Ножи0

Опубликовано в Литературном журнале

«Молодежная волна» (№13, июнь, 2013 год)

Молодежного отделения

Самарской областной писательской организации

 

I.

– Ножи дарить нельзя! – часто любил повторять Петр Ростиславович своим покупателям. – Всегда просите взамен монетку! – он объяснял это, тем что нож не созидает, его предназначение - разделять, поэтому дарить его с добрыми пожеланиями как минимум не логично.

– Берегите себя! – всегда говорил он на прощание, ему казалось, что эта фраза звучит по особому значимо из уст продавца ножей.

Магазин его был наполнен светом, все полочки, секции, стекла витрин и самое главное - опасный товар - он ежедневно протирал от пыли. Его салон, предлагал большой выбор ножей, иногда даже почти музейных, за которые редко кто мог отдать такие бешенные деньги, за которые они выставлялись. Но Петр Ростиславович болел этим видом оружия и, зная, что сложно будет продать, все равно вез иногда из-за границы диковинные кинжалы и стилеты.

 Петр Ростиславович очень любил, когда его называют по имени-отчеству, и, чтобы выглядеть старше, он отращивал небольшую бородку, и иногда одевал «чеховское» пенсне для солидности. Он очень гордился, что юношеское увлечение холодным оружием стало для него делом всей жизни, считая свою страсть элитарной. К тридцатишести он не обзавелся семьей, потому что из-за самолюбия и независимого характера считал этот социальный институт опаснее любого ножа. А большие знания в области холодного оружия по ту сторону двери его магазина были совершенно бесполезными и, возможно, только мешали устроению его личной жизни. Но здесь (по эту сторону порога магазина) он ощущал особую, магическую значимость своей профессии, когда рассказывал клиентам о ножах, о их практичности и их истории.

Но сейчас Петра Ростиславовича не покидали тревожные мысли, не связанные с его личной жизнью. В голове его крутился случай, как примерно, чуть более полугода назад к нему заходил молодой криминалист и показывал страшные фотографии убийства. И Петр Ростиславович консультировал его по видам ножей, которые могли бы оставить такие порезы. Криминалист, назидающе предупредил продавца ножей, чтобы он кому попало боевые не продавал. «Я и не продаю, кому попало!» – немного обидчиво ответил тогда Петр Ростиславович, считая, что по виду магазина и так понятно, что он создан только для состоятельных клиентов, и всякие рецидивисты в него не заходят. Но теперь его мучили сомнения по поводу «всяких»... в голове он прокручивал события сегодняшнего утра.

Сегодня днем, в прекрасное морозное зимнее утро к нему в магазин зашел странный покупатель. Выглядел он мрачновато, как показалась Петру Ростиславовичу, в черном шерстяном плаще, на шее толстый вязаный, серый шарф, сам он был высоким и худым. Кроме этого, продавец мог выделить особые приметы: покупатель был очень бледный, но не болезненная бледность, а именно кожа такая – белая. Брови и ресницы у него были белесые, а вот волосы на голове - темно русые, только на челке - локон с проседью.

«Я стал расспрашивать его, - вспоминал про себя продавец, –  для каких нужд, по какой цене нужен нож, а он смотрит на меня, так как будто он предварительно сделал заказ и я его должен передать!»

Хоть одет клиент был не богато, особенно этот ужасный плащ как у гробовщика, так оценил Петр Ростиславович, но интуитивно он чувствовал, что это стоящий клиент. Это определяется не потому как кто одет, а по взгляду. В этом человеке чувствовалась уверенность, что он зашел в магазина ножей, чтобы выйти не с пустыми руками. И продавца интриговал взгляд клиента и немного сбивал, нужно было уловить в его глазах то, что он не может объяснить словами. «Я тогда понял, - продолжал внутренний диалог Перт Ростиславович, – что человек этот увлечен какой-то идеей. В глазах у него было что-то такое…

нет, не азарт, серьезней…» Теперь по прошествии времени продавцу стало казаться, что это была  искра! Или даже огонь в глазах, как у хищника, который почувствовал кровь.

