КОНСТАНТИН АШКЕНАЗИ
ЛУННЫЕ СТИХИ
Письмо из Иерусалима
Императору Веспасиану
Пишет в Рим сын его Тит.
«…Славься, принцепс. Тружусь неустанно.
Враг Империи будет разбит.
Здесь жара. Панцири раскалённы.
Кровь евреев шипит на мечах.
Завтра я прикажу легионам
превратить этот город в прах.
Я диктую. Письмо пишет Иосиф.
Ты его не забыл? Автор книг.
Он меня каждый день слёзно просит
сохранить Храм, священный для них.
Но не внемлют еврейские боги.
Или Бог?.. Он здесь только один...
Я поставил кресты у дороги
и прибил перебежчиков к ним.
Пусть сдаются. Откроют ворота –
стены Храма не трону тогда,
ну, а так... Здесь навалом пророков.
Они мыслей людских господа.
Я с одним из них только согласен.
здесь мессия, пожалуй, не врёт.
Был прогноз его точен и ясен:
этот город пред Римом падёт!
Про него мне рассказывал Иосиф:
имя Иисус, а кличка Христос...
Полковая разведка доносит:
пищей в городе служит навоз.
Суть пророчества тонка как лезвие…
Жаль пророка – казнён при Тиберии –
и, наверное, было б полезнее
сохранить его жизнь для империи.
Если верить Нерону, то эти
иудеи, его почитатели,
подожгли Рим. Но в свете
всех деяний последнего – вряд ли...
Ты ведь помнишь Нероновы Игры?
Тогда львов накормили еврятиной.
Мной заказаны в Парфии тигры.
Это будет ещё замечательней.
Если верить Квинтилию Руфу
(мой легат), то мои легионы
не оставят людей для триумфа
АШКЕНАЗИ Константин Борисович – поэт, прозаик, автор книги повестей и рассказов «Rex палестинский». В «Ковчеге» публикуется впервые. Живет в Краснодарском крае.
© Ашкенази К. Б., 2013
моего. Так они раздражённы.
Кроме Города, вся Иудея
изъявила пред Римом смирение.
Я не злобен. Но участь евреев
устрашает меня тем не менее.
Мне тут Иосиф напоминает,
что не вся. Но тому он не рад.
Кто ещё там сопротивляется
воле Рима – посёлок Моссад?!
Я его раздавлю между делом.
Но Юпитера громом клянусь:
мне здесь всё до того надоело,
что я, может быть, даже женюсь.
Все жидовки прекрасны в постели,
но стараюсь я женщин не резать.
О женитьбе шучу в самом деле,
остальное всё верно. Полезно
показать, что дерзать против Рима
невозможно. Смертельно опасно!
Горька участь Иерусалима,
ну, а главное – жертвы напрасны.
Ты писал: цирк почти что построен.
На него грандиозны затраты?
Я их все компенсирую. Стоит
двух германцев еврей-гладиатор.
Здесь в цепях сорок тысяч пленённых.
Есть бойцы. Их раскупят ланисты.
Насчёт той клеветы... Все законы
я блюду. Перед кесарем чист я.
Допишу после штурма. Обедать
будем с Иосифом хлебом и мясом.
Ожидай меня, кесарь, с победой.
Живи долго. Ведь жизнь так прекрасна!»
Марш кошачьего десанта
Посвящается тысячам кошек, завезённым в постблокадный Ленинград в 1944 году специальным распоряжением ЦК ВКП (б) для уничтожения полчищ крыс, угрожавших выжившим людям
Не нужно нам давать команды: «Взять!»
Бойцами называемся по праву.
В бой прыгая, кричим не: «… мать!»
и не «За Сталина!», и не «Ура!», а: «Мяу!!!»
Не обращайтесь больше к нам «кис-кис».
Солдаты мы! С хвостами и усами.
Мы передушим наших русских крыс,
ну а с фашистами вы разберётесь сами.
Блохасты и облезлы. И шерсти нашей масть
на выставке зверья зовётся браком.
Но главное должны вы понимать.
Мы сами по себе – мы не собаки.
Мы среднерусские простые, Васьки-киски.
В крови играет тигр – как градус в браге.
