Эксперимент социолога-рабочего. Из «Писем Любимым женщинам»0

Так называемые «Письма Любимым женщинам» были первой формой описания процесса и предъявления некоторых результатов предпринятого автором в начале 1980-х годов исследования производственной жизни «изнутри», глазами рабочего. Впоследствии они вошли в состав книги: Алексеев А. Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1- 4. СПб.: Норма, 2003-2005.

Здесь приводятся несколько писем-отчетов друзьям из вышеуказанного цикла.

А. А. Май 2013

Содержание:

= Театр жизни и эпистолярное хулиганство

= «Формула разгильдяйства» и вынужденная инициатива (Кто сошел с ума?)

= Притча о Генеральной линейке

= Наладчик и бригада («партизанщина»)

= Итак, я ловлю рыбу… (Перевернутый шаблон и вокруг него)

= «Я вот уже два года здесь работаю…»

= Пояснение к оглавлению: «Закодированный архив»



Из тома 1 названной книги:

Глава 2. Театр жизни на заводских подмостках (начало)

Несколько вступительных слов

Авторский цикл «Письма Любимым женщинам», датированный 1980–1981 гг., образовался из реальных писем конкретным людям. Письмо, адресованное одному корреспонденту, рассылалось (в копиях) и всем остальным. В итоге возник «сериал», с первоначальной аудиторией 5–7 чел. Впоследствии аудитория существенно расширилась. (Апрель 1999).

…Человек играет только тогда, когда он является человеком в полном смысле слова, и только тогда является он человеком вполне, когда играет…

Шиллер

…Не музыки нам нужно, не палитры и не резца, нет! — черт бы вас побрал, лгунов, притворщиков e tutti quanti; мысли живые подайте, живую беседу с людьми ведите… Искренняя речь — людям — вот чего хочу…

М. Мусоргский

…Каждый переделывает и изменяет самого себя в той мере, в какой он изменяет и переделывает весь комплекс взаимоотношений, в котором сам он является узлом, куда сходятся все нити…

Антонио Грамши

(2.1). Театр жизни и эпистолярное хулиганство

[Собрание писем открывается авторским обращением ко всем корреспондентам (июль 1980). — А. А.]

Предуведомление

Эпистолярное хулиганство— самое подходящее определение этому странному жанру!

Не дневник… Хоть есть и от дневника, с его соединением «зарубок памяти» для себя с кокетливой «исповедью для других». Не личный архив… Хотя как иначе объяснить эти бесконечные вставки и приложения.

Уж, конечно, не литература… Хотя человек с литературным талантом на месте вашего корреспондента нашел бы, чем поживиться. Не научные эссе… Хотя тут решусь утверждать, что, скажем, к социологии эти письма имеют гораздо большее отношение, чем многое из того, что ею называется.

Не публицистика… Зачем залезать на трибуну за дружеским столом?

Что-то от театра есть…

А почему бы и нет? Эдакий вот «балаган», где зрителей не больше, чем актеров. А в пределе — единственный актер разыгрывает «сцены из общественной жизни» перед единственным зрителем. Сегодня — перед одним, завтра перед другим… А собери публику — пожалуй и не сумеет. А играть-то есть чего. И есть перед кем. Вон, Любимых сколько!..

Только перед возлюбленными-то и играть.

Вот, кажется, и осмыслил. А то перечитал подряд пяток своих писем и чуть машинку не отставил: что же это я делаю? …И все-таки — эпистолярное хулиганство!

* * *

В каждом письме, имеющем вполне определенного адресата, выражен свой «интим». Но, как будто, не такой, который следовало бы прятать от других Возлюбленных. Личное послание, если и компрометирует адресата, то разве лишь тем, что корреспондент может позволить себе — так с ним разговаривать. Сама же «драматургическая фактура» и вовсе общезначима… Посторонний в этих листках, пожалуй, ничего не увидит… Нужно лично знать корреспондента, чтобы понять, что же тут происходит.

Это только на первый взгляд кажется, что здесь происходит нечто странное с личностью и с обществом. А на самом деле — все так, как происходит повседневно с каждым.

(Вот только не каждый устраивает из своей жизни «театр» или формирует сериал из личных писем.)

* * *

Нравственное лицо моих адресатов исключает возможность такого использования этих писем, которое могло бы поставить автора в затруднительное положение. Но хоть пять экземпляров, а — «тираж»! Поэтому внутренний цензор побудил при перепечатке переврать все фамилии (кроме своей собственной, разумеется). Так что, все написанное — и правда, и вымысел… Кому — правда, а кому — вымысел.

…Так-таки — ни для кого, кроме как для Любимых? Ну, запрета корреспондент не накладывает. Если у возлюбленных есть свои Любимые, могут и те прочитать. Только не советую показывать тем, кому сам автор не написал бы подобного письма, не мог бы написать…

* * *

Эпистолярное хулиганство, театр жизни, социологический балаган — как ни назови — это одна из форм жизненного самовыражения. Самовыражения, осмелюсь заметить, осознанно и принципиально дилетантского.

Уж нанюхались «профессионального»!.. Науки и пропаганды, да и театра профессионального, пожалуй. Кому-то еще не надоело: и ходить в современный театр, с его репертуаром, и режиссировать, и играть в нем… И хорошо, что не надоело (или, по крайней мере, терпимо). Что бы было, если бы вдруг все профессиональные театры закрылись!

Ну, а дилетанту легче. Он играет не в чужие игрушки. Он свои строит.

Гуляет, как собака без намордника…

* * *

И последнее замечание. Есть у автора одна нескромная претензия. Как ни относиться к этим «заметкам из жизненной самодеятельности» сегодня, это — документы.

Не «исторические», и даже не «документы времени» (масштаб не тот, да и фигура не тех масштабов), а своего рода «рентгеновский» снимок сознания человека, принадлежащего к определенному социальному слою, к определенному поколению, к определенному социально-психологическому типу людей в обществе Развитого социализма.

Так что, помру — не выбрасывайте…

Даже если предположить, что потомки научатся докапываться до тайников нашего обыденного сознания лучше, чем мы сами это умеем (а ведь не умеем!), — не грех им помочь, не слишком себя утруждая. Пожалуй, такую претензию сочинитель все же имеет. …Это последнее замечание можно было высказать, а может — лучше было и оставить при себе.

Андрей Алексеев, июль 1980

Ремарка: нестандартный протокол.

Как видно, попробовав себя в непривычном жанре, автор вскоре испытал потребность как-то объясниться (оправдаться?) перед своими корреспондентами (да и перед самим собой…). Случайно найденный тогда способ игрового эпистолярно-дневникового самовыражения уязвим: и с научной, и с литературной, и даже, пожалуй, с этической точки зрения.

Но, хочется думать, что, прочитав эти «заметки из жизненной самодеятельности», читатель согласится, что — ситуационно! — задача протоколирования эксперимента социолога-рабочего была решена. (Сентябрь 1999).

Как оглянешься окрест,

В мире много странных мест,

А присмотришься сурово —

В мире странном все не ново:

Труд с восхода дотемна,

Да ошибок пелена.

Сэмюэл Джонсон. Английский писатель XVII века.

(Эпиграф к фантастическому роману Кристофера Приста

«Опрокинутый мир». Иностранная литература, 1983) __

(2.2). «Формула разгильдяйства» и вынужденная инициатива (Кто сошел с ума?)

[Ниже — первое из «Писем…» (февраль 1980). Его персональные адресаты:

— Ирина Владимировна Прусс — журналист и социолог, сотрудник журнала

«Знание-сила» (тогда и теперь). Живет в Москве.

— Розалина Владимировна Рывкина — социолог. В то время жила и работала в Новосибирске, ныне — в Москве. Ныне — профессор, докт. экон. наук, зав. лабораторией экономической социологии Института социально-экономических проблем народонаселения РАН.

Это и все последующие письма публикуются здесь в сокращении. — А. А.]

Здравствуйте, мои Милые!

Это письмо я адресую одновременно вам обеим. Поскольку сообщать мне двум Любимым женщинам предстоит одно и то же, зачем «тратиться на лишний конверт»? Все же приношу извинения за это коллективное обращение.

<…> Есть и еще одно оправдание такому обращению. Три месяца назад, когда управляемое людьми Провидение собрало нас троих в Москве на целую неделю, под одну надежную крышу [в квартире Ирины Прусс. — А. А.], нашел я, в вашем лице, столь блестящих оппонентов и «сестер милосердия», что семинару по проблемам личности А. впору было превратиться из психологического в психиатрический.

«Консилиум» так и не вынес окончательного приговора, но на всякий случай рекомендовал элеотерокок, который этот странный «больной» благополучно забыл на столе… Но как же я могу теперь не отчитаться перед Тобой, Ира, и перед Тобой, Инна, за выполнение всех дружеских «врачебных» предписаний?

[Первая реакция некоторых друзей автора на его решение «сменить профессию» была: «Ты сошел с ума!». — А. А.]

Итак, читайте отчет наладчика технологического оборудования Ленинградского завода полифонических машин, или «Полифонмаша».

(Такой «псевдоним» был присвоен в письмах Ленинградскому заводу полиграфических машин. А. А.).

Этот непринужденный отчет можно было бы назвать: Мнимый больной, или мудрость чудака.

(Замечу в скобках, что исследование логики жизненного развития само по себе — предостойнейший предмет, вызывающий пристальный интерес автора этого письма в последнее время.)

* * *

…Как вы уже знаете, моя миграция из одного социального института в другой совершилась не без трения, но мягко.

Социальный институт «Завод» проявил меньшую гибкость и способность адаптировать действия Индивида, чем «Институт», включающий в себя «гениев организации» и «светочей науки». Компьютер науки и идеологии (состоящих ныне в законном браке) недолго пребывал в ступоре. С полминуты тревожно помигав лампочками и рассчитав все мыслимые и немыслимые варианты, он выдал оптимальное решение: «Не заметить нельзя, запретить нельзя, значит — надо поддержать и помочь». Возник своего рода негласный, но очень авторитетный комитет по содействию А. Н. Алексееву в его замысле. И уже через неделю пущенная Индивидом шутка о «патриотическом почине» вернулась к нему обратно из Директивного [партийного. — А. А.] органа, без тени улыбки.

Что касается социальной машины, именуемой Завод, то она, при аналогичных исходных данных, целых две недели в ноябре оставалась в шоке. И вышла из него лишь под влиянием легкого «щелчка сверху».

После чего оформление на работу пошло рутинным путем, без особых происшествий. <…>

* * *

3 января 1980 г. (а не 31 декабря 1979 г., как подсознательно намечалось Индивидом) состоялось увольнение, а 4 января — прием.

А еще через несколько дней известным постановлением, ограничивающим текучесть, дверца за любопытным Индивидом захлопнулась до 1981 г. Ибо второе увольнение «без уважительных причин» в течение года лишает непрерывного стажа.

В первый же день появления Индивида на работе начальник цеха не выразил ни поспешности, ни вообще желания разрешать новому рабочему какое бы то ни было (не говоря уж о научном!) совместительство.

И этот сюжет, как не самый интересный и, уж всяко, второстепенный, в дальнейшем изложении опустим.

* * *

Формально выделяемыми этапами истекших полутора месяцев жизнедеятельности Индивида в новом качестве были:

1) три дня созерцания уникального на заводе станка — пресс с координатным столом и револьверной головкой (в просторечье именуется — «ПКР»);

2) десять дней стажировки на соседнем заводе и обучения работе на английских станках соответствующего типа, которые там благополучно служат вот уже десять лет (а их неудачная советская копия стоит тут же… в разобранном виде);

3) месяц самостоятельной творческой деятельности на своем заводе по запуску ПКР КО-120 (это — представитель новейшего поколения отечественных координатно-револьверных прессов; снабжен пневматикой и электроникой; впрочем, последняя сломана во время транспортировки станка). Стоит этот памятник научно-технической революции, соединившейся с преимуществами социализма, в цехе уже год.

(Во время написания письма я еще не знал, что этот станок стоит в цехе уже около двух лет. — Примечание 1980 г.).

Сроки гарантийного ремонта не работающего оборудования, оказывается, истекают быстрее, чем работающего. Так что уже прошли. Попытки выпустить (отштамповать) на ПКР хоть одну партию годных деталей успеха не имели. Поскольку начальство, как видно, «не может», а рабочий в такой ситуации — «не хочет».

<…> Довольно скоро странная готовность цехового руководства принять на работу за станком человека с высшим филологическим образованием (и со степенью кандидата философских наук) прояснилась как случай «цыгана, продававшего на базаре кобылу»… Но при всем разнообразии мотивов действующих лиц этого водевиля сложилась интрига, лучше которой не мог бы выдумать автор и режиссер этой социологической драмы. Ибо оказалась обнаружена, извлечена и освещена та самая капля, в которой отражается море социальной реальности.

<…> В том «театре абсурда», в котором все мы так или иначе играем свои роли, открывается богатое поле для разнообразных социальных и социально-психологических импровизаций. И Индивид, поняв, что ситуация — «тестовая», рассудил, что социальный эксперимент как метод исследования посильнее включенного наблюдения.

…Лучший способ понять некоторый механизм — это разобрать его и собрать обратно. Познавательный эффект действия не сравним с простым феноменологическим описанием. Не говоря уж о том, что сама по себе проблема, что обстоятельства делают с человеком, куда менее интересна, чем проблема, что человек может сделать с обстоятельствами.

Для познания системы (организации) лучше всего наблюдать последствия собственных действий с ней. Если нельзя отменить «принцип дополнительности», надо поставить его себе на службу…

* * *

<…> Уже первые недели прикосновения к новым сферам нашего многослойного (но неотвратимо движущегося к социальной однородности) общества (в тогдашнем обществоведении движение к «социальной однородности» рассматривалось как позитивная тенденция. А. А.) позволили экспериментатору получить результат, который, будучи эмпирического происхождения, может претендовать на вклад в теорию. Мое нынешнее положение вполне укладывается в выведенную вашим корреспондентом «формулу разгильдяйства». (Это — цензурный вариант, аналог более точного и фонетически близкого непечатного выражения, имеющего широкое хождение в рабочей среде.)

Разгильдяйство =

незаинтересованность + некомпетентность + безответственность.

Уже определив этих «трех китов», на которых стоит наша Земля, Индивид заметил, что введенное понятие — «разгильдяйство» — объемлет эмоциональный, когнитивный (познавательный) и волевой аспекты. То есть обнаруживается, так сказать, транзитивность с известными психологическими моделями. Это повышает уверенность в необходимости и достаточности данного набора компонентов. Хотя само по себе «разгильдяйство» принадлежит скорее все же к системе социологических, а не психологических понятий. Разгильдяйство может приобретать человечные, теплые формы, включать в себя стихийную доброжелательность, простоту отношений, готовность к взаимопомощи, как преимущественно у рабочих.

Разгильдяйство «в чистом виде» выражено в низовом руководящем звене — не столь человечном, как рабочий класс, но не столь бюрократичном, как менеджеры [здесь имеются в виду хозяйственные руководители. — А. А.] и чиновники. Наконец, на более высоких ступенях социально-производственной иерархии представлена форма, густо замешанная на бюрократизме: разгильдяйство напыщенное и самодовольное, выступающее как концепция жизни (в отличие от разгильдяйства как самой живой жизни, представленной в низах).

«Разгильдяи-мертвяки» и «разгильдяи-люди», с тонкой гаммой взаимопереходов и оттенков… Хотя я предпочел бы избегать употребления этого понятия для определения отдельных субъектов. Это не обозначение человека, а социальное качество. Каждый человек в отдельности вроде бы и не разгильдяй, а в целом — массовое разгильдяйство!

То есть — это качество системное, характеристика структуры, а не каждого отдельного элемента.

Этой общей, системной, энтропийной тенденции, наглядно выразившейся в описанной выше «доэкспериментальной» ситуации внедрения новой техники (ПКР), в данном случае противостоит частная, личностная, негэнтропийная интенция. Носителем последней (опять же в конкретном случае ПКР) выступает экспериментатор, он же — социолог-наладчик, осторожно прикасающийся к различным кнопкам машинного и социального пультов, анализирующий последствия всякого своего действия для планирования следующих действий.

Вообще, активная жизненная позиция — «антиразгильдяйство» — является не системным, а личностным качеством субъекта…

Ремарка: упрощенная схема!

Разумеется, схема — примитивизирующая, сводящая все дело к оппозиции: «я — они», или «субъект — среда». В жизни — и «разгильдяйство» не универсально, и «антиразгильдяйство» не абсолютно.

То есть и «разгильдяй», и «антиразгильдяй» являются таковыми всегда в определенном отношении, в конкретных сферах жизнедеятельности; а в других — могут выступать носителями противоположного качества. (Сентябрь 1999).

…Соединение минимального производственного и изрядного научного и социального опыта составило тот потенциал, который Индивид стал реализовать, памятуя, что аккумулятор не разряжается, а подзаряжается во время движения автомобиля.

Поведение социолога-наладчика с самого начала третьего этапа (самостоятельная работа) было довольно нетривиальным, но во всяком случае органичным и, похоже, ситуационно точным. [Самооценка хоть и комплиментарная, но реалистичная. — А. А.] Его (это поведение) можно определить как реализацию принципа «вынужденной инициативы».

Вынужденная инициатива есть оптимальный способ существования субъекта в море разгильдяйства. В основе ее (в генетических корнях) правомерно усматривать защитную, деятельно адаптивную реакцию организма на воздействие среды. Однако низшие организмы реагируют лишь на непосредственные, сиюминутные стимулы. Высшие же организмы (к которым автор смеет себя относить) способны реагировать на ожидаемые и предвосхищаемые стимулы.

Опережающее отражение, активная самооборона, вынужденная инициатива — есть общее в этих понятиях. Вынужденная инициатива — это инициатива, упреждающая неблагоприятные для субъекта последствия ее отсутствия. Это — адекватная ситуации активность, не меньшая и не большая, чем необходимо для реализации цели, понятной окружающим людям и не отвергаемой ими.

Понятными целями здесь являются: (1) запустить станок (оживить «памятник»); (2) не быть виноватым (за задержку пуска, за чужой брак и т. п.). Других целей у Индивида действительно нет (целей соответствующего уровня; сверхзадачи — не в счет!). [Имеются в виду исследовательские, социологические «сверхзадачи». — А. А.] Эти цели можно и нужно осуществлять и декларировать, декларировать и осуществлять.

Вторая из названных целей придает инициативе превентивный характер. При этом ответственность не перекладывается на других (вверх, вниз или вбок), как обычно делает разгильдяй, а строго распределяется между самим собой и окружением.

Антиразгильдяйская интенция воплощается в «вынужденно-инициативных» действиях, обеспечивающих осмысленное дозирование ответственности. Принцип дозированной ответственности есть существенная альтернатива практике так называемого «воспитания ответственности» (что обычно совпадает с массовой безответственностью). В зависимости от жизненной активности субъекта и особенностей ситуации, в которой он действует, человек может «взять на себя» больше или меньше, но в любом случае ответственность должна быть дозирована, а инициатива — вынуждена. Иначе его «не поймут», сочтя либо дураком, либо «себе на уме»…

Линия поведения, отвечающая изложенным выше антиразгильдяйским принципам (вынужденная инициатива, дозированная ответственность), всегда проходит по «лезвию бритвы». Успех определяется искусством осуществлять постепенное введение (с последующим закреплением) новых образцов поведения, при безусловном отказе от навязывания их окружающим.

Не «Делай как я!», а «Хочешь — делай, не хочешь — не делай. Но сначала посмотри, как я это делаю». Кстати, в сфере производственной рутины (а вовсе не социального творчества!) это давно стало азбукой рабочей педагогики. <…>

* * *

Вернусь, однако, к последовательному описанию событий.

Полуинтуитивной находкой, своего рода наитием был отказ Индивида от попыток отштамповать на ПКР хоть какую-нибудь готовую деталь — в условиях абсолютной неготовности к этому не только его самого, но и станка, техпроцессов [здесь — технической документации. — А. А.], технологической оснастки и т. д. Такая попытка перепутала бы все факторы последующего брака, поломок инструмента, неисправностей пресса.

Черпая из своих более или менее скромных социальных, научных и производственных ресурсов, экспериментирующий наладчик перехватил инициативу у цехового технолога (благо у той — инициативы просто не было…) и стал совершать так называемые «технологические пробы».

Когда пробиваемые прессом отверстия на выбранном в качестве образца стальном листе начали уходить далеко в сторону от положенных им мест (причем на простейшей модели характер и тенденции ошибок стали очевидными), экспериментатор объявил, что дальнейшие операции со станком — бессмысленны. А необходима — проверка координатной системы.

Предпринятая им на следующий день проверка с измерительными приборами показала, что координатная (геометрическая) система ПКР установлена с ошибкой точности, в несколько раз превышающей допустимую по техническим условиям! Так на третий день самостоятельной работы этого «странного рабочего» выяснилось то, чем за целый год не удосужились поинтересоваться его предшественники…

Ремарка: без ложной скромности.

Не следует ни переоценивать, ни недооценивать проницательность новичка, каким был в то время социолог-рабочий. Минимальная стажировка на соседнем заводе все же позволила правильно оценить состояние вверенного ему оборудования. Может и при некотором преувеличении личных достижений, ситуация в целом здесь и далее описана — по горячим следам — адекватно. (Сентябрь 1999).