«А тут еще Вера приехала, начала мешать! Она кстати свидетель… Я так был увлечен этим человеком, да я словно под гипнозом был! он меня очаровал своими серыми как лед глазами! Я тогда сделал Вере замечание… блин, наверное обидел, а ведь она моя соседка, хорошо ко мне относится, уже несколько ножей у меня купила, она же туристка знает в них толк, а я с ней тоном педагога…»

А потом произошло нечто, по мнению хозяина магазина из ряда вон выходящее. Этот гробовщик, попросил потрогать его руку. Мол, так он поймет, что нужно, ведь объяснить не может… Тогда повисла неловкая пауза, вспоминал Петр Ростиславович, и даже Вера обернулась, более внимательно вглядываясь в странного клиента. А он стоял с вытянутой белоснежной ладонью, и длинные свои пальцы тянул. Петр Ростиславович тогда подумал, что паузу продолжать не прилично, да пожал его руку и тут же пожалел об этом! Она оказалась обжигающе ледяной, что ему аж не по себе стало. Но самое главное Петр Ростиславович сразу же понял. Его как водой окатило! Он когда по Скандинавии путешествовал, купил кинжал, который имел название «Nordic. Cold Steel» и он у него в тот момент лежал в сейфе. А клиент и говорит, покажите, что у вас в сейфе и достает из кармана пачку долларовых купюр.  

«Почему он про сейф спросил?.. Наверное потому что, когда я подумал о кинжале, я взглянул на сейф и тем самым себя выдал. Этот клинок, конечно произведение искусства, - улыбнулся про себя Петр Ростиславович, – стилетообразный, с обоюдоострым стальным клинком, ромбического сечения, сужающегося к острию, рукоять обтянута черной кожей, с расширяющимся основанием. А сколько историй связанно с ним, на целую рукопись наберется».

Продавец тогда для важности произнес клиенту: – Как в фильме говорили, характер нордический, стойкий!

Петр Ростиславович вспомнил еще нюанс: «Тут же еще Костик был, паренек местный, уже целый месяц у меня в магазине школу прогуливает, нож хочет, все ни как деньги не накопит, он тоже мог запомнить этого странного… А как кинжал увидел, и началось: дайте посмотреть, дайте подержать! Детский сад! Пришлось прикрикнуть на него, напомнить, что это опасное оружие!.. Так то оно так, но что-то не в духе я был, жалею теперь, что погорячился. Пацан сразу же ушел, а Вера еще пару минут покрутилась, тоже поняла, что мешает, и попрощалась. Вот тогда то я и понял, что странный этот покупатель увлечен какой-то идеей, ведь увидев кинжал глаза его заблестели, как снег на солнце! Я конечно, как профессионал в продажах, начал цену набивать! – иронизировал сам над собой Петр Ростиславович, – рассказал ему про трудности, с которыми я столкнулся, когда его искал, когда вез. Потом сказал что такие покупки мы вносим в тетрадь, поэтому нужны его документы. Он, не долго думая, предложил две тысячи баксов, без записей в тетрадь, это меня устроило...черт!»  

Теперь хозяина магазина ножей мучила совесть, что ради прибыли он продал опасное холодное оружие подозрительному, да еще и похожему на гробовщика, типу. Петр Ростиславович пытался себя оправдать, что не за деньгами он погнался, а что хотел избавится от этого кинжала. Он его купил в состоянии куража любителя холодного оружия, так сказать поддался искушению. Ему казалось что «Nordic. Cold Steel» не реально мощный энергетически! Когда Петр Ростиславович вернулся домой, эта энергия стала пугать его своей холодной статью, эстетикой убийства, а вот такого с опытным продавцом ножей еще не случалось… и эта странность была уже в нем самом, а оправдание это было вовсе не оправданием.

