Нам присылают много рукописей, у кого-то стихотворения ясные, словно чистое окно дома, у кого-то такие, что не сразу поймёшь и разгадаешь стоящее за этим потоком сознания. Многие пишут, но не все понимают, зачем. Порой стихотворения молодому автору нужны как воздух, в них он находит утешение и радость, раскрывает свою душу; доверяет бумаге горести все свои и прозрения. Делая записи, мы познаём самих себя. Кому ещё мы можем доверить свои размышления и протесты, своё виденье мира и свои вопросы? Пишите друзья мои, пишите! Однако следует помнить, что Поэзия – это наука умного и грамотного слова, слова мелодично звучащего в рамках стихотворения.
Друзья, вы присылаете нам свои тексты и просите оценить их, но разве можно оценить доверие, разве можно ответить, что какие-то стихотворения хорошие, а какие-то не очень. Мы не даём никаких оценочных ответов, но, отбирая рукописи для нашего журнала, мы руководствуемся обычными правилами: обязательное знание русского языка (значение слова), ритм, размер и рифма, – в остальном ограничений нет. Нам неважно, состоите вы в союзе писателей и как много вы издаётесь в других сборниках. Нам важно УСЛЫШАТЬ такое звучание стиха, какого доныне ещё не было, ПОЧУВСТВОВАТЬ такую силу настроения в произведении, чтобы потом весь день ходить заражёнными этим настроением как болезнью, – и если такая удивительная НАХОДКА случилась, мы рады поделиться этим с вами на страницах нашего журнала. В довершение своих слов мне хотелось бы привести письмо Р. М. Рильке.
Райнер Мария Рильке получил корреспонденцию в 1903 году от одного молодого поэта, к тому же лейтенанта австро-венгерской армии, и ответил. В последующем письма Рильке молодому писателю были изданы отдельной книгой. В них автор пишет о поэзии, его взгляды о поэтическом творчестве актуальны и сейчас. Эти письма ценны ещё тем, что их перевела Марина Цветаева. Вот отрывок:
Париж, 17 февраля 1903
...Вы спрашиваете, хорошие ли у Вас стихи. Вы спрашиваете меня. До меня Вы спрашивали других. Вы посылаете их в журналы. Вы сравниваете их с другими стихами и тревожитесь, когда та или иная редакция Ваши попытки отклоняет. Итак (раз Вы разрешили мне Вам посоветовать), я попрошу Вас всё это оставить. Вы смОтрите вовне, а это первое, чего Вы сейчас не должны делать. Никто не может Вам посоветовать и помочь, никто. Есть только одно средство. Уйдите в себя. Испытуйте причину, заставляющую Вас писать; проверьте, простираются ли её корни до самой глубины Вашего сердца, признайтесь себе, действительно ли Вы бы умерли, если бы Вам запретили писать. Это — прежде всего: опросите себя в тишайший час Вашей ночи: должен ли я писать? Доройтесь в себе до глубокого ответа. И если бы этот ответ был да, если бы Вам дано было простым и сильным «должен» ответить на этот насущный вопрос — тогда стройте свою жизнь по этой необходимости; вся Ваша жизнь вплоть до самого безразличного и скудного её часа должна стать знаком и свидетельством этому «должен». Тогда приблизьтесь к природе. Тогда попытайтесь, как первый человек, сказать, что Вы видите, и чувствуете, и любите, и теряете. Не пишите любовных стихов; избегайте для начала слишком ходких и обычных тем: они самые трудные, ибо нужна большая зрелая сила — дать своё там, где уже дано столько хорошего, а частью и блестящего. Поэтому спасайтесь от общих тем к своим личным, поставляемым Вам данным днём Вашей жизни: расскажите свои печали и желания, преходящие мысли и веру во что-нибудь прекрасное — делайте всё это с глубокой, тихой, смиренной правдивостью и берите, чтобы высказать себя, вещи Вашего окружения, образы Ваших снов и предметы Ваших воспоминаний. Если Вам Ваш день покажется бедным, не вините его, вините себя, скажите себе, что Вы недостаточно поэт — вызвать его сокровища: ибо для творящего нет бедности, нет такого бедного безразличного места на земле. И если бы Вы даже были в тюрьме, чьи стены не допускали бы до Вашего слуха ни одного из земных шумов, — не оставалось ли бы у Вас ещё Вашего детства, этого чудесного королевского сокровища, этой сокровищницы воспоминаний. Туда глядите. Попытайтесь вызвать к жизни затонувшие чувствования тех далёких времён — Ваша личность окрепнет, Ваше одиночество расширится и станет сумеречным жилищем, далеко минуемым всем людским шумом. — И если из этого оборота внутрь, из этого погружения в собственный мир получатся стихи, тогда Вам и в помыслы не придёт кого-нибудь опрашивать, хорошие ли это стихи. Вы также не попытаетесь заинтересовать своими вещами журналы, ибо они станут для Вас любимым, кровным достоянием, куском и голосом собственной жизни. Произведение искусства хорошо тогда, когда вызвано необходимостью. В природе его происхождения — суждение о нём: нет другого. Посему, многоуважаемый N., я бы ничего не посоветовал Вам, кроме: уйти в себя и испытать глубины, питающие Вашу жизнь: у истоков её Вы найдёте ответ на вопрос, должны ли Вы писать. Примите его как прозвучит, вне толкования. Может быть, окажется, что Вы призваны быть поэтом. Тогда примите свою судьбу и несите её, тяжесть её и величие, никогда не озираясь на награду, могущую прийти извне. Ибо творящий должен быть для себя целым миром и всё находить в себе и в природе, с которой он воссоединился...