…Заявление о том, что базовые линейки [установочные планки координатного стола. — А. А.] составляют вовсе не прямой, а тупой угол, было воспринято цеховой администрацией без удовольствия, но с разгильдяйским хладнокровием. Отвесив начальству первую дозу его ответственности, Индивид занялся опробованием операций, за которые ответственны теперь уже не геометрическая, а иные (механическая, электрическая и т. д.) системы станка.

В каждой из этих систем обнаруживалось нечто, исключающее ее (системы) нормальное функционирование. Но важно, что делалось это последовательно и с интервалами, обеспечивающими самообучение, овладение очередной технической подсистемой (ведь — «работать все равно нельзя!»).

Через неделю, когда все это перераспределение ответственности усилиями заинтересованного экспериментатора (создающего себе условия для роста собственной компетентности!) было уже осуществлено, социолог-наладчик понял, что пора проявлять новую вынужденную инициативу. А именно — проверить обеспеченность техпроцессов пробивным инструментом (матрицы, пуансоны и т. д.). Как оказалось, оснастка для ПКР содержится в таком же разгильдяйском состоянии. Вынужденный дожидаться ремонта станка, еще не вступившего в эксплуатацию, наладчик-штамповщик взял на себя функции сначала технолога, потом инструментальщика, чему никто не препятствовал…

Ремарка: бахвальство.

Вот это — уже гипербола! Функции технолога, как, впрочем, и некоторые другие «посторонние» функции, наладчику ПКР действительно довелось взять на себя, но гораздо позже. Пока же — всего лишь ознакомление с состоянием инструментального хозяйства своего станка… (Сентябрь 1999).

…На протяжении двух недель с лишним цеховой технолог Нюся Копырина (в «Письмах…» использовались почти исключительно псевдонимы. А. А.), загипнотизированная антиразгильдяйством своего подшефного, не успевала осваивать поступающие к ней, с отпечатками грязных пальцев, рукописные документы под названиями:

1) «Перечень недостающих (не найденных?) в инструментальной кладовой пакетов пробивного инструмента (пуансон, матрица, съемник) для станка ПКР, с указанием деталей, для изготовления которых эти пакеты необходимы»;

2) «Список техпроцессов ПКР, обеспеченных шаблонами в инструментальной кладовой в цехе . 3»;

3) «Обеспеченность техпроцессов на ПКР необходимой документацией, шаблонами, инструментом».

И, наконец, под собственное хорошее настроение: «Оперативная сводка о положении дел на технологическом фронте по ПКР (после исправления части инструмента и заказа на шпонки)».

Все эти документы имели вид самодельных ведомостей с обозначением по каждому из 30 техпроцессов в колонках: (а) годности шаблона (да, нет); (б) наличия на этот шаблон формуляра (есть, нет); (в) какого инструмента не хватает и т. п. Технолог переписывала мою информацию уже в свои ведомости и перепасовывала вверх и вбок (из-за чего в цехе иногда возникали мелкие межведомственные конфликты).

Впрочем, не только на ней начал сказываться эффект «Тома Сойера, который красил забор». <…>

[Здесь опущено описание, в том же стиле, еще нескольких «подвигов», или эпизодов борьбы наладчика ПКР с «негэнтропийными» тенденциями в инженерной подготовке производства. — А. А.]

* * *

<…> Итак, в противоположность «не нашему» [ситуативный смысл: принадлежащего «буржуазной социологии». — А. А.] методу включенного наблюдения, наладчик координатно-револьверного пресса цеха №. 3 «Полифонмаша» предлагает в качестве методической новинки наблюдающее включение (окружающих) в собственную и коллективную деятельность.

Это — сознательное, контролируемое субъектом, включение новых факторов в наблюдаемую реальность, с готовностью испытать непосредственно на себе их обратное влияние. Такое введение в действие новых факторов, поскольку осуществляется человеком, который знает, чего хочет (в данном случае — запустить станок), не является беспорядочным, случайным. Средства подчинены цели, а не наоборот. Причем импульс исходит не сверху, а изнутри и снизу. <…>

Например, после месяца ожидания регулировки механической части станка (что должен делать вовсе не он, но те, кто должен, не делают!) социолог-наладчик отправляется на «родной завод» (где он проходил стажировку) и получает там консультацию. А на следующий день ставит цеховую администрацию перед фактом, что со станка сняты все кожуха. И приглашает начальника тех. бюро цеха принять участие в необходимой регулировке. Тому деваться некуда. Полдня провозились вместе. Проблема была, на первый случай, решена.

Так происходит постепенное принятие на себя ответственности, напоминающее спуск автомобиля с горки, но не с отпущенными тормозами, и даже не на тормозах, а, как говорят шоферы, — на скорости. То есть — с включенным сцеплением, когда колеса тормозятся самим двигателем. Последний, однако, вынужден наращивать обороты, под действием разогнавшейся машины.

(Известно также, что при севшем аккумуляторе можно завести автомашину, спуская ее с горки, с включенным зажиганием. Ей придется завестись, если, конечно, есть бензин.)

Такое расширение зоны собственной ответственности, подогреваемое заинтересованностью и опирающееся на растущую компетентность, осуществляется… также дозированно! И является естественным развитием стратегии и тактики «антиразгильдяйского» поведения в разгильдяйской среде. [Опять — примитивизирующая схема! См. ремарку выше. — А. А.]

По всем классическим правилам и канонам включенного наблюдения следовало бы «слиться со средой», пассивно приспосабливаясь к ней, и наблюдать за естественным ходом событий. И что бы «наблюли»? А лишь процесс гниения, вкупе с самим загнивающим наблюдателем. [Пожалуй, неплохо сказано! — А. А.]

Как видите, с совершенно неожиданной стороны приходит подтверждение и новая интерпретация известного тезиса о партийности науки.

* * *

Но что же было дальше? Тоже очень поучительно. В середине третьей недели самостоятельной работы наступил момент, когда у социолога-наладчика как будто иссякла фантазия по дозированному перераспределению функций (и ответственности) в свою пользу. Это усугублялось тем, что «все зависящее от него он начинал и кончал», а «все зависящее от начальства даже и не начиналось».

Тогда Индивид испытал органическую потребность в новой вынужденной инициативе, сопоставимой с известными действиями Балды, посредством веревки на берегу моря (сказка Пушкина). 6 февраля была составлена и запущена «Служебная записка», которую прилагаю. [Здесь эта записка опущена. — А. А.]

Служебная записка начальнику цеха от наладчика ПКР была предварительно продемонстрирована пенсионеру-инструментальщику Степану Филипповичу, у которого писалась на глазах. Тот оценил ее как разумную предохранительную меру. Потом текст был показан цеховому технологу, которой оставалось только со всем согласиться.

Следующим читателем был начальник тех. бюро, Авдейчиков, который, вздохнув, сказал, что его мощи не хватает, а «дело есть дело» (т. е. никаких обид).

Однако до начальника цеха рабочему дойти не дали. Сказали, что сначала надо обязательно к заместителю. Тот же оставил служебную записку у себя — для передачи начальнику. (Начальник цеха С. позднее заметил в разговоре, что не привык получать служебные записки от рабочих).

Через три дня прислали «главного проверяльщика» нового оборудования, контрольного мастера из РМЦ [ремонтно-механический цех. — А. А.]. Вместе с ним были произведены все положенные по паспорту станка контрольные процедуры технической приемки и выяснено, что базовые линейки действительно составляют тупой угол.

Причем с тем самым отклонением от прямого в 0,4 мм (а разрешено — 0,05!), какое было определено инициатором этой проверки еще три недели назад. Вообще же, ни по одному из шести заданных параметров координатная система в нормативы не укладывается, и все параллельные линии рано или поздно пересекаются (т. е. «по Лобачевскому», а вовсе не «по Эвклиду»!).

В тот же день на стол начальника цеха лег акт технической приемки. В нем удостоверялось, что станку (еще не работавшему!) необходим глубокий и ответственный ремонт. И вообще это уже прерогатива чуть ли не главного инженера завода.

(Примечательно, что на английских станках потребность в переустановке базовых координатных линеек возникла лишь на десятый год работы. Мне повезло присутствовать при этой сложной операции на заводе, где проходил двухнедельную стажировку.)

Так прошли свои «полевые испытания» выдвинутые и проведенные вашим корреспондентом принципы вынужденной инициативы и дозированной ответственности. <…>

* * *

Самый надежный способ управления снизу— это когда вышестоящий разгильдяй принимает вынужденное для себя (но предусмотренное подчиненным!) решение, как свое собственное (если все условия для этого самим подчиненным созданы). Своего рода — «дистанционное управление»…

Тут надо сказать, что плановый или — того хуже — внеплановый ремонт станка местными некомпетентными силами поставил бы под вопрос сам факт запуска ПКР (не говоря уж о сроках!). [Ремонтная служба цеха никогда не имела дела со станками этого типа. — А. А.]

Тогда был избран выход, на который Балда давно намекал, — пригласить «левака», т. е. мастера-аса, обслуживающего по геометрической части английские станки на соседнем заводе. Теперь начальство уже само попросило социолога-наладчика разыскать и пригласить этого аса для переговоров.

…Поистине мое наблюдающее участие7 — куда более эффективный и продуктивный метод, чем участвующее (включенное) наблюдение! И в научном, и в практическом отношениях… («Наблюдающее участие»… Кажется, первое, спонтанное употребление этого словосочетания, нечаянное изобретение термина. А. А.).

Смею думать, что это не только метод исследования, но и «метод жизни», заслуживающий разработки.

* * *

Еще несколько замечаний.

Чем ниже по лестнице социальной иерархии, тем в более светлые и теплые тона окрашивается разгильдяйство (в отличие от «угрюмого» разгильдяйства высокого начальника). Собственно, внизу разгильдяйство очень избирательно, а в трудовых контактах работающих рядом людей часто превращается во взаимную доброжелательность и непринужденную… ответственность (т. е. как бы в собственную противоположность!). Сергей Р. [С. М. Розет. — А. А.], социолог-слесарь (в отличие от социолога-наладчика), рассказывал, как его товарищи без лишних разговоров исправляли допущенный им, по неопытности, брак, чтобы не пострадали ни сам Сергей (в зарплате!), ни репутация участка. Очень сложный и, в рамках отмечавшегося выше «системного» качества, разумно организованный мир взаимных зависимостей и ответственностей…

<…> Интерес к человеку среди рабочих — это интерес скорее не к личности, а к живой душе. Ну, как если бы кошка мяукала — надо дать молока или выпустить на двор. Зовет человек — подойдут, спрашивает — покажут, просит — дадут. Вызывает раздражение та кошка, которая мяукает беспричинно (бывают такие вздорные животные!). «Кошка», знающая чего ей надо, встречает понимание.

Отсюда правило (если угодно, практические рекомендации новичку): сначала подумай, потом спроси; не спрашивай второй раз того же самого; ищи помощи, когда действительно исчерпал свои собственные ресурсы.

В течение нескольких дней социологу-наладчику таким образом удалось обзавестись тем минимумом полезных приспособлений, которых не спросишь в инструментальной кладовой, но без которых не проживешь. Например, медный пестик, которым можно колотить по любому стальному предмету, без боязни повредить его или пострадать самому. Или подходящий (тоже медный!) стержень для выталкивания пуансонов из пуансонодержателей.

Давалось это всегда по конкретному поводу, для данного случая, но… навсегда. Так что больше повода для затруднений в соответствующем деле не возникало.

К четвертому или пятому дню, при убывании частоты обращений Индивида к окружающим и при возрастании частоты обращений окружающих к нему, эти две величины сравнялись. И образовался некий «баланс общения». Вообще же, при отсутствии условий и необходимости, можно месяц проработать рядом с человеком и лишь обмениваться кивком при утренней встрече. А при наличии повода или необходимости — можно «прообщаться» с ним целых полчаса. В условиях общепризнанного начальственного разгильдяйства рабочие предпочитают использовать прямые производственные связи.

Если, скажем, мне для оснащения станка нужны шпонки и кому-то поручено их делать, то этот кто-то придет и спросит, «устроят ли тебя такие» или «как тебе удобно» (т. е. какой размер надо строго выдержать, а на какой начхать). В следующий раз и я уже постараюсь обойтись без посредников… И сначала спрошу у вероятного исполнителя, может ли он это сделать, а потом согласую вопрос с начальством.

Есть особая прелесть в непосредственных связях по формуле: «Как тебе удобно». Они возможны в отношениях только по горизонтали, исключающих необходимость «дистанционного управления»…

Ремарка: «Как тебе удобно…»

Пожалуй, это первое зафиксированное в тексте наблюдение социолога-рабочего, относящееся к проблеме внеформальной производственной активности и рабочей самоорганизации. (Сентябрь 1999).

* * *

<…> О социальном происхождении экспериментатора уже известно всем, кто удосужился об этом спросить. Вызвать замешательство это могло разве что у администрации, и то на первых порах. Не придуманный мотив смены обстановки («отдыха от учрежденческой суеты») удовлетворяет всех. Человек оценивается по его поведению, а не по происхождению. Его ситуация водолаза, пытающегося извлечь со дна морского затонувший корабль, вызывает куда больший интерес, чем анкетные данные.

Что касается интереса самого социолога-наладчика к окружающим, то этот интерес не выходит за пределы встречного. Обо мне знают примерно столько же, сколько я о других. И узнать больше я пока не стремлюсь…

Разумеется, Балда состоит на всяком там профсоюзном и партийном учете. Цеховой комитет проштамповал рабочему . 03445 разрешение на трехмесячное совместительство, против которого уже не стал возражать начальник цеха.

(А по просьбе профессора Ладова [В. А. Ядов. — А. А.], подкрепленной официальным отношением института, заводской отдел кадров умудрился разрешить совместительство на целый год. — Примечание 1980 г.)

Было бы ненужным бахвальством [предыдущее бахвальство было, конечно же, «необходимым»… — А. А.] утверждать, что социолог-наладчик не допустил за этот месяц ни одной технической ошибки. Пять пуансонов в ходе проб все-таки сломаны, из них два — по прямому указанию технолога. (Автор считает сегодня это заявление не благородным. Примечание 1980 г.). Похвалиться могу лишь тем, что ни одна из совершенных ошибок не была повторена. [Все-таки «похвалился»!.. — А. А.]

Все эти ошибки были потом резюмированы в «Инструкции по технике безопасности», составленной наладчиком ПКР самим для себя — тоже вынужденная инициатива, иначе ему пришлось бы расписываться за выполнение тех правил (из добытой на соседнем заводе инструкции), которые справедливы для английского станка, но категорически противопоказаны для советского. Фрагмент из этой инструкции, которую передал начальству в отпечатанном на собственной машинке виде, прилагаю. <…> [Здесь это приложение опущено. — А. А.]

Ремарка: письма с приложениями.

Вообще, почти ни одно из писем социолога-рабочего не обходится без «приложений», в качестве которых часто выступали деловые документы: служебные записки, замечания по технологическим процессам, акты производственных испытаний и т. п. Некоторые письма состояли почти исключительно из «приложений». (Сентябрь 1999).

* * *

Итак, этот социолог-расстрига и «странный рабочий» (наиболее употребительным самоопределением в то время у автора было: «социолог-наладчик». – А. А.) в новой ситуации не играет ничьей роли, кроме своей собственной. В этом, кстати, залог его душевного комфорта и внутри коллективного благополучия.

…В социологических кругах предметом живейшего интереса является «феномен А.». Будто бы тот изобрел «философский камень» и превращает социологическую бронзу в золото. Всякому хочется потрогать за шерстку этого экзотического зверька, чтобы убедиться, что мех настоящий… На самом деле, это — всего лишь одна из естественных форм реализации философии осмысленной жизненной активности (которую ваш корреспондент склонен исповедовать, не спеша формулировать). Это — жизненная стратегия строгого подчинения цели — Смыслу (при максимальной конкретизации осмысленных целей).

Что касается тактики, то мне остается завершить «любомудрствование» постулированием последнего принципа — социально-опережающего поведения. Имеется в виду создание и опробование новых образцов поведения, адаптация их к системе и адаптация системы к ним. Выживший образец поведения становится социальным прецедентом, после которого и относительно которого не столь диким становится чуть опережающий уже и этот прецедент новый шаг. (Своего рода выращивание «генофонда» образцов социального творчества.) Нет ничего удивительного в хорошем настроении вашего корреспондента, чувствующего себя кем-то вроде селекционера, которому вроде бы удается новый сорт.

Разумеется, речь идет о внедрении образцов поведения, отвечающих представлению экспериментатора о возможном и желательном — таком, что адекватно ситуации, но не воспроизводит, а преобразует и формирует ее.

Но оставим эти экзистенциальные и социологические сюжеты до встречи. <…>

* * *

В заключение позволю себе развлечь милых корреспонденток некоторыми сопоставительными данными самофотографии жизненного времени по известной Вам методике. (Имеется в виду ауторефлексивная методика «Время жизни». – А. А.).

Сравнению подлежат: январь-февраль 1979 г. и 50 дней 1980 г. (т. е. январь + 20 дней февраля). Для фона приведены данные за весь 1979 г. (учитывающие время отпуска и т. д.). Расчет — в часах среднесуточного времени.

<…> [Здесь опущены табличные данные. — А. А.]

А теперь — данные о «времени творчества» по месяцам. 1979 г.: январь — 3,8 час. в сутки; февраль — 3,4; март — 3,9; апрель — 2,3; май — 1,5; июнь — 2,5; июль — 5,1; август — 1,5; сентябрь — 0,8; октябрь — 1,6; ноябрь — 1,4; декабрь — 2,7. В среднем — 2,5. 1980 г.: январь — 3,2; февраль— 4,8 (в среднем за 20 дней).

Переструктурирование жизнедеятельности — в последние 2 мес. — происходит не только между зоной вынужденной (инструментальной) деятельности и зоной свободной (осмысленной) деятельности (в пользу последней), но и внутри самой «зоны свободы»: творчество, восприятие, общение.

Причем сами эти определения наполняются новым содержанием!

Например, в «творчестве» исчезает господство письменных текстов, в «восприятии» — так наз. профессионального и общекультурного восприятия; повышается удельный вес «иного» творчества и «иного» восприятия. <…> Пожалуй, здесь можно говорить о движении в сторону гармоничного развития личности от гипертрофированного профессионализма.

(Чтобы уж совсем не выглядеть в глазах Инны «ренегатом», признаюсь, что две «профессиональные» работы (не считая промежуточных результатов) за эти 50 дней все же выполнены. Одна — статья об использовании качественных методов в исследовании образа жизни; другая — о разработке частотных словарей как поисковом этапе контент-анализа.)

Разумеется, и это письмо я не отношу к разряду нетворческих занятий…

Добрый миллион «творческих личностей» занимается на работе тем, что с души воротит, а после работы возятся с машиной. Почему бы не наоборот — на работе возиться с машиной, а после работы — заниматься чем хочешь?

На этой прозаической (что имел в виду, употребляя это слово? Скорее всего, ничего не имел в виду. Примечание 1980 г.) ноте закончу свой отчет, полагая доказанными выдвинутые выше тривиальные и нетривиальные предположения.

Ремарка: хорошее настроение!

Пожалуй, жизнеощущение автора в тот период лучше всего может быть выражено французским: bon humeur — «хорошее настроение». (Сентябрь 1999).

* * *

Перечитав письмо, нахожу, что некоторые высказанные в нем философско-социологические соображения представляют не сугубо личный интерес. А именно: «формула разгильдяйства», принцип вынужденной инициативы, принцип дозированной ответственности, метод наблюдающего участия, практика «дистанционного управления» снизу, постулат социально-опережающей деятельности… Равно как и отдельные наблюдения касательно «соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социализма». (Это — одна из стандартных, весьма популярных в свое время формул советского обществоведения. – А. А.)

Так что я даю согласие на использование этого письма в журналах «Знание-сила» или «ЭКО» (смотря какая редакция больше заинтересуется) — разумеется, с сохранением авторского надзора.

(Ну, тут автор увлекся! Предуведомлением к комплекту этих писем настоящее заявление денонсируется: «письма — только для друзей…». Примечание 1980 г.).

За фактическими справками можно обратиться к №. 6 «Экономической газеты» за 1980 г., где вкладыш «Страницы передового опыта» посвящен моему предприятию, а одна из статей — принадлежит бригадиру той самой комплексной бригады, среди верстаков которой (по «формуле разгильдяйства») установлен мой станок, коему полагается размещаться (как, скажем, координатно-расточному) в изолированном помещении.

В общем, я не сомневаюсь как в изобретательности, так и в такте моих корреспондентов. И уж совсем в заключение уместно процитировать «неизвестного поэта»:

…Не бойтесь заново начать,

Не бойтесь вовремя бросать,

Не бойтесь начинаться…

(К сочинению этих строчек автор письма имеет косвенное отношение, но, смею заверить, не в качестве автора, равно как и не в качестве адресата.) (Эти стихотворные строки принадлежат С Ф Минаковой)

* * *

Это письмо может рассматриваться как ответ на запрос Инны — «как идет ОЖ (образ жизни. – А. А.) после 3 января…». Похоже оно не поспеет к ее защите. (Имеется в виду защита докторской диссертации. – А. А.) Но, надеюсь, застанет в Москве. И все же — ни пуха, ни пера!

Любящий вас социолог-наладчик (Балда; Тиль Уленшпигель), 15.02.80

Ремарка: это был — манифест!

Первое письмо, как бы ни относиться к его форме, было своего рода профессиональным, а также жизненным «манифестом» социолога-рабочего на начальном этапе эксперимента.

Я попытался здесь, по ходу дела, откомментировать этот текст — для прояснения своего современного отношения к тогдашней ситуации, своему месту в ней и тогдашнему способу их отображения.