Петр Ростиславович снова и снова в мельчайших подробностях прокручивал в голове расставание со странным клиентом: «он расплатился, еще раз демонстративно взглянул на лезвие, потрогал пальцем небольшой скол в основании клинка, как бы говоря, что он его заметил. Потом громко хлопнул кинжал в ножны и убрал его во внутренний карман плаща. Я ему: «Берегите себя!», а он уже у двери обернулся и произнес: «Вы правы, Петр Ростиславович, он создан убивать!»

 

II.

Подросток вышел из магазина, он был не столько обижен замечанием продавца ножей, сколько возмущен. Какой еще «детский сад» в том, что он хочет посмотреть кинжал, думал Костик. Как же это раздражает, когда взрослые общаются на равных – по взрослому, а потом предают фразами про детский сад! Косте было четырнадцать, и он считал Петра Ростиславовича почти другом, понимающим его мальчишечью страсть к ножам.

Юноша надел шапку и направился к себе во двор. На улице было морозно, и он торопился на встречу с другом. В соседнем квартале среди новостроек, мешался всем старый, облезлый трехэтажный дом. Он выглядел отвратительно на фоне новых, казалось, даже элитных высоток. Но Костя очень любил этот дом, с ним его связывала тайна, которая была открыта только посвященным. У первого подъезда на лавке сидел его друг Иван, который был старше Костика на два с половиной года и который посвятил его в эту тайну.

– Я сегодня опять в магазине ножей был! – здороваясь за руку с Иваном, произнес Костя. –  Ждал отца, он обещал прийти!

– Зачем?

Костик заулыбался:

– Я покажу ему нож, который хочу, чтобы он подарил мне на денюху!

– Ну и чё, он пришел?

Улыбка спала с лица подростка.

– Нет, его на работе задержали.

– Слушай, Кастет! Ты не обижайся, но твой батек уже год с вами не живет и ни в первый раз тебя кидает! Если будешь ждать все время, ни чего в этой жизни не добьешься!

– Он не кидает, он занятой!

– Да уж, бомбилы - народ занятой…

Они зашли за дом и остановились возле узкого отверстия, ведущего в подвал. Дом находился в удобном для них месте, около заросшего кустами (теперь из-за зимы голыми) забора детсада. Люди здесь не ходили, лишь некоторые из жителей ставили свои машины. Вот он, какой «детский сад!», подумал про себя Костя, машинально оглядываясь, проверяя, не наблюдает ли кто-нибудь за ними, и нырнул через узкое окошко в подвал. Это проверка была частью их будней, если говорить взрослым языком, частью их игр. 

Каждый раз процесс залезания и вылезания из подвала повышал в крови Кости адреналин, волнение, что поймают, добавляло в их подростковую жизнь некоего геройского ощущения. Спустившись в темноту, Иван сразу же закурил. Привычно топча битый кирпич и мусор, парни пошли в направлении своей комнаты, которую за этот месяц успели обжить. В подвале было тепло, от трубопровода парило, воздух был сперт, одновременно было и сыро и пыльно, а по коридорам бродил сквозняк, трепал паутину на стенах и бумажный мусор на земляном полу, но игнорировал сгустки затхлости в воздухе. Подойдя к большой ржавой двери, Иван вытащил из тайника ключ и отпер навесной замок.

– Давай в комнате не курить! – проговорил Костик.

– Боишься, предки спалят? – ответил старший и отдал ему сигарету, Костя затянулся, стоя у двери.

Иван прошел в темное пространство, и через секунду зажегся свет. Здесь было душно, курить в комнате и вправду было нельзя, дым бы не выветривался. Иван подошел к заложенному кирпичом окну и отставил один в сторону, в комнату зашел морозный воздух.

Всю комнату на две части делила тонкая труба, спускающаяся с центра потолка и согнутая параллельно к полу, уходящая через низ стены за пределы комнаты. На потолке были натянуты провода и удлинители, висело около четырех лампочек. Посередине комнаты рядом с трубой стоял обшарпанный кухонный стол. Возле стола, доска на кирпичах, служила лавкой. Возле стен находились несколько импровизированных лежанок - двери, брошенные на шины и одна голая с панцирной сеткой койка.

