И если все твердо запомнили и усвоили эти слова, вы уже победили, потому что самое острое и самое победоносное оружие, какое только дали людям бессмертные боги, — это презрение к смерти». Ганнибал созвал еще одну сходку и опять обещал воинам богатейшие награды: деньги, землю в Италии, в Африке, в Испании (кто где пожелает), полные права гражданства в Карфагене (тем, кто ими не владел), даже свободу рабам, которые примут участие в битве вместе со своими хозяевами (хозяевам он пообещал вернуть по два новых невольника за каждого отпущенного на волю раба). А чтобы никто не сомневался, что все обещания будут исполнены, он взял в правую руку камень, левой ухватил за шею ягненка и воскликнул:
— Если я нарушу свое слово, предайте меня, боги, такой же смерти, какой я предаю ягненка! — и с этими словами размозжил ягненку голову.
Рзгром римлян у Тичино был полным. Только авангард в шесть тысяч человек пробился через ряды противника на гребень холма. Когда туман рассеялся, легионеры сумели оценить масштаб постигшего их разгрома и отступили в этрусскую деревню. Большая часть колонны досталась на растерзание карфагенской коннице, чьи всадники обрушились на римлян прежде, чем те сумели перестроиться в боевой порядок, и легионеры даже не успели метнуть дротики.
Консул пытался навести порядок в легионах, устремляясь туда, где солдатам приходилось тяжелее всего, и ободряя их. Вскоре один из инсубров, Дукарий, опознал консула Фламиния. Инсубры горели желанием отомстить Риму за военную кампанию шестилетней давности, которую Фламиний провел на их родине. Дукарий рванулся к консулу, призывая на помощь товарищей. Оруженосец Фламиния пытался защитить его своим телом, но был убит. Добравшись до консула, Дукарий ударил его копьем. Вокруг умирающего Фламиния сплотились легионеры, пытаясь не подпустить инсубров к телу.
Римляне держались три часа, кельты отрезали им пути отступления по гребню, и спасения не было. Легионеры начали отходить к топкому краю озера, спотыкаясь в камышах и скользя по липкой грязи. Карфагеняне наступали, отрезая врагу пути к бегству. Одни римляне пытались зайти поглубже в воду — так, что из нее торчали лишь их головы, и стояли там, ожидая неминуемой гибели. Они поднимали руки, взывая к милосердию. Некоторые пытались спастись вплавь и тонули, влекомые на дно весом своих кольчуг. На следующий день остатки римлян окружили и принудили сдаться.
После зимнего отдыха армии Ганнибал, дождавшись начала весны, повел войско в страну этрусков, рассчитывая убеждением или силой привлечь их на свою сторону. Но во время перехода через Апеннины армию Ганнибала застигла жестокая буря. Дождь и ветер хлестали с такой силой, что солдаты бросали оружие, чтобы прикрыть руками лицо и падали наземь под силой вьюги. Они остановились. Затем, чувствуя, что у них перехватывает дыхание и щемит грудь, присели, повернувшись к ветру спиной. Вдруг над их головами застонало, заревело, раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии. Пока карфагеняне, оглушенные и ослепленные, не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер подул ещё сильнее. Люди попытались разбить лагерь на том месте, где их застигла непогода, но невозможно было ни развернуть полотнище, ни водрузить столбы, а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте — все разрывал и уносил ураган. Тучи, занесенные ветром выше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, скорее погребенные под своими палатками, чем прикрытые ими. За градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долго не мог этого сделать, так как все члены окоченели от стужи, и суставы едва могли сгибаться. Наконец кое-где удалось развести костры. В продолжение двух дней оставались они на этом месте, как в осаде. Погибло много людей и много вьючных животных.
*
Ганнибал появился перед Плаценцией и выстроил свою армию в боевом порядке, но Сципион отказался принять бой. Тогда карфагеняне устроили лагерь примерно в десяти километрах к западу от колонии и стали ждать. Незадолго до рассвета следующего дня служившие у Сципиона кельты перебежали к противнику. Перед побегом они убили в лагере нескольких римских центурионов и прихватили с собой их отрезанные головы. Между тем, консул осознал полную непригодность своей позиции для обороны и на рассвете следующего дня оставил лагерь и отошёл к реке Требия, расположенной к западу от Плаценции.