Соответствующего комментария заслуживают и остальные «Письма…».

Но впредь ограничусь минимумом примечаний и ремарок, предоставив читателю, при желании, заняться этим самому. (Сентябрь 1999).

…Игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри установленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыденная жизнь»…

Й. Хейзинга. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М , 1992, с. 41.

…Сцена представляет зрителю события правдоподобно выдуманные; жизнь, предположительно, преподносит нам события реальные и обычно неотрепетированные…

И. Гофман. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000, с. 30.

…Личностное знание — это интеллектуальная самоотдача, поэтому в его претензии на истинность имеется определенная доля риска. Объективное знание такого рода может содержать лишь утверждения, для которых не исключена возможность оказаться ложными. Все утверждения, которые вы найдете в этой книге — это мои личные свершения, плоды идей интеллектуальной самоотдачи. Они претендуют на это и только на это…

М. Полани. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985, с. 19.

<…>

(2.8). Притча о Генеральной линейке

[Персональный адресат этого письма (август 1980) — Н. Я. Шустрова/ — А.А.]

Милая Нина!

<…> Мой «эпистолярный роман» обрастает сюжетными линиями.

Иногда они завершаются в пределах отдельно взятого письма.

Развязка наступает в реальности еще в период описания данной моделирующей ситуации (т. е. пока письмо еще не отправлено). Хотя в момент начала письма эта развязка зачастую еще неизвестна.

Так, я успел написать (предыдущее письмо), что участок печатных плат, на который мне было предложено пойти в «псевдоадминистраторы» (вместо того, чтобы овладевать смежной рабочей специальностью шлифовщика) приказом директора завода вновь отторгнут от нашего цеха («развязка»).

А если бы клюнул я на крючок нашего начальника цеха, то оказался бы социологом-наладчиком, «откомандированным» на другое производство, и потерял бы всякий контроль над событиями, которые буду сейчас излагать и осмыслять.

Выпускать же из-под контроля ситуацию ПКР нельзя. Тут только не догляди…

* * *

…Выглядываю я вчера из своего «кабинета», посреди дня. И просидел-то я в нем невылазно часа два, не больше. Вижу — толпа у моего агрегата.

А там, оказывается, гибочный пресс рядом на талях висит, и поворачивается этакая двухтонная махина в воздухе в 10 см от моего капризного координатного стола, как бы раздумывая, вдарить или не вдарить. А такелажник, подозрительно румяный, взгромоздился сапожищами на револьверную головку ПКР, чтобы до заевшей тали достать. А то они своего «слона» поднять — подняли, а опустить не могут. Наш цеховой механик стоит тут же, наблюдает.

Стас, наладчик штампов, который меня недавно научил спаривать пуансоны с матрицами через марлю, тоже ждет, когда же «вдарят»… Увидел меня — смеется: «Ну, сейчас будет п-ц твоему ПКРу…». И в самом деле, это самое будет.

Это называется — «установка нового оборудования». Окончательно его установят, конечно, не в 10 см, а в 2-х метрах от моего станка (это которому изолированное-то помещение положено!). Ну, а пока — вот так.

Опустили, наконец. Револьверную головку (т. е. подход к ней) мне забаррикадировали (не в фигуральном, а в буквальном смысле). Дверцу шкафа с инструментом можно теперь приоткрыть только на 45 градусов. Балансировку станка по уровню нарушили, к счастью, немного (видимо — просто за счет дополнительной нагрузки на бетонный пол рядом).

Варварство? Нет, социально-производственная норма…

Ну, я еще Копырину с Авдейчиковым (цеховые инженеры) в наблюдатели пригнал. Зафиксировал, так сказать ситуацию… А сам ушел в инструментальный цех и в ОГТ, куда меня вызвали для очередного разбора их прегрешений.

Есть картины, которые лучше не наблюдать, чтоб потом нельзя было сказать: «Куда смотрел?». С самого-то начала я все равно не видел…

Тут надо признаться, что и внутреннее беспокойство, и внешнее хладнокровие были у социолога-наладчика чуточку напускными. Ибо несколькими днями раньше я успел снять со станка пантограф, самую деликатную часть координатной системы, и демонтировать ту самую Главную линейку, о злоключениях которой Вам кое-что уже известно (а основной рассказ еще впереди!). Вот если бы они к этой Линейке своим «колоколом» на весу приложились (а приложились бы наверняка — она далеко выступает), тут уж ПКРу точно было бы то самое, что имел в виду Стас.

Это — пример завязки сюжета. Интересно: когда же они соберутся установить гибочную машину на свое место, как все это будет, чьими усилиями и т. п. <…>

* * *

Все мои моделирующие ситуации начинаются естественно. Развиваются — тоже естественно, с осторожными коррективами экспериментатора. На выходе — социальная модель или, если угодно, сюжет.

А вот пример сюжетного хода в развивающейся ситуации, когда вдруг выясняются обстоятельства, проливающие новый свет на предшествующую (и как будто законченную) сюжетную линию. Ранее я писал о своем «конструктивном» усовершенствовании станка — подкладках под матрицедержатели. В итоге — заготовка лежит на плоскости матрицы, а не провисает.

Я-то думал, что вторгаюсь в конструкцию, тревожился, что пуансону до матрицы стало ближе, стало быть у него меньше «разбег» для удара, да и залезает он в матрицу глубже (что, может быть, тоже нехорошо…).

И вдруг узнаю, что я приподнял те самые матрицы, которые кто-то из ОГТ, еще до моего появления на заводе, по недомыслию, приопустил (тоже, как будто, в соответствии с цеховыми пожеланиями: моему предшественнику что-то в высоких матрицах не понравилось).

Приопустили, начав заказывать матрицы меньшей высоты. При этом не только возникло обнаруженное мною провисание заготовки, но и съемники (те самые пресловутые съемники, из-за которых было столько сыр-бору в предыдущем письме!) перестали доставать до заготовки, перестали что-либо «снимать» и превратились в декоративное излишество.

Так действовал отдел главного технолога в прошлом году. А в этом — наладчик раскрутил производственную машину в обратную сторону: чтобы не переделывать несколько сотен матриц, устроил подкладки под 24-мя матрицедержателями, в которых эти матрицы должны сидеть. Как видно, этой рацией была исправлена не недоработка конструкторов (как я думал вначале), а ошибка технологов. Однако «признался» отдел главного технолога в этом только вчера, когда подкладки были уже изготовлены. И слишком подозрительным стало, почему же только теперь «заработали» съемники, ранее прыгавшие в револьверной головке вхолостую.

Моделирующую ситуацию нельзя насиловать. Паук ждет муху: если та зацепится за паутину, он поможет ей еще больше запутаться и высосет. А нет, так нет… Впрочем, более «благородной» была бы аналогия с рыбаком, который водит рыбку, но не дергает, пока наживка не заглочена.

И еще один пример развивающейся ситуации. Те самые злополучные съемники, которые с узкими отверстиями (помните, в предыдущем письме?), продолжают поступать от инструментальщиков, вопреки обнажившейся производственной нелепице.

Почему? А дело в том, что слишком хлопотно для отдела главного технолога в куче заказов (иногда давних) выискивать те, которые еще не выполнены, чтобы внести исправления в чертежи. И в тех. Бюро инструментального цеха отказались искать эти документы, ибо там тоже все в куче и не один мой ПКР задает им работы…

А рабочие-инструментальщики не могут выйти из обозначенных на чертеже размеров (хотя бы им это и было кстати). Ведь над ними — свое ОТК. Убедившись, что сделано по чертежу, их ОТК передает свою продукцию в инструментальную группу нашего цеха, где мастер подписывает приемочную ведомость… Кладовщица пересчитывает по штукам, приходует и ставит на полку. Только тут я на страже: это — не годится! (Теперь уж я не сторожу, кладовщица Фаина сама просит проверить, а то и сходить с нею в инструментальный цех.) Такой вот «заколдованный круг»…

Социолог-«рыбак» навострил уши: клюет! Поскольку исправлять чертежи надо в первую очередь те, которые, выйдя из ОГТ, еще не воплотились в металл в инструментальном цехе, проявляю деликатную готовность перелистать всю книгу заказов за два года (это происходит в тех. бюро инструментального).

Когда речь идет о том, чтобы выполнить чью-нибудь работу, тут — «зеленая улица» инициатору. Я потратил меньше часа, чтобы убедиться, что почти все, что было неверно заказано, уже сделано (тоже неверно!).

Поздновато хватился… Максимум десяток съемников остался еще в работе у инструментальщиков. Я записал их номера, на всякий случай сообщил цеховому технологу Копыриной и посчитал для себя этот сюжет исчерпанным, точнее — не состоявшимся. Стоит ли из-за одного десятка, на фоне нескольких сотен съемников с узкими отверстиями, будоражить ОГТ?

Но отдел главного технолога вдруг взбудоражился сам. Похоже, эта история (без моего участия!) всплыла где-то на более высоком уровне.

Узнав нечаянно, что я располагаю списком оснастки, которая заведомо потребует ремонта, ОГТ поспешило (почему в среднем роде? да как-то больше пристало называть производственное подразделение — «оно») запросить этот список, причем даже не у Копыриной, а у меня лично. Да еще благодарили…

(Не важно, что оставшихся не изготовленными съемников всего десяток; важен не объем брака, а опасность «разоблачения».)

Так, рыба, которая показалась настолько мелкой, что и подсекать лень, вдруг с таким усердием стала заглатывать наживку, что пришлось вытащить, раз уж ей так это понадобилось…

Все эти примеры иллюстрируют способы зарождения, формирования и развития того, что я назвал моделирующими ситуациями

* * *

Примером далеко не оконченного сюжета (моделирующей ситуации) являются наши взаимоотношения с начальником цеха <…>. Похоже, что моя неприязнь к нему есть лишь отражение массового накапливающегося раздражения.

В ДНД (вот уж поистине советский вариант английских мужских клубов) рассудительный, независимый (беспартийный), работающий на заводе 30 лет, имеющий собственную автомашину, шлифовщик Г. И. замечает вскользь, уж и не помню, по какому поводу: «Сколько их перевидал в цеху, а такого <…> не было. Да я бы и пяти минут не стал слушать то, что вы (рядом на скамейке сквера сидят бригадир и член партийного бюро) по полчаса выслушиваете.

С бригадирами разговаривает как с мусором…» (Передразнивает начальника: «Я не потерплю неуважения к себе!»). Те молчат, вроде согласны. А речь идет о «нечистой» борьбе за чистоту на рабочих местах, по случаю очередных комиссий. Начальник цеха, видите ли, после рабочего дня проверяет эту чистоту, находит неаккуратно сложенные листы, костерит мастеров, а те не хотят отвечать за бригадиров (теперь же рабочая демократия!), требуют, чтобы и бригадиры дожидались этих начальственных обходов, а вот когда начальник соизволит — через 15 или через 30 минут после окончания рабочего дня — неизвестно.

А бригадиры отказываются задерживаться. Тогда начальник осмеливается собрать их для «накачки» по этому поводу.

В очередной день, когда как раз разразился этот микроконфликт (по серьезным вопросам конфликты, как правило, не возникают), я нарочно, переодевшись, уселся возле своего станка (я же «сам себе бригадир»!) и прождал полчаса этого обхода (накануне будто бы и на ПКР обнаружилась пыль — что ж гримировать «покойника»?). Не дождался. Бригадиры, хоть и ворчали, но 15 мин. дожидались, потом ушли. Мастера оставались, когда я уходил.

Во дворе я встретил (35 мин. после окончания рабочего дня) какую-то высокопоставленную делегацию, ведомую директором, с начальником нашего цеха в составе свиты.

Позиция Г. И., молчаливо разделяемая активистами, дает повод предположить целесообразность «доразвития» моделирующей ситуации наших взаимоотношений с нач. цеха до публичной плюхи ему на каком-нибудь партсобрании или партхозактиве. Заслужил он ее давно. Но получит вряд ли раньше конца года. Форсировать вредно.

Смысл же плюхи (разумеется, не формулировка!) мог бы состоять в констатации, что… имеет место тенденция возрастания степени (соответственно — масштабов) разгильдяйства по мере возрастания уровня руководства…

* * *

В обыденном сознании картина разгильдяйства предстает перевернутой. Может показаться, что много стрелочников приносят больше вреда, чем один диспетчер. На самом деле — наоборот. Впрочем, много диспетчеров тоже приносят меньше вреда, чем один начальник железной дороги.

А уж если по большому счету, то дело и не в стрелочнике, и не в диспетчере, и даже не в начальнике, а в Уставе путей сообщения!

Кстати (уже выходя за пределы данного сюжета): при массовой узурпации компетенции снизу вверх и массовом же перекладывании ответственности сверху вниз, происходит перенасыщение, соответственно, того и другого вверху и внизу. В итоге, низы оказываются совершенно безответственны, а верхи — совершенно беспомощны. И всем плохо! Но подробно об этом — в другой раз.

* * *

Перейду к главному сюжету этого письма. Он будет носить отчасти философский (во всяком случае — аллегорический) характер.

Назову этот сюжет: Притча о Генеральной линейке, или модель овладения системой. Модель строится на техническом материале.

Система — пресс с координатным столом и револьверной головкой. Генеральная линейка — двухметровая траверза координатного стола, ныне хранящаяся отдельно от станка (в моем «кабинете»).

* * *

…Первое соприкосновение Человека с Системой вызывает благоговейный трепет, ужас перед ее сложностью и непостижимостью.

Это — первое ощущение. Однако по мере расширения кругозора и возникновения первого опыта обращения с ней складывается убеждение, что Система плоха, уродлива (сделана «по-советски», при транспортировке стукнута, при установке перекошена) и, прежде чем заработает, должна быть капитально отремонтирована.

Предпринимается официальная экспертиза Системы. В итоге выясняется, что все ее показатели выходят за пределы допустимого и не согласуются между собой. Итак, нужен ремонт, переделка.

Вопрос — что ремонтировать? Заменяются подшипники, просверливаются недостающие дырки, подбиваются клинья, одна за другой снимаются и шлифуются координатные линейки и направляющие — все, что можно сделать в местных условиях и подручными средствами. А чего нельзя — так стоит ли и проверять? (говорят знающие люди).

Отшлифованные линейки не лезут в гнезда, исправленные подшипники не хотят крутиться… Но мы их заставим, и линейки подколотим, чтобы влезли, стервы, и под прямым углом стояли друг к другу, и параллельны были базовой линейке, ну, а та — чтобы с Генеральной не расходилась в направлениях! Нам ведь — чтобы концы с концами свести и чтобы дырочки Система пробивала параллельно самой главной линейке, а остальное все — «х-ня!».

Еще до того, как был достигнут этот желанный результат, было у Человека прозрение (ну, вроде атомистического представления древних): а вдруг та самая Генеральная линейка (которую и проверять нечего, ведь она Самая главная) — кривая? В каком смысле кривая, как и на что может повлиять ее кривизна — об этом не думалось. Не тот был уровень развития, так — наивная догадка.

Может и кривая — ну и что? Работает же Система!

Все, что поддавалось исправлению, отремонтировано на славу. Только чуть тревожили странные показания приборов в некоторых узлах. Система заработала. И тут обнаружилось, что дырки она бьет, хоть и параллельно Генеральной линейке, но как-то несуразно. Дырочки словно боятся отодвинуться к краям стального листа, а все как-то к центру жмутся. Поближе к центру и друг к другу… Такие «компанейские» дырочки! А относительно Генеральной линейки все стоят по струнке…

Назвал Человек это эффектом сжимающейся вселенной и задумался. Отчего же она «сжимается»? И вспомнил свои наивные прозрения. А вдруг Генеральная — кривая? Но теперь он уже был умудрен техническим опытом и заклинания его не удовлетворяли. Если она кривая, то почему же вселенная сжимается, а не перекашивается, к примеру?

Все, что можно было отремонтировать, было уже исправлено. Так что оставалось Человеку эту Систему совершенствовать. Он это делал, и не безуспешно. С полдюжины было всяких рационализаций. Все более точно работала Система, по самым разнообразным параметрам. Вот только сбегание отверстий друг к другу оставалось. А при этой неприятности все остальные результаты обесцениваются.

И ведь не то чтобы ученическая была задачка. Нет, и более развитые цивилизации с такими странностями природы не сталкивались: «Не бывает такого, и баста!»

Тогда вернулся Человек вновь к убеждению в кривизне Генеральной линейки. И не потому, что понимал, как может ее кривизна вызывать подобные эффекты. А потому, что больше уж грешить не на что было. Ведь все остальные узлы Системы — с Генеральной линейкой согласованы.

Придумал, наконец, объяснение. Столь же хитроумное, сколь может показаться современному человеку геоцентрическая модель Птоломея. (Тому ведь надо было как-то сообразовать мировоззрение с астрономическими наблюдениями; вот он и придумал «эпициклы» — планеты вращаются вокруг Земли, но не сами, а по кругам, центры которых находятся на геоцентрических орбитах.) Измерения как будто показывают, что

Генеральная линейка изогнута в вертикальной плоскости. Значит, надо ее выпрямлять.

Вот только червячок сомнения был: а не должны ли были бы отверстия в таком случае не сбегаться к центру, а напротив — к краям разбегаться? И насколько? Но настолько изощренной была эта геометрическая гипотеза, что не хватило у Человека на ее окончательное подтверждение пространственного воображения (не говоря уж о тригонометрической эрудиции).

Тем не менее, выхода не было, и стал Человек готовиться к Великой операции. Говорит:

«Оперировать (снимать эту Главную линейку к чертям собачьим да выпрямлять) все равно надо. Может, обновленная Система будет не лучше прежней. Но и с этой Генеральной ей больше никак нельзя…»

* * *

До сих пор содержание притчи суммировало один из сквозных сюжетов всего сериала. Особенно существенны в этом плане второе (Вам) и пятое (адресованное Светлане) письма. Вы без труда идентифицируете в этой притче нашу технико-ремонтную эпопею с Бубликовым и мою индивидуальную эпопею с реконструкцией ПКР. Впрочем, Вы, дорогая Нина, много еще чего здесь идентифицируете!

Прямо-таки жуткое какое-то сходство обнаруживается у этой модели с более глобальными.

Известно, что человеческий зародыш в своем утробном развитии повторяет основные стадии развития живой природы. Неужто то же происходит с человеческим познавательно-преобразовательным овладением миром («онтогенез», повторяющий «филогенез»)? Но, видит Бог [интересно, все время писал с маленькой буквы, и вдруг, «нечаянно», написалось тогда с большой. — А. А.], я ничего не выдумал. Вот где обнаруживается преимущество сериала, сочиняемого во времени. Не мог же я во втором письме предусмотреть, что будет в пятом. А в пятом — не знал, что будет в седьмом…

А было вот что (я еще закончу притчу, а сейчас — «прямым текстом»). Есть у меня двоюродный брат Володя [В. В. Абрашкевич. — А. А.], моложе меня на пять лет, физик-экспериментатор, инженер-электрик, инженер-механик, инженер-радист, уж не помню, что еще. Да просто — талантливый человек, технический выдумщик, изобретатель, способный из подручных средств изготовить любой агрегат, от трехколесного автомобиля до медицинского прибора.

В деда пошел (а он, Петр Михайлович Пузанов, был едва ли не первым в Петербурге инженером-механиком, ездившим на автомобилях собственной конструкции и изготовления). И в прапрадеда (Павел Петрович Аносов, известный металлург, изобретатель русского булата).

Так вот, рассказал я Володе свою техническую незадачу. А он (станка в глаза не видевший!) порисовал, порисовал на листочке и говорит: «Похоже, что твоя генеральная линейка — кривая. Только не в вертикальной, а в горизонтальной плоскости».

[Искривление в вертикальной плоскости — фронтальный вид; в горизонтальной — вид сверху. — А. А.]

И в самом деле, похоже на то. И просто — ну, прямо «Коперник» против моего «Птоломея»!

Вызвался Володя посмотреть станок. Организовал я ему разовый пропуск на завод. Три часа после окончания рабочего дня мы занимались привычными для меня измерениями. Но, в отличие от прежних, с перспективой их последующего использования для тригонометрических вычислений. Еще через день Володя, уже дома, эти вычисления произвел.

В тот самый день, когда он считал, я приложил к траверзе координатного стола обычную мерительную линейку, позволяющую оценить плоскостность. Раньше это не приходило в голову, потому что моя Генеральная частично скрыта кареткой, которая по ней ездит. Но можно же померить, хотя бы в доступных местах… Этого измерения мы с Володей не производили просто потому, что не было под руками подходящего инструмента. Я получил эмпирическое подтверждение искривленности траверзы, и именно в горизонтальной плоскости, как и предсказывал Володя. Между мерительной линейкой и плоскостью Генеральной обнаружилась щель 0,08 мм (при длине мерительной линейки 0,5 м).

Володя получил тот же результат расчетным путем, на материале всех остальных, косвенных измерений, которые мы делали вместе. Это в точности соответствовало и величине «сжатия вселенной» (порядка 0,1 на расстоянии 100 мм). По расчетам младшего брата, Генеральная линейка ПКР имеет вид двухметровой дуги окружности радиусом полкилометра. Это как будто немного… Но достаточно, чтобы перевести станок в самый низкий, седьмой класс точности.

Еще неделю я потратил на приобретение разрешения «разломать» станок и вынуть из него кривую Генеральную линейку.