И мы устроим серой нечисти зачистку,
пока вы продвигаетесь к рейхстагу.
От крысьей крови пол подвалов будет склизкий.
Любая щель для крысы станет узкой.
Нам стыдно за стальных германских «кисок»,
тех, что дрались под Курском против русских.
Ведь даже кошке за державу больно.
Мы без истерик принимаем данность –
весь Питер ел нас. Разве что не в Смольном,
где жрал севрюгу толстомордый Жданов.
Не обращайтесь больше к нам «кис-кис».
Мы рядовые с длинными усами.
Мы передушим всех хвостатых крыс,
ну а с двуногими – уж разбирайтесь сами.
Лунные стихи
Луна была безвидна и пустынна.
Хрущёв на пенсии, а Кеннеди отстрелены.
С небес монеты звёзд пятиалтынные
блеск излучали без конкретной цели.
Отрубленные руки Че Гевары
тянулись к глоткам сытого отродья.
Земля по-прежнему имела форму шара,
жил дядька в Киеве, зрел овощ в огороде.
Восьмёркой становились двое в кубе,
и на небо не выли волчьи суки,
когда крутили в гарнизонном клубе
за разом раз «Бриллиантовую руку».
Оленей свежевали чукчи в чумах.
Химеры сторожили Нотр-Дам.
И стоили конфеты «Каракумы»
четыре пятьдесят за килограмм.
Была Сибирь безмерна и бездонна.
Взошла Луна на трон небесных сфер.
Я был один… одним из миллионов
кого тёр в челюстях эСэСэСэР.
Луна-луна – лимонная царица.
Не знаю точно, правда или нет,
в Книге Судеб страница шевелится,
едва к ней прикоснётся лунный свет.
И проступает суть предначертаний.
И что-то шепчет древний манускрипт.
Но нем сакральных строк речитатив.
Со Дня Творенья так есть. «Scripta manent».
И в эту ночь, когда Луна царила
в двухмиллиардных человеческих зрачках,
она, как яд в мадере, растворила
по два расплавленных аргентумных кружка.
Я был неграмотен. Не знал и половины
букв алфавита. Был к себе не строг.
Пацан – не муж. Сегодняшний мужчина
тогда во мне очухаться не мог.
Ещё свинец зародышем в утробе
недр земных готовился стать пулею…
той самой… Правда, надпись на надгробье
пока без цифры и сейчас… а в том июле,
в ту ночь, в том месте, где рубеж с Китаем
примерно так же близок, как и Таллинн,
я на Луну смотрел. И мы читали
в глазах друг друга смысл сладкой тайны.
Шалили на границах хунвейбины.
Из искры чехов возгоралось пламя.
А я, неграмотный, читал. И букв картины
скрижалей лунных пропитали память.
Я, шестилетний, так был рад тому, что дожил
до этой ночи. Здесь. А где-то день.
Когда на лунную нетронутую кожу
упала человеческая тень.
Равнина цвета кукурузного початка,
где, не родившись, умирает звук,
в себя следов впитала отпечатки.
Следов людей… И разомкнулся круг.
О, эта сладость обладанья здравым смыслом!
Смерть волшебства мир делает понятным.
И детство по-английски тихо вышло.
Летом. В июле. В шестьдесят девятом.
Пришло понятие: ведь я есть – «тоже люди».
И эти люди ходят по Луне.
Так есть. Так стало. Так навеки будет.
На той и этой лунной стороне.
Июль был зябок. Оводы жужжали.
Динамик радио гремел ведром порожним,
Очередное сообщенье: что сбежали
два зэка. Чтоб все были осторожны.
Был голос диктора так строг и убедителен.
Звучали интонации знакомые.
Всё повторял он: «Люди, будьте бдительны!
Не выходите по ночам из дома».
Вновь «говорит Москва». В ней Л. И. Брежнев
колхозникам желал поднять надои…
и натовских зубов бессильный скрежет,
что сбит «B-52» над Ханоем…
что дружба братских стран социализма
как никогда крепка и горяча…
о том, как вся советская отчизна
готовится к столетью Ильича…
Погода. А потом опять про зэков…
Они ещё и вооружены…
И, между делом, про двух человеков,
бродящих по поверхности Луны.
