Елена Компанеец: Былое и фуга. Предисловие, комментарии и публикация Кати Компанеец0

(продолжение. Начало в №1/2013 и сл.)



Еще о жизни в Очакове

Хочется еще поговорить об Очакове. Как ни кратковременным было пребывание в нём, но оно оставило какой-то заметный след в нашей жизни. У меня есть фотографии очаковской жизни, и по ним видно, что жилось там привольно.

О семье тети Саши я уже говорила (ее муж был прелестный человек). Яков Исаакович Лимбергер. Прим. К.К. Дядя Гриша был воистину рыцарь благородства и добра. Он всем своим обликом напоминал Чехова и тем был мне особенно мил. Откуда взялась мысль, что Чехов воплощал благородство и добро? Может быть Короленко. Прим. К.К. Еще до русско-японской войны он сошелся с русской девушкой и имел двух мальчиков. Когда его призвали на ту войну, он крестился и женился на матери своих сыновей. Жена его, Мария Никаноровна Мальцева происходила из русской купеческой дворянской, прим. К.К. семьи. В ее семье было столько детей, что по ее рассказам, бывало вот что: «Сидят отец и мать. Входит мальчик или девочка, отец спрашивает у матери: «Феклуша, это тоже наша?» Несомненно шутка. Прим. К.К. Мария Никаноровна, когда я ее знала, была отличным, но своебразным человеком. Она была доброй, гостеприимной, но выражалась так: папа приезжает к ним в Александровск (Запорожье теперь. Е.К.) , где они жили. Она радостно кричит: «А, босяк приехал!» Ленушу, меня, Валю, да и кого угодно, звала «выдрой».



На крокетной площадке. Сидят слева направо: Леля Лимбергер, Лева Мальцев, Юлий Мальцев.
Стоят: Валя Лимбергер, Елена Абрамовна Бердичевская, Толя Лимбергер, Вера Энгель, Соломон Маркович Компанеец, Антонина Константиновна Хейфец, Мария Никаноровна Мальцева, Юлий Дмитриевич Энгель, Валя Компанеец, Шура Компанеец.

Мои родители вспоминали, что в 30-е годы, в поездке на юг, повидались с ней, и М.Н. удивлялась, как они могут путешествовать без ночного горшка. Прим. К.К. Перед войной она психически заболела: ходила в Александровске по базару и громко ругала большевиков. Кричала, что оба ее сына большевики, а значит негодяи. Ее не трогали знали, что она больна, что она жена всеми любимого доктора Бердичевского, что оба их сына, почти совсем мальчики — Лева, лет 18-ти и Юлик, лет 16-то — члены партии. Когда она умерла, Григорий Абрамович тосковал, повесил над кроватью ее старую мятую шляпу. Знаю, от тети Вали, что, когда они жили в Очакове, у Григория Абрамовича был в городе роман с медсестрой. Мария Никаноровна узнала, и был скандал и пощечины. Прим. К.К. Мы ведь были, как Чичиков «Херсонскими помещиками». Мы очень любили свое поместье, но когда его национализовали, мы сразу перестали о нем думать, так же как о том большом лесном участке близ Екатеринослава, который был куплен папой у помещицы Евецкой. В те годы некогда было думать о земле, хлеб надо было добывать и жизнь спасать.. Не предъявить ли русскому правительству иск на эти земли? Отношение Елены Соломоновны к собственности примечательно, как пример русского нигилизма. Мне жалко, когда я теряю носовой платок. А участок земли на Черном море, с виноградниками и домами потерять? Это же катастрофа. Прим. К.К. Папа, покупая этот участок, был в роли Лопахина из «Вишневого сада». В Очакове все еще были молоды, не говоря о детях, здоровы, хорошо ели и спали, были расположены друг к другу — потому жилось хорошо. Правда, вдоль берегов Черного моря курсировали два немецких броненосца «Гебен» и «Бреслау» — и прорвись они к нашему берегу пустить снаряд, мы на наших пороховых погребах взлетели бы в воздух, — но о такой возможности было не принято думать. Особенно хорошо жилось летом 1917 года. Причин было немало. Все сразу съехались вместе, произошла уже февральская революция и как-то очень «оживила» всех. Обнаружились разные политические взгляды, мой дед, Соломон Маркович Компанеец был по убеждения кадетом. Прим. К.К. начались споры: в «поместье» стал издаваться отличный рукописный политико-сатирический журнал «Очаковский свисток» с рисунками Ады Энгель. Я хорошо помню обложку одного из номеров: дело в том, что Григорий Абрамович баллотировался тогда в городскую Думу Очакова от партии Социал-Револиционеров. И прошел. От своего отца слышала, что он какое-то время был городским головой в Очакове. Прим. К.К. Был нарисован Григорий Абрамович, держащий в руках громадный рог изобилия, из которого на Очаков сыпалось все что угодно: поезд, трамвай, красивые здания. А внизу, под рогом, всходило яркое солнце и на нем были две буквы — С.Р. Cохранилась ф-фия этого времени, где семья Энгелей и мой дед изображают «Изобилие». Видимо, это была любимая тема лета. Прим. К.К.

В «Очаковском свистке» помню стихи на Антонину Констатиновну Энгель. А.К. Энгель-Хейфец была пианисткой, училась в Московской консерватории по классу фортепиано. Прим. К.К.

« Штопаю чулки я без претензий,

Уносясь мечтою к Островам Мекензи».

Скрябинистка,

Шопенистка,... (дальше забыла) «Уносясь мечтою» есть в стихах Блока, встречалось в стихах и раньше, как прием поэтической метафоры. Возможно острова возникают в связи с Шопеном, он жил на острове Майорка с Жорж Санд. Есть река Макензи названная в честь путешественника 18-го века. Прим. К.К.

Молодежь ставила «Сцены из римской жизни», в крокет играли не только дети, но и взрослые, и целый день на крокетной площадке звучали крокетные термины; у неработающего фонтанчика около нашего дома разыгрывались «сцены у фонтана», причем Мариной Мнишек была та же героиня Вера. Было хорошо. Видимо Энгели провели в Очакове два лета, 16 и 17 года. Григорий Абрамович Бердичевский, его жена Мария Никаноровна Мальцева и Яков Исаакович Лимбергер названы самыми близкими людьми в письме Юлия Дмитриевича Энгеля к невесте, Антонине Константиновне Хейфец. Григорий Абрамович Бердичевский, Яков Исаакович Лимбергер, Наум Абрамович Бердичевский и Юлий Дмитриевич, хотя его отца звали Менахем-Мендель, Энгель учились вместе в гимназии в Бердянске и были приблизительно одного возраста. Прим. К.К.

Откармливаемого поросенка и не думали прикончить, его любили, и он почему-то ходил впряженный в мужские подтяжки. Так проходили дни. Папа поверх военных брюк и сапог со шпорами Военный врач носил шпоры? Он может быть делал операции, не слезая с лошади? Прим. К.К. носил легкую чесучевую Плотная шелковая ткань полотняного плетения, молочно-бежевая. Прим. К.К. косоворотку и наслаждался отдыхом. По вечерам, на ужин, по-прежнему была божественная выуженная и зажаренная скумбрия. В Очакове папа за что-то рассердился на Шурочку. Шура сказал папе: «Папочка, чего же ты сердишься — разве ты индюк?»

Но вот тетин Сашин властный невыносимый характер себя проявил. Она возмущалась меню питания Шуры (о нем я писала Е.К.) Родители проявляли чрезмерную осторожность и почему-то кормили ребенка однообразной диетической едой, как больного. Прим К.К. и накормила Шурочку тарелкой жирного мясного борща — и у Шуры начался кровавый понос. Из бодрого, веселого мальчика, резвого, любимым занятием которого, было бросать в бочку с водой военную фуражку дяди Гриши Действительно, однажды такое случилось, в память о этом папа купил дяде Грише шляпу, когда тот навестил нас в 1951 году в Бердянске. Прим. К.К. он превратился в скелетик, который не мог держать головку — тоненькая шейка не могла уже служить опорой. Его лечили четыре бывшие на даче врача — и ничего не помогало. На Ленушу было жалко смотреть — с одной стороны боготворимая сестра, а с другой — эта же сестра, убивающая Шурочку. В конце концов лечение помогло, и Шурочка начал медленно поправляться. Возможно у него была дизентерия, которая совпала с борщом. Прим. К.К.

Пора было уезжать. Ленуша и папа по каким-то делам поехали в Днепропетровск, а я Валя и Шура — мы втроем — поехали в Орел. Я была «взрослой», отвечающей за Валю и Шуру. Я помню, что утром, в очереди у уборной (меня с Шурой, вероятно, не пропускали без очереди умыться) — я заявила очереди следующее: «Культура народа определяется отношением к детям. На первом месте в этом отношении стоит Япония, а мы — на последнем».

Здесь надо сказать, что Шура до отчаяния боялся двух вещей: боя часов и гудков паровозов. Дед мой коллекционировал часы, наверное, этого боя было много. В часах в боем мой папа и его сводный брат, Сережа, подростками прятали от родителей бутылки вина. Прим. К.К. Дома у нас в Екатеринославе был выключен бой и стоячих (в столовой) и висячих (дедушкиных в кабинете) часов. А тут, на железной дороге, паровозы гудели. Когда мы приехали в Орел, я пошла за извозчиком, а Валю и Шурика с вещами оставила на платформе. Когда я вернулась, вокруг них стояла толпа, Шура кричал не своим голосом: паровозы непрерывно гудели.

Февральская революция

Когда произошла февральская революция, я жила в Москве. В целом революцию приняли благожелательно. Я уже не жила на Петровке 17 — осенью моя хозяйка перехала на новую квартиру — на Большой Кисловский переулок, кажется дом 6. Название XVII века. Кислошниками называли людей, профессионально занимавшихся засолкой и квашением. Продукция поступала на царский и патриарший стол, поэтому за ними очень следили. Вот приказ того времени: « ...чтоб вином и табаком не торговали и корчмы и никакого воровства не чинили и приезжих и пришлых всяких чинов дюдей (людей?) несродичей к себе во дворы никого не принимали, из дворов своих на улицу в Кисловке всякого помету не метали...». Прим. К.К. Там была гостиная карельской березы — старинная, и другие роскоши, но вместе с тем невыносимый холод, хоть печи и топили. Я переехала на другую квартиру — сама ее нашла, не помню где. Тогда найти в Москве квартиру, а особенно комнату, не стоило труда. Почти на всех домах висели довольно большие объявления (величиной с закрытую, положенную поперек тетрадь). Белого цвета — о сдаче квартир, зеленого цвета — о сдаче комнат. Бланки эти были отпечатаны, и нужные сведения заполнялись от руки. Но на новой квартире было неуютно. Хозяйка и ее взрослая дочь пригласили меня как-то к столу, и сидевшая там гостья объявила: «не люблю Полтавы, там много жидов». Хозяйка и ее дочь страшно смутились, а я решила от них съехать.

В институте у меня были две знакомые девушки: Мария Артуровна Гасбах и Ксения Карловна Зиллер. Обе, особенно Ксения, обрусевшие немки из очень богатых семей. Мария Артуровна с семьей была беженка из Западных губерний, где шла война. Семья состояла из отца — типичного «буржуа», матери, трех взрослых дочерей и двух взрослых сыновей — «белоподкладочников». Белоподкладочник — студент из богатой, аристократической семьи, враждебно настроенный к к революционному движению и презрительно относившийся к демократическому движению. Толковый словарь Ефремовой. Прим. К.К. Оба они были гусарами на фронте, но чаще гостили в Москве, и когда уже начались признаки большого недоедания, они кормили своего бульдога ветчиной. По крайней мере их нельзя обвинить в нелюбви к домашним животным. Прим. К.К. Семья занимала квартиру в доме Коровина на Петровке № 19 из 6–7 комнат. Мария Артуровна для занятий снимала комнату за углом на Богославском переулке в доме Бахрушиных (мыне улица Москвина) рядом с театром Корша (ныне Художественным театром). Ее хозяйки — Мария и Надежда Робиановны Гревсмюль. Вот у этих двух старушек, где жила Мария Артуровна, я сняла чудесную комнату. Скажу здесь же о второй моей приятельнице. Ксения Карловна Зиллер была типичная московская немочка, Если возможно употреблять такие стереотипы, почему нельзя не любить жидов? Прим. К.К. очень похожая на Гретчен, не читавшая Достоевского, чтобы не волноваться. И вот, великий артист Михаил Чехов развелся со своей женой Книппер Ольгой (племянницей жены Антона Павловича Чехова), женился на Ксении Зиллер и вместе с ее семьей эмигрировал за границу. Михаил Чехов страдал алкоголизмом, параноей, и паническими страхами. Возможно, ему была нужна спокойная, уравновешенная жена. Прим. К.К.

День февральской революции я провела обычно, ничего не подозревая, а вечером была в опере Зимина (ныне театр Опереты) на «Вертере» Массне. Пел Собинов. О Cобинове я скажу потом. Наутро в Москве уже знали о революции, о свержении царя. Исчезли городовые. В правительственных учреждениях снимали портреты Николая II. Надо сказать, что его портреты висели только в правительственных учреждениях. Папа рассказывал, что когда в Орел пришел приказ о снятии портрета в военном госпитале —главный врач Иванов из Зарайска, обливаясь слезами, сам стал на стул, перекрестился и, рыдая, снял портрет. Но, повторяю, в целом революцию встретили благожелательно.

В нашем институте училось очень много «кавказцев». Начались непрерывные диспуты. На них выступали и наши профессора, в том числе профессор богословия (забыла фамилию) возможно, Сергей Николаевич Булгаков. Прим. К.К. и множество студентов. Тут-то и открылись их политические убеждения. Особенно рьяно спорили большевики — вдруг открылось, что их у нас множество. Между прочими большевичками оказались и наши бывшие степановки, среди них меня особенно удивила Мила Чеснокова, типичная пай-барышня, маменькина дочка. Через 50 лет я ее встретила у подруги в Москве — она вернулась из сталинского лагеря, где хорошо насиделась, а муж ее — тоже большевик, там в лагере и погиб.



Военный госпиталь. Елена Абрамовна Бердичевская - вторая справа

Я продолжала заниматься очень усердно, посещала институт по 2 раза в день, не пропуская дней. Экзамены за первый курс сдала своевременно и успешно.

Лето провела в Очакове и Орле, и в день моего отъезда в Москву, Шурочка попал себе сучком от дерева в глаз. Об этой истории я писала ранее. Папа занозил глаз пытаясь подражать денщику Грише, когда пас с ним гусей. Прим, К.К.

Не успела я приехать в Москву, как получила телеграмму из дому: «Едем посоветоваться о Шурином глазе приготовь номер гостинице встречай». Оказалось, что окулист в Орле сказал, что Шурочке грозит слепота на этот глаз. Я сняла номер в гостинице на Столешниковом переулке, наши приехали и на следующий день отправились на прием к знаменитому профессору — окулисту Авербаху. Михаил Иосифович Авербах (1872–1944) — знаменитый офтальмолог, академик. Среди прочего специалист по глазному травматизму. Лечил В.И. Ленина. Прим. К.К. Уже в кабинете профессора Шура так отчаянно плакал, что заноза вытекла из глаза вместе со слезами, и глаз был спасен.

Я уже писала, что моей любовью стал (и навсегда остался) Чехов. Я часто ездила в Новодевичий монастырь (он тогда был монастырем) на могилу Чехова. Папа приезжал в Москву по делам и однажды, в тихий зимний вечер, мы сели с папой в сани и поехали на Новодевичье кладбище (конечно, старое, то, где оно было прежде, вправо от собора). Разумеется, доступ на кладбище был совершенно свободен. Было темно, все покрыто снегом, на каждой могиле горела лампадка цветная, которые зажигали монахини — и эта тишина, и горящие лампадки всех цветов — произвели на папу большое впечатление. Могила Чехова там была как-то более «Чеховской», чем теперь, когда ее перенесли и стиснули слева и справа.

Я добросовесно готовилась к экзаменам, и поэтому не было провалов, а было всегда «весьма удовлетворительно», т.е. 5. Пошла я на экзамен по государственному праву России. Принимал Ильин — блестящий профессор, потом эмигрант. См. выше. Прим. К.К. У дверей аудитории, где шел экзамен, стояло много студентов. Увидя меня, девочку 17-ти лет, они наперебой стали мне говорить: «Куда Вы идете? Смешно, на что Вы рассчитываете? Он не поставил до сих пор ни одной положительной оценки, всех провалил, идите домой». Но я вошла в аудиторию. Он спросил меня почти по всему курсу, помню, задал мне очень каверзный вопрос о примечании к одной статье закона, и когда я ответила ему и на этот вопрос — он ласково улыбнулся и поставил мне «весьма удовлетворительно». Студенты у дверей не хотели мне верить.

Театральная жизнь в Москве

В свободные вечера я ходила в театры, правильнее было бы сказать: «в театр». В Художественный театр, конечно; мне пришлось быть и в Малом и видеть там, даже, Ермолову в «Стакане воды» Скриба, Была я и в Большом театре на «Кармен». Дело в том, что у моей первой хозяйки на Петровке 17 столовалась одна из примадонн Большого театра — Леонида Николаевна Балановская — подруга юности моей хозяйки. Л.Н. Балановская (1883–1960). Певица, драматическое сопрано. Окончила Петербургскую консерваторию. Солистка Большого театра 190–1919, 1925–1926. Солистка оперного театра в Севастополе 1919–1922. Прим. К.К.) Она преподнесла нам три билета в ложу на «Кармен»: хозяйке, Соне Васюченко и мне. Мы насладились оперой, а потом она, ее «друг» дирижер Большого театра Сук, Вячеслав Иванович Сук, 1861–1933. Дирижер Большого театра 1882–1885, 1906–1933. Прим. К.К. мы втроем и «друг» моей хозяйки Миронов, см. выше, прим. К.К. — отправились ужинать в Благородное собрание, т.е. дворянский клуб. Это нынешний Дом Союзов, в Колонном Зале которого теперь даются концерты.

Была я и в других театрах, например, в опере Зимина упоминается ранее. Прим. К.К. (частная опера — владелец Зимин) на Борисе Годунове, которого пел сам Шаляпин.

Огромное впечатление произвел на меня спектакль «Дворянское гнездо», где Лизу Калитину играла знаменитая Елена Александровна Полевицкая, потом эмигрировавшая, игравшая десятки лет в Германии, и в начале 50-х годов вернувшаяся на родину.

Полевицкая Елена Александровна (1881–1973) — русская актриса. Окончила Александровский институт в Петербурге (1900), художественное училище Штиглица (1905). В 1906–1908 училась на Курсах драматического искусства Рапгофа (Петербург), по окончании которых работала в Псковском театре. В 1909–1910 играла в театре В.Ф.Комиссаржевской в Петербурге, в 1910–1918 (с перерывами) в труппе Н.Н.Синельникова в Харькове и Киеве. В 1920 уехала на гастроли в Болгарию. До 1955 жила за границей. Играла на русском языке в русских труппах (города Германии, Прага, Рига, Ревель). Выступала на концертах с чтением произведений русских и советских поэтов. В 1923 и в сезоне 1924–1925 гастролировала в СССР. В 1943–1955 преподавала сценическое искусство в Государственной Академии в Вене, играла на немецком и русском языках. С 1961 преподавала в Театральном училище им. Щукина. Снималась в кино (Графиня — фильм-опера "Пиковая дама", и др.). Прим. К.К.

Но любовью моей был Художественный театр (вероятно, тут сыграла роль связь этого театра с Чеховым). Это были году его расцвета, его лучших актеров и прекрасного репертуара.

Вот стихи того времени о МХАТ'е.

Честь и хвала вам, художники

русские,

Типов бессмертных творцы

благородные,

Смело расправивши крылья

cвободные,

Вы вознеслись над понятьями

узкими.

Чудной игрою восторги глубокие

В наших сердцах навсегда

поселившие,

Новую эру в искусстве родившие

Честь и хвала вам бойцы

одинокие!

Автор стихов не найден. В стихах масса штампов, вряд ли, они написаны профессионалом. Прим. К.К. Я пересмотрела все — покупая билеты пятирублевые, да еще у перекупщиков. Меня очень выручало то, что я перестала жить и столоваться у моей первой хозяйки. Нас там с Соней кормили очень посредственно и 20 рублей за обеды была безбожная цена. Один только раз, помню, приехал в Москву папа и был у меня как раз тогда, когда мы должны были с Соней обедать. Нам подали суп, а потом большое блюдо полное вареников с творогом. Таких порций мы обычно не видели. Воспользовавшись случаем, мы вдвоем съели все блюдо, чему папа нимало удивился. А когда я жила на другой квартире — обедала в институте в студенческой столовой, где за копейки давали хорошие и сытные обеды.