Разрешение должен был дать Авдейчиков, замещавший тогда зам. начальника цеха. И он, наконец, это разрешение дал — накануне выхода того из отпуска (чтобы дальше думал, что делать, уже зам. нач. цеха?). Все дело в том, что траверзу длиной два метра надо исправлять на гигантском шлифовальном станке, чтобы пройти эту длину за один заход. Иначе дуга может превратиться в восьмерку или во что-нибудь вообще несообразное.

Но окончание этой истории лучше описать, возвратившись к жанру притчи.

* * *

…Уже решившись на Великую операцию, не исключая даже возможности ее осуществления революционным путем (если не будет согласия начальства), Человек решил посоветоваться с Младшим братом.

Брат, который по техническим системам собаку съел, предположил, что Генеральная линейка и впрямь искривлена. Но — совсем в другой плоскости! То есть — братья не разошлись в кардинальном вопросе о кривизне Генеральной. Вот только угол зрения у Младшего оказался вернее.

Гипотеза Младшего брата была подтверждена совместной братской деятельностью, где сочетались экспериментальный и теоретический моменты. Вычисления сошлись с наблюдениями. И основа Системы предстала вместо прямой — даже не восьмеркой, а правильной дугой окружности радиусом в полкилометра.

Теперь стало ясным, почему так упорно не садились в свои гнезда все остальные выпрямленные на первых этапах овладения Системой ее элементы. Ведь все они выстраивались по Генеральной линейке. А она-то и была кривой! И когда Человек (вместе с Мастером старого типа) подколачивал под выпрямленные остальные линейки клинья, он искривлял их обратно (в полном соответствии с кривизной Генеральной линейки).

Интересно пояснить эту модель графическим изображением. <…>

[Здесь рисунок опущен. — А. А.]

…Бедные линейки «Б» и «Д»! Представляю, как они устали подлаживаться под кривую Генеральную линейку «А»! [Здесь игра слов: «усталость металла». — А. А.] Но ничего, они — каленые и упругие; выпрямить Генеральную, и все благополучно встанут на свое место, без напряжения. А сама-то Генеральная, между прочим, сырая (т. е. не каленая). Вот ее, как согни, так она и останется…

Но если Человеку ясно, что делать для оздоровления Системы, то остается открытым вопрос — как делать… Уж больно громадна Генеральная. Нет в окружающей нас Галактике таких шлифовальных станков, чтобы ее привести в норму (подрезать горб, стесать концы). Вот и ищем.

Во избежание иллюзий, что, мол, и так жить можно, вынул человек Генеральную линейку из Системы. Стоит теперь Система без Генеральной. А та — лежит в кладовой, ждет своей участи.

(Примечательно, что Генеральная линейка была изъята из Системы, так сказать, легально — «парламентским» путем. Но это случилось накануне того дня, на который Человек назначил для себя революционные действия. Впрочем «парламентарии» того, разумеется, не знали. Разве что могли предчувствовать…)

Чтобы покончить с технической стороной дела, взгляните на рисунок. <…>

[Здесь опущен рисунок, поясняющий геометрическую загадку «сжимающейся вселенной» при искривленной Генеральной линейке. Опущены также тригонометрические расчеты и комментарии к рисунку. — А. А.]

* * *

Теперь — мораль из Притчи:

А. Человек проходит следующие стадии познавательного и практического (считайте это одним словом!) или духовно-практического овладения Системой:

1) Мистический ужас перед Системой;

2) законное возмущение ее несовершенством;

3) наивное подозрение, что Самая главная линейка — кривая;

4) отказ от «дурных мыслей» и честный ремонт всех второстепенных узлов;

5) подгонка этих узлов под Генеральную линейку (исходя из предположения о ее прямизне);

6) Великое разочарование;

7) творческие поиски и всемерное усовершенствование Системы;

8) второе Великое разочарование;

9) убежденность в кривизне Генеральной линейки;

10) выдвижение ложного предположения о механизме этой кривизны;

11) подготовка Великой операции (изъятия Генеральной линейки из Системы);

12) счастливое открытие истинного механизма кривизны, накануне операции;

13) Великая операция — Система без Генеральной линейки;

14) изыскание конкретного способа замены извлеченной из Системы Генеральной линейки или исправления ее кривизны;

15) ??

(Вы скажете, что неплохо бы сначала 14-й, а потом уже 13-й пункт. Вы будете правы. Но скажите, где и когда было иначе? Мой сюжет моделирует реальные ситуации, а не благие пожелания.)

Б. Второй вывод: Система — железная Дура, а Человек остается человеком.

В. Гляди в Корень (не нами сказано!).

Г. Ищи Младшего брата.

* * *

<…> Извлечение Генеральной линейки состоялось утром в пятницу 25 июля.

До обеда занимался всяческими измерениями. Потом привел Авдейчикова, чтобы показать ему, как двухметровая траверза, лежа на координатном столе, пляшет на собственном горбу. А будучи перевернута обратной стороной, пропускает под себя лепесток щупа толщиной 0,3 мм. Итак, не только теория сошлась с вычислениями, но и

расчеты подтверждены эмпирической очевидностью. (Правда, последнее обычно происходит только тогда, когда Генеральная линейка из Системы уже вынута).

С тех пор прошло уже десять дней… Может быть, Вы знаете, где в Ленинграде есть гигантский шлифовальный станок? <…>

* * *

Любимые скоро взвоют: что за «производственный роман»! Сколько можно поить их пойлом из железных опилок? А где же люди?!

Но я уже отрекался от звания «инженера человеческих душ». Люди для меня существуют в отношениях (в частности, в производственных отношениях). Я не лезу в души. Я изучаю ситуации. Иногда помогаю им созреть. Люди для меня предстают — в действиях.

Я, признаться, с бОльшим доверием отношусь к своим реконструкциям людских мотивов, чем если бы люди сами стали их объяснять. Мне дороги не отдельные подслушанные словечки и мысли (хоть я и с большим уважением отношусь к этому способу познания).

Мне, повторяю, интересны действия, ситуации и отношения.

* * *

…А отношения складываются месяцами. Я могу себе это позволить.

Сейчас — скорее для себя, чем для Вас — попробую составить список лиц, с которыми у социолога-наладчика за полгода возникли отношения.

Некоторые из них являются повседневными, некоторые эпизодическими, но это такие отношения, которые можно считать двусторонними. В них решительно преобладает деловой аспект, но встречаются и эмоциональные вкрапления.

В трех-четырех случаях можно констатировать даже баланс эмоциональной и деловой компонент.

(Порядок здесь произволен) — инструментальщик…; инструментальщик…; технолог…; зам. начальника цеха…; наладчик штампов…; слесарь…; мастер инструментальной группы…; сменный мастер…; слесарь-инструментальщик…; токарь, член парткома завода…; мастер РМЦ…; токарь, профгрупорг участка…; шлифовщик, парторг цеха…; старшая кладовщица участка…; начальник цеха…; рабочий…; бригадир слесарей…; ведущий технолог ОГТ…; технолог ОГТ…; механик цеха…; начальник участка печатных плат…; слесарь-ремонтник…; слесарь-ремонтник, пред. цехкома…; шлифовщик…; шлифовщик…; фрезеровщик…; начальник тех. бюро цеха…; конструктор цеха…; работник ОГМ…; бригадир токарей, ответственный за ДНД…; шлифовщик, сосед по раздевалке…; кладовщица…; табельщица…; начальник ОТК цеха…

<…> Из этого списка, пожалуй, десяток могли бы на сегодня получить здесь развернутые социально-психологические портреты. Много это или мало? Скорее мало. Я — не экстраверт.

Но есть, повторяю, то великое достоинство в моем положении, что мне некуда спешить.

// К троим из этого списка я сам испытываю чувство глубокой и искренней признательности. Это: Федор Филиппович К., Иван Александрович С. и Станислав П. — все трое рабочие.

По крайней мере трое должны бы испытывать не меньшую признательность мне. Это: Нюся Копырина, Мглистая, Кабаковцев — все трое ИТР.

Однако ни я по отношению к этим троим, ни они по отношению ко мне своей признательности пока явно не выражают.

К двоим я испытываю ненависть (похоже, что «классовую»… Примечание 1980 г.). Это: С. и Кесарев — оба ИТР. (Надеюсь, взаимно).

К двоим — презрение. Это: Е. и К. — оба не рабочие, но и не ИТР, а так — придурки. (Полагаю, что соответствующего ответного чувства они ко мне не питают.)

Ко всем остальным я либо расположен, либо индифферентен эмоционально. Соответственно, и они ко мне (либо то, либо другое). //

Ремарка: «ненависть» и «презрение»…

Фрагмент, выделенный (//), позднее цитировался на партийном собрании цеха (апрель 1984), где обсуждалось «дело» социолога-рабочего. (Сентябрь 1999).

…Кроме перечисленных шестерых, которым я благодарен либо которые должны быть благодарны мне, а стало быть я тоже им симпатизирую (такова человеческая натура — симпатизируют не только «спасителям», но и «спасенным»), есть еще четверо, в отношениях с которыми эмоциональная компонента (с моей стороны) могла бы превышать обычную расположенность. Это: Авдейчиков, но слишком большой лентяй;

Рафаил, но слишком суетлив; Ксения, но слишком криклива; Голиков, но слишком — ни рыба ни мясо. (Первые двое — ИТР, последние — рабочие).

Думаю, что этот круг за полтора года вырастет раза в два-три, при сохранении тех же пропорций, т. е. структуры взаимоотношений.

…А Вы, Нина, никогда не пробовали подводить подобные балансы своих служебных контактов?

Да, есть у меня «референтная группа». Это: Федор Филиппович и Иван Александрович, иногда я кооптирую в нее Станислава. Это люди, с которыми я иногда обсуждаю свои режиссерские замыслы. Надо сказать, очень достойный «худсовет».

Есть у меня еще «референтная группа» и на соседнем заводе. Это: социолог-слесарь Сергей Р. [С. М. Розет. — А. А.], слесарь-инструментальщик Бубликов, технолог Херувим.

С первым мы встречаемся у метро «Петроградская» по средам, после работы (к сожалению, не каждую среду: либо он не придет, либо я, но так у нас и договорено). Глубиной и оригинальностью экзистенциально-производственных наблюдений Сергей, полагаю, превосходит меня. Может быть, потому, что я играю, а он — живет. Как жаль, что он не пишет писем своим Любимым женщинам… Мы пьем вместе кофе, иногда вино, и неторопливо обсуждаем наши жизненные проблемы.

С Бубликовым и Херувимом давно не виделся. Но ужО похвастаюсь им про свою Главную кривую линейку.

Ну, и еще одна «референтная группа» — Младший брат (Володя). Он, кстати, оказался единственным участником эпопеи ПКР, начисто лишенным разгильдяйства (напоминаю: незаинтересованность, некомпетентность, безответственность).

Я склонен приложить к этому письму текст памятки для меня, составленной им: «Что и в какой последовательности надо сделать, чтобы все было хорошо». (См. приложение). <…> [Здесь это приложение опущено. — А. А.]

Кажется, он переплюнул меня по добросовестности и обстоятельности. Почитайте. Это же немыслимо! Я все-таки тоже немного разгильдяй…

Я спросил Володю: «Сколько бы ты потратил времени на выполнение всей этой программы-минимум, если бы тебе не мешали?» Он ответил: «Месяца два».

Что ж, с нашими временнЫми накладными расходами, в этой разгильдяйской стихии, думаю, что и он потратил бы года полтора. А у меня их нет.

* * *

Милая Нина!

Письма Вам мне удаются «не переводя дыхания». На написание этого вчера затрачено 8 часов, и сегодня — 4, итого: 12 часов чистого жизненного времени. <…>

Ваш социолог-наладчик, 5.08.80

…Любой опытный механик знает главнейшее, что надежно проверить и настроить сложнейший механизм можно только в строгой последовательности, т. е., как говорят в народе, «плясать от печки», в противном случае все расстроится и запутается еще больше и больше времени потребуется, чтобы вернуться к «печке»…

А. Г. Солипатров

(2.9). Пляшущие на угольях

[Персональный адресат этого письма (август 1980) — Р. В. Рывкина.— А. А.]

Дорогая Инна!

<…> Добросовестность моей реакции на твою августовскую записку вышла за границы разумного. Об этом Ты можешь судить по характеру и объему приложений к этому письму.

Вот видишь, как опасны трогательные заявления вроде того, что «продолжение очень важно и сейчас стоЕт в списке ценностей на первом месте… (1) потому что ты (т. е. я), (2) потому что жизнь…». Мой ответ Тебе — на десятках страниц… Не получился бы эффект «обезьяньей лапы» (по Винеру).

Но деваться Тебе уже некуда и придется потратить полный рабочий день. На одно только чтение. Про жизнь и… про меня. <…>

Я собираюсь выслать Тебе также комплект всех писем (это же — восьмое!), которые уже перепечатаны; это целая пачка, которую я пока боюсь доверить почте, но все же, вероятно, решусь — ценной бандеролью, если это письмо не потеряется.

Папка эта будет — Тебе насовсем.

В общем, получив это письмо, подтверди, пожалуйста, получение его телеграммой, даже не читая. Это будет для меня сигналом выслать все предыдущие письма, да и это — перепечатанное — впридачу. Так что мучаться над каракулями Тебе больше не придется.

(Ну, а уж как Ты справишься с восприятием восьми «писем Любимым женщинам» подряд, я не берусь прогнозировать. Для этого надо испытывать уж очень нежные чувства к корреспонденту…)

* * *

Разумеется, не надо Тебе продолжать старое «полуписьмо» с постраничными замечаниями на мое самое первое. Вообще, по отношению к этому «эпистолярному хулиганству» не надо накладывать на себя никаких моральных обязательств. Единственная обязанность — уверить корреспондента в получении.

Читать можно подряд, можно выборочно; можно — сегодня, а можно и через год.

Если бы мы жили в одном городе, наверное, уж раз десять за год встречались бы. (Или чаще?) Что-то друг другу рассказывали бы, показывали…

Вот и это восприятие стоит «растянуть». Так сказать, со сдвигом по фазе.

Подобно тому, как мы наблюдаем звезды, отстоящие от нас на расстоянии нескольких световых лет. Все же я отвечу на некоторые твои замечания и реплики. Ибо там есть моменты, не обсуждавшиеся в последующих письмах.

О так называемом «почине»

Если не хочешь большого шума, организуй «микрошум». Попробуй-ка иначе нейтрализовать противодействие официальных инстанций эксцентричным поступкам субъекта, от которого привыкли ожидать, что он чего-нибудь выкинет, но этого— не ждали. Вот они и успокоились, увидев в странных действиях нечто им понятное. И, кстати, вовсе не противоречащее действительным намерениям социолога (исследовательский мотив).

Как объяснить секретарю парткома или начальнику отдела кадров завода, что ты не диссидент? Успокаивающий звонок из обкома партии снял это (довольно правдоподобное) подозрение с кандидата философских наук, вдруг заинтересовавшегося наладкой координатно-револьверных прессов. Вот и весь «щелчок сверху»…

Вспоминаю, как я снимался с учета в Д-ском РК КПСС. Положено по такому случаю встречаться с секретарем райкома. Я безмолвно отдал ему копию докладной записки Ядова Сигову. Тот, прочитав, сразу перевел в свои понятия: «Вероятно, будет докторская диссертация!». И пожелал мне успеха.

Ну, а сосед-инструментальщик на заводе выбрал с моего «блюда» мотив экзистенциальный, более ему понятный. Хоть я и исследовательского не скрывал… Только формулировал в терминах обыденного сознания: «Интересно!».

Так что не шум, а минимизация шума. Что-то вроде профилактической прививки. Я поступил туда, куда хотел. Я никакого вызова социальным институтам не сделал. Лучший ныряльщик тот, который входит в воду без брызг. В том-то и дело, что я не хочу ничего никому доказывать. Но я исключаю возможность швырять мне вслед камни.

Человек залезает на конкретную скалу вовсе не затем, чтобы все за ним лезли. Каждый пусть лезет на свою скалу. А кто-то, глядишь, заберется и на Эверест.

В свете сказанного, я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы все рабочие, скажем, писали служебные записки начальнику цеха. Максимум того, что я хотел бы «доказать» (уж коли употреблять это слово): и так — можно!

Что такое всякий более или менее не тривиальный (в глазах окружающих), однако органичный (для данного человека) поступок? Это есть мини-вклад в увеличение индетерминизма человеческого поведения, в преодоление всех нас тяготящей тенденции сужения свободы выбора. Вот и вся игра!

Можно круто менять способы жизни, не травмируя себя и не эпатируя систему. Резервы свободы поведения нормальных, не исключительных людей — далеко не исчерпаны.

Вот и все мое «нравоучение». (В отличие от предыдущих писем, я здесь не скоморошествую!)

О «юмористическом настрое»

Согласен, действительно — перебор. Если бы только первое письмо такое, а и остальные — «с выкрутасом». Я называл это «ерничеством», «балаганом»… А ведь это — опять самопрививка. Убрать пафос инъекцией заведомого псевдопафоса. Надуть щеки, чтобы не надорваться. Каждый должен быть сам себе психологом. Вот я и проявил такую «вынужденную инициативу» — по отношению к собственной психике и письму.

Нестинары (пляшущие босиком на угольях) именно пляшут, не останавливаются. Горящие угли — Истина, Суть, Жизнь! Остановишься — тут и самые привычные подошвы сгорят.

Мы зажаты корсетом профессионализма, автоцензуры, стремления увидеть свое сочинение в печати. Так вот, хочешь прорваться к Сути — раскрепости себя так, чтобы было заведомо «не профессионально», «не прилично», «не печатно» (ни там, ни сям!)… Говори так, как можно только с «очень близкими» или с «очень далекими» разговаривать.

Исключи внешние цели (кроме разве столь невинной, как побудить улыбнуться возлюбленную).

Есть опасность — сорваться в фиглярство… Но друзья поймут, что ты просто учишься — как-то иначе. Не так, как умеешь, ибо это не удовлетворяет. Пожалуй, и научиться уже не успеешь… Но кабы знать — чему? Лучше не знать.

Как остроумно заметил С. Моэм, боги смеются, когда люди достигают того, чего хотят.

<…> В твоих пометах к страницам моего первого письма узнаю рецензента-профессионала. Вот тут, мол, «блеск», а тут — «ужас»… Да не может там быть ни «блеска», ни «ужаса» — в личном (ну, полуличном) письме! Просто — еще одна попытка расширить свободу самоосуществления.

Я вот уже 16-ю (рукописную) страницу пишу без «желтой кофты». Но отсюда вовсе не следует, что обрел серьезность. Другое дело, что я не отношусь с большей серьезностью, чем к этому письму, к тоннам социологической, скажем, макулатуры. В ней так редко попадаются «жемчужные зерна»…

Но это уже факт не моего персонального, а общественно-научного развития и опыта. <…>

О совместительстве

Произведя за эти полгода около 15 печатных листов профессионального научного текста (по преимуществу отчеты, но есть и статьи; тут и совместительство в ИСЭПе, и группа «Социология и театр»), я остаюсь «в форме». Вот только я сам выбираю работу, а не она меня. В принципе, меня совсем не отталкивает профессиональная социологическая работа за деньги, но в качестве наемного работника, а не крепостного.

В институте подразумевается, что я вернусь через два года (предположения о более раннем возвращении как будто рассеялись). В цехе я намеренно объявил, что поступаю туда не меньше, чем на два года (и в серьезности своих намерений повода сомневаться не дал).

Как поступлю на рубеже 1981–1982 гг., сейчас не знаю. Намеренно и здесь организую себе свободу выбора.

Кому что надо…

Ты спрашиваешь, почему тебе надо, а им — не надо (запустить станок)?

Дело в том, что (помимо общего объяснения «формулой разгильдяйства»), ввиду фиаско отдела главного технолога с подготовкой техпроцессов, запуск программной продукции на ПКР отложен генеральным директором до будущего года. Стало быть, до очередного втыка цеховому начальству далеко.

А я не хочу, чтобы с ПКР возникли неприятности в 1981 г. Ибо все втыки, которые они тогда могли бы получить, бросят тень и на меня. Вот и приходится спасать начальство от будущих неприятностей, не желая делить их с ним. О нет, далеко не так уж бескорыстен социолог-наладчик! Просто мне не улыбается «сидеть в луже», хотя бы и в хорошей компании…

И еще: то, что сегодня можно сделать как следует, надежно, то потом, в спешке, — только плохо, кое-как. <…>

Путешествие Генеральной линейки

Но вернусь к текущим событиям. 20 августа Генеральная линейка, почти месяц пролежавшая в «кабинете» социолога-наладчика в ожидании своей участи, была завернута в кумач (других тряпок не нашлось). И на специально заказанном для этой цели автобусе перевезена к Станкостроительному заводу. Там ее, на улице, перегрузили на автомашину этого последнего. Которая уже доставила ее к шлифовальному гиганту.

Удивишься, почему такие хитрости? А потому, что это — «левый» заказ, результат личной договоренности двух главных механиков. При этих условиях отшлифуют — за несколько дней. А то, чего доброго, понадобилось бы полгода на согласование этого вопроса между двумя министерствами (заводы относятся к разным министерствам!).

Генеральную линейку, завернутую в кумач, «похудевшую» на полмиллиметра, должны были вернуть сегодня, 22 августа. Но что-то заело и в левых договоренностях. Это позволило мне написать настоящее письмо.

…Устранить имеющееся искривление траверсы по 4-м рабочим поверхностям (l=1900). Обеспечить плоскостность и взаимную перпендикулярность рабочих поверхностей (плюс-минус 0,01) за счет минимальной шлифовки «на ровно»…

(Из требования на ремонт траверсы станка ПКР КО-120. 20.08.80)

Единство в многообразии

Ну, осталось 2,5 страницы (рукописных) до конца. Надо хоть как-то замотивировать Приложения.

