ИВАН ВОЛОСЮК
МОИ ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ЧАСТИЦЫ
Стихи
* * *
Борису Марковскому
Здесь, в ментальном пространстве, на пересечении улиц,
Как из глины словесной, ещё возникают дома,
Тень скользнула легко и затихла, как платье на стуле:
Это через Крещатик неслышно прошли времена.
Суеверья отбросим! У прошлого нет повторенья,
Если встретимся снова под тенью каштанов твоих,
Ты узнаешь нас, Киев, как будто одно поколенье
Вобрало в себя боль и страдания всех остальных.
* * *
В Киеве – холод, в Донецке – не то чтобы радость,
Просто ещё непонятно, начнётся ли осень:
Кто-то собрался на год пролонгировать август,
Но к договору о лете остались вопросы.
Значит, всё будет, как раньше. И возле «Форнетти»
Тот же – знакомый мне запах, знакомый, поскольку
Ты мне приносишь в оранжево-белом пакете
Самую лучшую, самую вкусную слойку.
Возле филфака пьём кофе, двадцатка – найдётся,
Взять бы – два американо, и пить наравне их,
Но ты берешь капуччино, и мне остаётся
Горький эспрессо, который готовят быстрее.
В Киеве – дождь, а Донецк, как сегодня родился!
Я улыбаюсь, ты машешь рукой мне: до завтра!
Завтра окажется: мир навсегда изменился.
Но мне сказали, что осень приходит внезапно.
* * *
Ночь, как масло, свет режет, как нож её,
Веет страхом от тёмной воды.
Кто на небе большими подошвами
Оставляет созвездий следы?
Кто царапает вкривь его, вкось его,
Непроглядный вселенский туман?
То играет, как ветер с колосьями,
ВОЛОСЮК Иван – автор сборников стихотворений «Капли дождя», «Вторая книга», «Продолженье земли» и других, а также многочисленных публикаций в периодике. Член Международного сообщества писательских союзов (МСПС). Живёт в Донецке (Украина).
© Волосюк И., 2013
То монеткой бросает в фонтан?
И, дремая над бездной сферической,
Там, где вечность сгорает, дымя,
Согласился на труд титанический
В шуме времени слышать меня?
* * *
Эту сажу мук не стереть с лица,
Эту боль во мне не стерпеть никак,
И растёт сама строчек лестница,
И даётся мне – просто так.
Я потом умру, а пока – скажу,
И другого нет мне сокровища,
Будто в долг беру, каждый день хожу,
Каждый день хожу и прошу ещё.
* * *
Станет прохладней воздух, где-то на ветках арфы
Тайного ждут сигнала, чтобы начать концерт.
Хлынут такие звуки: длинные, словно шарфы,
Скользкие, словно змеи, лёгкие, как конверт.
Пей их, пока живёшь ты, пей, как ночную влагу,
Я не владею в слове их мастерством на треть.
Значит, усну под утро, буду вращать бумагу,
Ты же, вращая Землю, им позволяешь петь.
* * *
Это только контур русской речи,
Свалены в углу полутона,
Слог открытый означает плечи,
И согласных слыша свист скворечий,
Всходит «о», как полная луна.
Звукопись, когда твой порох вспыхнет,
Всыпанный в пустые гильзы строк,
Слово станет пулей, станет рифмой,
И душа, как юноша, притихнет,
Первый раз нажавший на курок.
* * *
В моём саду листва вчерашняя
Позавчерашнею тоской
Ещё больна, как настоящею,
Не отменённою тобой.
И удивляюсь сам, как в детстве, я
Тому, что мир уже не тот.
И лишь в саду несоответствие,
Несовпадение живёт.
Не проживёшь с любовью Митиной,
Моя любовь не так горька:
Мне нужно выспаться и вытянуть
Тоску, как спицу из клубка.
* * *
Мне двадцать восемь, у меня в запасе
Ещё лет сорок и никак не меньше.
А ты мне говоришь, что путь опасен
И я напрасно не целую женщин.
А я смотрю в их каменные лица
И среди мёртвых слов ищу живое.
Мои элементарные частицы
Всего лишь буквы – и ничто другое.
И те слова, что тяжелы, как камень,
Та рифма, что никак мне не даётся,
И кажется, что взял её руками,
Но ничего в руках не остаётся.
***
Ночь, как старинное вино,
Из тёмных вылитое бутылей.
И речь сидящих под окном
Звучит всё сбивчивей и путаней.
И поцелуй берёт своё –
Ему теперь всё время отдано!
И я касаюсь плеч её
Своими пальцами холодными.
Так полагается – дышать
Одной минутой упоительной,
А через год не вспоминать
Любви, такой непродолжительной.
Эмигрантские стихи
1
Я предвкушаю длительное чтенье,
Где звуки обретают полноту
И тонет в них густых садов цветенье,
И мокрых листьев маленькие звенья,
Как краски, быстро сохнут на ветру.