На завтрак к чаю я покупала большой кусок пирога — либо с мясом, либо с чем-нибудь другим, за 10 копеек и была сыта до обеда, т.е. до половины второго.

Орел, магазины, дом Калитиных

Летом в Орле, после возвращения из Очакова — до поездки в Москву оставалось недели две, и тогда у меня завелся «роман». В Орле был магазин купца Калашникова, торговали и простыми тканями. Находился в центре Орла на Болховской улице, дом 34, дом обычно назывался магазин Калашникова. Основано на данных А.Ю. Сарана, интернетная конференция. Прим. К.К. И вот, после закрытия магазина, часов в 7 вечера, возвращался домой молодой Калашников-сын, высокий, красивый в русском платье. Проходя мимо наших окон, он неотрывно смотрел на одно из них, а у этого окна часто сидела я и украдкой посматривала на него. Смешно, что у купца такая поэтическая фамилия! Прим. К.К. Скажу несколько слов о магазинах Орла. Они помещались либо в очень старом Гостином Дворе, Гостиный двор отстроен после пожара в 1849 году на средства местных купцов. Прим. К.К., либо на главной Болховской улице, тоже в непрезентабельных помещениях. Но по обилию и «ассортименту» товаров – они были превосходны, мало отличаясь от Москвы. Были магазины, как теперь говорят, тканей для «простого народа», но был магазин Подшивалова, которому могла позавидовать Москва. Когда мне решили пошить первое «выходное» платье (в гимназии у меня была только форма) — мы с Ленушей отправились в этот магазин. Очередей не было. Осведомившись, что нам нужно вечернее платье, нас попросили пройти в соседнюю комнату, не имевшую дневного света, а только электрический, дабы было видно, как выглядят ткани при вечернем освещении, и стали выбрасывать один за другим синий шелк, который мы спросили. И мы выбрали великолепную материю, которую в мастерской сестер Абб мне превратили в роскошное платье, не имевшее сносу. В мастерской этой работало 100 мастериц (целый дом), а сестры Абб только консультировали при выборе фасона, а затем с лорнетом в руках, сидя в кресле, следили за примеркой. Дело в том, что Орел был городом знатного дворянства, жившего в окрестных поместьях, и у Абб шили жены и дочери этих помещиков, а когда дочери выходили замуж и уезжали в поместья мужей — часто далеко от Орла, они письменно заказывали себе туалеты у Абб – и там, имея мерку заказчиц, им шили заглазно, узнав только какой именно туалет нужно: бальный, визитный, для улицы.

О продовольственных магазинах и говорить нечего. У Бешенцева, например, только «птичьего молока» не было. Десяток (продавали на десятки) роскошнейших яблок стоил 20 копеек. В магазин офицерского общества (в Москве такой — это теперешний военторг) каждый день вечером курьерский поезд привозил из Харькова коробки знаменитых шоколадных конфет Покк, Сведений об этой компании нет, может быть это название сорта конфет. В Харькове была знаменитая шоколадная фабрика Жоржа Бормана. Моя мать вспоминала, что еще в 30-ых в Харькове были замечательные шоколадные конфеты. Прим. К.К. — каждая весом больше фунта, так, примерно 500 грамм — цена 1 рубль. К концу войны цена повысилась до рубля 20 копеек и все возмущались. Это была небольшая, но высокая белая коробка, на крышке золотыми буквами одно слово «Родие».

Абб сшили мне платье тоже почти заглазно и выслали в Москву по почте на имя Елены Соломоновны, а в студенческом билете было Елена Зельмановна, и на почте платье не выдали, пришлось переадресовывать..

В Орле был очень почитаемый женский монастырь. По Орловскому преданию игуменьей монастыря была Лиза Калитина из Тургуневского «Дворянского гнезда». Я знала роман почти наизусть, и бывая с няней Шуры в монастыре, решила разыскать дом Калитиных. Я знала его приметы и знала, что в нем живет англо-русская семья Паррот. На берегу реки Орлик (в Орле две реки — Ока и впадающий в нее Орлик) я вышла как бы в поле, дошла до сада, толкнула калитку и пошла к виднеющемуся дому — так как шел в свое время Лаврецкий (Орловцы тогда уверяли, что настоящая фамилия Лаврецкого — Барышников). Вдруг на аллее показался студент — молодой (я хочу напомнить, что студенты тогда носили форму — студенческие тужурки) Паррот и спросил у меня: «Вы хотите видеть дом Калитиных?» Умирая от смущения, я робко сказала «Да». Он повел меня к огромной террасе, на которую я взошла, но в дом войти не решилась. Я была в Орле в 1973 году. Дома Калитиных не существовало, но экскурсовод беззастенчиво показывал с ним ничего общего не имеющий дом и выдавал его за дом Калитиных. Я не удержалась и сказала, что это неправда.

Я была влюблена в Москву (Чехов!), училась с удовольствием, но с неменьшим удовольствием ездила в Орел. Так, когда у меня немного заболело ухо, я помчалась к папе в Орел, и папа у меня спрашивал: «Неужели в Москве нет врачей?»

Денщики

Летом денщик Яков ездил в деревню и привез несколько десятков (штук 25) уток и несколько гусей (как он и в чем их дотащил — не знаю). Но вечером он выгонял их из сарая, брал длинную хворостину и шел с ними к реке — Орлику, недалеко от нашего дома. Он брал с собой Шурочку- малыша, давал ему в ручки тоже хворостину (говоря Шуре «Вы») и они вдвоем гнали птиц к реке.

Однажды на каникулах Яков натопил печи и рано закрыл трубы. Мы все после обеда прилегли подремать, и я проснулась, почувствовав, что у меня раскалывается голова и мне дурно. Я поняла, что угорела, разбудила Валю, папу и Ленушу — они были в отчаянном состоянии, едва пришли в себя. Папа говорил Якову: «Яков, что же ты наделал, чуть всех нас не уморил!» «Виноват, Ваше благородие!»

Папа всячески оберегал Якова от фронта, и это ему удавалось до 1917 года. В 1917 году Якова, все же, забрали. Мы очень горевали, расставаясь с ним. Прислали молодого латыша Криву. Он говорил: «Васа благородия, к Вам там одна батюська пришла». Он пробыл недолго. Потом был молодой крестьянин — орловец — Алексей. Он часто (с папиного разрешения) отлучался в свою деревню в 1917 году, и когда папа у него спрашивал, зачем он ездит так часто, Алексей отвечал, что забирают у помещиков имения: «Что же все берут добро, а я что — хуже других? И я взял» (и перечислял что именно). Когда папа его спрашивал, не стыдно ли брать, он отвечал: «нет, ничего!».

У мирового судьи

Когда я жила на Петровке 17, у моей хозяйки была собака — сибирская лайка, потом она почему-то сразу погибла. Было непонятно. Её вскрывали и нашли яд. Моя хозяйка обвинила свою прислугу и ее подругу, считая, что прислуге надоело возиться с собакой. Дело рассматривалось у мирового судьи (единоличное, без присяжных рассмотрение дела). Мировой суд во многих государствах является звеном судебной системы или судом первой инстанции. В М.с. подлежат рассмотрению в упрощенном порядке мелкие уголовные и гражданские дела и админстративные нарушения. В России появился впервые в 1864 году, в 1889 году был упразднен. Воссоздан в 1912 году. При Советской власти практически упразднен. С 1996 года институт возрожден в России. Прим. К.К.

Я почему-то была вызвана хозяйкой в качестве свидетельницы по делу Карасевой и Зайцевой и хорошо помню этот «процесс». Мировой судья вызвал меня и стал говорить: «Компанеец? Елена? Православного вероисповедания?» — я говорю «нет». Он продолжает: «Римско-католического вероисповедания?» — я опять говорю: «нет», «Какого же?» — «Иудейского» — и Мировой судья вытаращил глаза. Я ничего показать не могла и не помню приговора, но прислуга была уволена, или как тогда говорили, — «рассчитана».

Октябрьская революция в Москве и отъезд в Екатеринослав

Прошло лето 17-го года. Начались занятия уже на третьем курсе. Я жила у старушек Гревсмюль на Богословском переулке Богословский пер. В центре Москвы на Пресне между Тверским бульваром. и Большим Палашевским переулком. Название 19-го века по церкви святого апостола Иоанна Богослова. Прим. К.К. Однажды, в конце октября, я проснулась от странных звуков: что-то бухало. Звуки непривычные. Когла я оделась и вышла в ванную, хозяйки объяснили мне, что это стреляют из пушек — а почему — они сами не знают.

Это началась Октябрьская революция. 25 октября 1917 года в Москве был создан большевистский Партийный боевой центр разместившийся в гостинице «Дрезден», Тверская улица, дом 6. Большевики установили охрану Почтамта, Цетнрального телеграфа, Международной телефонной станции, закрыли газеты. После боев и захвата Кремля и его арсенала, кремлевский гарнизон был расстрелян на Красной площади. 3 ноября манифест известил население Москвы об установлении в городе советской власти. Прим. К.К.

Я сидела дома, стрельба не прекращалась, то усиливалась, то затихала. Потом я побежала за угол к Марье Артуровне Гасбах, упоминается ранее. Прим К.К. Там были неприятные мне настроения. Марья Артуровна сказала, что занятия в Институте прекращены на неопределенное время. И я решила ехать в Орел. Взяла небольшой чемоданчик с вещами, думая пробыть в Орле недолго, поехала на Курский вокзал и уехала в Орел. В Орле — не помню —стреляли или нет. Война фактически закончилась, в госпитале было пусто, папа стал хлопотать о демобилизации. Няни уже у нас не было — вернулся её муж. Была бонна — латышка, говорившая по-немецки. У нее был жених, и они скоро дожны были повенчаться.

Решили, что пора ехать домой. Я не могу вспомнить, почему я решила ехать в Екатеринослав, а не в Москву. Я написала Гревсмюлям, послала деньги, и они выслали мне мой здоровенный сундук со всеми моими вещами. В Орле мы начали укладываться, 15-го или 16-го января мы двинулись в путь.

Я очень спокойно написала «мы двинулись в путь», но нельзя себе теперь представить, что это значило в то время на самом деле. Началось бегство с фронта. Несколько миллионов людей устремились домой, причем это была такая стихия, которой управлять никто не мог. Пассажирские поезда ходили, но, разумеется, по «приблизительному» расписанию, и люди не висели только на колесах. Крыши, тамбуры, ступеньки вагонов были забиты народом — казалось, что движется не поезд, а гроздья людей. И в такой поезд нам предстояло сесть, да еще с миллионом громоздкого багажа. Я и сейчас, когда вспоминаю эту посадку — вся дрожу. Кто-то нас провожал — жених бонны, денщик? — вряд ли — ничего не помню. Кто-то должен был сдать весь багаж и погрузить в багажный вагон — два носильщика были взяты специально, чтобы впихнуть нас в вагон.

Дело было зимой, днем. Подошел поезд весь увешанный людьми. Кто-то стал сдавать наш багаж. Мы устремились с носильщиками к вагонам, «но о сесть не могло быть и речи». Вдруг открылось окно, и из него выпрыгнули два человека с чайником — за кипятком. Носильщики немедленно забросили в окно Шурочку, Валю и Ленушу. В купе молчали, стали подсаживать меня. Начался ропот. Подсадили. Потом полез большой папа в офицерском наряде — его стали дружно выталкивать — он сопротивлялся и влез, а затем он начал тащить в вагон (все это в окно) Сашу горничную, прим.К.К. Тут уже озверелое купе дружно стало отталкивать Сашу, носильщики её подсовывали, а папа тащил. Начался форменный бой. Я до сих пор не понимаю, как ее удалось втащить. Верхняя полка почему-то не была занята. Туда положили Шуру и Валю. За Валей немедленно полез мужчина с усиками. Ленуша стащила его за ноги и влезла сама. Учтите, что все в шубах, шапках и галошах. Где весь вечер, все ночь и почти полдня назавтра стояли или на чем сидели я, папа и Саша? Я не помню. Я думаю, что мы ничего не ели, т.к. с нами никакого багажа не было.

Назавтра мы приехали в Екатеринослав. С нами в полной исправности прибыл наш багаж, что в общем-то было удивительно. Мы погрузили на что-то громадный багаж и на что-то сели сами. Нужно заметить, что уезжая, мы огромное количество утвари (посуда и кухонная утварь, масса мелочей и т.п.) подарили бонне накануне ее свадьбы. Мебель сдали туда, где брали напрокат.

В этот самый день в камере Петропавловской крепости были убиты Шингарев и Кокошкин — два отличных русских интеллигента. Андрей Иванович Шингарев (18 августа 1869 года – 7 января 1918 года), врач по образованию. Март – май 1917 года министр земледелия в первом составе Временного правительства, май – июль 1917 года министр финансов и лидер кадетской партии. 28 ноября 1917 года арестован большевиками, содержался в Петропавловской крепости. 6 января переведен в Мариинскую тюремную больницу, 7 января зверски убит. Федор Федорович Кокошкин (1871 года - 7 января 1918 год), юрист по образованию. Депутат Государственной думы первого созыва. Один из основателей партии Конституционных демократов (Партии народной свободы), государственный контролер Временного правительства. Арестован вместе с Шингаревым в доме графини Паниной, которая тоже была арестована. Переведен в Мариинскую тюремную больницу, зверски убит 7 января. Графиня Панина — великая благотворительница, «красная графиня», организатор Народного дома — клуба для рабочих, после трех недель в тюрьме была выпущена и эмигрировала.

Мое убеждение, что большевики с самого начала не верили в свои лозунги. Они верили в расстрел. Половину населения расстреляли или замучили, а вторая половина со страху стояла на коленях. Прим. К.К.

Гражданская война в Екатеринославе

Мы начали жить в нашей квартире. Расставили мебель, убрали, но сказать «зажили» нельзя, потому что на Украине не было «жизни», а было мучение. Власти менялись буквально каждые несколько дней, а что это значило, знает тот, кто это пережил. Екатеринослав, который был до революции чудом процветания и благоустройства, превратился в ад. Елена Соломоновна иногда вспоминала роскошную квартиру и хорошую жизнь в ней, а мой отец, 1914 года рождения, помнил только голод и холод. Прим. К.К.

Однажды кухарка пришла с базара и сказала, что такого «привоза» никто в жизни не видел — десятки подвод. Потом из этих подвод выскочили махновцы, вытащили пулеметы и захватили город. Оставаться в квартире было нельзя — на папиной постели оказались осколки снарядов. В нашем доме был блестяще оборудованный подвал — там хранился архив горного Управления Юга России, находящегося на 3-м этаже дома. Мы все спустились в подвал. Туда пришли и жильцы соседнего дома, набралось много народу. Вдруг туда вбежала полубезумная женщина, жена кадрового офицера, мы ее знали, с криком, что махновцы ищут доктора Компанейца, чтобы расправиться с ним. Можете себе представить, что испытали мы и папа. Потом выяснилось, что она обезумела от страха за своего мужа (сидевшего в этом же подвале) и кричала, сама не зная что.

Потом махновцев выбили из города красные, потом пришли белые, за ними перлюровцы, потом какая-то Маруся, зеленые (это все было, но не в перечисленном порядке) и помимо прочих зверств все, за исключением красных — резали евреев и устраивали еврейские погромы.

Екатеринослав являлся центром гражданской войны на Украине. Власти сменялись в нем с поразительной быстротой, а были и такие периоды, когда в разных частях города располагалось одновременно несколько властей (до семи сразу) ведших между собой ожесточенные бои. Санин Р.В. Советский филателист. 1926 год. После Гражданской войны Екатеринослав представлял удручающее зрелище. Зимой 1920 года город был освобожден (взят красными. Прим. К.К.) Может быть на всей Украине не было более разрушенного города, чем Екатеринослав. (Мой город. Tarefer.ru) Дореволюционный Екатеринослав был чрезвычайно богатым и передовым городом. Большой вклад в его культуру и промышленность внесли немецкие колонисты и евреи.

Ленин уже в 1914 году писал: «Превратим империалистическую войну в гражданскую». Германское правительство поддерживало большевиков, так как они были за выход России из войны. Антанта стремилась вернуть Россию в войны. После долгого вихляния большевиков «войну прекратим, но мир не подпишем», 3 марта 1918 года этот позорный и невыгодный мир был подписан. По нему предусматривалась независимость Украины, кроме того Россия теряла Белоруссию и Прибалтику. Немецкие войска вошли в эти области. Таким образом Гражданская война происходила в условиях интервенции.

Конфликт был между «красными» и «белыми», в войне принимала участие масса банд, которые были на той или другой стороне в зависимости от обстоятельств. Лозунг «красных» был — построение бесклассового общества и мировой революции, таким образом они сразу заявили о своих экспансионистских намерениях. Лозунг «белых» — созыв нового Учредительного собрания и передача на его усмотрение решения вопроса о политическом устройстве России. Лозунг «красных», хотя и совершенно утопический, обладал большей привлекательностью.

15 марта 1918 года было создано Украинское правительство во главе с Гетманом Скоропадским. Петлюра примкнул к правительству Скоропадского.

После падения режима Скоропадского в Екатеринославе из 8-го гетманского корпуса был сформирован добровольческий отряд, который недолгое время держал Екатеринослав в своих руках. Затем они двинулись в Крым на соединение с армией Деникина.

Нестор Иванович Махно, батька Махно, 1888 Гуляйполе – 1934 Париж, анархо- коммунист. В Гуляйполе он работал на заводе Марка Кернера. Марк Кернер был женал на сестре моей прабабушки Энгель. На этом заводе был театральный кружок, Махно и в нем участвовал. Хотел «смешить людей». Потом он Кернера с другими бандитами в масках ограбил на 400 рублей, и принялся на эти деньги изготовлять взвывчатку.

С 1917 года по 1921 год — предводитель отрядов крестьян-повстанцев. Был в союзе с красными, встречался с Лениным, потом был в союзе с Петлюрой. В 1919 порвал с большевиками, но воевал с Деникиным, помогая тем красным.

Симон Васильевич Петлюра, 1879 Полтава – 1926 Париж. Учился в Полтавской Духовной семинарии, работал журналистом, был одним из лидеров Украинской социал-демократической рабочей партии. Занял Киев 10 февраля 1919 года — фактически стал единоличным диктатором. В 1920 году после поражения армии Петлюра эмигрировал сначала в Польшу, потом в Париж. По некоторым версиям Петлюра старался пресекать погромы и наказывал за них людей из своего войска, по другим — устаивал их. Был убит Шварцбардом и мести за гибель всей семьи при погроме. Шварцбард был оправдан.

Маруся Никифорова, год рождения неизвестен. Сидела в Петропавловской крепости с Коллонтай. Дважды сбежала из тюрьмы, побывала в Японии, работала журналисткой в Америке, Британии, была ученицей Родена. С 1903 года состояла в Партии анархистов. Вернулась на Украину, создала банду, назвав её анархистско-революционным отрядом. К 1918 году ей за тридцать. В Екатеринославе, на который совершила набег Маруся, были разгромлены магазины и лавки. Сама она грабила преимущественно кондитерские и магазины женского белья.

Одно время Маруся группировалась с Котовским, затем с Махно. Все эти группы помогали большевикам в их борьбе против организованной немецко- австро-венгерских экспедиционных армий. Котовский использовал бандитов во главе с Мишкой Япончиком, с которым он был знаком по тюрьме. После ликвидации последнего очага сопротивления на юге руководство большевиков перестало нуждаться в военной помощи махновцев.

Даниил Ильич Терпило, он же атаман Зеленый (1886–1919). Был убит Нестором Махно. Сотрудничал с «красными». Зеленые повстанцы или зеленоармейцы. другое название зеленые партизаны, зеленое движение, третья сила. Название нерегулярных, преимущественно крестьянских и казачьих вооруженных формирований. Лозунг «Даешь коммунизм без большевиков».

Никифор Алесандрович Серветник, атаман Григорьев (1885–1919). Застрелен Нестором Махно. Украинский партизан, атаман УНР, командир дивизии Красной армии, поднявший антибольшевистский мятеж.

9 мая 1919 года занял Екатеринослав. Убил 150 русских и 100 евреев. Григорьев был патологическим антисемитом, устраивавшим погромы. В неопубликованных воспоминаниях семьи Бокштейн я читала, что в городе Новофастове Григорьев убил всех молящихся в синагоге. Погромы устраивали все: белые, красные, зеленые. Белые громили, потому что «среди большевиков были евреи». Но ведь были и русские, и башкиры, и латыши, и грузины. Погромщики отбирали имущество и убивали. Но громили-то бедных евреев в местечках, так что какое там имущество? «Багровая книга» Гусева-Ориенбургского приводит приблизительную статистику — 200 тысяч убитых евреев.