[Приложениями к этому письму были различные работы автора, журналистские и научные, от 60-х до 80-х гг., посвященные проблемам производственной жизни. — А. А.]

Что общего во всех этих текстах? В конечном счете — единый субъект и единый объект отражения, но тот и другой в развитии. Сам выбор темы, жанр, способ решения темы являются отражением этого своеобразного переплетения двух «динамик» — общества и человека.

Я мог бы, наверное, и сейчас написать, как 15–20 лет назад, о том «как меня учили»… Но зачем, когда сегодня «яйцам» приходится учить «курицу». (Напомню, что полгода назад я впервые взял в руки штангенциркуль; в первые «хождения в рабочие» мне с этим универсальным инструментом дела иметь как-то не приходилось.)

А ситуация, описанная в журналистском опусе «От людей не спрячешься»? Ныне, с развитием «участия трудящихся в управлении производством» прошла мода на коллективные письма рабочих в редакции. И не то чтобы боятся — а незачем. «Социально зрелый» нынче пошел рабочий класс… А тут (в статье 60-х гг.), как само собою разумеющееся, три «коллективки» с одного завода, в одну и ту же редакцию, почти в одно и то же время.

Вот так меняется объект. А субъект? Да неужто один и тот же человек писал про «производственный мир» — в этих сочинениях 15-летней давности и в сегодняшних?! Подпись не оставляет сомнений.

Человек един в своем многообразии, как мир многообразен в своем единстве.

Впрочем, пора улыбнуться над собой, чтобы от псевдопафоса не сбиться на настоящий пафос, который как раз и неуместен в моем нынешнем, вовсе не публицистическом жанре (это письмо). <…>

Пока все — про Жизнь и про Себя, точнее — про Себя в Жизни и про Жизнь в Себе. Где тут что — поди разберись. <…>

Андр. Алексеев, 22.08.80

Ремарка: задал работы адресату!

Кроме вышеприведенного, письмо сопровождалось еще семью приложениями, на сотню машинописных страниц. Среди них: журналистские очерки прошлых лет, научные отчеты, тексты «замечаний по технологическим процессам».

Для освоения всех этих материалов адресату, действительно, понадобился бы целый день. (Сентябрь 1999).

…Обезьяна отличается от других животных тем, что умеет смеяться над другими. Человек отличается от обезьяны тем, что умеет смеяться над собой.

…Даже если вы трудитесь на благо человечества, вы делаете это для своего удовольствия.

…Не столь важно, чего ты достиг, сколько то, как это достигнуто.

…Свобода есть осознанная внутренняя необходимость, в соответствии или вопреки необходимости внешней.

…Собственная жизнь — весьма интересный объект для включенного наблюдения.

Максимы А. Из дневника. 1974–1975.27

…и развернулось напоказ

в лист Мебиуса серо-утлый,

где можно быть одновременно внутри и вне…

Сергей Розет (из поэмы «Лес»)

<…>

Глава 3. Театр жизни на заводских подмостках (продолжение)

(3.6). Наладчик и бригада («Партизанщина»)

[Персональный адресат этого письма (август 1981) — А. К. Назимова1. — А. А.]

Дорогая Алла!

Тебе еще не наскучило складывать в папку мои письма?

Кому, как не соавтору исследования общественной активности рабочих на производстве, рассказать мне историю партизанского освоения координатно-револьверного пресса в цехе №. 3 «Полифонмаша»?

Помнится (нет, лучше перепишу!), в нашей недавней статье на соответствующую тему есть следующие строки:

«…Заранее предупредим, что в данной статье речь пойдет лишь о социально-одобряемых и институционально-организованных формах общественной активности на производстве, т. е. об официальных формах такой активности. Это накладывает ограничения не только, так сказать, количественные, ибо вне поля зрения исследователя оказывается известная масса инициативных видов производственной деятельности. Уместно предположить, что условия и мотивы «неофициальной» активности, механизмы ее формирования — иные…, а это означает, что наши выводы будут иметь ограничения и содержательного характера…

[Статья А. Н. Алексеева и А. К. Назимовой «Общественная активность советских рабочих» была опубликована в сборнике «Рабочий класс СССР на рубеже 80-х годов» (М.: ИМРД, 1981). — А. А.]

Так вот, расскажу об этой не официальной, не санкционированной активности. Причем об активности — не только твоего корреспондента (а то о нем, того гляди, создастся впечатление Лягушки, взбивающей масло в горшке с молоком, чтобы не утонуть).

Письмо это назову: Наладчик и бригада.

* * *

Я уже сообщал, что мой ПКР размещается между станками и верстаками, за которыми трудится первая на заводе комплексная бригада, работающая на единый наряд. Ее возглавляет Игорь Вас Лозовой, недавно награжденный орденом «Знак почета». Зам. председателя совета бригадиров завода.

Вообще, наш цех — зачинатель БФОТ (бригадные формы организации труда). 80 процентов всех рабочих цеха состоят в бригадах.

Что касается Лозового и его бригады, то приведу обширную выдержку из заводской газеты:

«…Уже два года существует эта бригада, работающая на один наряд. И люди в ней подобрались разные. На первый взгляд, необычно, что сюда охотно идут люди, имеющие высшее и среднее специальное образование…

(Среднее специальное — у Игоря Смирнова; а под высшим — имелся в виду… социолог-наладчик, т. к. бригадир показал корреспондентке на мой станок, где я в тот момент для них «партизанил», а та не уточнила, являюсь ли я членом этой бригады. — А. А.)

…Но продукция, которую выпускает бригада, очень сложная. Это детали и узлы к фотонаборной технике, которую недавно стали выпускать на заводе. И рабочему требуются глубокие знания, умение точно рассчитать, высокое мастерство. Все это можно сказать о слесарях и фрезеровщиках, которыми руководит кандидат в члены партии И. В. Виноградов.

Много учеников было у него. Присылали парнишек из ПТУ, ничего не умеющих, с трудными характерами. И к каждому находил он свой подход. Сколько сил приходилось вложить, чтобы воспитать из них настоящих мастеров своего дела! Но никто из ребят не ушел с завода, после армии обязательно возвращаются на завод.

Один из бывших учеников Виноградова И. А. Смирнов говорит о наставнике:

— Он своей отзывчивостью обязывает нас работать еще лучше.

На первый взгляд — парадокс: отзывчивость и вдруг обязывает! В бригаде Виноградова так: внимание к человеку, забота о нем, помощь ему стали преградой разгильдяйству и нерадивости.

У Игоря Васильевича много забот: сейчас, с бригадой, добавились и функции мастера — распределять задания, планировать работу, следить за дисциплиной, учить молодых, воспитывать людей.

— Да, много стало хлопот, но зато теперь интереснее работать, — говорит Виноградов.

Сам он трудится на заводе тридцать четыре года. Совсем юным пришел сюда из ремесленного училища, получив специальность слесаря-сборщика. Сначала собирал токарные станки. Потом постепенно овладел многими специальностями, стал мастером высшего класса и учит других. Сейчас каждый в его бригаде может работать на двух-трех операциях (не операциях, а типах операций. — А. А ).

Сам Игорь Васильевич всегда идет впереди. Десятую пятилетку он выполнил за три года и почти полностью успел завершить еще одну…» («Строгость бригадира» — «Трибуна машиностроителя», 1981, 3 июля)

Между прочим, все правильно написано. (Была в этой статейке и «лажа», да не стал это переписывать.) А Лозовой, действительно, идеальный бригадир! Деятельный и доброжелательный. «Слуга царю, отец солдатам…».

На этом же участке есть и другая комплексная бригада, того же профиля. Это — «последователи». Возглавляет ее Толя Филин, которым администрация не очень довольна.

<…> В партию Лозовой вступил недавно, без особой охоты. Но — «куда денешься», раз зачинателем оказался. Положение обязывает… Во всяком случае, он обрел это положение, будучи беспартийным. Своего (а теперь — бригадного!) не упустит. Но и в конфликт зря не полезет. В меру покладист.

…Пришли в цех о его бригаде кинематографический сюжет снимать. Возвращаюсь с обеда — станок мой включен, а один из слесарей на нем кнопки нажимает! Да не помнит, какую нажал… А у меня не все пуансоны с матрицами спарены (пришлось потом каждое гнездо проверять!).

Оказывается, киношники попросили Игоря: мол, этот станок в кадр попадает, так пусть кто-нибудь «поизображает». «Надо — пожалуйста!» (Лозовой).

Я тогда только-только станок отрегулировал и еще боялся, что второй раз не сумею… А вообще-то — нечего в револьверной головке не спаренный инструмент держать (это я уже — про себя!).

Вот какой был смешной эпизод (как социолог-наладчик чуть в кино не попал). Но это — к слову. Суть же — впереди.

* * *

Первую программную продукцию на ПКР, после его капитального ремонта, я выпустил, как Ты знаешь, в ноябре 1980 г. И тогда же стало ясно, что очередной производственной загрузки станку нет и в ближайшие месяцы не предвидится. Взял я листок бумаги и написал на нем:

«Можно пробивать на ПКР:

— стальные листы толщиной до 2 мм, алюминиевые — до 3 мм; круглые отверстия диаметром от 1,5 до 50 мм; пазы и окна любых размеров; максимальный размер детали — 500х500, минимальный — 100х200;

— если заготовка «в угол», то обеспечивается точность расстояния от базы — 0,2 мм; точность отработки межцентровых расстояний — 0,2;

— возможность штамповки — в зависимости от наличия инструмента; запас комплектов (пуансон — матрица) в цехе — около 300.

А. Алексеев. 28.11 80».

Отдал Лозовому. Он: «Партизанить?» (очень, кстати, точное выражение!). Я — ему: «Пожалуйста!». Тот спрятал листок в ящик верстака. И тем дело пока кончилось. В декабре я ушел в отпуск. В январе вернулся. Работы нет. И не светит.

Это я теперь рассматриваю свои простои как нормальную компенсацию свободным временем за низкий заработок повременщика (150 руб.). А тогда без производственной загрузки чувствовал себя неудобно. А слишком настойчиво требовать загрузки или дополнительной работы — будет выглядеть, словно я заработать хочу. Но мне и зарабатывать больше сейчас не очень удобно, пока справку на совместительство дают. (Что-то вроде ситуации пенсионера, которому не нужен заработок, лишающий его пенсии.) Да и какой, в самом деле, дурак будет у них себе лишнюю работу за ту же плату требовать?

Другое дело — бригаде облегчение сделать (это словечко уже позднее возникло, его Лозовой употребил). В таком случае мой альтруизм приобретал не абстрактное, а вполне конкретное содержание (что тоже было осознано много позднее). В нем (этом альтруизме) обнаружилась вполне деловая база и экономическая сторона.

Мой негласный договор с бригадой Лозового был заключен при обстоятельствах, о которых не могу вспомнить без улыбки.

* * *

Не избалованный личным (т. е. личностным) вниманием соседей по рабочему месту, да и сам никого своим вниманием не обременявший, я был немало удивлен, когда мой ближайший сосед, фрезеровщик Виталий в первый послеотпускной день заметил, что у меня годовой юбилей со дня поступления. Надо же, помнит… (А ведь дай бог двумя десятками слов мы оба обменялись за целый год.)

Тогда я решил, что надо… «оправдывать ожидания». Моему первому наставнику Федору Филипповичу подарил в день получки авторучку в футляре, Ване Сидорову — подстаканник, а кладовщице Фаине — духи (это — по случаю своего «юбилея»!). Эти трое в свое время приютили меня в инструментальной кладовой, а потом Ваня и отдельным «кабинетом» обеспечил…

Если подарки от «юбиляра» еще можно было толковать двояко: то ли выражение благодарности, то ли «мелкий подхалимаж», — то другая моя «акция» была однозначной и вообще рутинной. В этот же день принес я с собой бутылочку домашней настойки и троим соседям по рабочему месту (наладчик штампов Стас, мой предшественник на ПКР Игорь С. и «подавший идею» фрезеровщик Виталий) предложил — за 30–15 мин. до конца рабочего дня заглянуть в каморку УСП, по случаю моей годовщины.

Заглядывали по очереди, от 15-30 до 16-00: Ваня, Игорь, Стас; Ф. Ф. уважил, тоже заглянул, но ему спиртного нельзя, а «инициатор» Виталий, оказывается, ничего такого в виду не имел и никогда на работе не принимает.

Вообще в цехе выпивают, но по-тихому, и я интуитивно попал в точку, создав возможность для последовательных визитов, а не устраивая «коллективную пьянку». Тут всего-то 100 грамм с яблоком, но важна идея, символ!

Последним оказался Игорь С., и мы с ним, как и с остальными, минут 5–10 обсуждали мои дела («именинник» всегда имеет на это право!).

Возникло (признаюсь, у меня) огорчение по поводу обнажившегося дна бутылки и недообсужденных вопросов. Да вот беда — оказывается, Игорь сегодня с обеда работает и должен прихватить половину вечерней смены.

(А дело в том, что на заводе, особенно в то время, шла демонстрация работы сверхурочно, чтобы видна была напряженность плана. По очереди каждый получал талончик, который должен был пробить, выходя с завода часов в 19–19-30. А поскольку действительной надобности в сверхурочной работе в ту пору вовсе не было, то очередник, со всеобщего ведома, выходил с обеда, т. е. просто передвигал свой рабочий день. Зато было «очевидно», что без сверхурочных программу никак не выполнить — выигрыш для администрации, и заработать столько никак нельзя — выигрыш для рабочих!)

Игорь объяснил мне, что выйти надо через одну проходную, а вернуться на завод через другую и сказать, что забыл получку в спецовке. У меня еще хватило ума положить в сумочку старые ботинки, выйти и вернуться с ними, чтобы видно было — зачем сумочка («камуфляж»!).

А в этот вечер («сверхурочно», т. е. с обеда) кроме Игоря С. работали еще бригадир Игорь Лозовой и Саня Кузькин (ростом с крошку Пусыгина, по прозвищу «Амбал»). Вернулся я благополучно, вошел в свою каморку, вышел… и захлопнул дверь, оставив ключи на подоконнике. (Никогда такого не бывало, а тут случилось!)

Подхожу к Игорю, смущенный: вот, «все есть», а под замком. Что слесарю отмычку сделать… Да замок хитрый. Тут мобилизовались все сверхурочники. Бригадир решил — выставить стекло (дверь — со стеклом). И выставили, и вставили обратно, с энтузиазмом и бескорыстно. И сам бригадир не загордился: раз «юбилей» — не только можно, но и должно отметить.

Два Игоря и Андрей обсудили перспективы сотрудничества, но решений не принимали. Просто каждый другого понял и «взял в голову».

Потом чуть-чуть и «Амбала» угостили, но тот, как известно, заводится с пол-оборота, и ему, как было сказано, больше 100 граммов давать нельзя.

Должен оговорить (вовсе не из цензурных соображений!), что история эта — не типичная, ни для юбиляра, ни для его «гостей». Просто вот такое интересное стечение обстоятельств и непринужденное развитие событий.

Было это 13 января 1981 года… А 14 января — началась партизанщина. «Примкнул к бригаде», — выразился Стас.

* * *

На координатно-револьверном прессе удобно пробивать маленькие отверстия, которые обычно сверлят. Или — большие, которые обычно растачивают. Можно прорубать пазы, которые обычно штампуют на других прессах. Можно, комбинируя удары, вырубать большие окна, которые обычно фрезеруют. «Золотая машина!», по выражению одного из рабочих.

Надо сказать, что Лозовой действовал куда осмотрительнее наших технологов. Он предлагал мне проштамповать не всю деталь, а лишь отдельный паз в детали. Тот, который для него наиболее трудоемок. А на ПКР, глядишь, можно это сделать… Но карты штамповки, понятно, нет.

Значит, нужно самому рассчитать эту карту. Потом — взять обычную заготовку детали и изготовить из нее самодельный шаблон, непосредственно на станке, пользуясь координатной сеткой и микроскопами.

Когда первый паз его устроил, Лозовой предложил мне связку отверстий. Потом — почти целую деталь.

<…> Вся эта работа поначалу привлекала внимание мастера участка не больше, чем изготовление металлических обложек для «Писем любимым женщинам». Да она и была не видной. Подумаешь — один паз из десятка… По ходу дела понадобилась какая-то новая оснастка. С подачи Лозового ее изготовили, легальным порядком. То есть — администрация не увидела в «партизанщине» какого-либо нарушения. Напротив, мастер перехватил инициативу у бригадира и заказал мне деталь, оказавшуюся записанной уже за бригадой Филина.

Одновременно шла работа по испытанию нового поколения поступивших из инструментального цеха шаблонов. И эта партизанщина происходила как бы между делом, никому не колола глаза. А бригаде (той или другой) она приносила скромное «облегчение».

Экономическая заинтересованность бригад состояла в том, что мои пазы и отверстия естественным образом записывались на их счет, как если бы делались не на ПКР. Но до середины февраля эта экономическая выгода была еще относительно невелика. Интерес бригадиров к моему станку резко возрос, когда социолог-наладчик, подогреваемый их запросами, решился отступить от стандартной технологии штамповки на ПКР. И — перевернул шаблон!

* * *

Чтобы Тебе было более или менее понятно: отверстия на листовой детали, согласно чертежу, могут размещаться на любом участке ее площади. Но для станка существует так называемая «мертвая зона». Это та часть детали, которая ухватывается пневмозажимами. И пробить отверстие там, понятно, нельзя.

В официальной технологии эта проблема решается использованием заготовок с технологическим припуском. Тогда пробивать отверстия можно в любой точке будущей детали. А припуск потом отрезают. Ну, а если заготовка — без припуска (как в нашем случае), то можно попробовать штамповать в два захода. Сначала — все, кроме «мертвой зоны». А потом, перевернув и шаблон, и деталь, также и то, что раньше попадало в эту зону.

Правда, тут есть обязательное условие — чтобы заготовки были строго прямоугольные и одинаковые по габаритам. Иначе, при перевороте шаблона, требуемые расстояния отверстий от краев листовой детали выдержаны не будут.

Ну, слесарям эти технологические особенности моего станка, хоть и понятнее, чем Тебе, но мало интересны. Лозовому интересен результат. Можешь войти в «мертвую зону» — войди! Надо для этого перевернуть шаблон — переверни! Лишь бы все размеры были в допуске.

Лозовой спрашивает: «Это можешь пробить?» — «Могу». — «А это?» — «Тоже». — «Отлично! А эту связку отверстий?» — «А эту не могу». — «Жаль… А может, как-нибудь?» — «Боюсь размеров не выдержать. Заготовки-то ведь могут быть и не одинаковые…» — «Будут одинаковые! Давай, Алексей, под мою ответственность».

Уж очень ему не хочется отдельно эти отверстия просверливать, раз все остальное — я могу. Требование на «одинаковость» никаким ГОСТом не предусмотрено. Но Лозовой знает, что их (заготовок) разнобой — в пределах допустимого для данного случая. Итак, сработал комплекс заинтересованности (экономической), компетентности (технической) и ответственности (моральной) — в предвидении конечного результата. (Напомню «формулу разгильдяйства»: незаинтересованность + некомпетентность + безответственность.)

Вот тогда-то наладчик ПКР перевернул шаблон и впервые вошел в «мертвую зону». Это было 20 февраля 1981 г. А 23 февраля состоялось открытие XXVI съезда партии. Я считаю, что мы с Лозовым достойно встретили партийный съезд.

* * *

С этого момента начался триумфальный и тернистый (развязка еще впереди!) партизанский поход в тылу отдела главного технолога. Разнеслась молва, что наладчик ПКР может сам и техпроцессы рассчитывать, и шаблоны делать, а главное — пробивать отверстия в допуске, где бы они на детали ни размещались.

Следующую субподрядную работу для ПКР у Лозового перехватил бригадир Филин. Лозовой обижался: раньше эту выгодную деталь делала его бригада. Но Толик договорился с мастером. И мне пришлось сказать «своему» бригадиру: «И рад бы, да ты не зевай!».

«Ф-…» — крупная панель, с большим окном и доброй сотней разнокалиберных отверстий. Разумеется, с отверстиями и в «мертвой зоне», с размерами, заданными от разных баз, да еще не вся оснастка для ее изготовления имеется.

Толик и член его бригады Серега — люди деловые: «Чего тебе нужно?» — «Для этой детали есть старый шаблон, но в нем надо припуск срезать». — «Срежем!» — «Пару отверстий в шаблоне передвинуть». — «Передвинем!» — «У меня искатель на 6 мм, а тут 7-миллиметровые отверстия в шаблоне. Можете новый искатель сделать?» — «Сделаем!».

На следующий день все было готово. Куда начальнику тех. бюро цеха Авдейчикову до такой разворотливости! (Делали не сами: тут и токарь нужен, и фрезеровщик, а закаливать искатель — так и вообще в другом цехе.)

Ну, и я решил сделать им подарок: «Попробую вместо керна [своего рода наколка на металле, разметка. — А. А.] вам сразу 1,5 мм отверстия пробить. Только если пуансон сломаю, вы уж мне его сделайте». — «Ладно!». Толя Филин посоветовал подкоротить пуансон (скорее уцелеет!). Когда не уцелел и второй, пришлось задуматься. Так возникла тайная рация, в виде тонкого пуансона, переделанного из более толстого, так что: а) прочность повысилась; б) никто и не знает, что тонкие поломаны.