Когда дыханье всякое хвалою
Не повторяет древние псалмы,
И небеса стоят над головою,
И всем понятно равенство простое:
Сидим у Бога на коленях мы.
Нам небеса грозили дисбалансом:
Смешеньем плоти, тверди и воды.
Мы слышим голоса радиостанций.
Мы молоды: отсюда до Прованса
Не дальше, чем отсюда до звезды.
Не различая в мировом потоке
Самих себя, мы движемся быстрей.
Нам страшно ждать: от хлеба ждать припёка,
От дерева – плодов, налитых соком,
От новых дней – хороших новостей.
Мы говорим, как будто в нас избыток
Священных слов, не нужных никому.
ХХ век, мы избежали пыток,
Мы атавизм, нелепый пережиток,
Нас незачем казнить по одному!
2
Прощай, немытая Россия…
М. Ю. Лермонтов
Ни Праги нынешней, ни Праги миновавшей
Нет в памяти моей, по крови я не чех,
Но прав был человек, однажды мне сказавший,
Что молится за всех.
Мне незачем писать для всех, кто на земле той,
Не побоявшись жить, боится умереть?
Ты думаешь, что стих – разменная монета,
Кочующая медь?
Ты думаешь: без нас Россия будет та же
И сохранят её от всякого врага?
Но на руках моих спасительная сажа
Родного очага.
* * *
Я победил: теперь вести
Народы серые я буду...
В. Хлебников
Вот постмодерн, сделай шаг туда, где
На ветках висят недозревших идей панцири.
Слышишь: туман не спеша идет по воде
Сонные листья слегка шевеля пальцами.
Может, ему доверяешь свой главный секрет,
Вот она – тайна, бери её, мучай, развинчивай.
Должен ли слово своё говорить поэт
Миру, в котором Дали победил да Винчи?
Прошлого – нет: покосившийся дом оно.
Где-то на жёлтых страницах твоих учебников
Было написано «Пушкин» давным-давно.
Кто-то спустя столетье добавил «Хлебников».
Диптих
1
Я был на почте, сладко пахнут клеем
Мои мечты.
Я знаю точно, что не я жалею,
Жалеешь ты.
Но на конверте не хватает марок,
Его вернут.
Любовь моя теперь – свечной огарок,
Напрасный труд.
Я проштампован, а потом – отправлен,
Я – оценён.
Теперь я, как подсолнух: обезглавлен –
Гори огнём.
Пока придёшь, минуты станут воском
И мукой – час.
Я разрешаю только перекрёсткам
Смотреть на нас.
Я разрешаю только окнам тёмным
Смотреть нам вслед.
Теперь остался только мир огромный:
Тебя в нём нет.
2
Теперь газетами заклеено
Твоё окно,
В полях души печаль посеяна:
Умри, зерно!
Теперь минуты стали оловом,
Туман – везде,
Пространство плохо прорисовано:
Умри, 3D!
Мы выстрелили, нам ответили,
И ночь темна,
Мы – очевидцы, мы – свидетели:
Умри, война!
* * *
Игорю Михалевичу-Каплану
Побережье – тире, львовский дождь – это точка. Теперь я
Телеграфному стилю тебя научу без труда.
Ты встречаешь Айрин, открывая все окна и двери:
Так встречают гостей, так любимых встречали всегда.
Океан отнимает последнее, берег как нищий,
Небоскрёбы – пучки вертикальных тире, посмотри:
Эти звёзды, как точки, как взгляд затаившийся, хищный,
Как стеклянная колба с живою лучиной внутри.
* * *
Вот она, нового мира спесь.
Тише, дыши ровней.
Сказано камню: «Я вырос здесь!»
(На языке камней.)
Сказано небу: «Я здесь рождён».
(На языке небес.)
«Там, где ветра с четырёх сторон
Тёмный терзают лес!»
Сердце моё – из куска угля,
Только разжечь сумей.
Вечность могла проглотить меня,
Ты же сказал: «Не смей!
Только шагни, и тебя в огне
Я не смогу сыскать!»
Вот Ты стоишь у дверей, а мне
Стыдно Тебя впускать.
Подражание Мандельштаму
Дыханьем сердце грел, но в сердце не проник,
Теперь расторгнута помолвка…
И председательствует старый материк:
Европа, нищенка, воровка.
А нам с тобой и так другой отчизны нет,
И нет уже путей обратно.
И мать своих детей, покинув Старый Свет,
Перекрестила троекратно.
Пока печаль моя не выпита до дна,
Мой путь земной укрыт туманом,
И триста лет спустя всё так же солона
Вода бескрайних океанов.
* * *
Какая музыка плечей,
Какие бусинки сюжета…
Теперь окончен праздник этот
И нужно провожать гостей.
Четыре года хлеб ржаной
Небесной манне был подобен.
Печаль серебряной звездой
Горит на чёрном небосводе.
Покой мне будет только сниться,
Покуда мой последний стих
На сдержанных устах твоих
Сухой молитвой шевелится.