Как только Ганнибал понял, что случилось, он отправил в погоню нумидийскую конницу. Римлянам повезло, что нумидийцы прежде остановились для того, чтобы разграбить и поджечь брошенный лагерь. Римляне встали на низких холмах к востоку от Требии. Через несколько дней до стоянки Сципиона добрался Семпроний, который привел с собой третий и четвертый легионы. Они прошли расстояние в тысячу семьсот восемьдесят километров от Лилибея за сорок дней — примерно по сорок четыре километра в день.
*
Армия Карфагена получила приказ вернуться в свой лагерь. Консулы решили, что причина передислокации врага — боязнь увеличившегося римского войска. Они сочли, что карфагеняне отступают, признав поражение, и начали шумно требовать полномасштабного наступления. Ганнибал понял, что его час пробил и Семпрония нужно лишь чуть-чуть подтолкнуть. Пространство между двумя лагерями было довольно плоским и безлесным, однако его пересекали русла нескольких ручьев. Ночью Ганнибал отправил тысячу пеших воинов и тысячу всадников под командованием своего младшего брата Магона в засаду, туда, где ручьи прорыли овраги в склонах холмов.
На рассвете командующий послал нумидийских всадников тревожить римский лагерь, а остальной армии приказал завтракать и быть наготове. План его был: выманить римлян для полновесного сражения, к которому он был готов, а его противник — нет.
*
Сципион все еще страдал от раны, и все командование перешло в руки второго консула, Семпрония. Увидев приближавшихся нумидийцев, Семпроний двинул на них конницу. За нею последовали застрельщики из лёгкой пехоты велиты, а затем и вся пехота. Выполняя план Ганнибала, нумидийские всадники стали отступать, и римляне бросились в погоню. Они окунулись в ледяную воду вздувшейся от ночного дождя Требии и, спотыкаясь о камни, побрели через реку. Наконец, промокнув насквозь, они вскарабкались на противоположный берег — навстречу несущему снег ледяному ветру.
Когда Ганнибал увидел, что римляне перешли Требию, он выставил вперед прикрытие примерно из восьми тысяч копейщиков и пращников, а затем вывел за их спинами остальную армию. После этого он выстроил пехотинцев — около двадцати тысяч испанцев, кельтов и африканцев — в одну линию. Впереди разместились слоны, за ними — конница, копейщики встали позади конницы, а пращники присоединились к легкой пехоте. Римляне между тем также вывели свое войско и построили его обычным порядком: четыре легиона римских граждан (около шестнадцати тысяч человек) встали в центре, а четыре союзнических «легиона» — на флангах. Отозванная из бесполезной погони за нумидийцами конница разместилась на обоих крыльях армии. Всадников было около четырех тысяч — немного меньше обычного числа, быть может, из-за потерь, понесенных ранее в засадах. Примерно четверть всадников составляли римляне, остальное — их союзники. Тысяча римских всадников заняла позицию на правом фланге, и три тысячи союзников — на левом. Велитов, как обычно, поставили впереди пехоты. Должно быть, римляне не сразу осознали, что происходит. Они только что проснулись и, не успев поесть, мокрые и дрожащие от холода, ожидали сигнала к началу сражения. Зазвучали трубы, и легионы медленно двинулись вперед.
Когда римская конница отошла, Ганнибал отозвал своих нумидийцев и поставил их рядом с африканскими копейщиками позади остальной конницы. Затем он двинулся вперед.
Совсем недавно с излишнею уверенностью в непобедимости римлян Сципион принял при реке Тицино сражение в невыгодной позиции — и проиграл. Сам консул, бившийся в первых рядах, был тяжело ранен и спасся от плена только мужеством и решительностью своего 16-летнего сына, впоследствии знаменитого полководца.
Неудача словно вернула Сципиону все его искусство и удвоила его мужество. Он чрезвычайно ловко отступил из очень опасного положения, в котором оказался после битвы, и занял выгодную позицию под укреплениями Плаценции. Атаковать здесь римлян Ганнибал не решился, а пока они тут стояли, он не мог двинуться далее. Сципион выиграл, таким образом, время, и к нему подошла вторая армия. Больного от раны Сципиона заменил в командовании консул Тиберий Семпроний. Ганнибал, удивительно умевший понимать людей, по дошедшим до него отрывочным сведениям, о действиях нового своего противника, понял, что имеет дело с человеком самоуверенным и неглубоким, и на данных о его характере построил план действий: в одной незначительной стычке он умышленно не поддержал свои части и дал Семпронию повод гордиться и хвастаться своею победой и смотреть свысока на противника.