Почему же эту рацию я никогда не стану оформлять? Все дело в том, что по нарядам (даже если эту деталь когда-нибудь переведут на ПКР) штамповщик получит свое, за кернение, а слесарь — свое, за сверловку. А если они еще в одной бригаде, так и то и другое — «в общий котел». И кому какое дело, как возникли отверстия. Были бы в допуске… Ну, года через два заметят, может быть, срежут расценки. Так ведь их и так срежут, не глядя. Так что рабочая инициатива не без успеха корректирует нелепости тарифной системы.

Филин и Лозовой советовали не торопиться, особенно когда смотрят (а визитеров было много!). Я ответил, что — не дурной. И они успокоились.

<…>

* * *

16 марта наладчик ПКР приступил к выпуску первой легальной (не партизанской!) партии деталей. В импровизированном соревновании рабочей инициативы с бюрократической машиной последняя приковыляла на исходный рубеж с опозданием на четыре месяца (запуск ПКР состоялся еще в ноябре).

Не было такой ямы, в которую административная машина не заехала бы колесом, а то и всеми четырьмя. Все ее злоключения добросовестно отражены в сводном акте производственных испытаний от 9.04.81, который прилагаю.

<…> [Здесь текст акта опущен. — А. А.]

Если в январе-феврале я был занят производственной деятельностью (в любых ее формах!) примерно 2/3 рабочего времени (благодаря партизанщине), то в марте оказался загружен почти на 90% (не фигурально, а буквально!).

Это было веселое время и эффектное зрелище: социолог-наладчик, «гарцующий» на координатно-револьверном прессе. Пора бы уж коню и споткнуться… А то как-то неловко и рассказывать.

В апреле производственные задания, обеспеченные документацией, оснасткой и заготовками, иссякли. Только разбежался — стоп, дорога перерыта. Ладно. Я в ту пору начал уже воспринимать свои простои как заслуженный отдых повременщика.

При всей лихости партизанских прорывов социолога-наладчика, мое отношение к точности соблюдения размеров, заданных в чертеже, было куда более трепетным, чем у остальных рабочих. Там, где слесарь меряет штангенциркулем один раз, я мерил трижды. Там, где отклонения в допуске, слесарь не станет заниматься подрегулировкой. Я же минимизирую отклонение, для надежности. Знаю, что «пройдет», но «держу руль выше, чтобы не снесло».

При внимательном отношении к запятым, корректоры могут не заметить пропущенную строчку. (Кажется, один из томов БСЭ вышел с опечаткой — буква «У» вместо «Е» на титуле.) При выпуске первой целой партизанской детали для бригады Филина я смотрел не только в чертеж, но и в первоначальный вариант техпроцесса на ПКР (от которого потом отказались). В нем был удобно представлен список требуемого пробивного инструмента. И вот на чертеже диаметр отверстия 11 мм был заменен на 10, а в этом списке, понятно, нет.

Только пробив половину партии, я обратил на это внимание. Сказал бригадиру. Тот: «Ничего, пойдет». И наверно «пошло» бы, если бы Толик предупредил сборщиков (как это обычно делается). Отверстия эти служат не для крепления чего-либо, а для того, чтобы просунуть в них лампочки, имеющие самостоятельное крепление. Просто вокруг ободка лампочки на светлой панели получится даже не щель, а 0,5- миллиметровая темная каемочка…

Панель попала на сборку уже в конце апреля. К этому времени поражение регулярной технологической армии в соревновании с партизанским отрядом стало уже свершившимся фактом. И вот такое «ЧП».

Как мне сообщил мастер, готовилось взыскание всем: и тем, кто партизанил, и тем, кто не пресек, в том числе и ему. Мне оставалось обезоружить его утверждением, что виноватым считаю только себя. Толя Филин ко всей этой истории отнесся флегматично: не такое бывало! Цеховой технолог Копырина готовилась безвинно пострадать (полагаю, не без морального удовлетворения, по поводу обуздания слишком самостоятельного наладчика ПКР).

* * *

…И вдруг тот же мастер Т-в сообщает о новом повороте событий: «Бумагу (выговор) порвали!». Это совпало с визитом на завод заместителя министра. И надо тому показать, что, между прочим, координатно-револьверный пресс работает. А у меня, как на грех, даже партизанских заказов нет.

Социолога-наладчика попросили (это именно так надо говорить!) подготовить ПКР для штамповки тех самых «корзиночек», которыми пять месяцев назад ознаменовался запуск моего станка. Добыли для этого пятьдесят заготовок (тогда-то была тысяча!).

Но тут работы всего на час-полтора. Значит, надо, все наладив, сидеть у станка, чтобы, как только зам. министра появится, врубить. А вдруг зам. министра подойдет и что-нибудь спросит… Ну, вы понимаете, черт его знает, что рабочий ответит, если накануне получил выговор. Такова нормальная административная логика…

В день визита я — для восстановления навыка (к каждому рисунку штамповки надо привыкнуть) — отштамповал подряд десяток «корзиночек». Мастер заволновался, что для часа икс — не останется. Готовились к встрече высокого гостя и остальные. Два часа я наблюдал за одной дверью, пока меня не предупредили, что войдут через другую. А зам. министра вообще пошел по другой лестнице. И весь наш участок остался «в дураках с вымытой шеей»!

Зато накануне разгромоздили пролет от заготовок и готовых деталей (загромоздив ими кладовую, куда визитер не заглянет). А со двора убрали новые станки, простоявшие там под снегом всю зиму. И еще, вероятно, были проведены другие не бесполезные мероприятия. Отношение рабочих к подобным спектаклям деловое и беззлобное: «Политика партии!» (Лозовой).

* * *

В мае было затишье и на партизанском фронте, и в частях регулярной армии. А в конце месяца наступил период моей бурной производственной деятельности, продолжавшийся весь июнь. Этот период официально отражен в сводном акте производственных испытаний от 9.07.81.

<…> [Здесь текст акта опущен. — А. А.]

В это время легальный и нелегальный выпуск деталей на ПКР перемежались. По количеству затраченного рабочего времени они примерно равноценны. По степени сложности техпроцессов — несопоставимы. Объем партизанской продукции в акте несколько занижен. Там указаны только обозначения, прошедшие на моем станке полную обработку. Частичные же поделки не отражены (из соображений как скромности, так и конспирации…).

Лозовой вошел во вкус партизанщины. Не успевал я скрыться в свой «кабинет», как он стучался «на прием» (его выражение). Наша «подпольная» деятельность стала в известном смысле рутиной. В установлении очередности всегда отдавалось предпочтение легальным производственным заданиям, но иногда официальному заказу приходилось подождать, пока не будет закончена отработка партизанского. Мастер был одинаково заинтересован в тех и других (в смысле сроков сдачи).

Технологи ревновали. Ибо им наладчик ПКР ни одной неувязки не спускал, отражая эти неувязки в актах. При этом оставался неуязвимым, поскольку каждый раз сам же и предлагал выход из положения. Бригаде же Лозового куда более головоломные технологические трюки социолога-наладчика преподносились задарма. Если бы я хоть одну легальную партию задержал, из-за ихних же просчетов, я стал бы в глазах технологов «саботажником». Так же — получалось, что я еще больше набиваю себе цену.

С Лозовым иметь дело было одно удовольствие. Бригадир не забывал говорить, что «Родина тебе скажет спасибо, а технологи отругают». Оперативен без суетливости, внимателен без навязчивости, осмотрителен без перестраховки. Ходил я у него в молодцах. Когда Лозовой забывал указать мне на связку отверстий, которую ему еще желательно пробить, он говорил: «Ах, не сообразили мы с тобой, Алексей!». Но когда я сам пропустил в чертеже одно отверстие (которое потом пришлось просверливать отдельно), он также относил эту ошибку за наш общий счет.

Вообще, даже между производственными подразделениями (не говоря уж об отдельных рабочих) не принято возвращать брак, если можно как-то выкрутиться. Твою недоработку обычно устраняют или замазывают другие. Рассчитывая карту штамповки в одной из деталей, я сместил четыре отверстия. Дело поправимое: надо пробить новые, а ненужные — заглушить вырубкой от тех же отверстий. Я первым заметил это, сказал, что сам исправлю. Лозовой: «Ты давай, Алексей, жми дальше, а мы поправим». Один из слесарей глушил отверстия, таская детали к металлической плите по одной (чтобы в глаза не бросалось). Когда я освободился, я стал ему помогать. И мы быстро справились, в четыре руки.

<…> Отличием новых партизанских деталей от прежних была их повышенная сложность. Так что наладчик уже не мог обойтись расчетами в тетрадке. Понадобилось делать свой чертеж развертки детали (в официальном чертеже она показана уже в загнутом виде). С пересчетом всех размеров для карты штамповки. Но у наладчика ни кульмана, ни стола, ни доски. Голь на выдумки хитра: если завернуть в ватман заготовку детали (1,5 мм толщиной, сталь), то можно чертить и на коленях — эскиз в натуральную величину.

Тут сама будущая деталь выступает в функции чертежной доски. Кажется, эти самодеятельные чертежи вызвали у работников ОГТ ревность не меньшую, а даже большую, чем стопа нелегальных панелей. <…>

* * *

«Монополия» социолога-наладчика требовала каких-то ограничений. Самое разумное было бы приставить к нему учеников. И администрация встала на этот путь.

В начале июля Нюся Копырина показала мне составленную в тех. Бюро цеха учебную программу. В нее входило обучение расчетам карт штамповки, т. е. проектированию техпроцессов. (В этом, как явствует из вышеизложенного, я преуспевал теперь лучше технологов).

У социолога-наладчика спросили, согласен ли он обучать учеников (за положенную плату, разумеется). Я, конечно, согласился. Предполагалось, что обучение будет завершено до осени. Однако к нему еще не приступали. Кто помешал? Лозовой!

Дело в том, что учеников предполагалось набирать из его бригады. Тем самым ПКР фактически стал бы бригадным оборудованием. И я вошел бы в состав бригады, разумеется. Это планировалось давно. Да сначала надо было загрузить станок. Сделано это было лишь отчасти, и то больше благодаря партизанщине. Но первый вопрос, который должен интересовать бригадира, — сколько не в натуре, а по расценкам можно выработать на этом станке.

(Тема нормирования и оплаты заслуживает отдельного разговора. Здесь же замечу только, что предложение Лозовому выделить учеников из состава своей бригады совпало по времени с целой серией легальных производственных заданий, которые, при достаточно трудоемкой наладке, по расценкам ПКР стоили бы гроши.)

В общем, бригадир справедливо рассудил, что при таких расценках и при таком планировании на ПКР можно и «прогореть». И отказался давать учеников: «Ищите слесаря-повременщика!». Тут бюрократическая машина забуксовала.

Лозовой мне сам об этом рассказал. И мы с ним на будущее договорились о согласованных действиях: либо вместе — за, либо вместе — против моего вхождения в бригаду. Пока — против! Ничего не поделаешь. Экономика определяет политику…

Ну, а легальные техпроцессы, между тем, щелкались как орешки. Попалась, например, деталь «Ф-…» — та самая, которая год назад уперла меня лбом в загадку «сжимающейся вселенной». Вся партия была выпущена за несколько часов. А в прошлом году (при кривой «Генеральной линейке») возился с нею чуть не неделю. <…>

* * *

Но должен же на голову рыцарю ПКР свалиться хоть какой-нибудь да кирпич! Иначе все это начинает походить то ли на сказку, то ли на мистификацию. Или (с другой стороны): «Что за свадьба без цветов? Пьянка, да и все». Цветы? Кирпич на голову? Пожалуйста!

…В последних числах июля. Встревоженный Лозовой: «Маханули мы с тобой, Андрей (к этому времени бригадир уже перестал путать мою фамилию с именем). Два отверстия забыли в панели сделать!» — «Панели уже покрашены?» — «Да!» — «А просверлить нельзя?» — «Панель лицевая — для подмазки колера не подберешь». — «Выход какой-нибудь есть?» — «С конструкторами согласовывают. Да дело далеко зашло…».

Лезу в свой кустарный чертеж (заменяющий карту штамповки). Есть там эти отверстия! Может, в шаблоне забыл сделать? И там есть. А в готовых деталях они отсутствуют. Не технологическая, а психологическая издержка технологии штамповки с переворотом шаблона. Эти два отверстия привязаны размерами к одной базе, а расположены ближе к другой. Когда перевернул шаблон, казалось само собой разумеющимся, что они уже пробиты (раз тяготеют к противоположному краю).

Первую, пробную деталь этого обозначения Лозовой собственноручно проверял, по моей просьбе. И поддался другой психологической ошибке: когда держишь в руках деталь, хочется сверить ее с чертежом, а не наоборот. Все, что в металле, есть и на бумаге. Но не все, что на чертеже, есть в металле.

Лозовой: «Ну да, все понятно… Всюду они есть, а не заметили!» — «Что теперь будет?» — «Неприятности. Само собой, кронштейн можно снизу прилепить, если конструктора согласятся».

Дело было в пятницу 24 июля. В понедельник (27 июля) спрашиваю у Лозового: «Ну как?». Лозовой: «Мне выговор». Я: «А мне?» — «Ну, деньги же мы получили. Ты — чист, как огурец!». Мда! И то сказать, не хочешь кирпича на голову — не ходи под карнизом. А карнизы у нас — широ-о-о-кие… Конечно, на пару с Лозовым выговор схлопотать веселее было бы. Но, сидишь в дерьме — не чирикай!

В среду (29 июля) читаю на стенке распоряжение, от 28.07.81. Переписывать постеснялся, цитирую по памяти:

«Распоряжение

При штамповке детали «Ф…» наладчик Алексеев (раб. 03445) не выполнил двух отверстий, на что бригада 001 (бригадир В-в) не обратила должного внимания. В результате чего узел «Ф…» пошел на сборку с отклонением и была поставлена под угрозу срыва программа июля-месяца.

1. Наладчику т/оборудования Алексееву за допущенное отклонение от чертежа

детали «Ф…» объявить выговор по цеху.

2. Бригадира В-ва и ст. мастера участка Т-ва за недостаточный контроль за работой

своих подчиненных предупредить.

3. Начальнику ОТК цеха Л-чу указать на недопустимость подобных случаев.

Начальник цеха А. С-к.»

После такого хода в записях шахматных партий принято ставить восклицательный знак. Ход сильный! Фактом является, что начальник цеха в последнюю минуту изменил собственное (или подготовленное кем-то из его подчиненных) решение, объявив выговор наладчику ПКР вместо бригадира. Теперь — что этот факт означает?

1) Начальник цеха проявил несомненную широту мышления, определив ситуацию не согласно форме, а согласно действительному положению вещей.

2) Нач. цеха проявил дальновидность, обеспечив наладчику ПКР взыскание, на случай, если в дальнейшем его социальная активность станет чрезмерной.

3) Нач. цеха проявил определенную способность к построению тестовых ситуаций, заманивая социолога-наладчика в ловушку опротестовывания выговора, перекладывания вины, наконец, апелляции к форме, против сути (мол, где записано, что это моя работа?).

Но, при всем том, это распоряжение начальника цеха имеет ряд обратных (т. е. противоположных его целям) эффектов.

1) Начальник цеха хотел пресечь (или по крайней мере ограничить) партизанщину наладчика ПКР и бригадира; он ее своим распоряжением узаконил.

2) Нач. цеха имел в виду доставить наладчику как бы неприятность, а доставил облегчение и удовольствие от того, что наказание сосредоточилось на нем, а не на бригадире.

3) Нач. цеха полагал не лишним несколько осадить слишком самоуверенного субъекта, однако скорее способствовал росту его авторитета в рабочем кругу. Ибо, как выразился Лозовой: «За то нам (именно так он сказал!) выговора и выносят, что мы работаем. А кто не работает, тот выговоров не получает». И то верно!

…Деталь, конечно, исправили. Бригада между делом изготовила 65 небольших кронштейнов, на которых снизу будет крепиться то, что должно было бы крепиться сверху (кажется, связка проводов). Одна партия машин выйдет в мир с небольшой мутацией. Что касается наладчика ПКР, то он ожиданий начальника цеха не оправдал — выговор воспринял как заслуженный. И на следующий день обратился к Лозовому… за новым партизанским заказом. Выполнил его за полтора дня и ушел в свое подполье, писать это письмо.

Сегодня (6 августа) меня извлекли — для легального производственного задания. Но, разумеется, заготовки оказались отрезанными без припуска, а техпроцесс и шаблон — с припуском. Единственный выход — опять же перевернуть шаблон. И мастер самолично попросил об этом наладчика.

* * *

…В том и состоит психическое здоровье (чего желаю всем возлюбленным), чтобы на Систему не обижаться. Ее можно изучать, ее можно переделывать (иногда — уничтожать), с ней можно — играть! Состязание Тореадора и Быка — прекрасная метафора Жизни. Успеха Тебе в твоих «корридах»! <…>

Твой социолог-наладчик, 4–6.08.81

Ремарка: «Если рабочим не мешать…»

Здесь уместно процитировать современную книгу по социальной психологии:

«…Анализ феномена изменения аттитюдов и когнитивного диссонанса, предпринятый приверженцами одноименной теории, заострил всеобщее внимание на том, что представляет собой, возможно, наиболее важный вклад социальной психологии в исследование мотивации, а именно на значении воспринимаемой личной ответственности и личного выбора…

Когда люди убеждены в том, что они свободно избрали свой способ поведения как средство непосредственного выражения собственных целей и аттитюдов, социальные процессы развиваются совсем по-иному, чем в случае, когда люди считают, что их насильно заставили вести себя подобным образом или когда их действия контролируются внешними вознаграждениями…

Рабочие, получающие указание выполнять определенные задания в установленном порядке, работают зачастую как низкопроизводительные автоматы и угрюмо «вкалывающие» повременщики. Но если тех же самых рабочих попросить организовать свою работу самостоятельно, они начинают действовать как свободные профессионалы, вносящие собственный вклад в успех общего предприятия…». (Л. Росс, Р. Нисбет. Человек и ситуация. Уроки социальной психологии. М., 1999, с. 55)

Как явствует из вышеприведенного письма социолога-рабочего, рабочих не надо «просить» организовать работу самостоятельно, а иногда достаточно просто «не мешать» им делать это… (Май 2000)

(3.7). Итак, я ловлю рыбу… (Перевернутый шаблон и вокруг него)

[Персональный адресат этого письма (июль-август 1981) — Г. Ж.. — А. А.]

Здравствуй!

<…> То пусто, то густо от твоего корреспондента. Была «летопись», теперь — «драматические картины». Причем уже из 1981 года, который систематически пока не описывался. Совсем как в современном кинематографе. Или в драме 80-х гг.

То, что последует, написано неделю назад, даже раньше чем предыдущее письмо Тебе. Но ведь и это в монтаже допускается…

* * *

6-й день очередного простоя после полуторамесячного периода почти полной производственной загрузки.

Помещение «филиала» инструментальной кладовой цеха. В его передней, ближней к входной двери, части расставлены на стеллажах или валяются на бетонном полу массивные штампы. В глубине, за деревянным шкафом и не задернутой занавеской, рабочее место цехового художника: письменный стол, заваленный рулонами, ватманами, деревянными каркасами для плакатов. Внутренний телефон. В середине, на проходе, притулившись к металлическому стеллажу, стоймя установлен деревянный ящик, на который положен лист из полимера площадью 1000 X 350, толщиной 2,5 мм; тут же металлическая, с гибкой шеей, лампа, из тех, что служат для освещения рабочей зоны токарных или фрезерных станков. К ящику приставлены два стула — один с мягким сидением и спинкой, другой — жесткий, с круглым деревянным сидением, оба вращающиеся, на винтовой стойке, из тех, что служат для оборудования слесарного рабочего места. На жестком сидении лежат кальки техпроцессов, а на «столе» из ящика и полимерного листа сейчас ничего не лежит, а перебывало на нем много всяких бумаг и предметов за год, прошедший со времени оборудования этого «резервного» рабочего места социолога-наладчика на те часы, дни и даже недели, когда координатно-револьверный пресс остается без загрузки.

Такова экспозиция — время, место и обстоятельства написания этого письма. (Забыл, как это называется в драматургическом жанре — описание просцениума, что ли?)

Добавлю, что цеховой художник Володя П. уже третий день как в отпуске. Дверь заперта на французский замок, который снаружи может открыть только старшая кладовщица Фаина. Ну, а если кому из бригадиров, мастеру или технологам понадобится наладчик ПКР, то постучат, и я оборву письмо на полуслове, чтобы вникнуть в очередную технологическую неувязку или немедленно приступить к выполнению очередного производственного (чаще — «партизанского», чем официального!) задания.

Через открытое окно со двора проникает свежий воздух, через закрытую дверь — цеховой шум. Мой станок — в десятке метров от этого «кабинета».

Такова, повторяю, экспозиция.

11-30 — время обедать, т. к. через полчаса, когда в цехе наступит официальный обеденный перерыв (что меня на простое не касается), в заводской столовой будет очередь, на получасовое стояние, а сейчас — только на 15-минутное.

А если я чуть-чуть задержусь и не успею пообедать до 12-ти, то ко мне в очереди пристроится Игорь Вас. Лозовой, тот самый, для которого я сейчас нелегально выпускаю на своем станке некоторые детали фотонаборного комплекса «Каскад», по самодеятельной технологии (как описано в одном из предыдущих писем).

…Он увидит, что я читаю в очереди… пьесы (был томик М. Рощина, теперь — И. Друцэ), и, как обычно, будет удивляться, как это я читаю пьесу, ведь ее смотрят, а если пьесу читать, то «мысли разбегаются»… (А ведь верно!)