Косте и его друзьям-сверстникам всегда хотелось быть независимыми, и иметь собственное помещение, которое было бы «штаб-квартирой» компании. Родители считают своих детишек несамостоятельными и беспомощными, но они совершенно не знают, какие их дети на улице. Однажды осенью Иван предложил слазить в подвал обычного жилого дома. Костя часто задумывался, видела бы меня моя мама! Как они с Иваном в темном пространстве подвала, почти на ощупь лезли в электрощеток подключать свет. Как они несколько раз делали короткое замыкание, (аж пылала изоляция в щетке), убегали от страха, но потом возвращались. Этого родителям знать было строго запрещено!

Подвал стал их штабом, где собиралась вся компания. Каждый привносил что-то свое в обустройство комнаты. Кто-то принес замок, и дверь стали закрывать. Иван принес музыкальный плейер, парни подсоединили к нему небольшие динамики. На стенах висели плакаты с изображением мастодонтов рока, и репа. Потолок был изрисован и исписан копотью свечи. Это был подростковый андеграунд!

Иван нажал на плейер, заиграл иностранный рок. Парни скинули куртки и покидали их на койку у стены.

– Кастет, у меня для тебя подгон! – Иван достал из-под лежанки что-то, завернутое в тряпку. – Я еще в прошлый раз здесь запрятал, когда тебя не было. – он развернул, на руке лежала плоская железяка.

– Это заточка? – спросил Костя.

– Нет! Это почти нож, его нужно доработать! Ты мечтаешь о ноже, постоянно у этого Ростислава пропадаешь!

– Он Петр…

– Забей! Я тебе предлагаю самому нож сделать, чем ждать когда твой папаня снизойдет!

Костик взял лезвие, взвесил на руке, прицельно посмотрел на него, выставив перед собой.

– Слушай, а приятно сидит!

– Вот камень точильный, - достал из-под той же лежанки Иван. – Я лезвие в гараже на станке обработал, тебе осталось до ума довести! На полке изолента должна быть, можно рукоятку обмотать.

– Спасибо, друган. – дивясь такому подарку, проговорил Костя и сел за стол.

– Как сказал мой батя, подарив маме вместо пылесоса швабру, нет лучше подарка, чем сделанного своими руками! – они засмеялись.

Костик неловко провел лезвием о камень.

– Подожди! Не правильно ты делаешь! -  Иван взял лезвие и стал демонстрировать, по его мнению, правильную обработку. – Мне отец показывал, как что нужно, я с ним уже делал кустарные ножи!

– Кустарные... - с улыбкой повторил Костик, новое для себя слово.

– Мне батя рассказывал, они бывало в молодости, и ручку алюминиевой ложки вот об такую стену затачивали, – он махнул на голые стены комнаты, – или об угол железной шконки. Вот это уже заточка! Только ей еще надо уметь пользоваться! Ты понял, как нужно шоркать, попробуй сам. – Иван  передал камень и будущий нож хозяину.

Костя старался повторить движения Ивана, а тот довольный собой, продолжал говорить:

– Сначала формируешь остриё, потом переходишь на лезвие. Конечно, точить лучше всего на станке, но на камне тоже пойдет, некоторые вообще на куске строительной плитки точат.

Костя усердно водил пластину о камень.  

– Вот смотри! – Иван указал пальцем на лезвие, – если скос обуха заточен, он называется фальш-лезвием.

– Круто! – улыбнулся Костя.

– Пойдем в коридорчик, а то я не накурился!

Они вышли из комнаты и подкурили, Костя продолжал деловито крутить в руках железяку, Иван сел на кирпичи, положив сверху доску.

– Ты Высоцкого слушаешь? – спросил он.

– У отца в машине пару раз слышал.

– Ну и что думаешь?

– Мощь! Хрипом пробирает! Я только слов не помню, но что-то задушевное было.