Только однажды консульскя армия нагнала Ганнибала и смогла навязать ему бой. В первой стычке римляне имели решительный перевес: они не только победили в поле, но, погнав врага, преследовали его до карфагенского лагеря, а затем произвели нападение и на сам лагерь. Ганнибал, расставив немногих защитников вдоль вала и у ворот, остальным велел собраться вокруг него на средней площади лагеря и ждать сигнала к вылазке. В три часа пополудни римский полководец, видя, что его воины только напрасно истощают свои силы и что нет никакой надежды взять лагерь, дал знак к отступлению. Узнав об этом и заметив, что бой прекратился, и римляне отступают от его лагеря, Ганнибал тотчас же из правых и левых ворот выпустил против римлян свою конницу, а сам с отборной пехотой устремляется через средние ворота. Битва разгорелась вновь и закончилась с наступлением темноты.
Вскоре Ганнибал устроил так, что мелкая, как казалось римлянам, стычка на берегах реки Требия совершенно неожиданно обратилась в генеральное сражение, причем опять римлянам пришлось вступить в бой на неудобной позиции, где армия Ганнибала уже их ожидала и куда римские войска должны были подходить, переправляясь через реку в холодное время года. Легионы бились храбро, но неожиданный удар из засады доставил Ганнибалу полную победу, только отряд в десять тысяч человек пробился из окружения, остальные двадцать тысяч были истреблены или взяты в плен. Потери Ганнибала были тоже очень значительны.
В карфагенской армии к этому времени погибли от холода и сырости последние слоны. С войском, страдавшим от болезней, Ганнибал расположился на зимние квартиры и занялся организацией и муштрой новобранцев — галльских отрядов, которые составили шестьдесят тысяч человек.
Магон рассказывал брату: «Мне говорил вождь бойев, что когда кельты пошли в поход на Рим, легионы встретили их у впадения реки Аллии в Тибр. Вид тысяч огромных варваров с развевающимися длинными волосами, дикие вопли этих воинов, потрясающих в воздухе мечами и копьями, поверг римлян в ужас, и они, не вступая в бой, бежали. Путь на Рим был открыт, кельты захватили город и разграбили его. Может и нам так повезёт? Нет, не повезёт, — покачал головой Ганнибал. Рассчитывай на долгую осаду, как под Сагунтом или ещё тяжелее.
*
Римский сенат, несмотря на два проигранных сражения, всё ещё не считал положение опасным. Для кампании 217 г. были, усилены приморские гарнизоны и армия на севере доведена до состава полных четырёх легионов. Консул Гай Фламиний прикрывал западную дорогу на Рим, около Ареццо, а консул Гней Сервилий — восточную, занимая позицию у Аримина. Римляне сосредоточили довольно сил, чтобы надеяться на успех в борьбе с Ганнибалом в долине По. Но Ганнибал вовсе не имел в виду сражаться со своим врагом на севере Италии. Он слишком ясно понимал глубокое различие между своим положением и положением римских армий, понимал, что по превосходству своего военного таланта он почти наверно разбивал бы римских полководцев. Но он понимал и то, что всякое поражение будет лишь усиливать энергию римлян, в то время как ему трудно было ожидать энергичной, доброжелательной и доверчивой поддержки своего правительства, и всякая его победа будет раздражать его недоброжелателей в Карфагене и ослаблять ту помощь, какую они готовы будут ему оказывать, не говоря уже о том, что и войско его будет нести потери. Ганнибал видел, что ему необходимо не только побеждать римские армии, но уничтожить могущество Рима, сломить Рим как государство, расшатать тот мощный, твердый союз, в какой римляне сплотили всех италийцев. Ганнибал помнил это всегда, даже в период неслыханных военных успехов своих, — и это едва ли не самое удивительное проявление его гения. Карфагенский вождь прежде всего и начал свою борьбу с Римом как с государством: всех пленных римских граждан он заковал в цепи, а всех пленников из союзных общин отпустил по домам, внушая им, что имеет в виду освободить от ига римлян италийские общины. Как все семиты, он был стойким идеалистом: верил не фактам, а тому, что сложилось у него в уме. Военные действия Ганнибал решил вести, по возможности меняя план, а в искусстве придумывать и осуществлять самые неожиданные комбинации Ганнибалу не было равных.