* * *

Попробую систематически описать, что же «произошло» за эту неделю простоя. В известном смысле, она характерна для данного типа времяпрепровождения на заводе (теперь, благодаря нашей с Лозовым и другим бригадиром — Филиным самодеятельности, все более не типичного).

Как будто за эту неделю не произошло ничего, заслуживающего «социологического» описания. Вот разве что заводская профсоюзная конференция…

В понедельник (20.07) мною была проявлена «не вынужденная» инициатива посещения этой конференции, посвященной ходу выполнения коллективного договора. Большинство делегатов, отметившись в списках, ушли. Я же, не будучи делегатом, пришел, не отметился и остался.

Делегатов в нашем цехе не выбирали, не было такой процедуры на цеховых профсоюзных собраниях (которых я не пропускал). Так что, явившись без спроса, я не нарушил профсоюзную демократию, а разве что бюрократическую разнарядку.

Узкой, прагматической целью моего посещения этого мероприятия было — узнать точку зрения профсоюзов и администрации относительно «хода выполнения» того пункта заводского соц. обязательства на 1981 г., который относится к моему станку. Однако о внедрении «групповой обработки деталей на многопозиционном прессе» (что намечалось на 3-й квартал этого года) содокладчики (гл. инженер и зам. пред. профкома) умолчали, так что повода уличить ОГТ в очковтирательстве у наладчика ПКР не нашлось. Ну, что ж, отложим до следующей профсоюзной конференции…

Теперь — о моих заводских «досугах».

16.07 (четверг), пробив последнее отверстие в последней заготовке последней из спущенных на ПКР производственных партий около 9 час., уединился в своей каморке.

Чем занимался? Разрабатывал «Предложения для общесекторальной методики исследования образа жизни». Изобрел, кажется, остроумный способ выявления общей направленности личности в ту или иную жизненную сферу на всяком данном этапе жизни, через не затруднительный для человека ответ на вопрос, какое именно из упомянутых им «важных жизненных событий» последнего времени повлекло за собой «существенное изменение» его образа жизни. Потом читал «Пламя» Н. К. Рериха.

Пятница 17.07 и понедельник 20.07 полностью ушли на кодирование опросных листов «Ради чего мы живем, или 100 вопросов о том, чего человеку надо». Когда-то и Ты апробировала этот полуцыганский тест, и я брал на себя смелость ранжировать Твои «жизненные стремления», по совокупности ответов. Теперь мы со Светланой М. [С. Ф. Минакова. — А. А.] располагаем массивом анкет, заполненных студентами-вечерниками, и я собираюсь после «Личности в процессе жизни» написать отчет под названием «Чего человеку надо».

В кодировании анкет, между прочим, по той схеме, которая разработана для данного вопросника, много общего со штамповкой стальных листов. Те же алгоритмы, тот же темп, тот же характер возможных ошибок.

В промежутке между пятницей и понедельником была суббота, на которую нынче выпало дежурство в ДНД (добровольная народная дружина). Этого аспекта жизни сейчас касаться не буду.

Во вторник 21.07 закончил кодирование и спрятал 158 кодировальных листов, готовых для передачи на ЭВМ, под полимерный лист на «рабочем столе».

В этот же день продолжал заниматься Рерихом — делал выписки из его биографии в серии «ЖЗЛ». С удовольствием читал 100-страничную рукопись полного, не урезанного журналом «Театр», варианта работы Виталия и Катерины Д. [В. и Е. Дмитриевские. — А. А.] «Право на театр», включающей серию интервью зрителей о театре и режиссеров о публике.

Среда (22.07) была посвящена писанию 13-го из известной Тебе серии писем, включающего в себя, в качестве приложения, текст доклада «Образ жизни и жизненный процесс». Письмо это адресовано Людмиле [Л. К. Дудченко. — А. А.], вчера вечером я его перепечатал и сегодня отправлю.

В тот же день читал, конспектировал симпатичную статью Леонида Г. [Л.А. Гордог. – А. А. ] в «Молодом коммунисте» — в дискуссии о желательном для нашего общества типе личности.

…Я описываю только заводские будни, опуская внезаводские контакты, домашние труды и приятное одиночество вечером одного из июльских дней, когда, наконец, убедился, что мои усилия по «истиранию из памяти» близких и далеких даты своего рождения не пропали даром, так что теперь и я, наконец-то, имею моральное право освободить себя от соответствующих проявлений внимания к окружающим. (Предпочитаю не регулировать это внимание календарными датами.) Судя по твоей телеграмме, по счастью, единственной, с Тобой у меня в этом плане вышла «недоработка»…

Засидевшись накануне за машинкой, я не выспался, а утром, не имея сил приняться за что-нибудь осмысленное, вдруг обнаружил, что дремать сидя хуже, чем лежа. Поскольку за всю эту неделю производственная надобность во мне возникала лишь однажды (такой вот простой!) и можно было ожидать, что не возникнет и сегодня, я воспользовался прикрытием шкафа в художническом закутке, чтобы протянуть ноги, подложив под себя ватник художника, а под голову — кумачовые тряпки с устаревшими лозунгами. Тут в дверь постучали…

* * *

…Кажется, я однажды уже сравнивал себя с рыбаком, который ловит «социологическую рыбу» в омуте заводских буден.

Рыбой для меня, как можно понять из предыдущих писем, являются моделирующие ситуации. Наверное, уже ползавода усеяно крючками с вкусными, обольстительными «червяками», насаженными мною. Я терпелив, как настоящий рыбак. Забегая вперед, скажу, что сегодня клюнула Большая рыба.

Итак, в дверь постучали. Это дернулся поплавок…

Наживка была заброшена мною 16 марта, т. е. четыре месяца назад, в виде рационализаторского предложения, зарегистрированного под № 236/81, под названием «Изменение технологии штамповки на станке ПКР КО-120 деталей, имеющих отверстия или пазы в так наз. «мертвой зоне» пробивки». С учетом прежнего, неудачного опыта, когда попытка пригласить цехового технолога в соавторы (другого предложения!) кончилась тем, что «рация» (как здесь говорят) так и не дошла до БРИЗа, я сделал на этот раз все формально неуязвимо: «ни с кем не советуясь».

Кстати, о стратегии и тактике эффективного поведения. Очень важно различать ситуации завоевания союзников и изоляции противников. Не зови вероятного противника в союзники. Это — дело дохлое. Но не изолируй потенциального союзника. Последний обидится, коли ты не пригласишь его в «советчики» (даже если тебе его помощь и не нужна), и станет противником (что совсем ни к чему!). Вероятный же противник должен встать перед совершившимся фактом. А если ты вздумаешь с ним «советоваться», то он воспользуется полученной от тебя информацией, чтобы осуществления твоего замысла не допустить. Ну, это так, мимоходом.

…Рационализаторское предложение кануло в канцелярские дебри. Отсутствие реакции в течение трех с половиной месяцев меня устраивало. Ибо никто не мог помешать мне за это время его (это предложение) явочным порядком внедрить (в своих «нелегальных» техпроцессах). Впрочем, об этом чуть позже.

Технология штамповки на координатно-револьверных прессах с переворотом шаблона могла бы стать сюжетом для притчи, вроде «Легенды о Генеральной линейке». Чтобы предложить эту технологию, надо иметь скорее гуманитарное, чем техническое образование, а можно и никакого не иметь. Идея проста, как Апельсин, и радикальна, как Гильотина. <…>

[Здесь опущено описание идеи штамповки с переворотом шаблона, коротко изложенной выше: раздел «Наладчик и бригада…». — А. А.]

Ну, если кандидат философских наук сумел растолковать это кандидату искусствоведения (без пяти минут!), то инженер рабочего и подавно должен был бы понять. Однако кроме здравого смысла и технической целесообразности бывают еще, как у нас принято говорить, «нюансы».

1) В технических стандартах (по крайней мере в тех, которыми здесь принято пользоваться) отсутствует само понятие одинаковости габаритов листовых заготовок в пределах производственной партии. Этими же стандартами предусмотрено применение технологического припуска в случаях, когда нужно пробить отверстие в так называемой «мертвой зоне».

2) Заинтересованности в экономии металла и живого труда у наших технологов нет. Есть разве что заинтересованность, чтобы не отругали за их непроизводительную трату.

3) Согласно существующим социальным нормам, в период освоения нового оборудования и т. д. надо проявлять поменьше выдумки и изобретательности, а лишь бы как-нибудь «крутилось»… Тогда открывается широкое поле для последующей рационализации, эффект которой равен убытку от ранее сделанной глупости. (Существует даже такое понятие — «несвоевременное» рацпредложение.)

4) Всяк сверчок знай свой шесток! Стыдно, что это предлагает рабочий, пусть он даже кандидат каких-то там наук, такие предложения положено подавать самим технологам (и, разумеется, своевременно!).

Итак, «рация» — радикальная, не нужная, преждевременная и… не скромная! Ну и ладно. «Наше дело — подать предложение, а ваше дело — отклонить», — сказал я цеховому конструктору Рафаилу, занимающемуся регистрацией рацпредложений.

Но не надо держать социолога-наладчика за столь уж бесшабашного «бомбометателя». Я следовал обоснованному в одном из предыдущих писем принципу адаптационного (социального и даже технического) нормотворчества.

1) Не применяются в стандартах понятия параллельности сторон и одинаковости заготовок? Но зато есть допуск на габарит заготовки (т. е. на расстояние между сторонами). Обычно уж очень этот допуск мягкий, «свободный» (до 1 мм!). Если сделать его пожестче (до 0,2), то будут обеспечены и параллельность, и одинаковость. И при рутинном фрезеровании заготовок по краям, целой пачкой, это достигается без усилий.

2) С того момента, как в предложении указано (а указано!), что металл и труд затрачиваются непроизводительно, для технологов появляется угроза быть отруганными за нерасторопность.

3) Предложение обозначалось как «изменение технологии», т. е. предлагалось решение задачи, которая раньше уже была решена, только не рационально (технологический припуск!). Оно (предложение) позволяло посчитать эффект, равный прежнему убытку, по крайней мере — запланированному убытку, благо, ввиду отсутствия массового выпуска деталей, его (убыток) еще не успели «реализовать». Но рационализатор сознательно не отнес свое предложение к еще более общему случаю, относительно которого и пробивка детали по всей площади, и сама идея переворота шаблона являются частным эпизодом. (О чем скажу ниже).

4) Что касается «сверчка», то тут социолог-наладчик вполне сознательно забирался по своему шестку еще повыше, поскольку всей предшествующей деятельностью успел его (шесток) изрядно нарастить.

Претенциозным, но справедливым было утверждение о том, что область применения новшества - все обозначения деталей, где ныне используется припуск. А таких - добрая треть всех спроектированных техпроцессов и пока неведомое количество не спроектированных.

Интересно мне было также, как они посчитают экономический эффект… По закрученной интриге в начале этого рассказа можно предположить, что в дверь постучали, чтобы сообщить, что мое предложение принято или, наоборот, отвергнуто. Но это была бы слишком мелкая «рыба», и такую рыбак вылавливал и раньше. Нет, тут интереснее…

Как я уже говорил, почти четыре месяца никакой реакции не было.

За это время я успел «внедрить» это свое предложение в техпроцессах, которые сам спроектировал, идя навстречу экономической заинтересованности бригады слесарей (которым после этого оставалась только одна операция гибки, а все разметочные, сверловочные, расточные и фрезерные операции заменял - «задарма» - мой пресс).

Без применения своего предложения не только в плане вхождения в «мертвую зону» (собственное содержание «рации»), но и в обобщенном смысле - выдерживания расстояний от стороны, противоположной основанию («базе пробивки») - я бы эти детали выпустить просто не смог.

Мастер в подробности не вникал, а бригадир рассматривал мою доморощенную технологию как естественный способ «выкрутиться», когда важен конечный результат.

9 апреля, т. е. три недели спустя после подачи «рации», я писал сводный акт производственных испытаний по поводу трех «легальных» техпроцессов, где упомянул и о «нелегальных» (все равно - все видят!). Этот акт используется в письме Тамаре [Т. М. Дридзе. - А. А], как образец «эталонного текста» для лингвосоциопсихологического анализа. Про «нелегальный» техпроцесс «Ф-…» там было сказано, между прочим, следующее:

«…Пробивка пазов и отверстий была осуществлена по всей площади детали, включая так наз. «мертвую зону», без использования технологического припуска (это технологическое новшество, применимое не только для данного обозначения, отражено в рационализаторском предложении <…>, поданном в БРИЗ цеха № 3 26.03.81)…»

Запомни этот №. - «Ф-…» (ружье, которое выстрелит!).

А среди «легальных» техпроцессов, конечно же, попался и такой, где расстояние одного из отверстий требовалось соблюсти от стороны, противоположной основанию. Я пробил одну деталь, зову цехового технолога — решить вопрос: ПКР рассчитан на работу только от одной базы (ну, как бы всегда танцевать «от печки»…). Раз на расстояние между противоположными краями (сторонами) заготовки допускается большое отклонение, значит, отверстие, пробитое от одного края, будет относительно другого края не на месте!

Уж так хотелось им сообщить наверх, что все в порядке! Пересчитали, исправили в чертеже (!), согласно уже отштампованной детали, благо принципиального значения данный размер не имеет. Но в очередной акт пошла моя запись:

…Значительное количество предусмотренных к штамповке на станке ПКР КО-120 листовых деталей имеет конструктивные размеры, заданные от противоположных баз, что не позволяет выдерживать эти размеры одним заходом, при котором размеры выдерживаются только от базы пробивки. Необходимо… (и т. д.; см. упомянутое выше более ранее письмо).

Высказывалось и записывалось такое замечание и раньше. Правда, мне приходилось обосновывать его только расчетным путем. Но ведь у наших <…>, пока им браком в металле перед лицом не потрясешь, затылок не зачешется… Будем считать это первым звонком к началу представления.

Я им говорю: думайте! А сам… уже придумал, и предложение подал, и испытал на практике. …Но вот исчерпался небогатый запас годных к употреблению и обеспеченных «отоваренными» заготовками легальных техпроцессов. В мае-июне косяком пошли «нелегальные». Технологи заглядывают через плечо, переживают, но приостановить не могут — ведь для программы, для плана все делается!

В краткие промежутки между очередными партизанскими заказами просматриваю свежеиспеченную техническую документацию, где предусмотрена штамповка на ПКР, тыкаю ее разработчиков носом в ту же проблему.

«Как же нам быть? Может, перевернуть шаблон, как Вы тут делаете?» — «А я еще два с половиной месяца назад предложил, Вы разве мою рацию не видели?» — «Нет, ничего не получали», — не сморгнув глазом, отвечает руководитель группы из ОГТ. (А ведь только у нее мое предложение и может лежать на заключении…)

Это был второй звонок.

* * *

…Ладно. Снова пошли легальные техпроцессы. Опять размеры от разных баз, а в карте штамповки — от одной. Делаю первую деталь из партии — по их правилам. Даю мастеру: решайте, я предупреждал. Он к технологам: решайте!

Мастеру нужно бригаду обеспечить работой — последующими, после моего станка, операциями. Мастер Николай К. — временный (сам он фрезеровщик, недавно закончил технический вуз, но от своего станка уходить не хочет, только замещает штатного мастера, который в отпуске).

Он говорит: «Штампуй с отклонениями, под мою ответственность». (Мастер еще почему заинтересован: хоть техпроцесс и новый, но заготовки отоварены и наряд выписан — еще по старым расценкам. Стало быть — работу сделаю я, повременщик, а оформить можно, как если бы выпускалось на других станках, где сдельщики.)

Иду к бригадиру: «Игорь, тебе с отклонениями делать или без?» — А ты как можешь?» — «Если по технологии, то с отклонениями. А можно и без, ну, ты знаешь…» — «Делай — без!».

Но это я постольку могу «без», поскольку (проверил!) случайно оказались соблюдены параллельность противоположных сторон и одинаковость заготовок в пределах партии. Тут даже шаблон переворачивать не надо. Всего-то небольшая подрегулировочка… Делаю — без отклонений.

А между тем цеховой технолог прознала, что техпроцесс уже новый, а мастер по прежним расценкам собирается наряд закрывать. Стоят у моего станка с мастером и лаются. Она — что мастер хочет «материально выгадать». (Деньги-то небольшие на этот раз; вот когда я свои «нелегальные» лицевые панели выпускал, по полторы сотни отверстий, это было чувствительно.) А Николай — взорвался: «Да если бы я не велел это штамповать, вы бы еще неделю вопрос решали!».

Я выключил станок, с интересом слушаю. «Это не к Вам», — нервно говорит технолог Копырина. — «Вижу, что не ко мне».

Итак, выпустил я эту партию без отклонений, но в акте производственных испытаний пишу, со всей добросовестностью:

««Ф-…» …Кроме того, самим техпроцессом исключалось соблюдение размеров 12, 24 и других, взятых на чертеже детали от базы, противоположной базе пробивки. Эти размеры неизбежно повторяют отклонения габарита заготовки 316 -0,5. Выпуск партии в этих условиях осуществлен под ответственность администрации участка, ввиду производственной необходимости… Размеры 12 и 24, в силу изложенного выше, не выдержаны.

А не слишком ли он смелый — мастер — штамповать с отклонениями? Смелый — потому что не только технологи предписывают делать брак, но и конструкторы перестраховываются. Значительная часть размеров, в том числе и эти, в действительности вовсе не требует такой точности. В итоге — на бумаге допуска ужесточаются, на практике же эти требования не выполняются, но… в пределах, обеспечивающих возможность производственному механизму «крутиться».

(При этом тот, кто распоряжается, в случае какого ЧП, всегда может свалить вину на того, кто не выполнил ненужных указаний; ну, а исполнитель приобретает фактическое право даже и разумных требований не выполнять, если — пока — удается обойтись без ЧП.)

Итак — третий звонок!

* * *

Поскольку рационализация моя, как уже сказано, у всех на виду, руководитель группы ОГТ Мглистая, глядя в мою самодеятельную карту штамповки, замечает: «А разве у нас техпроцессов с переворотом шаблона не было?» — «Во всяком случае до марта этого года не было», — невозмутимо отвечает Балда.

Этот разговор происходил уже в начале июля, когда я решил лишь дождаться нашего цехового конструктора, уполномоченного по БРИЗу Рафаила из отпуска, чтобы навести формальные справки о судьбе своей мартовской рации.

5 июля. Рафик — первый день на работе, и сам притащил мне бумажку, на которой, за подписью нач. технологического бюро и главного технолога завода, начертано:

«…Алексеев. Предложение отклонить, ввиду того, что предложенный способ изготовления детали значительно увеличивает трудоемкость за счет фрезерования контура в допуске 0,1 и пробивки элементов в заготовке за две установки вместо одной».

Я даже не стал выключать станок, просматривая эту бумажку. Во всяком случае мотивировка отказа формально безупречна, хотя по сути сомнительна. Но меня, как исследователя, официальное принятие и отклонение предложения удовлетворили бы одинаково.

Спектакль еще только начался. И это — еще не самая большая «рыба»…

* * *

Отклонив предложение наладчика, ОГТ не только уклонился от возможности сэкономить металл и труд (ладно, «мертвая зона»!), но и закрыл себе выход из собственного технологического тупика: как быть с размерами, заданными от противоположных баз? (Их ведь только и можно соблюсти либо перевернув шаблон, либо штампуя деталь за две установки).

Пришла пора писать очередной акт производственных испытаний. (Ох, уж эти мои акты! В отделе главного технолога небось рады были бы уничтожить сию «летопись» внедрения ПКР. Да, получая машинописные тексты, понимают, наверное, что есть и копии… Впрочем, ни один из работников ОГТ не говорит прямо, что эти акты до них доходят. Но, зная психологию моей бывшей «секретарши», а ныне — начальника тех. бюро цеха Копыриной, я почти уверен, что она не оставляет у себя оба передаваемых мною ей экземпляра каждого акта. Все реакции на эти акты — косвенные, прямой — ни одной!) <…>

[Здесь опущены цитирования из акта производственных испытаний, в котором отражена сложившаяся проблемная ситуация. — А. А.]

…Как видишь, в этом акте есть констатация сложившегося положения. (Этот сюжет там как бы вскользь затронут.) Есть требование: «…надо изыскать грамотное решение». (Хорошенькое дело — «изыскать»: ну, поищите, поищите, коли мое не нравится…)

Чего же не хватает для полноты картины? — подарка! (Сокрушительным видом оружия в социально-психологических поединках является… великодушие.)

Когда-то, по моему настоянию, чтобы обеспечить прямоугольность заготовок (без чего, как уже приходилось писать, координатный пресс обойтись не может, т. к. пробивает отверстия на заданном расстоянии не от фактической левой кромки заготовки, а от воображаемой, которая строго перпендикулярна базовой) — так вот, ради обеспечения прямоугольности заготовок во все техпроцессы была заложена специальная операция фрезерования кромок (тогда угол между сторонами будет действительно прямой).

Но, как и все остальное, это нововведение было осуществлено без ума — универсально, даже и там, где такой необходимости вовсе нет.

Операция фрезерования сторон заготовки, которая раньше (до внедрения ПКР) не предусматривалась, удорожает продукцию, а для несложных деталей фактически «съедает» экономический эффект от использования координатно-револьверного пресса.