– Вот как… А я у наших парней спрашиваю, они не понимают, что орет, что надрывается, хотя сами металл любят, там уж точно не понятно, что они - орут или блюют?!

– Ну тоже не везде.

– Это верно! – одобрил старший. – Единственное, что сейчас наши такую музыку не воспринимают, потому что думать не хотят!

– А что ты про Высоцкого то начал?! – буркнул Костя на наезды друга.

– А у него в песни есть слова, прям про нас, про детей XXI века!

– Да лан!

– Ты послушай! – Иван прохрипел, как бы настраивая голос на нужный лад, и в стихотворной форме зачитал:

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки Не досталось им даже по пуле В ремеслухе - живи да тужи! Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули - Из напильников сделать ножи!   Последнее слово он прокричал, оно разнеслось по катакомбам, парни резко притихли, прислушиваясь к шорохам подвала.

– Сильно… – прошептал Костик.– Это про детей послевоенного времени, я так понимаю.

– Вот ты, Кастет, умный пацан, все понимаешь, но ты посмотри по сторонам! Это и про нас тоже!

Костя ухмыльнулся, круча в руке нож, и, сплюнув, проговорил:

– Только я под танк не рвусь, я нож для другой цели делаю! - он затушил окурок о стену, кинул его в кучу мусора и вернулся в комнату к своему делу.

– Как же так?! – за ним зашел Иван. – Не ужели ты бы не хотел фашистов мочить как наши деды?

– Родился бы тогда, умер бы на поле боя!

– Почему бы умер, многие же вернулись?

– Я имею в виду, что жизнь бы отдал! Ну а как ты хотел, войну выиграли только потому, что солдаты живота не жалели, телами усеяли пол-Европы. Ну, думаю я бы сразу был убит, я худой очень!

– Не в этом дело, худой или толстый! – возмутился Иван. – Мне вот обидно, что я не в то время родился, как бы хотелось за Родину!

– Героем хочешь быть? – остановив лезвие на камне, спросил Костя, глядя Ивану в его взбудораженные глаза.

– А что такого? Да! Разве это плохо? Вот смотри, занимаюсь я спортом. Тренер у нас немного того, - Иван постучал пальцем по лбу, – сейчас хоть не пьет, но злой как черт! С ним каши не сваришь! Пацаны вокруг делятся на тех, кто, что слушает. Одни блатняк гоняют, тянет их тюремная романтика, мечтали бы они родиться под девяностые, думают, что по понятиям живут, а по сути своей - быдло, и ни чего святого у них нет, кроме как бы кого унизить. – Иван декларируя, возбужденно мерил подвал шагами, Костя же увлеченный ножом, лишь изредка поднимал на него взгляд и пожимал плечами. – Другие у нас слушают слабоумный реп, про накуриться, налакаться дряни - это теперь почетно! Надели шапки «два-два-восемь» и думают, отличились! Получается, что я ото всех отличаюсь, слушая Высоцкого! – Иван перевел дыхания, как бы вспоминая, что еще хотел сказать о наболевшем. – Нет, ты послушай! - он дернул Костика за плечо, – А девчонки в классе, у них на уме одни социальные сети, фотки, лайки, стервозные статусы! Теперь, чтобы стать среди них популярным, нужно не героем быть, а фотографом, точнее тупо иметь фотик крутой! Вот мне нравится девушка из класса, как мне ее заинтересовать?.. Фотоаппарат, что ль купить? Аж противно! А на войне, женщины понимали, что мужчина - защитник, его беречь надо и любить! – и тут Иван дал волю фантазии. – Я так и представляю, как выходим мы с ней из школы, а на нас движется рота фашистов! Я левой рукой ее себе за спину завожу, правой ППШ вскидываю и стреляю по врагам! Или меня раненного в госпиталь привозят, а она вокруг суетится с бинтами и думает про меня, точнее знает, что я герой! – Иван немного помолчал, возвращаясь от фантазий, и произнес, – Не то чтобы я имею в виду, как говорит мой батя, все вокруг пидарасы, один я д’Артаньян, - Костя засмеялся, а Иван серьезно добавил, – но что-то не так вокруг! Да ну их всех! Я когда в армию пойду, попрошусь на Кавказ…

– Блин, Вано, не думал я, что у тебя такие мысли в голове! – поразился Костя, застыв в изумлении.