Утверждать, что «красные» не устраивали погромы нельзя, они устраивали погромы и сами (Буденный и Дыбенко), и чужими руками, многие банды воевали в союзе с «красными». Конечно, в дальнейшем, информация была подтасована. По материалам википедии и различных сайтов. Прим. К.К.

Жизнь не шла, а ее бросало из стороны в сторону, и каждую минуту любой человек мог быть застрелен или замучен «просто так». Так, например, у моего учителя музыки учился юноша из бедной еврейской семьи, очень способный, которого звали «принц». Когда сменилась власть (не помню, кто именно пришел) им встретился по дороге «принц», и они его тут же застрелили. Я была на его похоронах и видела его несчастную мать. Тетя Валя рассказывала, что как-то раз она вышла с моим отцом, совсем малышом, погулять около дома, и бандиты стали в них стрелять, просто так, развлекаясь. Она пряталась за деревом. Прим. К.К.

Однажды, когда только пришли белые, я выглянула в окно на Проспект и увидела, что по мостовой медленно движется большая телега, вся переполненная трупами красноармейцев. С телеги свисали окровавленные головы, руки, ноги. Я закричала — все подбежали к окну, и я только кричала: «не допускайте к окну Шуру». Много страшного было во время гражданской войны.

Уроки музыки с А.М. Шепелевским

Но все же кое-как жили, я даже возобновила уроки музыки у моего старого учителя, кончившего Московскую консерваторию в одном выпуске с Рахманиновым и Скрябиным и написавшим о них воспоминания, которые я читала. А.М. Шепелевский. Иногда называется Абросим, иногда Авраамий. В 13-ом году он преподавал фортепиано в одной из пяти музыкальных школ Екатеринослава, музыкальной школе свободных художников Хонович – Бик. В 21-ом году преподавал в Екатеринославской консерватории и имел выдающихся учеников. Шепелевский учился с Рахманиновым в Московской консерватории во время, когда во главе ее стоял Танеев, и оставил обширный рукописный материал об этом времени. Его книга «В музыкальной бурсе» издана недавно в Новгородском издательстве. Прим. К.К.

Я делала большие успехи по музыке и играла по целым дням. Однажды я оглянулась и увидела, что на ковре у рояля на коленях стоит папа, молитвенно сложил руки и умоляет меня пощадить окружающих и перестать играть, сделать передышку.

На моей памяти Е.С. Компанеец никогда не играла. У нас дома было фортепиано, но она к нему не садилась. Правда, она никогда у нас подолгу не жила. Из «музыкальных» событий помню, что она взяла меня, лет тринадцати, в гости к невропатологу профессору Нине Поповой, у которой среди разных других гостей был пианист Олег Бошнякович, ее пациент. Действительно, он выглядел как нервнобольной человек. Его узкое, странное лицо с тяжелым подбородком, часто искажалось гримасой нервного тика.

Рассказывала Нина Попова о том, что была врачом Сергея Прокофьева и что в последние годы он был в тяжелой форме нервнобольным человеком. Сама Попова, довольно мрачная женщина, с мужскими манерами, сидела по делу врачей, муж ее тоже был в тюрьме.

Хорошо играла на фортепиано младшая сестра, Валентина Соломоновна, возможно, она училась у того же Шепелевского. Она собирала музыку, у нее в доме впервые я услышала Жан-Филиппа Рамо и не могла от егомузыки оторваться. Прим. К.К.

Арест Левы Бердичевского-Мальцева

Я уже писала, что все шесть мальчиков из семьи Бердичевских и Лимбергеров стали большевиками. Лева Бердичевский Мальцев, Прим. К.К. был в 8-ом классе гимназии, и когда в Александровск пришли белые, мать его куда-то увезла. На какой-то станции на Украине Леву опознал его соученик, ставший белым офицером, и только случайно Леву не расстреляли на месте.

Его арестовали и под конвоем солдат отправили в Екатеринослав в контрразведку. С ними с этой станции поехала и мать Левы. По дороге она уговорила конвоира на вечер и на ночь сперва заехать к нашим, а потом утром отвести Леву. Конвоир согласился. Ну, его, конечно, отлично накормили у нас, уложили спать, а утром они все втроем пошли в контрразведку.

А начальником там был всем известный зверь, который собственноручно ножом вырезал буквы на спине у арестованных. Как у Кафки в «Исправительной колонии». Прим. К.К. Мария Никаноровна попала к этому зверю на прием в качестве светской дамы и представила Левин большевизм как детскую шалость. «Зверь» был с нею очень любезен, Леву пока не расстрелял, а посадил в тюрьму.

И вот наша Валя, героически, под перестрелками, через весь город ежедневно носила Леве передачи в тюрьму. Потом красные дней на пять захватили город и выпустили из тюрьмы всех заключенных. Лева прибежал к нам. Через 3–4 дня город опять перешел в руки белых, и Лева поселился у нас в доме на чердаке. Там ему оборудовали постель, и он ночью на полчаса спускался в уборную и ванную. И опять Валя заботилась о нем, носила ему еду, убирала на чердаке и делала все, что нужно, На чердаке Лева жил очень долго — кажется месяц или дольше, и, если бы его там нашли, папу расстреляли бы вместе с нами.

Киевский коммерческий институт

Прошла зима, настало лето, надо было подумать о продолжении учения. Я решила поехать в Киевский коммерческий Институт. Кроме специалистов-технологов, развивавшаяся экономика требовала специалистов-экономистов. Первое время их готовил юридический факультет университета. Однако, этого было явно недостаточно. Поэтому в 1906 году по инициативе проф. В. Довнар-Запольского были открыты специализированные Высшие коммерческие курсы, преобразованные в 1908 году в Киевский коммерческий институт. С 1912 года институт получил все права высшего учебного заведения. Коммерческий институт размещался в двух корпусах — на Бульварно-Кудрявской улице, № 24 (ныне ул. Воровского) и по Бибиковскому бульвару, № 22/24 (ныне — Педагогический университет на бульваре Т.Шевченко). В 1914 году здесь обучалось около 4 тысяч студентов. Алексей Браславец. «К истории Высших учебных заведений Киева». Прим. К.К.

Как-то в солнечный выходной день мы обедали, были гости и среди гостей был один из ассистентов папы — доктор Массарский. Я не сказала с ним двух слов. В Киеве я жила у бывшей гувернантки Люлек, англичанки, вышедшей замуж за директора Брянского завода в Екатеринославе и живущего теперь в Киеве.

Под именем Брянского завода в Екатеринославе было известно самое крупное промышленное предприятие — Александровский металлургический, железоделательный, рельсопрокатный и механический завод, принадлежавший Брянскому обществу. По справочнику «Весь Екатеринослав» на 1913 года директором был горный инженер Николай Николаевич Гогоцкий. Он разработал и внедрил механизированные подъемники. В 1918 году завод национализирован. Прим. К.К.

Как-то раз, скоро после моего приезда, горничная говорит мне, что меня спрашивает какой-то господин. Входит доктор Массарский с огромным букетом цветов — я в недоумении, и он с места в карьер заявляет, что приехал специально для того, чтобы просить меня стать его женой. Я обомлела и, конечно, сказала, что этого не может быть. Весьма недовольный он ушел. Бедняга вскоре умер от сыпного тифа. Я, грешным делом, думаю, что это был расчет на папу.

Я поступила в институт, который мне очень не понравился, месяц – полтора пробыла в Киеве, который после Москвы тоже мне не понравился, там тогда был гетман Скоропадский и немцы.

Павел Петрович Скоропадский, 1873 Висбаден – 1945 Меттен, Германия. Русский генерал, украинский военный и политический деятель, гетман Украины с 29 апреля по 14 декабря 1918 года. Его власть поддерживалась немецкими войсками. После республиканского Ноябрьского восстания 1918 года в Германии немецкие войска вышли из Киева. После этого в конце 1918 года разразился мятеж Украинских сечевых стрелков, и правительство Скоропадского прекратило свое существование. Киев военным путем захватила сформированная 13 ноября 1918 года Директория УНР во главе с Симоном Петлюрой и Владимиром Винниченко. Скоропадский боролся с большевизмом. Он сложно относился к немцам, с одной стороны понимая, что они нужны, с другой — не мог равнодушно видеть их хозяйничанья. Прим. К.К.

Приехал в Киев мой учитель музыки, и я с ним вместе вернулась домой. Я должна сказать, что не могла бы толком объяснить, почему я так поступила.

Еще одну зиму я прожила в Екатеринославе В тексте Днепропетровске, но так город стал называться в 1926 году, а в это время носил неофициальное название Сичеслав. Прим. К.К., гражданская война шла своим ходом; дома опять было полно прислуг, опять повариха. Валя училась в гимназии — уже в старших классах, Шурочка рос и, к нам часто приезжала тетя Саша со своими тремя мальчиками, с Лео и с горничной Марфушей. С базара тащили пудовые корзины, но мальчики все опустошали, как саранча. Тетя Саша командовала Ленушей. Приезжал из голодного Петербурга дядя Сима с женой и дочкой. Они прожили в доме полгода. Но потом, в голодные годы на Украине, его жена, тетя Муся, работавшая санаторным врачем и получавшая большой паек, не накормила приехавших к ней голодных племянниц. По сведеньям Нины Гинзбург. Прим. К.К. Я решила летом уехать в Харьков и там закончить вуз. Москва была недоступна: тут — Скоропадский и немцы, там — советская власть.

Екатерина Абрамовна Флейшиц

В эту зиму у нас поселилась Екатерина Абрамовна Гита, прим. К.К. Флейшиц. А летом 1919 года у нас в Днепропетровске открыли университет и в нем медицинский факультет. Не нашла сведений, что С.М. Компанеец там работал. В 1916 году открылась Медицинская академия, впоследствии Днепропетровская государственная медицинская академия. С.М. Компанеец возглавлял кафедру отоларингологии. Прим. К.К.

Я хочу сказать здесь немного о Екатерине Абрамовне. В 1918–1919 (и дальше) годах в Лениграде, тогда Петербурге, было очень голодно и холодно, и все, кто мог, устремились на юг. Так как в Екатеринославе открыли университет и, во-первых, — все вакансии всех факультетов были свободны, а во-вторых, местными кандидатами невозможно было заполнить почти ничего — к нам устремились с севера профессора и доценты, и, в том числе, Екатерина Абрамовна. К тому же в Екатеринославе была семья её дяди, т.е. наша, и жила её близкая подруга Фанни Давыдовна.

Екатерина Абрамовна была знаменита на всю Россию, и дело её стоит того, чтобы о нем написать.

Екатерина Абрамовна в 1907 году закончила Сорбонну со степенью. В тексте пропуск. Она закончила юридический факультет с отличием. Екатерина Абрамовна Флейшиц, родилась в 1888 году в Кременчуге в семье юриста, умерла в Москве в 1968 году. В 1909 году экстерном окончила юридический факультет Петербургского университета. Работа в Екатеринославе не упоминается в ее биографиях. Прим. К.К. В России весной 1909 года сдает вновь все экзамены при Юридическом факультете Петербургского Университета и тогда же зачисляется в число «помощников присяжного поверенного». Для работы присяжным поверенным евреям необходимо было креститься, интересно нужно ли это было помощникам присяжного поверенного. В этой связи вспомнила историю, что моему деду С.М. Компанейцу предложили креститься, чтобы возглавить какое-то медицинское учреждение, кажется, военный госпиталь. Он ответил: «Предложите это моему дворнику». Видимо, дворник был татарин. Прим. К.К.

Через несколько дней после этого зачисления, 5 ноября 1909 года, она должна была в качестве адвоката выступить в уголовном деле в Петербургском окружном суде. Председательствующий в суде предоставил слово прокурору Ненарокомову, для того, чтобы он высказал свое мнение о праве женщины вести уголовную защиту и вообще выступать в качестве адвоката. Ненарокомов сказал, что анализ действующего законодательства привел его к заключению, что если закон нигде прямо не разрешает женщинам быть адвокатами, значит это запрещено.

Прокурору возразила Екатерина Абрамовна, суд удалился на совещание и пришел к выводу о возможности допустить Екатерину Абрамовну к защите. Тогда прокурор Ненарокомов демонстративно покидает зал судебного заседания и уходит. Случай беспрецедентный. Судебное заседание состояться без прокурора не может и суд прерывает его.

Первая женщина адвокат. Получившая на днях свидетельство о сдаче всех государственных экзаменов по курсу юридического факультете с.-петербургского университета, Екатерина Флейшиц подала вчера заявление в совет присяжных поверенных о зачислении ее в число помощников присяжного поверенного. Газетные старости, 1909 год, июнь.

Список бывших воспитанников Императорского Училища правоведения. 44 выпуска 1883 года 27 апреля. Ненарокомов Николай, IX-м классом, тайный советник, сенатор уголовного кассационного департамента; был прокурором Ташкентской судебной палаты и председателем департамента Петроградской судебной палаты. Умер в 1942 году в Вршцы, Югославия. Прим. К.К.

На следующий день все русские газеты — и левые, и правые – оповещают мир о происшедшем, толкуя его с разных позиций. В дело вмешались все виднейшие адвокаты и общественные деятели России, клеймя позором позицию прокурора.

С другой сторны вся «черная сотня» во главе со знаменитым Пуришкевичем начала обливать помоями решение суда и саму Екатерину Абрамовну. Пуришкевич прислал Екатерине Абрамовне стихи — акростих; если читать первые буквы каждой строки сверху вниз, то получалось «жидовка пархатая».

Этих стихов я не нашла, но вот другие стихи Пуришкевича. С содержанием все в порядке, а форма слабовата.

Гей, люд, молодцы из торговых рядов,

Православные российские люди!

Вон их! К чёрту! Носителей смутных годов,

Что сдушили славянские груди!

Сотни лет проживали мы дружно,

А сейчас погибаем от скорби и ран.

Пусть и беден люд, пусть люд наш и пьян,

А жидовской Руси нам не необходимо.

И.М. Гольдштейна. Операция В.М. Пуришкевичу

По мнения медицинских светил, нервозность Пуришкевича, которая выразилась в целом ряде выходок бессарабского депутата, зависела исключительно от давления геморроя на близлежащие органы. Проф. Павлов на днях сделал В.М. Пуришкевичу операцию. Больной находился под хлороформом три четверти часа. Авторитеты медицины надеются, что по выздоровлении г. Пуришкевич будет проявлять менее болезненную экспансивность. (Соб. корр.) Газетные старости 1909 год июнь.

Владимир Митрофанович Пуришкевич 1870–1920. Русский политический деятель ультраправого толка, монархист, черносотенец. Один из лидеров монархической организации «Союз русского народа» и создатель «Союза Михаила Архангела». Депутат II, III и IV Государственной думы. Один из убиц Распутина. Прим. К.К.

Дело перешло в Правительствующий Сенат, высказавшийся за недопущение женщин в Адвокатуру. Определение Сената встретило резкую оппозицию и осуждение и в Государственную Думу был внесен 104-мя членами Думы законопроект о допущении женщин в адвокатуру.

Все эти указанные события произошли за две недели — 5 ноября – 16 ноября 1909 года. Этому законопроекту так и не суждено было получить силу закона. Но в 1911 году Государственная Дума приняла закон об уравнении прав женщин с мужчинами на высшее образование и на подготовку их к научной деятельности. В 1912 году Думой был принят закон о допущении женщин в адвокатуру: этот закон должен был получить большинство голосов и в Государственном Совете — «верхней палате», но этого большинства он не не получил и, таким образом, был провален.

Тем временем Екатерина Абрамовна — после принятия закона от 1911 года, упомянутого выше, начала готовиться к научной деятельности при Бестужевских курсах у профессора М.Я. Пергамента и в конце концов сдала магистерские экзамены и занялась наукой. Михаил Яковлевич Пергамент, родился в 1866 году, юрист. Учился в Новороссийске, потом в Берлине. В Берлине написал научную работу по-немецки: «Договорная неустойка и интерес», писал о Римском праве. С 1906 года профессор гражданского права в Петербурге. Прим. К.К.

Екатерина Абрамовна была замужем, имела сына Юру, но с мужем, одним из лидеров кадетской партии Дубоссарским, — развелась. Он был во время гражданской войны расстрелян в Крыму красными, а Юру она мальчиком, отправила за границу к своей сестре-эмигрантке, где он и прожил всю свою жизнь.

Э.А. Дубоссарский был в Думском комитете общественной безопасности, во времена Октябрьского восстания расстрелян большевиками. Юрий Дубоссарский жил в Париже, я о нем ранее писала. В конце 50-ых или в начале 60-ых стал приезжать в Москву с дочкой, навещать мать. Елена Соломоновна в ним встречалась, но моему отцу сообщила об этом пост фактум, боялась, что встреча с заграничным родственником повредит его карьере. Юрий Дубоссарский умер в начале 60-ых годов.

Вот сведения о научной деятельности Екатерины Абрамовны, она вполне приспособилась и писала то, «что надо».

В ряде работ Е. А. Флейшиц разоблачает реакционную сущность капиталистического права, в частности права французского. Последняя, посвященная этому работа, опубликована в Ученых Записках ВИЮНа № 2/6 за 1957 г. Занимаясь вопросами права собственности, Е. А. Флейшиц публикует работу, анализирующую вопрос о моменте перехода права собственности (Ученые Труды ВИЮНа, вып. IX, 1947). Ее внимание привлекает и наследственное право (статья о завещании и легате в советском гражданском праве. Ученые записки ВИЮНа, вып. VI, 1947). Неоднократно Е. А. Флейшиц возвращается к вопросам о деликатной ответственности: брошюра, выпущенная Госюриздатом в 1948 г., доклад на научной сессии ВИЮНа, опубликованный в Трудах сессии в 1948 г., статья в Ученых записках ВИЮНа, вып. 1, 1955 г. и, наконец, капитальный труд — часть курса Советского гражданского права «Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения» (1951). Прим. К.К.

Через 40 лет Екатерина Абрамовна причинила мне много тяжелого, но тогда, в 1919 году, когда она жила у нас, я была в нее без памяти влюблена, и она очень меня полюбила. Много, много лет мы были очень близки, пожалуй больше, чем с кем-либо и, как это ни странно, не только я так безумно любила ее, но и она меня очень любила и выделяла.

О Екатерине Абрамовне, и ее проделках будет еще говориться далее. Может быть мое имя Екатерина связано с ней, но мой отец не хотел о этом говорить, и, однажды, когда я спросила, почему меня так назвали, ответил: «Была какая-то родственница». Дома у нас, когда я росла, она не бывала. Елена Соломоновна иногда с ней видалась по долгу службы, и если она упоминалась, мой отец кричал: «Не желаю слышать об этой мерзавке!». Екатерина Абрамовна была очень способный и амбициозный человек, но аморальный. Прим. К.К.

Научная деятельность Соломона Марковича Компанейца

Наконец, и перед папой открылась возможность научной работы. Он был доктором медицины, то-есть, имел высший врачебный чин, писал статьи в специальном журнале, но, все же, оставался практикующим врачом.

Папа был приглашен — но куда — собственного говоря? Ведь кафедры ушных, носовых и горловых болезней не существовало. И вот, папа своими силами и средствами создает — из нуля – кафедру. Он перевозит в помещение, отведенное для кафедры, значительную часть своего богатейшего инструментария, свою медицинскую мебель, таблицы, книги —все, что нужно. Я думаю, что незачем упоминать, что в 1919 году государство ничего не могло дать университету, ни белое, ни красное, И кафедра возникает, живет, работает — растет.

Папа, наконец, получил возможность заниматься наукой, тем, чем мечтал заниматься всю жизнь и становится всемирно известным ученым.

Сохранилось такое удостоверение: Перевожу со старой орфографии. Прим. К.К.

М.Н.П.

Екатеринославский Университет

Июня 17 дня 1920 года.

N 483

г. Екатеринослав

Удостоверение

Дано сие удостоверение Зельману Марковичу Компанеец в том, что он состоит Доцентом по кафедре уха, горла и носа Екатеринославского Университета.

Председатель Научно – Учебного Совета

Профессор Вл. Карпов

Заправитель Канцелярии Е. Чернышова

Уже в 1922 году папа стал профессор, а в 1933 году – заслуженным профессором – так на Украине назывался заслуженный деятель наук.