(Отсюда, кстати, следует, что не всякую листовую деталь экономически выгодно делать на новом станке, я уж не говорю о том, что чем фрезеровать после отрезки, для обеспечения прямоугольности, не лучше ли сразу отрезать «поаккуратнее». Но это уже другие сюжеты и другие «наживки»…)

Пока же факт, что дурак, которого заставили молиться богу, успел разбить себе лоб. И самое время и подходящий случай положить ему на этот лоб холодный медный пятак. В том же акте наладчик пишет:

«…Техпроцессы «Ф-…» и «Ф-…». Конфигурация детали, имеющей в развертке вид длинной узкой полосы с единственным рядом пазов, расположенных по одной линии, параллельной базе пробивки, делает избыточной фрезерную операцию, направленную на обеспечение строгой взаимоперпендикулярности сторон заготовки. Размеры 19 и 40 могут быть выдержаны на ПКР и независимо от этой операции. Предлагаю: исключить фрезерную операцию (002) в техпроцессах «Ф-…» и «Ф-…»»..

Вот это — нормальное (для рабочего) рацпредложение! И если его оформить, то, пожалуй, приняли бы… Только стыдно называть это «рацией» (уж больно невнимателен был тот, кто запроектировал здесь операцию фрезерования). Да и резона нет: экономия в двух партиях по 65 штук — 2 рубля. Каким же может быть вознаграждение рационализатору?..

Но, в конце концов, это у меня здесь, так, попутное замечание рабочего-исполнителя, а вовсе не «рация». Важно, однако, что «обиды не затаил»… Кушайте на здоровье! Мы вам таких «предложений» несколько десятков накидали бы, кабы не лень было оформлять. Уж извлекайте выводы сами из актов наладчика.

Итак, дарю родному производству 2 рубля в ответ на их отказ повысить его эффективность на несколько сотен рублей.

* * *

…Кажется, бывают рыболовные крючки как трехлапчатые якоря. Насадил я на каждую «лапу» по жирному червяку и ушел спать. А к удочкам привесил звоночек, чтобы не проспать. Не проспал.

Теперь — два (всего-то и было два!) события этой, описываемой здесь недели.

Сначала технологи спохватились за «мертвую зону» и припуск. Есть тут еще один, не слишком эффективный (точнее, редко применяемый) способ эту зону минимизировать: так сказать, пробивать отверстия не «по собственным пальцам» (в условном предположении, что заготовку держат голыми руками, на самом-то деле — пневматические захваты!), а как бы «между пальцами»… Способ этот предусмотрен ГОСТом, но высчитывать расстояния между пальцев и попадать ударами в промежутки — себе дороже.

Тем не менее, если низы предлагают мертвую зону вообще ликвидировать, должны же верхи хоть немножко ее поубавить. Не грех даже им в этом помочь.

Выйдя из своего «убежища» несколько дней назад на полчаса, я с готовностью продемонстрировал начальнику группы из ОГТ — непосредственно на станке — что тут можно сделать. (На этот раз освобождаю Тебя от технических подробностей.) Заметив мимоходом, что вообще-то «игра не стоит свеч», тем более, что в большинстве уже разработанных техпроцессов это все равно не позволит обойтись без технологического припуска (см. выше).

Мглистая проявила интерес. (Сама она ГОСТ, вероятно, читала, но одно дело — ГОСТ, а другое — в натуре увидеть.) Но и эта ситуация для рыбака — так, мелкая рябь на воде. Рыбка «играет»…

А вот сегодня (пишу это уже несколько дней спустя, но сохраняю целостность начатого 23 июля фрагмента) — клюнула, да какая!

* * *

Постучалась в мою каморку технолог из ОГТ Софья Шпанова. Ей поручено рассчитать техпроцесс «Ф-…». (Помнишь, я просил Тебя обратить внимание на это обозначение — «ружье, которое выстрелит»?)

Зная, что я эту сложную панель в партизанском порядке уже выпускал — и без припуска, и с размерами от разных баз, Шпанова пришла посоветоваться. Тут — ничего особенного. Они уже год, как стали советоваться с рабочим-наладчиком. Но на этот раз…

«Вы ведь выпускали эту деталь без припуска…» — «Да». — «Может, и нам так сделать (т. е. в техпроцесс записать)?». Молчу. — «И еще тут размеры от противоположных баз. Вы, кажется, шаблон переворачивали?..» — «Да». — «Так как Вы нам посоветуете запроектировать?» — «Конечно, я могу Вам посоветовать сделать так, как написано в моем рационализаторском предложении. — говорю. — Но ведь ОГТ его отклонил. Теперь использовать его с вашей стороны было бы… некрасиво». — «Как же нам быть?» — «Не знаю».

Ушла докладывать. Ибо явно не по своей инициативе приходила. А старшую над нею (Мглистую) я то и дело встречаю в цехе…Приходила она и ко мне (насчет минимизации той же «мертвой зоны»). А про рацию — ни гу-гу! Начальники любят препоручать щекотливые дела своим подчиненным.

* * *

…«Социологическая рыба» (большая) клюнула! Но она еще в воде. И этот сюжет получит продолжение.

Во-первых, посмотрим, как они теперь спроектируют «Ф-…» или какой-нибудь другой техпроцесс этого типа. Скорее всего, сделать по-моему все же не решатся (с учетом произведенной «разведки», убедившись, что я про свою отклоненную ими рацию не забыл).

Но ведь для размеров, взятых от противоположных баз, у них и выхода другого нет… Сделают по-старому — я опять выпущу партию деталей по-своему и без отклонений, а в акте — зафиксирую отклонения. И опять им втык — ведь отклонения эти технологически заданы! (Парадоксальная, кстати, ситуация: обычно делают с отклонениями, а пишут — без. Я же поступаю наоборот. Вот так переворачиваются «социальные шаблоны»…)

Что ж, я знаю, как их «выручить», не унижая: как ни в чем не бывало, написать новое рационализаторское предложение — уже не про «мертвую зону» и припуск, а про технологию штамповки деталей с размерами, взятыми от противоположных баз. (Предыдущее предложение войдет туда как частный случай, а новое, обобщающее — будет и подавно «не слесарево»…)

Но форсировать события не надо. Пусть еще рыбка поплавает на крючке. <…>

* * *

Это недопустимо! Оказывается, в этом письме — 57 вместо положенных 53 (рукописных) страниц. Я вышел из габаритов. (Все-таки выдерживать размеры надо от «основания», а не от противоположной стороны — путем соединения фрагментов, написанных в разное время.)

В конце концов, можно подождать и твоего приезда. К этому времени Рыба будет уже в котелке. Мы сварим из нее уху и съедим.

Андр. Ал. (Рыбак), 27.07 — 3.08.81

(3.10). «Я вот уже два года здесь работаю…»

Ремарка: премьера «социолога-наладчика»

Нижеследующий документ — автостенограмма выступления на партийном собрании цеха (1981) — прилагался к одному из «Писем…». Интересна история возникновения этого текста. То было первое не «бюрократическое» (служебные записки, замечания по техпроцессам и т. п.), а публичное выступление социолога-рабочего (в данном случае — перед коммунистами цеха). Решился на такую «акцию» автор этих строк лишь к концу второго года работы на заводе. В итоге всей предшествующей деятельности «социолог-наладчик» вправе был рассчитывать на общественную поддержку. И он ее получил. (В первые месяцы работы в цехе вряд ли получил бы…) Но опыта публичных выступлений «в рамках эксперимента» еще не было. И эта «премьера» готовилась долго и тщательно. («Актер» разучивал роль чуть ли не перед зеркалом!)

Монолог наладчика ПКР должен был восприниматься (и был воспринят) как импровизация, «живая речь». (Декабрь 1999).

…Избавиться от боязни сцены и обрести легкость выражения можно лишь в том случае, если удается высвободить сознание, прикованное к мелочам, и сосредоточить его на ясном понимании той деятельности, в которой мы заинтересованы в первую очередь…

М. Полани («Личностное знание»)

Автостенограмма выступления на партийном собрании (декабрь 1981)

<…> Как я понимаю, решения ноябрьского Пленума ЦК КПСС и речь тов. Брежнева на этом пленуме нацеливают на полнейшее использование всех ресурсов в народном хозяйстве, на слаженную работу всех производственных звеньев, на решительное пресечение бесхозяйственности.

Важным ресурсом повышения эффективности труда является качественная и ответственная инженерная подготовка производства. Я вот уже два года здесь работаю, присутствую, наверное, уже на двадцатом партийном собрании [собрания проводились ежемесячно. — А. А.], однако не помню, чтобы об этом когда-нибудь говорилось. А надо бы.

За примерами — недалеко ходить. Взять хотя бы мой координатно-револьверный пресс. Как все, наверное, знают, ПКР был запущен чуть больше года назад. Правда, сначала мне пришлось этот новый станок разобрать по винтику, а потом собрать обратно. Но это дело уже прошлое. И, как говорят, обычное. Виноватых сейчас уже не найдешь. Да и другие проблемы на очереди.

Производственное использование ПКР началось спустя три месяца после того, как он был приведен в рабочее состояние. Оказалось, что технологические службы завода, несмотря на всю оказанную им цехом помощь, не готовы к эксплуатации нового станка.

Мне могут сказать — не на цеховом собрании об этом говорить. Но я думаю, кому надо — будет сообщено. К тому же, эта критика и к цеху относится. Потому что, когда ОГТ выдавал технологический брак и липу, цеховая администрация стояла в стороне. И если я здесь об этом не скажу, резонно будет у меня спросить — чем же тебя трибуна цехового партийного собрания не устроила?

Что мы имеем на сегодняшний день?

По документам значится, что на ПКР переведено изготовление аж шестидесяти обозначений деталей для фотонаборного комплекса. Цехом получены соответствующие извещения. Прежние техпроцессы как бы аннулированы. На самом деле за этот год штамповку на координатно-револьверном прессе прошли всего тридцать обозначений. Причем, добрая половина из них выпущена вопреки поступившей технической документации. Неудовлетворительная инженерная подготовка постоянно ставит производство деталей на ПКР в аварийные ситуации.

Каковы причины такого положения?

1) Элементарные ошибки в картах штамповки. Была такая панель, в которой технологи из ОГТ умудрились неверно рассчитать координаты целой сотни отверстий из двухсот.

2) Систематически приходится использовать не ту оснастку, которая указана в техпроцессе. Из тридцати обозначений, дай бог если половина выпущена по фирменным шаблонам. Остальные же — по самодельным шаблонам, изготовленным непосредственно на ПКР (когда не оставалось другого выхода).

3) Систематические нарушения ГОСТа. Причем технологи откровенно не хотят решать возникающие проблемы. В расчете на то, что рабочий как-нибудь сам выкрутится».

После выпуска всякого нового обозначения я пишу акты производственных испытаний. Есть обозначения деталей, прошедшие через ПКР уже не один раз. Так вот, оказывается, что ни одно замечание из этих актов, к моменту повторного прохождения, не учтено! Хоть кол на голове теши. Ошибки технологов обходятся дорого. Ведь они воспроизводятся в металле оснастки. Эту оснастку зачастую приходится списывать еще до того, как она побывает в деле. Несколько раз эти ошибки ставили цех перед угрозой срыва программы.

Так обстоит дело с технической подготовкой. Но не лучше — и с планированием производства, и с экономической подготовкой (говоря о ПКР).

Систематически приходится как-то изворачиваться, чтобы не сорвать программу. Скажем, когда заготовки уже отоварены в габарит детали, а для ПКР необходим технологический припуск. На днях так случилось с обозначением, адресованным на ПКР уже повторно. То есть за три месяца никто не удосужился исправить то, на чем уже успели обжечься!

Выбор обозначений деталей для перевода на ПКР часто не продуман. Если сравнить по маршрутным картам трудоемкость изготовления одних и тех же деталей до и после введения штамповки на ПКР, то можно найти такие, где себестоимость не понизилась, а увеличилась! Вместе с тем, есть такие обозначения, где ПКР сулит большую экономию. И здесь рабочий класс соображает куда быстрее инженеров.

Я не раскрою никакого секрета, если скажу, что тридцать программных обозначений, официально переведенных на ПКР, — это лишь половина всей реально выпущенной на нем продукции. А другая половина — это наша с бригадами Виноградова и Сыцевича инициатива и самодеятельность. Ведь возможности координатно-револьверного пресса, если подходить к делу по-хозяйски, действительно очень велики.

Я тут прикинул: примерно четверть рабочего времени сейчас наладчик ПКР тратит на выпуск продукции по официальным техпроцессам. Столько же — на выполнение заказов бригадиров (а теперь — и мастера!) по разработке и осуществлению неофициальных техпроцессов. Остальное — уходит на ревизию работы технологов, исправление их ошибок, составление актов и прочее. Что, вообще-то, не мое дело. Но приходится заниматься этим вместо инженерных служб.

Однажды, при партизанском изготовлении детали, я пропустил одно отверстие. И получил, как я считаю заслуженно, административное взыскание. Но я не видел, чтобы кто-нибудь был наказан за массовый и повседневный брак в инженерной подготовке производства на ПКР. А ведь это и есть та бесхозяйственность, на преодоление которой нацеливает ноябрьский Пленум.

И последнее. Наладчику ПКР понадобился почти год, чтобы капитально отремонтировать новый станок (хотя, строго говоря, этим должны были заниматься ремонтники). А у инженерных служб было три года на то, чтобы подготовить производственное использование нового, теперь уже вполне исправного оборудования. И что же? Если брать обозначения деталей, обеспеченные соответствующей технической документацией, то ПКР сейчас загружен, как я уже говорил, не более чем 25 процентов! Если бы я работал не повременщиком, а сдельно, то мне закрыли бы нарядов в октябре на 60 руб., а в ноябре — и того меньше.

Конечно, с «партизанщиной» вышло бы куда больше. Но я согласен делать «не свою работу», но не согласен получать «не свою зарплату».

При полноценной производственной загрузке можно было бы прикрепить ПКР к бригаде, перевести штамповку на сдельщину. И пора бы уж! Я лично в этом заинтересован. Однако с такой инженерной подготовкой это невозможно.

Спохватываются лишь тогда, когда приезжает какое-нибудь высокое начальство. Вот тут меня просят отложить сегодняшнюю работу на завтра. Чтобы потом, при высоких гостях, показать, что ПКР КО-120 работает. Что ж, я разок согласился — чтобы «коллектив не подводить»… Тем более, что станок сам по себе теперь действительно на ходу. Но вот для постоянной, не парадной загрузки высокопроизводительного оборудования энергичных мер так и не принято.

И если мне сейчас, как водится, скажут, что уже «ставили вопрос», я отвечу: «Значит, плохо ставили, раз воз и ныне там».

14.12.81

Ремарка: от «Писем…» — к «хронике».

На этом фактически заканчивается основная сюжетная линия цикла «Письма Любимым женщинам» (1980–1981).

Его сменил следующий, «хроникальный» цикл — «Выход из “мертвой зоны”» (1982).27 (Сентябрь 1999).

(3.11). Пояснение к оглавлению: «Закодированный архив»

[Ниже — своего рода «заключение» к «Письмам…» (июль 1982). Разослано всем адресатам одновременно. — А. А.]

Мои дорогие!

На протяжении двух лет вы получали, порциями, не регулярные, но продолжающиеся заметки — о «приключениях социолога-наладчика» и на иные темы. Поскольку получился своего рода сериал, я назвал его: «Письма Любимым женщинам».

Возможно, кто-то и сберег все, что я посылал. На этот случай — вот вам полное «оглавление». Я делал его по своему комплекту. Номера страниц соответствуют тем, что у вас, поскольку была всего одна машинописная закладка. <…>

* * *

Как относиться к этому эксцентричному предприятию? В известном смысле, я просто мультиплицировал свой личный архив. Логика его составления импровизационна. Это — неочевидная целостность очевидного хаоса (что, впрочем, можно сказать и о самой человеческой жизни).

Всего тут — 18 больших писем плюс многочисленные документальные приложения. Это — своеобразный жизненный и научный отчет перед друзьями.

Вместе с тем, каждое отдельное письмо в свое время было также актом межличностного общения. Присутствовал и игровой момент. И в «стилистике» каждого отдельного письма, и в аранжировке всего собрания. (Об этом специально говорится в «предуведомлении» 1980 г.)

* * *

Игра продолжалась, пока себя не исчерпала (в письмах, но не в жизни).

Кое-где, похоже, «перехлестнул»… Эта дружеская эскапада уже стоила вашему корреспонденту (хорошо, если только ему!) нравственных терзаний. Но дело уже сделано. (Утешаюсь тем, что по отношению к самому себе я допускал куда большую нескромность, чем по отношению к своим адресатам.) <…>

* * *

В отличие от писем, как таковых, не предназначенных для «посторонних», приложения к письмам сплошь составлены из документов, имеющих (или имевших) самостоятельное официальное бытие. Приложения иногда превышают по объему сами письма. Они имеют свой смысл и безотносительно к письмам, хотя иногда в контексте приобретают «второй смысл». Сами же письма без этих приложений (хотя бы то были «замечания к технологическим процессам») существенно теряют в своем содержании.

* * *

Напомню, что ни одного действительного наименования места действия, не говоря уж о реальных фамилиях, в текстах нет. Может, пару раз где и проскочило, но пойди теперь определи, где правильно… (Зато цифры и даты все точны!)

Отделить правду от мистификации (и не только в фамилиях) нелегко, даже вам. В этом смысле, архив — «закодирован». <…>

* * *

К чему все эти оговорки? А к тому, что сейчас, похоже, круг читателей этих писем вышел за пределы первоначально избранного автором. Как «эпистолярному хулигану» стало известно, среди друзей некоторых из моих возлюбленных нашлись охотники читать сии отчеты — как некую «документальную прозу»…

Что ж, смирюсь с этой инициативой. Мои письма — принадлежат вам. Но все же прошу: не выпускайте их за пределы круга ваших личных друзей. В остальном — можете делать с ними все, что хотите.

* * *

<…> Наконец, ни я сам, ни, тем более, вы — редактировать эти записки не станете. Архив отредактированный — все равно, что фальсифицированный. Письма, переписанные после их получения, — уже не письма (это — запрет

самому себе!). <…>

* * *

<…> Итак, вот мое оглавление.

Письма Любимым женщинам (заметки из жизненной самодеятельности):

(Здесь и далее — в скобках указаны инициалы персональных адресатов. – А. А.)

—Предуведомление: театр жизни и эпистолярное хулиганство.

—Пояснение к оглавлению: «Закодированный архив».

1. Кто сошел с ума? (И. П. и Р. В.)32

2. Мастер и подмастерье. (Н. Ш.)

3. Новый человек со стороны. (А. Н.)

4. Инициативы вынужденные и не вынужденные. (А. Н.)

5. Эйфория овладения. (С. М.)

6. Совершенно секретно. (Г. Ж.)

7. Притча о Генеральной линейке. (Н. Ш.)

8. Единство в многообразии. (Р. В.)

9. Отчет социолога-наладчика.

10. 49 писем как одно. (Н. К.)

11. Как переплывать реку. (Т. Д.)

12. Страдания доктора Петруччио (Анкета для моих любезных корреспонденток)

13. Образ жизни и жизненный процесс. (Л. Д.)

14. Летопись ПКР (оживший памятник). (Г. Ж.)

15. Итак, я ловлю рыбу… (Г. Ж.)

16. Наладчик и бригада (партизанщина). (А. Н.)

17. Программа социолога-наладчика.

18. Записки с ума не сошедшего. (Н. Ш.)

—Письмо без номера (адресованное мужчинам).

—Суд Любимых («эпилог»).

—Приложение: Где-то, когда-то, давным давно… (40 волховских приветов).

Андр. Алексеев, 20.07.82

[Некоторые письма при их публикации в составе данной книги — переозаглавлены.

Конкретными адресатами «Писем…» были:

— Т. М. Дридзе, Л. К. Дудченко, Г. Ж., Н. С. Катерли, Н. А. Крюкова, С. Ф. Минакова, А. К. Назимова, И. В. Прусс, Р. В. Рывкина, Н. Я. Шустрова.

Спасибо им! — А. А.]

Первый вариант

— Я хочу еще писать, но править

Не хочу! — воскликнул Сименон.

Верно! То же самое и я ведь

Ощущаю, а не только он.

Пусть уж будет все как будет.

Коль себе ты веришь самому!

Пусть другие здраво и рассудят,

Что когда писал ты и к чему.

Да и мало ли бы что такое

Вычеркнулось собственной рукой,

Чтобы жить, других не беспокоя,

Или собственный храня покой.

И наивен тот, кто завещает

Взять лишь то, что выправил он сам.

Этой тщательности не прощают

Даже и взлетевшим к небесам.

И еще потом смеются: — Гляньте!

Как ни тщился он перо кусать,

А ведь было в первом варианте

Много лучше! —

…И пошло писать.

Л. Мартынов. Неопубликованные стихи // Новый мир, 1985, . 1, с. 161)

***

Полное собрание «Писем Любимым женщинам» см. в книге: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб: Норма, 2003-2005 (Электронная версия - http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=216).

См. также: А. Алексеев. О наблюдающем участии и драматической социологии - http://www.cogita.ru/kolonki/andrei-alekseev-1/a.-alekseev.-o-nablyudayuschem-uchastii-i-dramaticheskoi-sociologii

См. также: Алексеев А.Н. Познание действием. Так что же такое «драматическая социология»? В журнале: Семь искусств. Наука. Культура. Словесность - http://7iskusstv.com/2013/Nomer4/Alekseev1.php.

Напечатано в журнале «Семь искусств» #8(45) июнь 2013

7iskusstv.com/nomer.php?srce=45
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2013/Nomer8/Alekseev1.php