* * *
Ночное Азино. Больница
Инфекционная.
Не спится.
Светает. За окном кружится
Стерильный снег.
Я — выписная единица,
На волю выпорхну
Синицей,
Но надо срочно дозвониться
Родным — их трое человек...
И нежности моей крупица
Растёт,
И ширится, и длится...
Холодной пеленой ложится
На землю выбеленный снег...
* * *
Город дымкой затянут. Вдали, в стороне,
Этот угол медвежий — спасение.
Опускается птицей на плечи ко мне
Ангел белый — село Вознесения.
Рассыпается боль пересохшим листом.
Исчезает тревога. И верится:
Подождём, переждём.
За весенним дождём
Наши беды в труху перемелются.
Заигралась со мной —
Засыпает снежком,
Круговертит шальная метелица
И к ногам густошёрстным
Своим животом
Прижимается,
Словно медведица.
Дышит колко в лицо,
Лижет ласково в нос
Зверь мой умный —
Души исцеление.
Мне с тобою тепло
В самый лютый мороз,
Мой спаситель — село Вознесения.
* * *
Сосен верхушки шептались
с напористым ветром.
Что в этом шёпоте —
тайны лесные,
быть может?
Я никогда-никогда
не узнаю об этом.
Так и деревьям язык человечий
неведом.
И так не похожи
кожа ладоней моих
и кора вековая.
Недолговечный рисунок
извилистых линий
ближе к запястью
слабеет, теряется, тает...
Я и деревья. Над нами —
пронзительно синий
купол небесный. Пунктир
улетающей стаи...
Огненным летом, тем гулким,
погибельным летом
пламя сжирало стволы
и нежнейшие стебли...
Сколько деревьев упало
в бездонную небыль? —
Я никогда-никогда
не узнаю об этом!
. . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . .
Разные мы. Все — живые!
Друг друга мы видим и слышим!
Сколь беспощадна,
страшна и печальна разлука...
Я собираю с кустов
обожжённых для внука
горсточку сладких,
поклёванных птицами вишен.
* * *
Хризолитовое море.
Камни, белые от соли.
Сутоморе, Сутоморе!
Не забыть твоих красот.
В дымке розовой над пляжем
Скал размыты очертанья,
На холме далёком мальчик
Коз коричневых пасёт.
Камни, белые от соли,
Тотчас радужными станут,
Лишь волна омоет берег,
Пеной лёгкою скользя.
От паденья смоквы спелой —
Тёмный след на тротуаре.
Над углём вращают вертел —
Ловко жарят поросят.
Сутоморе, Сутоморе!
Олеандры вдоль дороги,
Солнцем вскормленные гроздья
Тонкой жилистой лозы.
Мандариновые кущи,
И над ними — вездесущий
Аромат летучий моря.
Вечер цвета бирюзы.
* * *
Ледяными пальцами дождя
Вновь октябрь забарабанил в стёкла.
Льёт с утра. Земля насквозь промокла.
Сквер в дожде и статуя вождя.
Тусклый свет от фонарей вокзальных —
Как маяк спасительный в ночи.
В паузе короткой странствий дальних
Мы в купе, обнявшись, помолчим.
Нам опять не разрешить дилемму.
Поезд твой — транзитом на восток.
Вновь шары тугие — хризантемы,
Наспех чай: пакетик, кипяток...
Дан сигнал. Ещё одна минута.
Все слова истрачены давно.
Постоянство встреч среди маршрута
Нам, похоже, нáдолго дано...
Дождь идёт, не зная передышки.
Льёт с небес, смывая все следы...
У окна вагонного стоишь ты,
Заштрихован струйками воды...
Одуванчики
Жёлтых солнышек лукошко
Здесь рассыпано случайно,
В ослепительно зелёной
Юной шёлковой траве.
Мёдом пахнущее лето,
Зазывая, обещает,
Утешая, укрощает
Пыл в мятежной голове.
Как вихрастые детишки
Все подряд — рыжее рыжих!
Будто кто-то усадил их
Сказки слушать в детсаду.
На тропе, посерединке,
Скачет птичка — чижик-пыжик,
И по этой же тропинке
Я, счастливая, иду.
Кринолином пышным феи,
Взрывом, в воздухе застывшим,
Сотканной из пуха сферой
Станет солнечный цветок.
Шмель меняет направленье —
Было сладостное время:
В середине жёлтой гривки
Собирать волшебный сок!
* * *
Цепляет облако
скалы зазубрину.
Сиреневая тень
легла в распадок.
Сгущается туман.
Ночь растекается...
Неспешно в небе тёмном
зажигает
Свои лампады
вечный зодиак.
Под тусклым зеркалом,
Таинственным и гладким,
Воды
Воображение рисует
Прозрачные глаза
Ундины юной...
