* * *
Ты лежала к двери спальни спиной
и меня, стоящего у двери, не видела. Ты читала,
а я от стыда задыхался, мать.
Мать, закрой мою книгу, отложи на стул.
Дотянись до лампы и свет погаси.
Засни. Ни о чем не думай, мать.
Нет, мать, и здесь,
и в этой книге ни строчки
не найдешь о себе.
И ты закрыла мою книгу, отложила на стул.
Дотянулась до лампы и погасила свет. Стало темно,
и я не понял, ты спала или думала, мать.
Мне вспомнилось вдруг, как я переживал когда-то,
что стихи мои не были похожи на жизнь.
Еле сдержался от смеха.
СЛОВА
Зазе Тварадзе
Потому что люди пока еще верят словам, которые говорят им,
пока еще верят словам, которые сами они говорят,
остается надежда, мой друг, немного продолжиться голосом, скинувшим грим,
продолжиться после того, как тепло оставит тело и, циферблат
отбросившие, мы исчезнем в нигде. В темнеющем переулке затихнет звук,
затеряется эхо наших шагов и смеха. Нигде не останется и следа
наших губ. Колокола траура сколько бы ни звенели, мой друг,
не укутаются кости уже никогда
в новую плоть и грехи. А голос чуть-чуть поживет вовне,
высвободившись из наших гортаней, очистится, станет звенящим почти.
Потому что люди пока еще верят словам, которые не произносятся хором и не
поются. Но шепчутся. Только шепчутся по пути.
ПОСЛЕДНАЯ ЛЮБОВЬ – ГОРОД С МОРЕМ
По сути, не так уж и мал,
но определение “маленький город”
и так гораздо объемнее,
и вдвойне – если подразумеваем приморский город.
*
Я как-то сказал, и понравилось,
и с тех пор постоянно повторяю,
что этот город – моя последняя любовь
(за чем следует тщательно доработанная короткая пауза),
и добавляю: как женщину люблю.
Слушающие обычно улыбаются.
Но местные – как-то иначе.
*
Это единственный город в Грузии,
где выгуливаю сам себя. Тоже старая фраза,
но менее эффектная, заметил, для слушателей;
зато намного понятнее. Даже для меня. Что тоже немало.
*
Итак, себя выгуливаю. Но прогулка,
пожалуй, из разных методов самообмана
действительно лучший (не считая нескольких необходимых,
но для упоминания в стихах все же неудобных
занятий). Некоторая неловкость
присуща и ей, прогулке; особенно –
когда выгуливаешь себя. Он радуется,
а я, хорошо понимающий всю
бессмысленность, беспочвенность
такой радости, стараюсь скрыть свои мысли,
так как помню, сколько лет понадобилось
убедить его, что Батуми – единственный город в Грузии,
где все еще можно гулять. Еле поверил,
и, стараясь не разочаровывать, то и дело твержу,
что ни море здесь ни при чем, ни города
старый район – с узкими улицами
и двух-трех-, трех-четырехэтажными
домами с балконами; что причина,
почему этот город зацепил его – в чем-то другом...
Мог бы сказать – в поэзии, но не рискую:
вдруг догадается, что я смеюсь над ним?
*
Это единственный город в Грузии,
где себя выгуливаю; балую. У него есть и желание,
и право – обводить девчонок взглядом,
их загорелые плечи и ножки,
а я, будь даже вправе,
так нагло оглядывать их и не посмел бы,
и если б даже взглянул – уж точно не на таких,
которых все еще можно (хотя бы в стихах) девчонками называть.
*
Ни море ни при чем, ни города
старый район – с узкими улицами,
где себя выгуливаю
и веду к морю, к порту. Как муравьи – лист,
буксирные катера тащат к пирсу
гигантский танкер. Маленькое кафе у порта
с балконом, высящимся над морем, – вот место,
где опять воссоединяемся –
я, который себя выгуливал,
и я, которого выгуливали,
именно на этом балконе вливаемся друг в друга,
и не всегда понимаешь,
кто в кого вливается
и в котором воссоединяемся –
все зависит от того, что пью и сколько.
*
Этот город – моя последняя любовь.
Тоже односторонняя – как и первая. Приморское кафе,
которое уже девять лет, чуть больше, посещаю
и радуюсь, что официанткам
ничего напоминать уже не надо –
прекрасно знают, что буду пить и чем закусывать
(что делает меня особенно гордым, если в кафе привожу гостей),
и я никогда не забываю
одну из них подробно расспросить о делах
мужа-заключенного и инвалида-сына,
а другой лимонадом разбавить рюмку водки,
чтоб, когда подойдет и выпьет, с витрины подсматривающий хозяин
ни о чем не догадался.
*
Уже девять лет, чуть больше... Когда я тут,
будто все мои прежние тут-бывания воссоединяются
и кажется, что это одна отдельная жизнь
и один день бесконечно тянется; и единственное,
что выводит из состояния клинической жизни,
что напоминает о ходе времени –
та красивая смешная девчонка-цыганка,
которую еще вчера щедро одаривал едой и деньгами,
а уже детей своих подсылает за ними.
* * *
Пора, чтоб и я был наказан.
Хотя бы из-за тебя.
Как я тебя разбудил.
Ты жила во сне,
сон был кошмарным.
Там всех убивали,
и за тобой гналась смерть.
И ты убегала,
пробиралась среди трупов,
мир рушился вслед,
а я разбудил.
И тебя ужаснула непривычная тишина,
утренняя комната, белые стены, моя улыбка.
Не сумела поверить в явь.
Но и назад не смогла вернуться ко сну
и умерла –
умерла так быстро,
что вряд ли успела возненавидеть меня.
Умирая, скорее, еще любила.
Были и другие грехи. Потяжелее. Полегче.
Полегче – в которых не решаюсь признаться.
Потяжелее – о которых забыл.
И уже пора, чтоб и я был наказан.
И наказан сурово.
Пора, чтоб и меня разбудили.
МОЯ ЛЮБОВЬ
Эта собака,
сколько я себя помню,
еженощно лаяла у моего дома.
Сколько раз терялась – но напрасно.
Сколько раз умирала – снова напрасно.
Еженощно лаяла у моего дома.
Сколько домов я поменял,
еженощно лаяла у моего дома.
Как-то раз случилось, я сам умер.
Весело бродил по темным туннелям.
Искал и находил до меня умерших моих.
Удивлялся, если вспоминали.
Где-то жизнь продолжалась.
Некоторые, бывало, скучали по мне.
Еженощно лаяла у моего дома собака,
но уже другая.
Перевод с грузинского Инны Кулишовой
Звиад Ратиани родился в 1971 году в Тбилиси. Автор четырех книг стихов: “Выдумай меня” (1993), “Урок шептания” (1994), “Карманный воздух” (2000) и “Дороги и дни” (2005). Переводил на грузинский язык стихи Т.С.Элиота, Пауль Целана, Р. М. Рильке, Э. Паунда, Р. Фроста, К. Сендберга, У. Х. Одена, Р. Лоуелла, Т. Хьюза, М. Стренда, Д. Уолкотта, Ш. Хини и др.
Инна Кулишова родилась в Тбилиси. Поэт, переводчик. Окончила факультет русской филологии Тбилисского государственного университета. В 1998 году защитила первую в Грузии диссертацию по поэзии Иосифа Бродского, кандидат филологических наук. Публикации в Грузии, Израиле, США, России, странах Европы. Автор книги стихов “На окраине слова” (2000).