В Днепропетровске (б. Екатеринославе) ни в одной из городских больниц до Октябрьской революции лор-стационаров не было, не было и приемов амбулаторных больных: почти все тогдашние лор-врачи, за исключением П. П. Зуйченко и С. М. Компанейца, занимались исключительно частной практикой. С. М. Компанеец вел амбулаторный прием по лор-болезням в лечебнице, основанной д-ром Вебером. П. П. Зуйченко занимал должность врача ото-ларинголога при губернской земской и при железнодорожной больницах; за отсутствием лор-стационара П. П. Зуйченко предоставлено было право помещать лор-больных в хирургическое отделение, однако небольшое число (примерно, не более четырех больных) сразу, причем заведующий отделением хирург был полным хозяином, и с ним надо было согласовывать прием каждого больного. Бесплатный амбулаторный лор-прием производился нерегулярно в амбулатории, устроенной Обществом екатеринославских врачей; дело ограничивалось лишь назначением лечения, без всякой оперативной помощи; мелкие лор-операции - полипы, аденоиды и др. производились врачами у себя на дому, а крупные передавались хирургам, нередко весьма мало компетентным в лор-заболеваниях. В начале 1920 г. медицинским факультетом Днепропетровского университета был объявлен конкурс на должность доцента по болезням уха, горла и носа с правом читать курс по лор, но без клиники; избран был С. М. Компанеец; через год доцентура была преобразована в самостоятельную кафедру, и С.М. Компанеец был избран профессором. Считая чтение одного лишь теоретического курса без клиники безусловно нецелесообразным и просто недопустимым, С.М. Компанеец, еще будучи доцентом, добивался устройства первой в Днепропетровске лор-клиники, и вскоре ему удалось организовать ее, правда, на минимальное число коек - всего четыре. В 1920 г. стационар клиники состоял из 12 коек, выделенных для лор-клиники из госпитальной хирургической. Значительно улучшилось положение клиники в декабре 1926 г. - с переходом клиники проф. С. М. Компанейца в окружную рабоче-крестьянскую больницу, бывшую губернскую земскую.

Организатор лор-кафедры и клиники в Днепропетровске, С.М. Компанеец, много сделавший для развития лор не только в украинском, но и во всесоюзном масштабе, — пользуется большой известностью и за пределами Союза - за границей, где много работал в различных лор-клиниках и состоит соредактором и постоянным сотрудником ряда лор-журналов. Заслуженный профессор С. М. Компанеец родился в 1873 г. в г. Кременчуге, в 1897 г. окончил медицинский факультет Киевского университета; в течение 1897 - 98 гг. работал по патологической анатомии у проф. Виноградова в Военно-медицинской академии. В 1898 г. С. М. сдал докторантские экзамены. В 1899 г. С. М. работал в Вене у Politzer’a, Stoerk’a и Hajek’a, в 1906 г. у Bezold’a в Мюнхене, в 1910 г. у Chiarl, Urbantschitsch’a и Menzel’я, в 1912 и 1913 гг. у Killian’a и Passow’a, в 1914 г. у Voss’a во Франкфурте на Майне. В течение 1900-1914 гг. С. М. Компанеец преподавал гистологию в Екатеринославской зубоврачебной школе; в 1912 г. защитил при Военно-медицинской академии диссертацию на степень доктора медицины — „К вопросу о частоте притворной глухоты среди пострадавших от несчастных случаев и о методах ее обнаружения”.

В 1920 г. С. М. Компанеец избран ассистентом по гистологии при Екатеринославском университете и в том же году штатным доцентом по лор, а в 1921 г. профессором на лор-кафедру; в 1922 г. избран на кафедру лор - болезней при одонтологическом факультете. В 1924 г. С. М. Компанеец избран профессором Казанского института для усовершенствования врачей, а в 1930 г. - на кафедру болезней уха, горла и носа при Харьковском Мединституте и Институте для усовершенствования врачей. С 1922 г. состоял ответственным редактором Екатеринославского, а позже Днепропетровского медицинского журнала, с 1924 г. — ответственным редактором основанного им „Журнала ушных, носовых и горловых болезней”; с 1924 г — членом редакционной коллегии журнала „Врачебное Дело”. В 1929 г. С. М. Компанеец основал в Днепропетровске научное лор-общество и был его председателем до переезда в Харьков, когда был избран почетным председателем этого общества. С 1929 г. С.М. Компанеец состоит, по избранию, членом интернационального лор-общества „Collegiumoto- laryngologicum amititiae sacrum”, кроме того, почетным членом Одесского и Ростовского на Дону лор-обществ, постоянным сотрудником ряда иностранных журналов, членом президиума Харьковского Медицинского общества, председателем лор-секции этого о-ва, председателем лор-секции Научного Совета Наркомздрава УССР и пр. В честь 30-летнего и 35-летнего юбилеев врачебной деятельности С. М. Компанейца в 1928 и 1933 гг. выпущены юбилейные номера ЖУНГБ. В 1933 г. С. М. Компанеец утвержден в звании заслуженного профессора.

Очень велика научная деятельность С. М. Компанейца - кроме диссертации, ему принадлежит 110 печатных работ, в том числе много отдельных монографий на русском, украинском, немецком, французском и английском языках.

В 1930 г. кафедра (в Харькове) перешла к профессору Днепропетровского мединститута С. М. Компанейцу. Клиника Харьковского мединститута занимает половину двухъэтажного особняка с полуподвальным помещением, в котором размещена амбулатория с отдельной операционной; остальная часть помещения занята палатами, операционной, перевязочной, лабораторией, профессорским кабинетом, комнатой дежурного врача и рядом хозяйственных помещений. В 1932 г., уже при С.М. Компанейце, произведен капитальный ремонт клиники, но все же помещение ее недостаточно просторно и не позволяет развернуть ее на большее число коек, как этого требует большой наплыв лор-больных, нуждающихся в стационарном, либо в амбулаторном лечении. Предположено надстроить здание офтальмологической клиники и перенести, туда лор-клинику.

Занявший в 1930 г. лор-кафедру Харьковского мединститута и одновременно лор-кафедру Клинического института для усовершенствования врачей, а несколько позже и кафедру стоматологического института б. профессор Днепропетровского мединститута С.М. Компанеец внес в работу клиник Мединститута и Клининститута и в педагогическую работу со студентами и врачами свойственную ему четкость и последовательность, улучшил подготовку лор-кадров и научно-врачебную работу. При нем увеличилось число выходящих из кафедры научных работ и сообщений, улучшилась работа стационара и амбулатории клиники. Помощниками С. М. Компанейца по работе в мед институтской клинике являются - доценты С. А. Тихомиров, И. М. Фришман, М.А. Цукерман, Л.Л. Фрумин, А. Вирабов, С.Н. Яралов и др.; в руководимой С.М. Компанейцем лор-клинике Харьковского клинического института для усовершенствования врачей ближайшим помощником С. М. является доцент В.А. Ратнер; в последней клинике на первый план выступает необходимая для врачей, квалифицирующихся по лор, врачебно-практическая постановка дела - тем более, что 40 коек клиники дают вполне достаточный и разнообразный клинический материал, чтобы в течение нескольких месяцев врач мог изучить эту специальность. Чтобы облегчить занятия со студентами, С.М. Компанейцем выпущен в качестве руководства обширный учебник по отиатрии и лекции по лор.

Усиление при С.М. Компанейце научно-практической работы обеих харьковских лор-клиник оживило и усилило научную деятельность Харьковской лор-секции, заседания ее с 1930 г. происходят регулярно, отличаются разносторонностью и обилием излагаемого на них материала. С переездом С.М. Компанейца в Харьков, туда перенесено из Днепропетровска издание основанного им „Журнала ушных, носовых и горловых болезней”, являющегося ныне органом обеих харьковских лор-клиник, Украинского научно-практического института лор-органов и болезней речи, Киевской, Одесской, Днепропетровской, Московских и ряда других мединститутских лор-клиник, а также клиники Военно-медицинской академии. Из истории Харьковского мединститута.

В Днепропетровске до Октябрьской революции, по С.М. Компанейцу, отдельного лор-общества не существовало, лор-специалисты “тонули в общей массе врачей Екатеринославского медицинского общества и занимали место на задворках в качестве лишь терпимых гостей”. В дальнейшем, уже перед самой войной, молодым силам удалось сломить сопротивление стариков Екатеринославского мед. о-ва и проникнуть в президиум, вследствие чего условия работы там изменились, лор-специалисты стали полноправными членами о-ва и начали выступать там с докладами; в числе выступавших неоднократно был и С.М. Компанеец, особенно в 1912–14 гг. и после возвращения, в 1918 г., с войны. Вскоре после открытия в 1920 г. кафедры по ушным, горловым и носовым болезням и избрания на эту кафедру проф. С.М. Компанейца было основано Екатеринославское, ныне Днепропетровское, лор о-во; постоянным председателем его был С.М. Компанеец, а после ухода его на кафедру в Харьков — Я.А. Гальперин. Uhogorlonosik.

Мой дед был очень знаменит среди врачей. Помню, в моем детстве его все знали, либо учились у него, либо по его учебникам. Если я лежала в больнице, на меня приходили смотреть, в Первой Градской больнице в Москве, где мне удаляли миндалины, висел его портрет. В 1997 году я писала фрески в госпитале Сидарс-Синай. Пришла русская делегация врачей, меня представили. Одна женщина оказалась главврачом из Первой Градской больницы. Я сказала, что когда-то там висел в вестибюле висел портрет моего деда. Она просила: «Как фамилия? Он и сейчас там висит». Надеюсь, что это не была чистая вежливость.

Ко всему прочему, мой дед знал четырнадцать языков, включая латынь и древнегреческий. А в тридцать пятом году он собирался поехать на международный конгресс в Испанию и выучил испанский. Но конгресс отменился из-за гражданской войны. Прим. К.К.

Переезд Елены Марковны к нам в дом

Ранней весной 1919 года Евгений Яковлевич Люльки заболел сыпным тифом. Тиф был не страшно тяжелым, но все же Евгений Яковлевич часто был без сознания и его, довольно грузного человека, обязательно нужно было поворачивать на разные стороны во избежании отека легких. Жена же его, Елена Марковна урожденная Кернер, по матери Энгель. Прим.К.К., не только не переворачивала его, но ни разу за время болезни не вошла в его комнату, боясь заразиться. Начался отек легких, и Евгений Яковлевич умер.

Году в 73-ем к нам пришел папин родственник, Юрий Кофман. Он вырос в Екатеринославе, мой отец рассказывал, что его отец женился на его матери из-за ее больших денег. Юрий Кофман жил на Урале и приехал в Москву продавать остатки драгоценностей своей матери. Мама попросила его показать вещи, он залез во внутренний карман пальто, а их там нет. Он безумно расстроился. «В чем они были?» - спросила моя мать. «Завернуты в кусок газеты.» «А куда вы заходили?» Оказывается он заходил в Дом Обуви и платил за ботинки. Мама уговорила его бежать назад в магазин, поискать их.

Действительно, он вернулся вскоре со свертком, в нем было две вещи: брошка и еще что-то. Вещи были дорогие, все усыпанные бриллиантами, старой работы. Юра рассказал, что в этом комплекте были и серьги, но они давно пропали из дома матери.

История эта была такая удивительная, что я рассказала о ней своей тете Валентине Соломоновне. Та расспросила меня подробно, как выглядели вещи и сказала: «Я знаю, где серьги. Елена Марковна была любовницей его отца, и эти серьги я видела на ней». Может быть этим и объясняется холодное отношение Елены Марковны к мужу. Прим. К.К.

Осталась его вдова – Елена Марковна и два сына: Георгий-Юра, лет 12-ти и Сережа – около 2-х лет, так как жить этой семье было не не что, и в громадной квартире оставаться им нельзя было, Ленуша взяла их к нам в квартиру, да еще и со старухой – матерью Елены Марковны. Это была родная тетка Елены Абрамовны по матери, сестра Юлия Энгеля, Фаня Дмитриевна, вдова Марка Кернера – заводчика из Гуляй-Поля. Прим. К.К. Благо, кончился в университете учебный год, и Екатерина Абрамовна уехала на каникули в Крым, а я собиралась в Харьков. Комната моя, где жила Екатерина Абрамовна была свободна, а я на месяц–другой тоже пристроилась в другой комнате, не помню какой. О семье Люльки я напишу дальше. (Я очень ошиблась. Семью Люльки Ленуша взяла к нам в дом не ранее 22-го года. И Евгений Яковлевич умер в 1920-ом в мае. Е.С.)

Отъезд в Харьков

Итак, я собиралась в Харьков – учиться. Однажды папа сказал мне: «Знаешь, я только что встретил знакомого, вернувшегося из Харькова. Оказывается в Харькове дядя Сима с семьей. Младший брат Соломона Марковича. Прим. К.К. Адреса его он не знает, но адрес можно узнать в Харькове у Лещинских двоюродная сестра Соломона Марковича. Прим. К.К. — Конная ул. № — . Ты непременно побывай у Лещинских, узнай адрес дяди Симы и разыщи их». Я пообещала. Эта встреча папы со своим знакомым предопределила мою жизнь в сущности навсегда!

В августе 1919 года я приехала в Харьков и заехала к племяннице Ленуши Муре (потерявшей мужа от свирепствовавшей незадолго до этого «испанки» вид гриппа. Испа́нский грипп или «испанка» (фр. La Grippe Espagnole, или исп. La Pesadilla) был, вероятней всего, самой страшной пандемией гриппа за всю историю человечества. В 1918–1919 годах (18 месяцев) во всем мире от испанки умерло приблизительно 50–100 млн человек или 2,7–5,3 % населения Земли. Было заражено около 550 млн человек, или 29,5 % населения планеты. Эпидемия началась в последние месяцы Первой мировой войны и быстро затмила это крупнейшее кровопролитие по масштабу жертв. Wikipedia. Прим. К.К.

Очень скоро я нашла себе хорошую комнату в семье профессора физики Цингера на Мироносицкой улице в лучшей, нагорной части города. С 1921– 1930 Улица Равенства и Братства, как тут не вспомнить “Площадь проклятия социал предателям”, Затем до 1993 годы улица Дзержинского. На ней помещался Комитет Госбезопасности. Прим.К.К.

Алексей Васильевич Цингер был талантливым педагогом. Он автор таких учебных пособий, как "Начальная физика", "Задачи и вопросы по физике", "Механика", "Рабочие книги по физике", которые оказали значительное влияние на развитие отечественной методики преподавания физики. Учебник "Начальная физика" выдержал 20 изданий (с 1919-го по 193-й г.) и служил долгое время основным учебным пособием по физике в советской школе. Цингеров было четыре брата, все известные ученые. «Династия ученых Цингер». Прим.К.К.

Харьков, в противоположность Киеву, мне сразу понравился, хотя в нем не было киевских красот, и я сразу полюбила этот город. Пошла к Лещинским — адреса дяди Симы они не знают, да, очень жаль, поговорили с полчаса, и я собралась уходить, «Да, сказали они, тут в Харькове Ваши давнишние знакомые — Тарнопольские, Вы не хотели бы побывать у них?» «С удовольствием», «Вот их адрес — Чернышевская 39.»

И я на следующий же день отправилась на Чернышевскую 39, где потом прожила одиннадцать лет. Девицы — Лена и Шура — были во дворе в саду, за ними пошли, пришли две взрослые девушки (я их знала лет за 10 раньше), очень нарядные, мы обрадовались друг другу — меня оставили пить чай, раздался звонок, пришел студент. «А, Витька!», — закричали девушки, — Знакомься — наша давнишняя подруга — Леночка Компанеец — наши папы и мамы еще учились вместе в гимназии».

Мы познакомились, я стала бывать у Лены и Шуры, изредка видела там и Витю. Его фамилия была Эривман — он жил во дворе этого же дома, во флигеле. 16-го сентября был день рождения у Шуры, я была у них. Меня пошел провожать Витя — было недалеко. Он мне сказал, что был влюблен, но теперь все прошло. «Здравствуй, новая любовь!» Мы ни разу не поцеловались, но и без этого все было ясно. Мы сели на лестнице в подъезде на окно и долго сидели там. И любили друг друга всю жизнь —я его — он меня, хотя в 1931 году разошлись. Я никого никогда больше не любила и сейчас плачу и рыдаю, вспоминая моего дорогого Витю. 9-го ноября мы, не регистрируя брак, сняли комнату на Сумской 104 и переехали туда.

От своего отца я знаю, что Виктор Романович Эривман был «плейбоем» и негодным мужем. Помню слово «позер». Его увлечения женщинами продолжались, он был из тех, кто никого не пропускает, кажется он любил и в карты играть и был совершенно не способен заботиться о жизни и пропитании. Елена Соломоновна с ним голодала. Но женщины любят любить непригодных мужей. Они оставляют больше пространства для воображения.

С другой стороны Виктор Романович был полически порядочным и моральным человеком, за что и пострадал. В каком-то смысле он был святой душой. Разойдясь с ним, Елена Соломоновна вышла замуж за Абрама Львовича Цукерника, с которым прожила до его смерти. Он умер в день защиты своей докторской диссертации от инфаркта в конце 50-ых. Прим. К.К.

Я поступила в Университет на юридический факультет, на последний курс, где учился и Витя.

Харьковский университет им. А. М. Горького, один из старейших университетов СССР. Основан в 1805 по инициативе В. Н. Каразина. До Октябрьской социалистической революции 1917 имел 4 факультета: физико-математический, историко-филологический, медицинский и юридический; астрономическую обсерваторию (основана в 1808), ботанический сад (основан в 1804). Университет был одним из инициаторов создания первой в Харькове газеты — «Харьковского еженедельника» (1812), издавал журнал «Украинский вестник» (1816–1819), «Украинский журнал» (182 –1825) и др. С 60-х гг. 19 в. с университетом связана деятельность ряда харьковских научных обществ: испытателей природы, математического, физико-химического, историко-филологического и др. Прим. К.К.

Мне и ему был 21 год. Прошло 2–4 месяца. К городу стали подходить красные. Витя в 18 лет был Н-С-ом, то-есть считал себя «народным социалистом», конечно, не оформляя свои убеждения в партии.

Трудовая народно-социалистическая партия (народные социалисты или энесы) — неонародническая партия городской интеллигенции, была создана в период революции 1905 года в Российской империи. Среди партий близких к народникам партия народных социалистов была единственной исключившей террор, как средство политической борьбы.

История партии

В сентябре 1906 г. вышел в свет 1-й, программный, выпуск бюллетеня партии — «Народно-социалистическое обозрение».

К ноябрю 1906 г. организационный период формирования партии закончился и к 1907 г. партия народных социалистов (энесов) насчитывала 56 местных организаций, в которых состояло около 2 тыс. членов. В подавляющем большинстве это была городская интеллигенция, земские служащие и незначительное число крестьян. Видными идеологами энесов являлись «левые» легальные народники, отвергавшие насильственные методы борьбы — профессора и публицисты А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский, В. Г. Богораз, В. И. Семевский, С. Я. Елпатьевский. В апреле 1907 г. состоялась 1-я конференция энесов, однако, после третьеиюньского переворота 1907 года партия фактически перестала существовать. Партия энесов возродилась после Февральской революции 1917 г.. Партия поддерживала Временное правительство. В июне 1917 года на I съезде партии энесы объединились с трудовиками. В состав объединёного ЦК вошли А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин (председатель), С. П. Мельгунов, А. Д. Демьянович, Н. П. Огановский и др. На съезде была принята программа партии. Официальным органом энесов стала газета «Народное слово». В 1918 г. партия прекратила свое существование. Wikipedia. Прим. К.К.

Бегство из Харькова

Не знаю почему, теперь я понимаю, что совершенно напрасно, Витя сказал, что нам надо уезжать. И мы, бросив все, перевезя наши вещи к его матери, уехали. Но не могу понять на какие средства. Витя был сын вдовы- учительницы, гол как сокол, у меня тоже денег не было. Была корзины с моим бельем и несколькими платьями. Поехали мы в Симферополь и там поступили оба на «службу» в какой-то отдел статистики, кажется в управу. Пожилой сотрудник говорил, что мы как «воробушки». Где жили, не помню. Вещи сдали на вокзале в камеру хранения; фамилия сторожа была Бабенко. Там мы прожили месяца 2–3 и решили ехать в Екатеринослав — домой. Мы приехали на вокзал — ехать надо было в «теплушках», то-есть товарных вагонах. Пошли в камеру хранения — она закрыта. Стали кричать: Бабенко! Бабенко! —говорят, он ушел домой. А тут поезд отходит. Мы бросили корзину, влезли в вагон и поехали — с нами ехал попутчик — знакомый — не помню кто. Так мы доехали до станции Джанкой, и нам стало жаль брошенной корзины. Витя спрыгнул с вагона на землю и уехал (вернее, должен был уехать) назад в Симферополь, а я поехала в Екатеринослав. Я забыла сказать, что в Симферополе мы встречались с Екатериной Абрамовной.