Консул Гай Фламиний еще стоял у Ареццо, ожидая, когда погода позволит начать военные действия, а Ганнибал уже давно выступил, с невероятными трудностями и с большими потерями перешел горные цепи Апеннин и вышел на равнину, где остановить его было уже гораздо труднее.
Лагерь Фламиния был наполнен массою разных охотников до добычи. Фламиний не мог стерпеть, что карфагеняне страшно опустошали страну под носом у его армии. Он двинулся за карфагенским войском. Ганнибал придал своему движению такой вид, как будто он старается уклониться от боя, и в тесном ущелье, упиравшемся в Тразименское озеро, устроил римлянам засаду. Он расположил свои войска по склонам, ранним утром дал войти в ущелье всей армии Фламиния, двигавшейся совершенно беспечно, а с рассветом внезапно запер выход из ущелья и начал битву, которая, скорее, может быть названа бойней… У римлян было убито пятнадцать тысяч человек, столько же взято в плен, — словом, армия Фламиния перестала существовать. Ганнибал потерял тысячу пятьсот человек, по преимуществу из галльских отрядов. Через несколько дней частью уничтожен, частью взят в плен был четырехтысячный отряд конницы, высланный Гнеем Сервилием для соединения с Фламинием. Вся Этрурия оказалась во власти Ганнибала.
Только теперь в Риме назначили диктатора и стали готовиться отразить врага уже от самых стен столицы.
Но Ганнибал не пошел на Рим. Он прежде всего занялся обучением войска новому строю. Римляне ожидали его прихода к стенам города и дали ему время исполнить беспримерно смелое предприятие: реорганизовать армию внутри неприятельской страны. Затем он медленно двинулся к югу, надеясь поднять против Рима союзные общины. Тут он обманулся: римский союз оказался тверд: ни одна община, ни один город добровольно не вступили в союз с карфагенским вождем. Целый год Ганнибал двигался беспрепятственно, но и почти безрезультатно по Средней Италии, имея надежный опорный пункт в укрепленном лагере около Луцерии. Диктатор Квинт Фабий не рисковал вступать в бой, но всюду следовал за Ганнибалом, совершенно верно рассчитав, что Ганнибал не рискнет ни на что решительное, имея вблизи неразбитую римскую армию. Дух этой армии был превосходен: она рвалась в бой, желая отомстить за поражения легионов. Однако сенатские политики были недовольны диктатором, высмеивали его и, благодаря Гаю Теренцию Варрону, добились того, что начальник конницы Марк Минуций получил почти полную независимость от диктатора. Желая оправдать оказанное ему доверие, Минуций вскоре вступил в битву с Ганнибалом, и только своевременное появление Квинта Фабия со свежим войском предотвратило новый разгром.
Сенат держался с твердостью. Он отклонил помощь, предложенную сицилийским правителем Гиероном, от иллирийских племен потребовал своевременной уплаты дани, в сношениях с Македонией говорил по-прежнему твердым тоном. К наступающей кампании решено было выставить войско, какого римляне еще никогда не собирали (восемь легионов), и перейти к более энергичному способу действий. В Риме много было недовольных прежними действиями сената. Доморощенные политики и стратеги распространяли нелепые, но встречавшие доверие толки, будто сенат умышленно затягивает войну. Не без труда удалось сенату провести одного надежного консула, Люция Эмилия Павла. На должность второго консула огромным большинством голосов был избран Гай Теренций Варрон, пользовавшийся у черни славою чрезвычайно даровитого и энергичного деятеля.
С наступлением весны Ганнибал двинулся к Лукании и на берегах реки Ауфида около Канн, где располагались склады зерна римской армии, остановился.
Сюда подошла в начале лета 216 г. и римская армия, насчитывавшая почти девяносто тысяч воинов против пятидесяти тысяч Ганнибала. Консулы ежедневно чередовались в главном командовании. Эмилий Павл желал действовать осторожно, и если принять битву, то в хорошей позиции. Но Варрон рвался напасть на врага, где бы и когда его ни встретил.