Возвращение в Екатеринослав

Мы приехали в Екатеринослав утром. Доехать до города от вокзала нельзя было — большой, в версту длиной, Екатеринославский мост был частично разрушен: две фермы были взорваны. Мы остановились на правом берегу Днепра в Нижнеднепровске, а дальше надо было идти пешком. На месте двух разрушенных ферм лежали обледенелые доски. И я пошла по ним. Не понимаю, как не свалилась. Дошла.

Пришла домой — папа и Ленуша почему-то были дома. Обрадовались. Неясно было, зачем я вдруг среди учебного года вернулась. Вдруг папа говорит: «Ну вот, а тут Надя Эйгенсон распространила слух, что ты вышла замуж!» В Екатеринославе было несколько Эйгесонов: С.Е. Эйгесон был гласным городской думы, был профессор Морис Семенович Эйгесон, была Шейна-Эстер Эйгесон, она училась в Университете в Цюрихе в 1902 году, приблизительно тогда же, когда и Елена Абрамовна Бердичевская. Возможно, она и была Надей. Прим. К.К.

«Это правда», — сказала я. Прошло уже 62 года с того дня, а я до сих пор без ужаса не могу вспомнить того, что тогда началось.

Действительно, совершенно непонятно, почему нельзя было поставить в известность семью, почему они должны были узнать это от знакомых. Все время идут разговоры, что у отца было больное сердце. Был ли это способ оберегать его? Может быть был страх, что они отговорят. К этому времени относится «кетуба», еврейский брачный контракт между девицей Еленой и женихом Авигдором. В нем мой дед назван Шнейер Залман. В тексте об этом упоминания нет, но брачная церемония произошла. «Кетуба» хранится у меня. Прим. К.К.

Папа кричал, что я его опозорила, обесчестила, что я веду себя непорядочно, неприлично, возмутительно, что порядочные девушки никогда бы этого не сделали. Ленуша мне сказала со злостью: «Если бы твоя мать была жива, ты бы никогда себе этого не позволила!»

Только добрая и нежная Валя и почти пятилетний Шурочка были ко мне добры, жалели меня и с ужасом слушали крики и чуть ли не проклятия, обрушившиеся на меня. Я не берусь описать моего тогда состояния — меня чуть ли не выгоняли из дома, я была беспомощна, волновалась за Витю, думала о том, что будет, когда он явится?

Через несколько дней он приехал и привез корзину. Шурочка, когда приехал Витя, становился перед ним, выставлял ножку и спрашивал: «Виктор Гоманович, как Вы смели жениться на Лене без папиного просу?!» Как перешел мост? Скандала не было. Была настороженность. Витя увидел рояль — бросился к нему и блестяще сыграл Вторую рапсодию Листа (он окончил консерваторию). Как ни странно — но эта игра внесла какое-то успокоение, очень понравилась, как бы примирила. Через 2-3 дня Витя заболел — высокая температура, сыпной тиф.

Болезнь известна человечеству сотни лет, её инфекционная природа доказана в 1876 г. врачом О. О. Мочутковским путем самозаражения. Предположение об участии вшей в распространении сыпного тифа впервые высказал Н. Ф. Гамалея в 1908 г. Морфологические изменения головного мозга и сосудистых стенок описал Л. В. Попов. Возбудитель был обнаружен в крови больных Г. Риккетсом и Р. Удлером в 1909 г., а также С. Провачеком в 1913 г. В честь С. Провачека возбудитель получил название «риккетсия Провачека». Прежде сыпной тиф был распространён повсеместно, большие эпидемии наблюдались во время войн, голода и иных социальных потрясений (отсюда множество названий этой болезни — военный, голодный тиф, тюремная лихорадка и др.) Википедия, прим. К.К.

Что делать? Ведь может быть где-нибудь в пальто с поезда вошь? А у папы больное сердце. Он сыпного тифа не вынесет. Надо в больницу, а проще сказать в тифозный барак. Врачиха соглашается. Папа ее благодарит и говорит: «может быть и я смогу Вам быть полезен».

Наступила эпоха безденежного обмена услугами, которая продолжалась еще и в мое время!

Bartering is a medium in which goods or services are directly exchanged for other goods and/or services without a common unit of exchange (without the use of money). It can be bilateral or multilateral, and usually exists parallel to monetary systems in most developed countries, though to a very limited extent. Barter usually replaces money as the method of exchange in times of monetary crisis, when the currency is unstable and devalued by hyperinflation. Wikipedia.

Товарообмен это способ обращения товаров или услуг, где стороны непосредственно обмениваются тем или другим без денежной оплаты. Он может быть двухсторонним или многосторонним, часто существует параллельно с денежной системой в развитых странах, но в ограниченном употреблении. Товарообмен обычно развивается взамен торговли во времена денежного кризиса, когда валюта неустойчива и во время суперинфляции. Интересно, что в Википедии на русском языке нет объяснения этому слову. Перевод и прим. К.К.

В ответ он слышит: «пока что я вам нужна, а не вы мне». Папа остолбенел от этой грубости. Другая характерная черта советской эпохи: грубость нравов, наступившая с разрушением социальных устоев. Прим. К.К. Витю увезли. Сколько он пробыл в бараке, не помню. Температура упала. Он стал выздоравливать, и его перевезли и поместили в мою бывшую комнату, которая совершенно не отапливалась. Вода в стакане замерзала. Я была там с ним. Когда он лег в кровать, и я села около него, он разрыдался. Ведь он был почти мальчик, и на него сразу все это обрушилось и, особенно, барак и те, кто там рядом с его кроватью умирал. Однажды я нашла на нем вошь и пока я ее убивала, Витя отчаянно кричал, что она меня укусит.

Когда он поправился, из Харькова приехала его сестра Лидочка, чудесная девушка. Она остановилась не у нас и когда пришла, принесла Шурочке одно пирожное. Она была так же нища, как и Витя. Ее у нас в доме приняли очень плохо, и этого я тоже простить не могу. Лидочка скоро уехала, а мы с Витей остались до мая. И вот, тут умер Евгений Яковлевич Люльки — то, что я написала на предыдущих страницах — относится к этому времени. Это был май 1920 года.

Опять в Харькове

В мае мы уехали в Харьков и поселились вместе с матерью Вити — Ефросиньей Яковлевной и Лидочкой во флигельке дома № 39 по Чернышевской улице. В доме было 5 комнат, печи, ванной не было. Пятую маленькую комнату мы превратили в кухню, так как кухня была во дворе, и без прислуги ею пользоваться нельзя было. Sic! Буржуазные пережитки. Прим. К.К. В Харькове была Советская власть, никто Витю не трогал, и зачем мы уезжали — мы сами не знали.

Витя поступил в отдел кодицикации Наркомюста.

Наркомюст — народный комиссариат юстиции — советское переименование с типичным сокращением, превращающим слова в неудобопроизносимые (по-английски tong twisters) — министерство юстиции. Вспоминается Ильфовское название учереждения «Фортинбрас при Умслопогасе». Кодификация — 1.юр. Систематизация законов государства по отдельным отраслям права, обычно с пересмотром имеющегося и отменой устаревшего законодательства. Толковый словарь иноязычных слов. Л.П.Крысин. Прим. К.К.

Нам еще предстояло окончить университет. Прошло лето. Осенью я и Лидочка в один день заболели брюшным тифом (видимо, выпили такое молоко). Я выздоровела, а Лидочка умерла.

Бактерии брюшного тифа довольно устойчивы во внешней среде: в пресной воде водоемов они сохраняются до месяца, на овощах и фруктах — до 10 дней, а в молочных продуктах могут размножаться и накапливаться. Википедия. Прим. К.К.

Зима прошла в занятиях — весной мы получили дипломы. Я была оставлена в аспирантуре при кафедре гражданского права. Вите предложили аспирантуру по уголовному праву, но он отказался.

Витя стал помощником адвоката Бориса Павловича Куликова, нашего большого, настоящего друга.

С 1918 по 1922 год институт адвокатуры на Украине не существовал. И только 2-го октября 1922 года ВЦИК УССР утвердил "Положение об адвокатуре". В это время создавались коллегии адвокатов.

3 марта 1923 г. Харьковский губернский исполнительный комитет утвердил состав Харьковской губернской коллегии защитников в количестве около 100 человек.

В состав Харьковской коллегии защитников вошли видные дореволюционные Харьковские адвокаты Б.П. Куликов, Н.Н. Познанский и другие.

Первый президиум Харьковской коллегии был избран в таком составе: председатель — И.М. Сияк, члены — М.С. Маевский, Т.А. Новиков, П.П. Куликов, Н.Н. Познанский, В.Р. Эривман и Смирнов.

Подавляющее большинство коллегии защитников составляли люди без юридического и даже вообще без какого-либо образования, зато преданные делу революции. Прим. К.К.

И потекла наша харьковская жизнь. У нас было много знакомых, Витя был безумным театралом, и мы буквально без каких-либо преувеличений каждый день бывали либо в театре, либо в концерте, а иногда в гостях. Жили весьма рассеянной, но очень интересной жизнью.

Елена Соломоновна рассказывала, что среди харьковских знакомых был адвокат, которого в какой-то момент арестовали, а через некоторое время выпустили. Он понимал, что его могут вторично арестовать. Его квартира была на верхнем этаже, и он устроил себе выход на крышу и сложил необходимые вещи, ожидая второго ареста. Кажется он жил в сестрой или кем-то из родственников. Однажды ночью, в дверь позвонили, он с чемоданчиком выбрался на крышу и скрылся. Действительно, это пришли его арестовывать. Человек этот исчез. Он объявился при немцах и был бургомистром Харькова. Звали его Александр Платонович Семененко (1898– 1978). Потом он с немцами ушел и доживал жизнь в США. Вот какой ценой человек спас свою жизнь. Прим. К.К.

Болезнь и смерть Елены Абрамовны Бердичевской

Летом 1922 года мы жили близ Харькова в Коморовке и получили из дома письмо, что Ленуша хворает. Я бросила дачу и поехала в Екатеринослав. Ленуша сказала, что у нее начал расти живот без всякой видимой причины. Это случилось, когда они хотели летом всей семьей поехать в Крым. Прим. К.К. Она обратилась к своей приятельнице, доктору Волпянской, М.И. Волпянская — специалист по женским болезням в Екатеринославе. Справочник «Весь Екатеринослав». Прим. К.К. и та сказала: «Ничего у вас нет, огурцов наелись.» Но живот рос. И было обнаружено, что в животе жидкость. Это был плохой признак.

Ленушу положили в университетскую клинику и решили прооперировать. Сделали лапоротомию, то-есть вскрыли брюшную полость. Папа присутствовал при операции. Вся брюшная полость была усеяна, как решили, и это гистологически подтвердилось, раковыми узлами. Оперировать было нечего. Брюшную полость зашили, взяли кусочки для анализа. Гистологом в Мединституте (медицинский факультет университета был превращен в Мединститут) был профессор Сагредо. Он установил рак и немедленно покончил с собой. Днепропетровская медицинская академия, профессор Н.М. Сагредо заведовал кафедрой патологической анатомии с 1921–1923 год. Даты не совпадают, операция была сделана летом 1922, а он еще в 23 году работал. То-есть, покончил с собой, но не сразу, а может быть не из-за гистологического анализа. Прим. К.К.

Он любил Ленушу (она это, видимо, знала) и когда он обнаружил рак брюшины, и понял, что Ленуша умирает, он решил, что и ему незачем жить и отравился.

Причины первичного рака брюшины неизвестны. Как и многие другие виды рака, он чаще развивает у людей в возрасте. Редко встречается у мужчин. В отдельных случаях причиной возникновения опухоли считают унаследованный патологический ген, связанный с раком груди, которым болели родственники. С лечением этого рака дело обстоит плохо и на сегодняшний день. Прим. К.К.

Когда его хоронили и должны были проносить мимо нашего дома, Ленуша, уже не встававшая с постели, встала и велела вести ее на балкон. Она была в халате, а на голову надела полотенце, чтобы ее не было видно и сидела пока похороная процессия не прошла перед балконом. Это был последний раз, когда Ленуша встала и прошла по квартире.

Ленуше, разумеется, не сказали ни о том, что в брюшине обнаружены узлы, ни о том, что Сагредо исследовал срезы. В русской традиции ничего не рассказывать. Человек, даже умирая, себе не принадлежит. В Штатах это все непременно рассказывают. То-есть, больного держат в курсе его болезни. А умирающему говорят, сколько ему, вероятно, осталось жить. Прим. К.К. Ленуша сама была врачем и решила, что у нее туберкулез брюшины, то-есть тоже смертельная болезнь. После операции было осложнение — воспаление брюшины с нечеловеческими болями, и я до сих пор слышу, как она кричала. И Ленуша, видимо, поняла, что Сагредо покончил с собой понимая, что Ленуша уже не выздровеет. Так оно и было ведь.

После операции из больницы Ленуша присылала записочки, написанные на клочках бумаги. Две из них сохранились.

I. Друг мой, скучно и грустно. Вероятно, намек на стихи Михаила Лермонтова « И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды. Прим. К.К. Не забудь отдать тужурку для поправки. Сегодня не надеюсь никого из вас видеть.

II. Друзья мои! Приходите вечером ибо скучаю усиленно. Костюм Шуры (новый) в умывальном шкафу. В 5 часов дайте Шуре пакет творогу, хлеба с маслом и какао. До свиданья.

А вот записка, написанная незадолго до болезни, так как папа назван там профессором, а он им стал в 1922 году.

Куда это Вы, уважаемый профессор, изволили ездить на автомобиле? Как вообще провели утро? Достаточно ли плодотворно по отношению поездки? Надеюсь Вас видеть после вечернего приема на обычной для наших свиданий квартире.

Уважающая Вас....... – жена.

Ленушина болезнь развивалась, она худела, слабела, время от времени живот опять наполнялся жидкостью, и ее выпускали особым инструментом, называемым «труакар». Ленуша лежала на своей кровати, но не в спальне, а в столовой, которая, разумеется больше столовой не служила. Не помню, где мы ели, чуть ли не в гостиной.

За Ленушей ухаживали две медицинские сестры — одна днем, другая ночью. Ночная сестра Зина — это родная сестра Якова Исааковича Лимбергера, мужа тети Саши. Я жила, почти непрерывно в Днепропетровске, совсем забросив и свой дом, и аспирантуру и это полуторагодовое, почти непрерывное, отсутствие очень мне повредило.

К Ленуше ежедневно полтора года ходил доктор Щеголев, лучший терапевт города. М.А. Щеголев — работал до революции в больнице Красного Креста. Врач по женским болезням. Прим. К.К. Разумеется, он знал, что помочь ничем не может, но это делалось «Для вида». Папа не мог и не хотел верить анализу профессора Сагредо, надеялся, что это ошибка и срезы были посланы для анализа в Москву, знаменитому профессору Абрикосову. Абрикосов подтвердил рак. Алексей Иванович Абрикосов (6 января-18 января 1875, Москва — 9 апреля 1955 года, там же) — советский медик-патологоанатом, академик АН СССР (1939), академик Академии медицинских наук СССР (1944), Герой Социалистического Труда (1945), лауреат Сталинской премии. Член-корреспондент Польской Академии наук. Отец Лауреата Нобелевской премии в области физики, академика РАН Алексея Алексеевича Абрикосова.

Жена А. И. Абрикосова — ассистент кафедры патологической анатомии Второго Московского государственного университета (с 1930 года — I Московский медицинский институт), прозектор Кремлёвской больницы Фаня Давидовна Вульф. В 1951 году А. И. Абрикосов и его жена были отстранены от работы в Кремлёвской больнице в связи с т.н. делом врачей-вредителей. Википедия. Прим. К.К.

Помню одну ночь. Это было в ночь после операции. Ленуша и папа были в больнице. Дома были я, Валя и Шура. На кухне, которая была «в версте» от нас — прислуга. Мы, все трое, легли спать в спальне, где еще стояли рядом обе кровати. Я — справа, посередине Шура, слева Валя. Началась страшная, небывалая буря. Ветер гудел и выл, деревья на бульваре скрипели и качались. Нам было очень, очень страшно. Мы прижались друг к другу, и Валя и Шура уснули, а я не спала до утра; мне казалось, что кто-то лезет с балкона, кто-то бегает по квартире, я до сих пор дрожу, вспоминая эту ужасную ночь.

По странной ассоциации, вспомнила, как в начале 50-ых мама со мной и братом приехала в Киев. Тетя Лена с дяде Абрашей жили на Андреевском спуске в квартире на второй этаже. Помню только одну большую комнату с окном на крышу пристройки первого этажа. Сами они уехали на это время жить к знакомым, причем, тетя Лена настрого запретила открывать ночью окно, боялась грабителей. Был конец мая или начало июня, жара стояла страшная. К нашему приезду была куплена клубника, она стояла на столе. Ночью в раскаленной комнате стояла невыносимая духота, наполненная смрадом клубники. Маленький вентилятор совсем не помогал, мы мучились и не могли спать. Мне до сих пор запах клубники кажется неприятным, и никаких других воспоминаний от Киева во время этого приезда у меня не осталось. Прим. К.К.

Все мы старались как можно больше быть около Ленуши, чтобы она, с ее мыслями, не оставалась одна. Неподалеку от ее кровати стоял небольшой стол, за которым папа всегда работал, когда бывал дома. Ленуша просила всех ходить в самой лучшей обуви. Она говорила, что лежа в кровати видит только ноги людей и ей неприятно видеть плохую обувь.

Трудно сказать, чем заполнялись ее дни, все как-то в воспоминаниях слилось вместе. Она много думала о Шуре и потребовала, чтобы ему пошили полный комплект нового белья, новые костюмы, шубу (из папиной офицерской шинели с воротником из черного каракуля), пальто, обувь. Несчастная Ленуша, ей хотелось бы хоть как-то позаботиться о Шуре после своей смерти. Она видела, как я страдаю за нее, и как-то сказала папе «Леночкино дорогое личико».

Мне она твердо сказала еще летом, лежа на террасе: «У тебя прекрасный муж, никогда не бросай его». Означает ли это, что уже было недовольство и мысли его оставить? Прим. К.К. Витя приезжал ее проведать, приезжал и дядя Гриша, как только мог часто. А тетя Саша жила уже в Москве и не приезжала, даже на похороны — не знаю почему. На похороны она безусловно приезжала, о чем будет речь дальше. Прим. К.К. Тетя Саша из Москвы писала, что поселилась в квартире каких-то буржуев с прекрасной обстановкой, и это был единственный раз, когда Ленуша резко осудила тетю Сашу, сказав: «Как она могла взять чужие вещи!» Возможно, остатки этих вещей, все эти ширмочки и этажерки, были в ее комнате, куда я с папой ходила. История их переезда в Москву такова. Яков Исаакович Лимбергер познакомился с Дмитрием Ульяновым. По сведениям полученным от Юрия Анатольевича Лимбергера, они были соседями, но не знаю где. Дмитрий Ульянов был проездом в Александровске в 1924 году. А может быть они познакомились ранее в Евпатории, так как уже в 1923 Лимбергеры были в Москве. Дмитрий Ульянов, как и Яков Исаакович Лимбергер, был санитарным врачом. В 1924 Ульянов уже работал Наркомом в Москве. Он устроил перевод Лимбергеров в Москву, отсюда и роскошная квартира. Я.И. Лимбергер всю жизнь проработал врачом в больнице на Басманной. Александра Абрамовна давала домашние уроки музыки. Прим.,К.К.

Ленуша твердо знала, что больна неизлечимо. Она мне как-то сказала: «Вот поймала болячку! Это туберкулез брюшины, а профессор на лекциях в Цюрихе нам говорил, что это вылечить нельзя».

Ленуша совсем похудела, перестала быть красивой как всегда. От нее, насколько я помню, старались прятать зеркало. Кто для кого больше играл этот спектакль, семья для нее или, она для них. Ведь она понимала, что умирает, какая разница от чего туберкулеза или рака. Прим. К.К.