Сражение произошло в начале июня 216 г. В обеих армиях центр занимала пехота, на крыльях стояла конница. Ганнибал сосредоточил главные массы своей кавалерии под начальством Маргабала на левом крыле, против слабейшего крыла римлян. В завязавшейся битве левое крыло римлян, где был Варрон, и правое Ганнибала бились без заметного перевеса той или другой стороны. В центре мощный строй римлян потеснил противника. Ганнибал, однако, сумел охватить колонну с флангов и восстановил равное положение. В скором времени правое крыло римлян было смято и почти полностью уничтожено. Немедленно Гасдрубал напал на тыл левого крыла римлян, — оно тоже едва держалось и теперь обратилось в беспорядочное бегство. Тогда Гасдрубал навалился на пехоту с тыла и бежать было некуда, а пощады не давали. Римская армия была уничтожена: убито семдесят тысяч человек, шесть тысяч взято в плен на поле битвы, десять тысяч — в лагере. Жалкие остатки огромной армии укрылись в Канузии. Погибла седьмая часть италийцев, способных носить оружие. Эмилий Павл и семьдесят сенаторов, не говоря о сотнях других командиров, пали в битве. Из всех высших начальников выжил один Варрон, потому что спасся бегством.
Последствия битвы были громадны. До сих пор Ганнибал не имел поддержки из Карфагена под тем предлогом, что в Испании римляне теснили пуническую армию, что море во власти римлян, что неизвестно, где найти Ганнибала. Завидовавшее и не доверявшее ему правительство не доставляло Ганнибалу ни войск, ни серебра: всё отправлялось в Испанию. Теперь все возражения смолкли, решено было немедленно прислать Ганнибалу сорок слонов, четыре тысячи конницы и достаточное количество пехоты. С Карфагеном вступили в союз Македония и Сиракузы, где Гиерон умер и воцарился молодой слабохарактерный Гиероним. Наконец — и это всего важнее — поколебалась твердость италийского союза: на сторону Ганнибала перешли почти все города бруттиев, луканцев, пицентов, гирпинов и самнитов и второй по величине город Италии — Капуя. Греческие города в Южной Италии, — их союз назывался Великая Греция, — напротив, твердо держались союза с Римом, и их приходилось брать вооруженной силой. Неколебимо стояли все города Средней Италии, населенные латинами, и противники Ганнибала в карфагенском сенате указывали совершенно верно, что ни одна римская община и ни один римский гражданин не приняли сторону Карфагена.
Катастрофа при Каннах была подготовлена не виной отдельных лиц, а недостатками всего Римского государства и ошибками массы римского гражданства. Против такого вождя, как Ганнибал, было невозможно успешно вести войну, если сохранять старые способы управления армией и ежегодно передавать все дело борьбы в руки совершенно новых людей. Римскому сенату принадлежит та заслуга, что он понял это, и еще большая — что он сумел достичь перемен. Римляне забыли прежние счеты, споры, разногласия и поставили единою целью отстаивать свое отечество. Группа малодушных, которые смирились с мыслью о гибели Рима и готовились выселяться на острова, была грозно остановлена несколькими энергичными людьми, среди которых был и Публий Сципион-сын. Кое-как снова собрали два легиона, Варрон под благовидным предлогом был отозван из армии в сенат, главное начальство поручили испытанному в борьбе с галлами претору Марку Клавдию Марцеллу. Чуть не все взрослое население явилось к исполнению военных обязанностей, все фабрики, мастерские и мастера готовили оружие, и у всех, от мала до велика, была одна мысль, одно чувство — что мир с победоносным врагом невозможен, что римляне должны победить во что бы то ни стало.
*
Ганнибал отправился в Кампанию. Здесь он овладел несколькими городами, но Неаполь отбился, отстояли себя и Кумы, Нуцерии и Нола. В одной незначительной стычке Марцелл даже одержал верх над Ганнибалом.
С наступлением зимы карфагеняне расположились на зимних квартирах. Начинали сбываться опасения Ганнибала: успехи приносили ему больше затруднений, чем выгод. С одной стороны, римляне лишь удвоили свою энергию и произвели значительные улучшения в командовании армиями, с другой — в Карфагене вспышка патриотизма, вызванная победою при Каннах, скоро остыла и подкреплений Ганнибал почти не получил. Он приобрел союзников, но и меньших числом, и худших, чем ожидал: на его сторону перешли лишь те италийские племена, которые поддались малодушию, а не руководились горячим порывом, те, которые думали не о свободе, а о своевременной замене одного господина другим. Затруднилось положение Ганнибала и в военном отношении: имея завоеванную область и союзников, он не мог уже так свободно, как прежде, менять театр войны и из неожиданности своих движений извлекать большие выгоды. Теперь он должен был защищать свои приобретения. Это стесняло его движения. К тому же надо было вести с собой множество пленных, кормить их и охранять — Рим упорно не хотел выкупать своих людей.
Ситуация вокруг Рима между тем чрезвычайно осложнилась. Кроме Италии, военные действия шли в Греции, Сицилии и в Испании. Эти войны имели для Рима значение оборонительных, так как целью их было лишить Ганнибала возможности получить подкрепления, но действовали римляне повсюду сколько было возможно — наступательно. Поражения римлян произвели сильнейшее впечатление в Греции и Македонии. Одно время казалось, что эллины поднимутся против Рима. Но единственный владетель, который мог принять на себя инициативу в таком движении, Филипп Македонский, держался крайне вяло и нерешительно, римляне же, наоборот, с самыми малыми силами действовали весьма активно и успели, кроме того, пробудить в греках старинную вражду к Македонии — и Филипп неожиданно увидел против себя коалицию греческих государств. Несколько лет (212–206) Филипп и эта коалиция вели между собою борьбу почти безрезультатную, но ознаменованную многими жестокостями. Наконец заключен был мир, и римляне, во всяком случае, получили от него ту выгоду, что Ганнибал не дождался никакой поддержки с востока.
В Сицилии карфагеняне высадили армию под командою нескольких талантливых наемников и на короткое время получили перевес над римлянами. Сам Марцелл, отправленный туда, оказался однажды в очень опасном положении. Но карфагенские военачальники в Сицилии действовали так же, как правители в Карфагене, их разногласия дали римлянам возможность устоять.
Ганнибал занялся восстановлением армии. Кустарное обмундирование заменили римским, так же, как кольчуги и наколенники. Большую часть трофейного оружия Ганнибал продал греческим купцам. Щиты можно было передать галлам, которые были хорошо знакомы с римским оружием и римской военной тактикой. А испанцы предпочитали свои обоюдоострые мечи прямым, похожим на обрубки, мечам латинян.
— Что мне не нравится у пунов, — сказал испанец Алорг своему товарищу нумидийцу Картине, — они часто плохо о себе говорят, перечисляют и раздувают свои неудачи. Греческие летописцы им верят, и оставят потомкам очень скверное мнение об этом народе. Это жаль. — Что же потомки поверят, что такой гадкий народ мог пройти половину римской державы и победить всех полководцев римской армии? — Могут поверить. Сам знаешь, люди охотнее верят плохому.
Вооружив воинов, Ганнибал начал обучать их новой тактике, как делал когда-то с дикими кельтиберами. Он хорошо постиг римскую тактику и больше не нуждался в советах своих опытных военачальников. Конница была оснащена более тяжелым вооружением и разбита на более мобильные отряды по пятьдесят и сто пятьдесят всаднков. Особое внимание Ганнибал уделил неуправляемым нумидийцам, передав их под неусыпное наблюдение Магарбала.
Еще до окончания обучения Ганнибал, не спеша, двинулся вдоль побережья, к югу, в Апулию. Появившиеся на горизонте воины консула Квинта Фабия Максима Веррукоза по прозвищу Медлитель наблюдали за передвижением карфагенян, стараясь держаться на высоких горных кряжах. Хотя римляне часто в полном составе совершали вылазки, чтобы отогнать конные дозоры Ганнибала, они не спускались в открытые долины, не навязывали и не принимали боя. Легионер был в непрерывном походе: в полном вооружении, шлем висит на особом крючке, приделанном к панцирю. На палке — багаж, состоящий из сундучка, сетки для провианта, горшка с ложкой и меха для воды. В случае тревоги поклажу можно было мгновенно бросить.
Понаблюдав за ними несколько дней, Ганнибал вдруг сказал:
— Мы выиграли войну. Боевой дух римлян сломлен.
Он ошибался.
(окончание следует)
Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #3(78) 2013 berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=78
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2013/Starina/Nomer3/Malkin1.php