Так ей не давали умереть полтора года. В один из дней декабря 1923 года, к вечеру — ей стало совсем плохо. Папа спросил у нее: «Хочешь, чтобы привели Шуру?» «Нет», — ответила она. Потом она спросила: «Почему потушили свет?» Папа потом сказал, что это был паралич зрительного нерва. Через несколько минут Ленуша умерла. За несколько дней до этого, ей стало заметно хуже, и папа телеграммой вызвал меня и дядю Гришу. И Ленуша спросила: «Почему все приехали?» Она, видимо, поняла, но ей сказали, что это случайно. Елена Марковна (напоминаю, что она жила у нас, поселившись незадолго до болезни Ленуши), вернувшись с работы домой и узнав, что Ленуша умерла (в глубине души обрадовавшись), сказала: «недаром мне сегодня ночью снились яйца». Вареные яйца — это трапеза евреев после погребения. По-видимому, у них с Соломоном Марковичем уже были интимные отношения, о чем взрослые дочери знали. Прим. К.К.

Я хотела, чтобы Шура посмотрел на мать. Он не хотел. Я его силой впихнула в комнату, он страшно закричал и выбежал. Ему не было 9-A ти лет. Прим. К.К. Он ведь не знал, что Ленуша не наша с Валей мать. Он спрашивал у нее: «Мама, почему Лена и Валя называют тебя Ленушей и говорят тебе Вы?» Она ему говорила: «Видишь ли, так было принято в старину». «А я не хочу, я буду называть тебя мама и говорить тебе ты».

После смерти Елены Абрамовны свою роль сыграла правдолюбивая тетя Саша. Приехав на похороны, она поспешила объяснить моему отцу, что они ему только кровные сестры, и Елена Абрамовна не была их матерью. Эффект был страшный, и мать умерла и сестры не совсем сестры. Мой отец рассказывал, что был этим совершенно убит. С другой стороны, не понятно, почему надо было скрывать правду, вряд ли, это бы что-то значило, если бы он изначально знал все как есть. Прим. К.К.

В день похорон Ленушу положили в гроб и поставили на два стула у подножья кровати. Я хотела закрыть ей лицо покрывалом, но какая-то незнакомая дама запротестовала.

Я уложила для каждого из нас верхнее платье, а потом зашла к Ленуше. И вдруг на меня что-то нашло, и я дико, не своим голосом начала кричать. Папа, дядя Гриша и Валя бросились сюда, а я все кричала. Похорон я совсем не помню, была как в тумане, помню только серенький зимний день до обеда. На этом кончается второй этап нашей семейной жизни.

Как-то, незадолго до смерти, Ленуша, имея в виду революцию и гражданскую войну, сказала: «Жаль. Интересно, чем все это кончится».

Мой отец рассказывал о своей матери, Елене Абрамовне, что она была очень вспыльчивая, как, впрочем, и мой отец. Однажды она взяла его в гости к своему родственнику, Кофману. Пока они были в гостях, родственник ел дыню с солью, что показалось моему отцу очень не аппетитно. Придя домой, он, мальчик лет семи, нарисовал каррикатуру на родственника: он ест дыню, а из носа на нее льются сопли. Мать увидела эту картинку, страшно разозлилась и наказала его.

В Харькове мы с папой ходили на могилу его отца, как-то я спросила, почему мы не навещаем могилу его матери. Он ответил, что этого кладбища больше нет, оно было разрушено.

«Ну, от старого еврейского кладбища (там, где девятиэтажка) осталась только могила Писсаржевского, которая и сейчас сохранилась и парк назван его именем.... Правда там уже не парк, а заросли кустарника и амброзии...».

«В советский период проводилась варварская политика забвения памяти, разрушения еврейских кладбищ и строительства на их месте парков и скверов.»

Cкверы здесь звучат как осквернение.

В моем детстве я еще встречала много людей, которые так или иначе знали Соломона Марковича Компанейца. Кто-то учился у него, кто-то лечился. Когда мне было семь лет ( летом 1953 года), и мы жили в Бердянске, у меня стали шататься передние молочные зубы. Папа повел меня из слепящей от солнца Рыбачьей Слободки, в город Бердянск. Дома, в основном одноэтажные, были покрашены в белый цвет, понизу голубая полоска, и обсыпаны мелким ракушечником. Мы шли по старым тенистым улицам, с огромными белыми акациями и нашли кабинет зубного врача. Врачиха была очень старая (как мне теперь кажется, еврейка), кабинет был тоже старый, с допотопным креслом, а окно на улицу замазано белой краской. Она выдрала мне два передних зуба, отчего во рту образовалась зияющая дырка. Мой папа разговорился со старушкой, и она сказала, что Елена Абрамовна Бердичевская, совсем молодая, приходила к ней лечить зубы. Я помню, что у папы затуманились глаза.

Когда я с родителями бывала в Днепропетровске, мы ходили в гости к очень пожилой и воспитанной в традициях старой школы, паре — врачу Гинзбургу и его жене. Он был профессор-отоларинголог, ученик моего деда. В первый раз я видела их году в 51-м, когда мы летом жили в Бердянске. Папа вспоминал, что когда он был маленький, Гинзбурги сидели в гостях у его родителей, он — ребенок, снял туфлю и чесал ногу. Мать — Елена Абрамовна, заметила, страшно разозлилась, вывела его из комнаты и там отчитывала. Через какое-то время вышел Соломон Маркович, и услышав, как она ругает сына за невоспитанность сказал: «Подумаешь, они и сами босяки». Прим. К.К.

Поездка в Ленинград и увлечения брата

Начался третий период нашей жизни. После смерти Ленуши скоро наступило Рождество и, если память мне не изменяет — мы сделали Шурочке елочку, чтобы немного побаловать его — сиротинушку. А 7 января был день рождения папы — 46 лет. Мы с Валей заранее заказали очень красивую, красного дерева, рамочку для трех фотографий с одной рамке и вставили туда три фото Ленуши: она гимназистка, студентка и жена. Фото небольшие — сантиметров но 10-ти в высоту. Папе все это очень понравилось, и до последнего его дня эта рамочка стояла на его письменном столе.

В начале января папа, Валя и Шура уехали в Ленинград. Там, тетя Муся, жена дяди Симы, зная шурино увлечение зоологией, повела его в зоологический музей Академии Наук. Дело в том, что хотя Шура был еще ребенок, его увлечение носило совсем не детский характер. Он не только основательно изучил Брема, но прочитал много книг по зоологии. Я помню, что однажды он попросил у меня 20 копеек. Я спросила, для чего? Он сказал, что хочет купить себе литого из металла зубробизона — я, конечно, деньги дала, но и сейчас плачу, когда где-нибудь встречаю это слово.

В музее никого, кроме них не было, и сотрудница показывала им двоим музей. Они подошли к стенду, где были какие-то букашки-таракашки. Шура сказал, что все это очень хорошо, но здесь не хватает такого-то и такого-то вида. Сотрудница остолбенела — схватила Шуру и повела его к директору музея, с которым Шура разговаривал как зоолог с зоологом.

В этом же году папа, Валя и Шура жили летом в Кисловодске. В одной гостинице со знаменитым Владимиром Дуровым. У Дурова на плече всегда сидела белая крыса. Дамы, видя ее, дико пищали, а Дуров говорил: «Помилуйте, это же артистка!» Так вот, Дуров подружился с 9-ти летним Шурой, и они проводили вместе целые часы, говоря о животных.

Мы не сомневались, что Шура — будущий зоолог. Но вот прошло несколько лет, и Шура увлекся астрономией. Папа купил ему подзорную трубу, и Шура проводил ночи на крыше дома. Когда в 1964 году мы с ним плыли по Лене в Тикси, мы вдвоем сидели допоздна на палубе, и Шура показывал мне и называл все созвездия и звезды. Увлечение физикой пришло после астрономии и позже. Это правда, мой отец был «ходячей энциклопедией». Кроме естественных наук он поразительно знал историю, поэзию, литературу и европейские языки. Немецкий знал в совершенстве, немцы принимали его за своего. По отзывам коллег он был очень образован и в физике, и математике. Я всегда замечала, как он любил узнавать новое. В Друскениках, летом 1958 года, мы жили рядом со специалистом по полимерам, Слонимским. Григорий Львович Слонимский, 1915–2004, крупный специалист по полимерам. Прим. К.К. Я ходила гулять с ними, и папа был очень заитересовал этой, тогда новой областью. Похожее знание вещей в деталях я вижу у своего сына Марка, видимо, генетическое свойство. Прим. К.К.

Третья жена – Елена Марковна Кернер

Я уехала в Харков. Начались атаки Елены Марковны на папу. Отношения между ними уже были до смерти Елены Абрамовны Бердичевской. Так считала моя тетя Валентина Соломоновна, а она была очень прозорлива. Прим. К.К. Они жили в одной квартире, чего нельзя забывать. Елена Марковна, выйдя замуж за Евгения Яковлевича Люльки. Прим. К.К. крестилась, и их дети — Георгий-Юра и Сережа были крещеными. В последствие Сережа в анкетах в графе «национальность» писал — «лютеранин». Это ему не помогло. Все равно он считался евреем. Прим. К.К.

По рождению Елена Марковна была еврейкой Кернер из богатой семьи из Гуляй–Поля. О Гуляй–Поле и отце Елены Марковны, Марке Кернере и Махно я писала раньше в связи с гражданской войной. Прим. К.К. Она была двоюродной сестрой Ленуши — их матери были родными сестрами. Ее мать, Фаня, была родной сестрой Юлия Энгеля. Сестра Елены Марковны жила в Цюрихе, была замужем и у нее была дочь. Прим. К.К. В Гуляй–Поле не было гимназии, и Елена Марковна училась в Бердянске в одном классе с Ленушей. Женская гимназия в Бердянске была открыты в 1874 году. Прим. К.К. Она от рождения была сгустком злости. Ленуша о ней рассказывала вот что: на каникулах Ленуша — гимназистка старших классов Елена Абрамовна закончила гимназию не в Бердянске, а в Берлине с серебрянной медалью. Прим. К.К. и знакомый студент поехали лошадьми в гости в Гуляй–Поле. Когда они собрались ехать домой, тоже лошадьми, Елена Марковна дала им в дорогу корзину с едой. На ближайшей станции они решили закусить и, когда распаковали корзину с едой, то там оказались только кирпичи, завернутые в бумагу.



Слева-направо: Елена Марковна, Валя Компанеец (Е.М. режет ее ножевкой), Сережа Люльки, Виктор Эривман, Володя Компанеец (?), Соломон Маркович, Шура Компанеец.

Елена Марковна была высокая, стройная, представительная, довольно эффектная, абсолютно не вульгарная. Одевалась не нарядно, как, например, Ленуша, была расчетлива, умна, не слишком широко образована, но и не невежествена — одним словом ... (пропуск в тексте)

После смерти Евгения Яковлевича (в которой, как я писала, она была целиком виновата), ей стало плохо. Юру она отправила в Ленинград к брату Евгения Яковлевича — Сергею Яковлевичу, а сама стала служить машинисткой. И тогда, еще во время болезни Ленуши, конечно, нацелилась на папу и стала наседать. Папа отбивался, как мог, но не с его характером ему было с нею бороться. Летом я получила от него телеграмму: «Умоляю, спаси меня, приезжай».

Я дала телеграмму, выехала и утром в 10-м часу подошла к папиному дому. Папа сидел на улице, на проспекте на крыльце дома и плакал. Я хочу сказать, чтобы вы поняли, что это значило для папы, которого знал весь город!! Но, что я могла сделать? Умоляла, страшила, убеждала. Ничего не помогло, и они зарегистрировались. Из Люльки, Елена Марковна стала Компанеец. Она переехала из своей одной комнаты во всю квартиру, и в первый же день, когда все сели в столовой обедать, Сережа, которому было 6 лет, спросил: «Мама, мы теперь всегда будет обедать у Компанейцев?»

И началась новая, совсем не похожая на Ленушину, жизнь. К папе Елена Марковна относилась хорошо, очень заботилась о нем, о его здоровье. Не рубила сук, на котором сидела. Шуру она ненавидела. Я знаю, что Таня, моя мать, прим. К.К. обвиняет папу в том, что Елена Марковна терзала Шуру. Я ничего не могу сказать, кроме того, что мы не знаем, как папа с ней боролся. Ведь он, без сомнения, говорил об этом с ней наедине. Мы не знаем, до чего бы она дошла в своих злодействах, если бы папа не защищал Шуру как мог. Папа обожал Шуру и как воспомиминание о Ленуше, и как гениального мальчика. Елена Марковна все это знала и кипела от ревности, во-первых — к Ленуше, во-вторых, потому, что ее сыновья гениальностью не отличались. Так или иначе — детство юность Шуры были исковерканы и обездолены.

Повторю, что сказал мой отец: «Папа не умел жить для других, он жил только для себя». Я даже переспросила, и он опять это повторил. Поэтому я думаю, что ему — Соломону Марковичу, было хорошо, а что творилось у него в доме, он не замечал. Вина и Елены Соломоновны, которая запретила моему папе жаловаться отцу, запугав все тем же больным сердцем. С этим «больным» сердцем он пережил трех жен, работал как вол, дожил до 68 лет. Елену Марковну — мачеху, мой отец называл гадюкой, но не перенес вражды на своих сводных братьев, Юру и Сережу. С ними были совершенно родственные и братские отношения. Оба они были очень добрые и милые люди, успешные в своих областях. С дядей Сережей и его семьей были особенно близкие отношения, он и мой папа были почти ровесниками и вместе выросли. Елену Соломоновну мой отец обвинял за ее позицию и запрет тревожить отца. Прим. К.К.

Она не переставала внушать папе, что его любят только Юра и Сережа, а Шура, я и Валя его не любят. Неужели папа хоть на секунду мог этому поверить?

Однажды (это было уже в Харькове), я летом пришла к папе — дверь отворил мне Шура и, увидев меня, схватил меня за руку и закричал: «Пойдем, я что-то тебе покажу». Никого дома не было. Мы зашли в комнату Шуры и Сережи — там у двух стен стояли две кровати и два стола: Шурин направо, Сережин — налево. На Сережином столе стоял прекрасный ужин — несколько блюд: у Шуры — стакан холодного чая и кусок хлеба.

Вы спросите: почему же Шура не показал этого папе, почему я назавтра не дала Елене Марковне оплеуху? Только потому, что у папы было больное сердце и, мы дрожали за его здоровье, и ни за что не заставили бы его волноваться. То-есть, сына морят голодом в доме отца — это ничего, главное не волноваться.Как юрист Елена Соломоновна должна была понимать, что соучаствует в преступлении. Когда младшая сестра, Валя, вышла замуж и стала жить отдельно, папа, голодный, ходил к ней поесть. С ней у него были близкие отношения, в детстве папа написал про эту сестру много смешных стихов и любил ее. Прим. К.К.

Образование брата

Шура был гениален. Папа это знал и понимал, что Шура нуждается в нестандартном образовании. И тут он был тверд. Шура не учился в школе, которая в те годы ничего учащимся дать не могла и не давала. Шура учился у великолепного педагога Орлова, который действительно дал Шуре много. Мой отец учился у него в Днепропетровске вместе с Марком Губергрицем, Юрой Кофманом и еще одним мальчиком, Шурой, фамилию не помню. Звали учителя Лазарь Орлов. Отец вспоминал о нем с удовольствием. Орлов был строгий старомодный человек в пенсне, мой отец смеялся, что дома жена называла его нежно Ланя. Занимались несколько раз в неделю и очень быстро прошли школьную программу. Прим. К.К.

Кроме Орлова Шура занимался с француженкой Эррар и с немцем. Кроме этого к Шуре ходил учитель рисования, так как Шура прекрасно рисовал, что почему-то отрицал впоследствии. У нас дома хранился рисунок головы, кажется, Гомера — ничего особенного, слабое академическое рисование. Смешные каррикатуры отец иногда рисовал. Учили и фортепиано, недолго, при жизни матери, но дед, Соломон Маркович, разрешил бросить. Cлух у отца был неплохой, он любил петь песни своего сочинения на мотив «Варшавянки», «Марсельезы» и «Интернационала». Прим. К.К. Его рисунки пропали в войну — у меня есть один только его рисунок, прекрасно нарисованная роза. Тут уже Елена Марковна ничего сделать не могла. Немец был студентом медицинского института, очень «немецким». У него были две девочки: Эрентраут и, как папа выдумал, Шпрингенфельд. О своей жене он говорил: «......................» (пропуск в тексте) — «Сегодня у моей жены белье».

Шура и Сережа пели:

Вицель, пицель, вицель, кицель,

Забирает немца гицель.

Гицель — (польск. с нем.). Полицейский служитель в городах, на обязанности которых лежит от времени до времени делать облавы на бродячих собак; фурманщик. Источник: Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка . Чудинов А.Н., 1910

гицель — "живодер", южн., зап. (Даль), из польск. hycel — то же, которое Брюкнер 174 считает заимств. из нем. (силез.) hitzel, возм., от hetzen "травить".… Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера. Прим. К.К.

Они с немцем часто катались по Днепру, и после смерти Шуры, Сережа рассказал нам, что однажды Шура тонул, и немец едва его спас. Предвестие, мой отец утонул летом 1974 года, плавая в Балтийском море. У него было особое отношение к воде, он везде и всегда купался и плавал. Прим. К.К.

Когда нужно было уже подумать о вузе для Шуры, и нужен был аттестат за среднюю школу, он поступил в последний класс школы. Сохранились две квитанции школы № 33 от 19.XII. 1927 года и 15.II. 1928 года Отцу 13 и 14 лет. Прим. К.К. о плате за обучение 4 рубля 50 копеек. Что это за плата — мне неясно. Недорого, но и обучение больше того не стоило. Прим. К.К.

Для поступления в школу была получена справка — вот ее копия:

Справка

Днепропетровский Окр. ЗАГС удостоверяет, что в хранящейся при архиве Окр. ЗАГС'а метрической книге о родившихся по городу Днепропетровску за 1913 год записан окр. Тысяча девятьсот тринадцатого года двадцать второго декабря Александр Зельманович Компанеец.

Настоящая справка выдана для предъявления в школу.

Зав. Окр. ЗАГС'ом (подпись)

Архивариус (подпись)

Печать

В школе литературу преподавал Николай Николаевич Колотинский, мой преподаватель из гимназии. Увидя новенького по фамилии Компанеец, он спросил у Шуры: «У Вас есть сестра Лена?» — Шура сказал: «Да».

Рядом со свидетельсвом о рождении лежит у меня Шурина визитная карточка:

Александр Соломонович Компанеец

Зав. лабораторией, профессор,

Доктор физико-математических наук.

Институт химической физики АН СССР. Адрес.

Здесь он уже Соломонович, потому что в суде изменил свое отчество. Судья пытался его отговорить, говоря, что Зельманович звучит лучше, но Шура был непреклонен. Я писала ранее, что все стали «Соломоновичами», а дед Соломоном, но не знаю в какой последовательности, так что, возможно, он стал Соломоном по отчеству своих детей. Уникальный случай, где дети называют отца! Прим. К.К.

В доме при Елене Марковне

После смерти Ленуши я бывала дома, но редко, и деталей жизни не знаю. Шуре кто-то сказал, что Ленуша не была нашей матерью. Кто сказал — я не знаю, это нисколько не повлияло на наши отношения, и мы никогда не говорили с ним об этом. В главе о смерти Елены Абрамовны, я написала об этом. Прим. К.К.

Юра закончил школу в Ленинграде и приехал в Екатеринослав поступать в Горный Институт. У нас он с комфортом расположился в нашей квартире, это была квартира его матери и отчима, так что он имел полное право в ней «расположиться». Прим. К.К. занял Ленушин кабинет и со свойственным ему нахальством стал вести себя бесцеремонно. Когда Валя однажды вошла в его комнату, он сказал ей: «Валя, выйдите из моей комнаты». Вообще Люльки расположились с удобствами, а Шура и Валя в полном смысле слова «у мачехи». Она всех его товарищей всячески хаяла, а знакомых девушек называла проститутками, моему отцу к моменту ее брака с Соломоном Марковичем было 9 лет, так что речь идет о более позднем времени. Прим. К.К., не желая замечать как ведет себя ее Юра. Что касается Сережи, ее любимца, ему в момент брака было 7 лет. Прим. К.К. то его баловала до потери сознания, он ни в чем не знал отказа, и его абсолютно не интересовало, как живет Шура, не говоря уже о Вале. Два законченных, густопсовых эгоиста «паслись на папиных хлебах». Тут вспоминается, с каким восторгом Елена Соломоновна пишет о доме прадеда, и сколько разного народа садилось за стол. Что изменилось? Снабжение? Еще раз хочу заметить, что они были приемными детьми С.М. Компанейца. Что касается того, как Елена Марковна относилась к моему отцу, еще ребенку, к тому же ее племяннику, то это правда. Прим. К.К.

Что касается папы — то навсегда ушло его душевное веселье, которое было так свойственно ему в лучшие годы с Ленушей, которую он обожал. Мой отец вспоминал о нем, как о мрачном человеке. В семье Компанейцев, где было пять сыновей, они делились на трех веселых братьев: Семена, Савелия и Самуила и двух серьезных — моего деда и старшего брата, Иону. Прим. К.К. К Елене Марковне он привык, повторяю, она заботилась о нем, и это давало ему возможность и силы заниматься своей научной работой. Раньше, бывало, папа за обедом рассказывал то смешное (или траги-смешное), с чем он сталкивался в течение дня. Он с большим юмором передавал все это.

Страница юмора и случаев из жизни

Отвлечемся от грустного и устроим себе 16-ю страницу нашей «Литературки». С 1 января 1967 года (редактор Александр Чаковский) газета приобрела новый облик и стала выходить один раз в неделю (по средам) на 16 страницах, став первой в стране «толстой» газетой.

Особую популярность приобрёл отдел юмора «Клуб 12 стульев», которым руководили Виктор Веселовский и Илья Суслов. Они сплотили самую талантливую молодёжь — тех, кто впоследствии стали классиками современной отечественной культуры. Это и была 16-я страница «Литературной газеты», в народе Литературки. Прим. К.К.

Это то немногое, смешное, что я помню из рассказов папы (дается в подлиннике и в переводе).

Папа едет в трамвае и слышит разговор двух евреек. Одна жалуется на свое бедственное положение и говорит другой: «Азохен вей цу мир — их трейг шон майне ентефтике клейдес». — «Увы мне! Я уже ношу свои праздничные платья». Старый еврейский анекдот, который я знаю в такой форме. Один еврей жалуется другому: «Такая бедность — уже ношу пасхальный клифт (костюм) в будни!» (клифт — переводится как перемена)». У этого анекдота глубокие религиозные корни. В праздник, когда евреи читают священные книги, они должны быть в чистых, без пятен, одеждах Прим.К.К.

Двое мальчиков — постарше и маленький ходят в папе лечиться. Старший водит маленького, которого лечит папа. Маленький боится, ерзает и плачет: «Хоб мойре фордем гой» — «Боюсь этого русского».

Старший говорит ему: «Сиди спокойно, это же стоит денег!»

Старая еврейка, лечившаяся у папы, уходя, каждый раз говорила: «Дай Вам Бог дожить до сто двадцать лет с этот самый ум».

Еврейка приходит к папе и говорит: «Доктор, Вы мне прописали мазь, так мне стало еще хуже». Папа спрашивает у нее: «А какого цвета эта мазь?» — «Так я ее еще не заказывала!»

Приходит лечиться батюшка и говорит: «Мой месяц, а я кашляю. Прямо совестно».

А это уже я — взрослая дылда, спрашиваю за обедом у папы: «Папа, макароны растут в Италии?»

Присоединим сюда два смешных случая с Шурой. Первый в Крыму, в Мисхоре. Мисхор растворяется в элитных санаториях, прекрасном Мисхорском парке, горных склонах Ай-Петри столь сильно, что обычные дома жителей этого городка как-то даже и незаметны. Поэтому его трудно назвать не только городом, но и селением...(!) Описание Мисхора на современном сайте. Прим. К.К.

Я гостила там у папы. Мы все идем к табль-д'оту — довольно нарядная публика. Шуры почему-то нет. Наконец он приходит. Брюки расстегнуты — на животе бутылка с горячей водой. (Тут Шура подросток).

Второй. Шура — студент в военном лагере летом. Мы с папой приехали, чтобы его навестить. Ищем, студенты отвечают: «А это тот, который в столовую с винтовкой ходит!»

Однажды, сидя за обеденным столом, Соломон Маркович, попросил моего папу, мальчика, принести ему шлепанцы. Он принес и поставил их на обеденную тарелку. Соломон Маркович дал ему оплеуху. Мой отец, А.С. Компанеец, был известен своей рассеянностью иногда доходящей до смешного. Прим. К.К.

Но не всегда было смешно, помню по папиным рассказам два других случая:

Брат-студент, сифилитик, поцеловал свою младшую сестру и заразил ее сифилисом. Папа удаляет ей аденоиды, и она до крови прокусила папин палец. Папа совершенно отделил себя от семьи надолго и непрерывно давал кровь на реакцию Вассерманна. И только, когда наступила полнейшая уверенность в отсутствии заражения — папа успокоился.

Инкубационный период первичной стадии сифилиса составляет в среднем 3 недели (интервал от нескольких суток до 6 недель) с момента заражения. По окончании инкубационного периода в случае полового или бытового заражения в месте проникновения микроба обычно развивается первичный аффект. Сифилис предается либо половым путем, либо через кровь. Не очевидно, что он передается через слюну, так что заражение сестры через поцелуй спорно. Прим. К.К.

Папа оперировал девочку, она после операции получила паралич лицевого нерва и ее «перекосило». На много лет! Папа не мог этого забыть, и его это страшно мучило, и вдруг приходит к нему эта девочка на прием — уже взрослая, без каких бы то ни было следов перекоса.

Счастью папы не было границ.

Мне очень хочется написать несколько слов еще о папе. Он любил повторять иногда слова и фразы, имевшие иносказательный смысл, либо взятые из литературы, либо придуманные им самим. Был и стишок, и иностранные фразы. Я их опишу:

У меня есть привычка раскачиваться. Папа говорил: «Не расшатывай основ». У Елены Соломоновны было что-то вроде нервного тика — она все время расшатывалась. Вряд ли, это была простая привычка. Странно, что отец, врач, к этому серьезно не относился и не лечил. «Расшатывать основы» относится к государству, возможно калька латинского выражения. Прим.К.К.

Мечтая побывать где-нибудь в новом месте, он говорил: «Если только жив я буду, то Гвидона навещу». («Сказка о царе Салтане».)

Стоило мне помешать ему работать — он говорил (из Иллиады): «Шествуй, любезная, в дом, занимайся своими делами»,

Шествуй, любезная, в дом, озаботься своими делами;

Тканьем, пряжей займися, приказывай женам домашним

Дело свое исправлять; (Перевод Гнедича.) Прим. К.К.

Если кто-нибудь небрежно занимался, он говорил: «Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни». А.С. Пушкин «Борис Годунов». Прим. К.К.

На фортепиано папа умел играть только «Турецкий марш» и «Рондо в турецком стиле» Моцарта — и не было большего блаженства и счастья, как упросить папу сесть к роялю и сыграть это.

Иногда папа добродушно подшучивал над теми или иными литературными образами. Так он цитировал «Слово о полку Игореве»: «Полечу – рече Зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле рече, утру князю кровавые его раны на жестоцем его теле».

Он утверждал, что утереть раны рукавом шубы — противоречит всем правилам антисептики. Думаю, что с антисептикой во времена Игоря было плохо, если поэма действительно была написана в 11-ом веке. Но бебрян истолковывается не как бобровый, а как вид шелка. Так что, при более близком рассмотрении, не так плохо. Прим. К.К.

Закончив очередную научную работу и, чувствуя образовавшуюся пустоту, он говорил: «Я, как лошадь без хвоста». Пословица целиком звучит: «Дело без конца — что лошадь без хвоста», так что он употреблял ее в обратном смысле. Прим. К.К.

Изучая итальянский язык, он любил повторять такую фразу: «Ho una figlia ingrata» (т.е. меня неблагодарная дочь) — и при этом неизменно указывал на меня. Либо идеоматическое выражение, либо слова Шейлока обращенные к Джессике, переведенные на итальянский. Прим. К.К.

В детстве папа читал известные стихи «Выше вал сердитый встанет» так, «Вышивал, сердитый встанет...» Почему «вышивал и встанет сердитый?» Н. Языков. «Пловец».». В более поздней народной переделке «Вышивал сердитый Сталин». Прим. К.К.

Я была скромной девушкой, и обо мне были написаны папой стихи, которые я помню только в отрывках. Вот они:

Раз Елена у окна

Находилася одна.

В это время Цеппелин — (дирижабль Е.К.)

История цеппелинов началась с возвращения на родину из Америки графа Фердинанда фон Цеппелина, генерала кавалерии. Он привез идею создания жесткого аэростата, чего никто в мире до него не делал. Прошли годы, прежде, чем граф Цеппелин смог реализовать свою мечту. Он не оставлял надежд убедить техническое сообщество реализовать его проект. Наконец, в 1899 году немецкий император Вильгельм II подарил Цеппелину комплекс зданий близ немецкого городка Фридрихсхафен, откуда 3 июля 1900 года поднялся в небо первый цепеллин. Эра расцвета дирижаблей пришлась не на XIX век, а на 20-30 годы XX века. От фамилии создателя «жесткого» дирижабля пошло и другое название — "цеппелин" Но в 20–30 годах Елена Соломоновна была уже взрослой замужней женщиной, так что слово существовало раньше. Прим. К.К.

Опустился на аршин.

Тут Елена догадалась

На воздушный шар взобралась,

Мимо города Берлина

Уж проносится корзина,

И прийдя во Киев–град,

Возвращается назад.

(Там Елена повстречалась с царевичем Елисеем)

(Елисей говорит)

Вот Вам вилла Топвои

(Может быть, имеется в виду Толвуи с его целительным «Царицыным» источником, Возможно опечатка. Толвуи в Карловых Варах. Прим.К.К.)

В ней обычно я живу

Но при случае таком

Уступаю Вам свой дом.

Говорит ей Елисей:

«Я царевич, ей же ей!

Восхищен я весь тобою,

Будь моею ты женою»

Но Елена Елисею

Наклала так крепко в шею,

Что царевич без оглядки

Убежал во все лопатки.

И Елена навсегда

Поселилася одна.

Много, много лет прожила,

Никого не подпускала

Всех искусством там пленила... (забыла конец)



А совсем маленький Шурочка написал папе такие стихи:

Ах, этот птюк,

Он апатюк,

Он так похож

На цукатюк.

Напоминают мне стихи моего сына, Марка, написанные в три года.

О-безья-ны

Прыг-поскок,

Мишки нету

Нау-тек.

Прим. К.К.

Еще о деятельности Соломона Марковича

Папа, наконец, получил возможность заниматься наукой. Как я уже писала в 1919 году папа организовал клинику, которая разрослась, написал много научных работ и продолжал их писать, а в 1924 году основал «Журнал ушных, горловых и носовых болезней» главным редактором (которого) был со дня основания журнала и до дня папиной смерти в 1941 году. Несмотря на то, что журнал издавался в Екатеринославе (Днепрпетровске), а потом, после переезда папы в Харьков — в Харькове, журнал был всесоюзным. В нем печатались и зарубежные ученые. Прим.К.К.

Это был орган отоларингологических клиник Военно-медицинской Академии, Днепропетровского, Ленинградского мединститута, первого и второго Московских университетов, Московского ото-ларингологического общества и общества врачей по ушным, носовым и горловым болезням в Ленинграде. Под редакцией (сказано в журнале) проф. С.М. Компанейца (Днепропетровск)

Адрес редакции: Днепропетровск, Проспект, 17, Проф. С.М. Компанейцу (т.е. папина квартира)

Уже из всего вышесказанного видно, какую главную, единственную роль играл папа в этом журнале.

У меня сохранился один номер журнала, изготовленного издательством «Научная мысль» Харьков — Днепропетровск, 1927 года. Написано, что это четвертый год издания. Журнал — орган Ото-Ляр Клиник Военно-Медицинской Академии, Днепропетровского Медицинского Института, Ленинградского Медицинского Института, 1-го и 2-го Московских Государственных Университетов, Московского Ото–Лярингологического Общества, общества врачей по ушным, носовым и горловым болезням в Ленинграде, Одесского Ото–Лярингологического Общества и Ото–Лярингологических Секций Киева и Ростова н/Д.

Номер посвящается профессору Соломону Марковичу Компанейцу по случаю 30-летия его врачебной, педагогической, научной и общественной деятельности. Журнал открывается фотографией и поздравительной статьей в адрес С.М. Компанейца, она подписана «сотрудники клиники» 30-го октября 1927 года. Далее говорится: на наш призыв принять участие в издании юбилейного номера в честь 30-летия деятельности профессора С.М. Компанейца авторы откликнулись присылкой свыше 70 статей. Не имея возможности поместить все статьи в одном номере Редакционная коллегия вынуждена была разделись их на 3 части, расположив в алфавитном порядке имен авторов. В настоящий номер вошла первая треть присланных рукописей, остальные будут напечатаны в следующих номерах. В журнале 776 страниц, отсюда видна научная и общественная популярность С.М. Компанейца. Прим. К.К.)

О жизни Валентины Соломоновны

Я уже писала о том, что после смерти Ленуши я вернулась в Харьков и не бывала уже так часто у папы.

С 1923 года Валя поступила в Харкове в Вуз на правовое отделение Института Народного хозяйства, т.е. говоря другими словами, на юридический факультет. Тетя Валя была очень тихая и деликатная, поэтому Даня Компанеец, двоюродный брат, сказал: «Ну, кого она будет защищать? Каких-нибудь мошек и букашек». Прим. К.К. Жила она, естественно у нас, в одной комнате с Витиной матерью, Ефросиней Яковлевной. Отношения с нею и с Витей у Вали были самые дружеские, родственные. С Витей была на «ты», Ефросинья Яковлевна говорила Вале «ты». Характер у Вали такой, что поссориться с ней невозможно. Под внешней мягкостью у Валентины Соломоновны был очень сильный характер. А кроме того, она видела людей «насквозь». Впрочем, я знала ее гораздо позднее. Прим. К.К. Училась она хорошо и хорошо сдавала экзамены.

В институте началась чистка, и Валю вычистили за «буржуазный вид» Он заключался в том, что у Вали было одно платье, и она донашивала Ленушины ботинки. Но она была хорошо воспитанная девушка, а не хулиганка, как остальные, сильный характер! Прим. К.К. и выделялась из окружающей среды. Вероятно, ее поведение и манеры раздражали симпатичных мальчиков, и они, решив избавиться от нее, вычистили ее. Валентина Соломоновна один раз рассказала мне о своих студенческих годах. «Принято было приходить на лекции в красных косынках. Это не было стихийным порывом, а обязательно. Если вдруг кто-то появлялся без красной косынки, то это вызывало такую злобу, что могли линчевать». Вот как уже к 23 году люди были перепуганы. От других пожилых женщины слышала сладко-ностальгические восклицания: «Ах, молодость, ах, красные косынки!» Власть может держаться на двух вещах: деньгах или страхе. Третьего не дано. Прим. К.К.

Можете представить себе, как она и папа реагировала на это (конечно, и мы). Папа приехал в Харьков, где тогда была столица Украины, пошел в ЦК партии и сказал: «За что мою дочь исключили из Института? С каким чувством я буду преподавать студентам, зная, что моя дочь не может учиться?»

Валю ЦК распорядилось восстановить и передало все дело в министерство, куда я начала ходить за ответом не меньше месяца и сидеть там по 3 часа. Наконец, мне ответили, что Валя восстановлена, и я телеграфировала, и Валя вновь приехала.



Сидят: Иоганн Ефимович Гинзбург, Соломон Маркович Компанеец с Ниной Гинзбург на коленях. Стоит: Валентина Соломоновна Компанеец.

В 1927 году Валя окончила институт и вернулась домой. Она поступила секретарем судебных заседаний в Народный суд и там познакомилась с Иоганном (Ионой) Ефимовичем Гинзбургом, проходившем в Нарсуде практику. Он окончил Медицинский институт и одновременно учился на юридическом. Валя и Иоганн поженились, и через год в 1928 году родилась Ниночка.

Мне очень неприятно писать об Иоганне. Из-за того, что Таня (к сожалению и Шура) относится к нему в высшей степени несправедливо. Эти вечные насмешки и ирония — ни к чему. Не помню, чтобы мои родители не любили Иоганна Ефимовича, в нашей семье он назывался дядя Ваня. Смеялись добродушно. Он был глуповат и к тому же враль, но бескорыстный. Насмешки бывают часть хорошего отношения в семье, кого не любят, над тем не смеются. Но Елена Соломоновна не страдала чувством юмора, а наоборот, повышенным пафосом. Над ней мой отец не смеялся, а раздражался от нее. Тетя моя, Валентина Соломоновна, была умна, и когда я гостила у них летом 67 года, Иоганн Ефимович за обедом стал говорить какою-то правоверную советскую ахинею,она тихо, но твердо сказала: «Иоганн Ефимович, вы — дурак».

Когда Иоганн ухаживал за Валей, мой отец был еще мальчишкой, и не хотел, чтобы сестра выходила замуж. Он прятал под ее кроватью ночной горшок, и когда жених приходил, поддавал его ногой, так чтобы он выкатился из-под кровати, к смущению невесты. Но это не отвадило упорного жениха. Прим. К.К.

Иоганн сделал людям, своим сослуживцам и другим, столько настоящего добра, сколько всем нам и не снилось. Он отличный врач и благороднейший человек, и мне глубоко больно, та несправедливость, которую проявляет к нему (а заодно к Вале и Ниночке) Таня. На эту тему я больше писать не хочу! Несправедливости не помню. Действительно, смеялись над ними, когда они вымыв руки, подносили стулья к стулу локтями.

Иоганн Ефимович Гинзбург поначалу работал в клинике моего деда в Днепропетровске. Жили они в комнате отдельно от моего деда. Деда моего к этому времени уже «уплотнили» — в 10-и комнатную квартиру вселили соседей.В тридцатом году семья переехала в Харьков, Иоганн Ефимович там занимался уже административной работой. А в 1934 году, когда столица переехала в Киев, его перевели, и он стал замнаркомом здравоохранения.

Жили, по воспоминаниям дочери Нины, в огромной, роскошной квартире, с горничной. Дом был на тихой улице недалеко от Крещатика, и назывался Дом Врача. Пожалуй, ни об одном сооружении мастера (действительный член Академии Архитектуры УССР, член Президиума и вице-президент Академии Архитектуры УССР — Павел Федотович Алешин) не писали так много, как о доме врача. О нем есть даже статья в Британской энциклопедии. Дом был поначалу конструктивистский, а потом, в духе времени, приукрашенный. (Из интернетной статьи.) Жили там врачи и министерские работники. Валентина Соломоновна не работала. Дочь свою она в школу не отдала, под предлогом плохого здоровья. Только к концу второго класса Нина была отпущена в школу. Дома у них никто не бывал, тетя этого не хотела. Иоганн Ефимович работал дни и ночи, как тогда было принято. Семья его не видела. Иногда тетя брала Нину и ехала в наркомат — повидать отца. Они проходили через многочисленные кордоны в его кабинет, куда отец забегал их повидать. Иногда они встречали наркома Канторовича, который радостно говорил: «Нагрузил его работой так, что не понимаю, как он справляется, а он справляется». Но этот самотверженный труд на благо отечества скоро кончился.

В 1937 наркома Канторовича перевели в Москву, готовился переезд и семьи тети. Уже отделывали в Москве прекрасную квартиру. Иоганн Ефимович проводил почти все время в Москве. Поэтому он не заметил, что тетя уже с год, как психически больна. Тетя Валя рассказывала, как она сидела дома в ужасной депрессии. Звонок в дверь, горничная открыла, это зашла старая знакомая, подруга Елены Абрамовны Бердичевской. Но тетя отказалась ее видеть, и еще в 60-ых годах очень об этом горевала, потому что больше уже никогда ее не видела. В 1937 у тети начались эпизоды паранойи, заключались они в том, что она считала, что муж и дочь хотят ее убить. Этого Иоганн Ефимович уже не мог не заметить и повез ее в Москву, показывать психиатру. Тот расспрашивал ее о суицидальных тенденциях и сказал, что ее надо направить на лечение. Дома Валентина Соломоновна сказал: «Лучше поведи меня в театр развлечься». Ее все-таки отправили в подмосковный санаторий «Мцири», который специализировался на нервных болезнях.

Тем временем в Москве события развивались. Нарком Канторович, который сменил расстрелянного наркома СССР, покончил собой — выбросился в окно, при попытке его арестовать. Это я знаю от Нины, моей двоюродной сестры. По данным интернета он погиб в застенках НКВД. Так или иначе, все лопнуло, пришлось семье вернуться в Киев. Там работы тоже не было, никуда не брали, знакомые на улице отворачивались или переходили дорогу, чтобы не здороваться.

Деньги кончились, начали продавать вещи на хлеб. Тетя собирала старинный фаянс, пришлось все продать. Дочь отправили к Елене Соломоновне в Харьков — от безденежья и на случай ареста. Наконец, Иоганн Ефимович нашел какие-то мелкие работы — врачом в войсках, работал в туберкулезном санатории, где-то под Киевом. Электричка туда не ходила, бывало, что добирался туда на подножке товарного вагона. Ездил в 1939 воевать в Халкингол, потом работал в поликлинике в Киеве. В те годы, когда я его знала, он был в военной форме, высокий, подтянутый, смуглый красавец. Во время войны семья уехала в Алма-Ату и в Киев больше не вернулась.

Валентина Соломоновна в мое время была совершенно в здравом уме, но на улицу почти не выходила. Может быть от одиночества, а может быть от рождения, у нее была необычайная способность прорицать, предвидеть, предчувствовать. У меня с ней, когда я выросла, было родство душ. В 1967 году я гостила у них в Алма-Ате, и тетя позировала мне для портрета. Когда я кончила, она спросила: «А где же очки? Они так хорошо позировали» . Действительно, все эти несколько недель она держала в руке очки. Я их тут же приписала. Тетя Валя хорошо играла на фортепьяно, и у нее была большая коллекция пластинок классической музыки. Прим. К.К.

Лето 1925 года

В 1925 году я как-то не знала куда поехать летом. В этом году я закончила аспирантуру, получила диплом после защиты аспирантской работы (не диссертации — тогда еще в СССР учебных степеней не было).

Учёные степени появились в СССР в 1934 году, введены постановлением Совнаркома СССР «Об учёных степенях и званиях» от 13 января 1934, фактически восстановившим ранее существовавшие в дореволюционной России учёные степени. Наибольшее число кандидатов и докторов наук в технических, медицинских, физико-математических науках. Прим. К.К.

Я на несколько лет позже это все проделала, отчасти из-за того, что почти полтора года прожила в Екатеринославе, а отчасти, возможно, и потому, что руководителя у меня не было. Т.е. был профессор В.И. Сливицкий, который оставил меня в институте. Это был настоящий, глубокий ученый, но совершенно не умевший быть руководителем, не знавший как к этому подступиться. В 1920 г. по решению правительства Украины на базе юридического факультета Харьковского университета создан Институт народного хозяйства. В своей основе это был юридический институт, который готовил юристов для работы в государственном и хозяйственном аппаратах. Первыми преподавателями правового факультета — основателями института — стали известные профессора-правоведы: В.М. Гордон, В.М. Корецкий, О.Д. Кисилев, В.Ф. Левицкий, М.О. Максимейко, М.И. Палиенко, В.И. Сливицкий, В.С. Трахтеров и другие, которые раньше работали в Харьковском университете. Занимая в течение многих лет преподавательские и научные должности, они сделали значительный вклад в становление и развитие правовой науки и образования и подготовку законодателей.

«Мне повезло учиться в Харьковском юридическом институте (еще носившем имя Л.М. Кагановича), когда значительную часть профессоров и преподавателей составляли известнейшие ученые с дореволюционным стажем. Один из них —профессор Владимир Иванович Сливицкий — был уже более чем в преклонном возрасте. Его рассеянность породила анекдоты, цитируемые по сей день. Но на лекциях профессор преображался. Его любили, слушали, затаив дыхание. Нередко он отходил от темы и рассказывал о своих встречах с выдающимися людьми прошлого, о событиях, не попавших на страницы официальной истории. Наряду с курсом теории государства и права, В.И. Сливицкий вел факультатив по ораторскому искусству. И там он преподнес нам урок, которым хочу воспользоваться, предваряя настоящую работу.

Представьте, — говорил Владимир Иванович, — вам надо охарактеризовать некоего гражданина Н., отличающегося крайней глупостью. Для этого есть два способа. Один заключается в том, что вы последовательно перечисляете поступки, выставляющие его в явно неблагоприятном свете. Аудиторию эти мелочи интересуют мало, слушают невнимательно. Но когда в заключение вы делаете вывод: «Таким образом, есть все основания считать, что Н. дурак», публика захлебывается от возмущения: «Как?». «Почему?». «Это оскорбление!». Второй способ: вы начинаете изложение с констатации: «Н. — дурак». Все навострили уши, внимательно слушают приводимые доводы и могут дать в итоге соответствующую оценку.» Б.Г. Розовский. Прим. К.К.

Так или иначе — аспирантуру я закончила. Работа преподавателем в институте в то время материально мне почти ничего не давала, и я работала юрист-консультантом в Гороткомхозе Городкомхозе? Или горкомхозе? Прим. К.К. Летом у меня был отпуск — ехать было некуда. У меня с Витей было двое приятелей —Веня Черкас и Даня Богорад.

БОГОРАД Даниил Ильич (1902–1966), сов. экономгеограф, специалист в области районной планировки, д-р геогр. наук (1961). Ведущий специалист Н.-и. ин-та градостроительства УССР (г. Киев). Исследования гл. обр. по географии нас. и городов и по районной планировке. В дальнейшем родственник Елены Соломоновны по второму мужу, он был женат на сестре Абрама Львовича Цукерника – второго мужа Елены Соломоновны. Я с этой семьей была знакома с детства. Первый их ребенок, мальчик, умер во время войны от менингита. Их дочь, Лена была на год старше меня. Даниил Ильич умер при операции от вливания неправильной группы крови, Лена была очень привязана к отцу и страшно переживала. Летом 68 года я была на практике в Киеве и пришла ее навестить. Посидели, поговорили и я для ее и собственного развлечения пригласила к ней в гости милейшего мальчика, своего киевского знакомого, Сережу Броуде. Мы с ним покурили на балконе и ушли. После этого тетя Лена мне рассказывала, что слышала от них, что я каких-то мужчин к Лене привела и чуть ли не в публичный дом ее собиралась продать. Прим. К.К.

Оба были к этому времени сосланы, за что? Но при Сталине об этом не спрашивали. Был бы человек, а дело всегда найдется. Веня и Даня были сосланы в 1923 году на 5 лет. Веня уехал с женой и крошечной дочкой, а Даня (и его мать) — в Сольвычегодск на Вычегде. Между прочим — вот нравы того времени — Даня ехал за свой счет, оплачивая и конвойного. На станциях Дане выходить не разрешалось, а конвоир выходил, оставляя Дане на сохранение свое оружие — револьвер.

Я написала как-то Дане, что вот не знаю, как провести отпуск — и он пригласил меня в Сольвычегодск, прельщая стариной и своеобразием города. Сольвычегодск — город в России, в Котласском районе Архангельской области, курорт. Город расположен на правом берегу реки Вычегда (приток Северной Двины), в 630 км от Архангельска, в 35 км от Котласа, в 12 км к западу от города Коряжма, в 90 км от Великого Устюга. Прим. К.К.

Я согласилась. Поехала сперва к папе, и там пошла покупать билет до Котласа (оттуда рекой). Я в кассе сказала, что мне надо ехать через Москву, где я хотела остановиться. В кассе мне ответили, что билета через Москву дать не могут, и что если мне это нужно, я должна подать заявление в Управление дороги и просить о выдаче мне такого билета. Я так и сделала и получила просимое разрешение. Папа очень удивился моей прыти и сказал, что теперь не боится за меня. И я поехала. В Москве я не была с 1917 года. Я заехала к Тернопольским, которые к этому времени давно перебрались в Москву, и стала бегать по музеям и картинным галлереям. К этому времени в Москве, помимо прочего, было два знаменитых собрания картин — новейшая западноевропейская живопись. Собрание Морозова на Пречистенке (ныне Кропоткинской, где Академия Художеств) и собрание Щукина.

Иван Абрамович Морозов был крупнейшим фабрикантом — главой Товарищества мануфактурных фабрик Твери, потомственным гражданином Москвы, председателем Московского купеческого собрания. Он был знаменит и славен тем, что не жалел своих капиталов на отечественную культуру: был казначеем Московской консерватории, оказывал большую материальную помощь филармоническому и Русскому музыкальному обществам, финансировал «Русские сезоны» С. Дягилева в Париже. Известна его филантропическая деятельность и на ниве здравоохранения: на его и его брата Михаила пожертвования был создан корпус раковых заболеваний в Москве на Девичьем поле. Но настоящую известность, популярность и признание принесла ему его знаменитая коллекция русского и французского искусства конца XIX – начала ХХ века.

С юности И.А.Морозов интересовался изобразительным искусством, обучался живописи в московской художественной студии Ивана Мартынова, брал уроки у молодого тогда художника Константина Коровина. С 1901 года, обосновавшись в Москве на Пречистенке (теперь в этом доме размещается Академия художеств), он начал свою собирательскую деятельность. Начал с произведений современных русских мастеров, обходя мастерские В. Серова, И. Грабаря, С. Виноградова, К. Коровина. Благодаря им он приобщился и к новому западному искусству, а точнее, к французскому, которое в то время было ведущим в Европе.

Стремясь к «музейной полноте», он поддерживал своими покупками и начинающих молодых русских художников. Практически первым в России он создавал Музей нового русского и западного искусства французской школы. Самоуверенность была ему чужда. Для отбора произведений он привлекал в качестве консультантов Валентина Серова, Константина Коровина и Сергея Виноградова.

Поставив своей целью создать музей современного искусства, И.А. Морозов регулярно бывал в Париже на выставках-аукционах, в галереях, магазинах, где владельцы называли его «русский, который никогда не торгуется». Он создал собрание, умело соединив «за общим столом» русских действующих художников с парижскими мэтрами. За пятнадцать лет он приобрел работы русских и французских мастеров примерно в равном количестве — более пятисот.

Из работ русских художников в собрании Морозова на Пречистенке висели в экспозиции: пейзажные лирические этюды И. Левитана и С. Виноградова, натюрморты И. Машкова, портреты К. Сомова, «Сирень» М. Врубеля (неоконченный вариант), этюды и картины К. Коровина, В. Борисова-Мусатова, тогда никому не известного Марка Шагала, работы «бубнововалетцев», картины А. Головина, Ф. Малявина, акварели и темперы А. Бенуа, первые произведения Н. Гончаровой и М. Ларионова и, конечно, работы В. Серова и К. Коровина.

Из произведений французских мастеров вначале И. Морозов покупал «мирные вещи», как выразился И. Грабарь, — имеются в виду импрессионисты Сислей и Писсаро. Но с 1906 года привозил из Парижа систематически по тридцать картин и рисунков французских модернистов авангардного характера. Среди 256 работ французских художников, украшавших его собрание, «Бульвар капуцинок» Клода Монэ, «Портрет Жанны Самари» О. Ренуара, «Прогулка заключенных» В. Ван-Гога, «Девочка на шаре» П. Пикассо и много работ А. Матисса, который был лично ему внутренне близок своим «уравновешенным искусством».

И.А. Морозов был человеком характера рассудочного, уравновешенного, обстоятельного, внешне даже флегматичный, но при этом внутренне целенаправленный, способный подчинять свои личные страсти основной цели. Сам он говорил о себе, что «присущая всем русским славянская мечтательность, исключающая деловую предприимчивость, чужда ему». Это был прагматик в делах своих мануфактур и «безумный» в страсти коллекционер картин. Сам он писал о своей страсти, что «средствами для легкой жизни обладая в изобилии», он «посвящает редкое свободное время частью пополнению знаний... частью искусству», которое было для него «отдыхом, потребностью души». Свою коллекцию русского и французского искусства он, подобно П.М. Третьякову, предназначал в дар Москве. Но 19 декабря 1918 года его собрание было национализировано, и Морозова назначили заместителем директора в этом государственном музее пожизненно. Однако уже с конца 1918 года ряд комнат особняка занимали сначала анархисты, затем — различные учреждения новой власти.

В конце 1919 года Иван Абрамович с семьей уехал за границу и в 1921 году там умер. После его отъезда его картинная галерея была преобразована во II Музей Нового Западного Искусства и вскоре слита с коллекцией С.И. Щукина. Музей просуществовал до 1940 года, когда его расформировали по музеям Москвы и Петербурга (ГМИИ им. А.С. Пушкина и Государственный Эрмитаж). Позже часть коллекции из частных рук была приобретена Третьяковской галереей, в том числе и портрет Морозова работы В.Серова.

На стене дома, где расположилась Академия художеств, все еще нет мемориальной доски о морозовском музее, сыгравшем значительную роль в культурной жизни Москвы начала ХХ века. Лия Певзнер.

В 1882 году Щукин купил особняк князей Трубецких в Большом Знаменском переулке, 8; затем распродал княжеские коллекции оружия и картины передвижников, приобретя взамен несколько норвежских пейзажей Ф. Таулова, которые стали зародышем будущей коллекции.

В отличие от своих братьев, азартных собирателей, Сергей Щукин стал проявлять интерес к коллекционированию, лишь вступив в пятый десяток, причем сосредоточив свое внимание исключительно на современном искусстве, а через некоторое время сфокусировавшись на одной французской школе. За короткое время он стал одним из самых любимых клиентов парижских торговцев живописью. Щукин поддерживал контакты с известнейшим из них, Полем Дюран-Рюэлем (их познакомил дальний родственник, художник Фёдор Боткин), а у Амбруаза Воллара Щукин приобрел большую часть своих картин Сезанна (всего у него их было 8).

Считается, что первое полотно Моне, купленное им в ноябре 1898 года — «Скалы в Бель-Иль» (ГМИИ). Это была первая картина Моне, появившаяся в России.

К середине 1900-х годов он приобрел одиннадцать полотен мастера (среди них — «Сирень на солнце» и «Скалы в Бель-Иль»), а немного позднее — знаменитый «Завтрак на траве».

Впоследствии его собрание обогатилось полотнами Дж. Уистлера, Пюви де Шаванна, П. Синьяка, Анри Руссо.

Особенно тесное сотрудничество сложилось у Щукина с Анри Матиссом, которому Щукин заказал панно «Музыка» и «Танец», а также «Гармонию в красном (Красную комнату)», специально заказанную Щукиным в 1908 г. для столовой.

Картины Матисса в особняке, включая «Игроков в шары», были размещены под наблюдением самого художника во время его приезда в Москву.

В столовой особняка Щукина висело 16 картин Гогена в плотной развеске — они были сдвинуты одна к другой так тесно, что сначала зритель даже не отмечал, где кончается одна и начинается другая. Создавалось впечатление фрески, иконостаса, как отмечал журнал «Аполлон». 11 из них происходило из собрания Густава Файе, Щукин купил их оптом в галерее Дрюэ. Правда, оценить этого художника Щукин смог лишь после некоторого усилия: купив первое полотно, он повесил его в своем кабинете и долго привыкал к нему, рассматривая в одиночестве. Зато, распробовав, скупил почти весь таитянский цикл.

Так как Пикассо отказывался экспонироваться, с его работами Щукин познакомился, посещая частные дома, в частности, «салон» Гертруды Стайн и собрания ее братьев Лео и Майкла. В число покупок Щукина вошли: «Любительница абсента», «Старый еврей с мальчиком», «Портрет поэта Сабартеса», другие работы розового и голубого периодов, а также кубистические «Женщина с веером», «Фабрика в селении Хорта де Эбро». Собрание Щукина пополнили «пикассо» из собрания Стайнов, распроданного в 1913 году.

1882 — Сергей Щукин покупает первые картины.

1909 — коллекционер открывает свои залы для зрителей.

1918, осень — опубликован декрет Ленина о национализации галереи Сергея Ивановича Щукина, к тому времени уже эмигрировавшего. Хранителем назначена дочь Щукина — Екатерина Сергеевна Келлер.

1919, весна — коллекция открыта для посещения под названием «Первый музей новой западной живописи».

1929 — коллекцию соединяют с морозовским собранием («Вторым музеем новой западной живописи») и перемещают в бывший особняк Ивана Морозова, который получает название ГМНЗИ (Государственный музей нового западного искусства).

1948 — ГМНЗИ расформировывают на волне кампании борьбы с космополитизмом. Многие полотна оказываются под угрозой уничтожения. Но все же их делят между Эрмитажем и ГМИИ. Википедия.

Сегодня у меня есть сомнение, что вся эта живопись была такой великой и значительной. Гоген — декоративен и пустоват. Из импрессионистов наиболее глубоким был Камиль Писарро. Особенное сомнение вызывает у меня гениальность Пикассо. Ранние его вещи просто слащавы, а поздние ловкие и пустые почеркушки. Но Щукину нельзя отказать в чутье того, что станет модным и знаменитым. Прим. К.К.

Трудно без боли и негодования вспоминать эти собрания. То-есть, не сами собрания, а их судьбу в Советские годы. Прим. К.К. Они скоро были ликвидированы — разогнаны, как проявление буржуазного формализма, мракобесия и разложения, и на их месте стали процветать бездарные картины «чего изволите?» Собраниям этим цены не было, и вместо того, чтобы Морозову и Щукину в ноги поклониться за эти сокровища — их стали величать «купчишками». Много прекрасного я увидела в этих собраниях.

В Котласе я села на маленький пароходик и через несколько часов, белой ночью, прибыла в Сольвычегодск. Я все боялась, что не узнаю Даню, но и его, и его мать я узнала, и они привели меня в снятую для меня комнату. Это были антресоли с балконом, очень чисто, с хозяйской мебелью и постельным бельем, и поутру самоваром. За все это я платила пять рублей в месяц, а так как я прожила три недели, то мне еще пытались вернуть деньги за неделю. Сольвычегодск была древняя вотчина Строгановых, где варили соль. В городе было две церкви, одна времен Годунова, другая — Покровский собор — отстроена чуть позже. Они были превращены в музеи. Там были пелены, шитые золотом женщинами-строгановыми: была финифть, эмали, чудные иконы, хоругви, евангелия. (Пелена (греч. ποδέα) (или пелена подвесная) — плат, который подвешивался под иконы нижнего ряда иконостаса, а также под особо чтимые иконы, стоявшие в храме на отдельном постаменте или в киоте. Исполнение подвесной пелены было знаком особого почитания данного образа, благочестия заказчика и исполнителя.

На пеленах чаще всего изображались голгофские кресты, реже вышивались изображения Богоматери, Христа, святых или «праздников». Нередко сюжет пелены не повторял композицию иконы, а варьировал её, внося дополнительные смысловые акценты, а во многих случаях на пелене вышивался литургический текст, прославляющий иконное изображение. Википедия. Прим. К.К. Фини́фть (др.-рус. финиптъ, химипетъ, из ср.-греч. χυμευτόν, то же от χυμεύω — «смешиваю») — особый вид прикладного искусства, в котором используется эмаль (в качестве основного материала) в сочетании с металлом.

Эмали окрашиваются солями металлов: добавки золота придают стеклу рубиновый цвет, кобальта — синий цвет, а меди — зелёный. При решении специфических живописных задач яркость эмали может, в отличие от стекла, приглушаться. Образки, крестики, портреты, украшения, выполненные в технике финифти, отличаются особой долговечностью, декоративностью, яркостью и чистотой красок. Википедия. Прим. К.К. Хору́гвь — религиозное знамя, используется в Православной и Восточнокатолических церквях. Представляет собой полотнище на древке с образом Иисуса Христа, Богородицы или святых. Википедия. Прим. К.К.

Много лет спустя, я увидела часть этих сокровищ в музее в Архангельске, спросила, не из Сольвычегодска ли, и мне сказали — «да». Остальное, вероятно, как водится, погибло. Мы с Даней часами бродили по этим соборам. Тишина стояла удивительная. В городе жило девятьсот человек. Все друг друга знали по имени отчеству. Было несколько ссыльных семей. Мы все устраивали прогулки, ходили в лес по грибы, сидели на берегу Вычегды. Развлечением служил приход парохода. Богорады дружили с местной семьей аптекаря Спасского. Прошло два года, когда Спасские случайно узнали, что Богорады — евреи. Они не хотели этому верить. Никогда не видели живого еврея, и в глубине души думали, что у евреев хвосты и копыта. Дружба после открытия продолжалась. Не поверили! Прим. К.К.

После Сольвычегодска я осуществила свою старую мечту и поехала в Ленинград, где побывала только до своего рождения. Там я возобновила свою дружбу с Екатериной Абрамовной, мы очень сблизились. Свою мать — тетю Соню и сына Юру она к тому времени отправила уже навсегда за границу, сначала в Берлин, а потом в Париж, к своей сестре Рае.

От Ленинграда я обезумела. Целыми днями с путеводителем в руках я бегала по городу и его окрестностям, и однажды, Эллочка Анжелла Давидовна Лурье — двоюродная сестра. Прим. К.К., ехавшая в трамвае, встретила меня — я стояла перед каким-то дворцом с раскрытым путеводителем и изучала его. Мы как-то ехали в трамвае с Екатериной Абрамовной по Литейному мимо Шпалерной. Она спросила у меня, чем известна эта улица. Я сказала: «Домом предварительного заключения». Она очень обрадовалась, а я не знала, что в будущем придется его посетить. Затем я вернулась домой.



(окончание следует)