– А что мир-миром, война-войной! – невпопад произнес подросток с удрученным выражением лица.

– Тебе реально войны хочется?

– Не хочется, упаси Господи! – совсем по-взрослому проговорил Иван. – Тянет, понимаешь? Я только в ней вижу смысл. Там враг, его нужно уничтожить! А в этой жизни, где смысл? Не понятно кто добра желает, а кто погубить хочет…

– Родные и друзья, они добра желают - это точно! – ответил Костя, продолжив шлифовать лезвие.

– Это конечно, но родные мне говорят, что нужно стремиться выбиться в люди, чтобы жить в достатке! А какой в этом глубинный смысл?

– Блин, у меня сейчас мозг взорвется, я еще не думал о таких вещах! Я вообще последнее время только на ножах зациклен…

– У каждого из нас свои ножи! – опять попробовал философствовать Иван.

– Мне говорят, что нужно учиться, в образовании вся сила… ну и смысл! – проговорил Костик.

– Ну, конечно, образование, ум, чтение книг - это все совершенствует человека, но для чего мы здесь?

– Да хотя бы для любви! – выпалил четырнадцатилетний подросток.

– Любовь?! А ты знаешь что это? – недоверчиво спросил Иван.  – И кого любить?

– Маму! – вскрикнул Костя и вскочил с места. – Ссс! Ай! Блин, зараза!

– Что такое?!

– Ладонь распорол!

– Покажи! – Костя раскрыл кулак, полный крови, рана была довольно глубокая, кровь закапала на пол. – Так зажми крепко. – Иван сдернул с плеера не длинный кусок провода. – Перетянем запястье, и домой давай!

Старшой быстро покидал нож и точильный камень под лежак. Они накинули куртки, отключили свет и закрыли дверь.

– Ты только пацанам скажи, чтобы не брали мой нож.

– Они и не найдут его! – ответил Иван, потом взглянув на сморщенное от боли лицо друга, добавил, – Скажу, скажу! Ты уже его кровью пометил!

– Ага!.. – криво улыбнулся Костик.

Они прошли по мусору в другой конец дома, где окошко было побольше. Пока вылезали, Костя опирающийся на Ивана испачкал его кровью. На улице было солнечно и морозно, раненый, отошел к забору, зачерпнул снег и приложил его к порезу, Иван тоже взял снег и стал стирать кровь со своего рукава.

Костин дом находился в соседнем дворе. Они шли быстро, Иван поддерживал друга за руку.

– Блин, что мамке сказать? – взвыл Костя.

– Что, что?! Зимой сложно, где порезаться. Скажи правду, что нож хотел замутить! А то батя обещает купить и не покупает. Вот мать-то ему ввалит, а не тебе!

– Слушай можно попробовать! Откуда ты все это знаешь?

– Опыт, сынок! – засмеялся Иван. – Как говорит мой батя, нет худа без добра!

Костя даже приободрился поверив в план, но возле самого дома занервничал.

– Блин, а закусить курево чем?!

– Вот чего нет, того нет! Все, братан, я сваливаю, вечером позвоню на домашний, расскажешь!

– Давай, спасибо тебе, Ванек! – жалобно ответил Костя.

Дома мама Костика, увидев кровавую руку сына, засуетилась, нервным голосом велела промыть рану водой. Сама достала бинты из шкафчика, перекись и йод.

– Как случилось? – строго спросила она, обрабатывая рану.

– Я пластину металлическую нашел, хотел нож заточить. Тсс ай!

– Так отец тебе же обещал подарить!

Костик ели сдерживал улыбку:

–  Так он опять не приехал, я уж не знаю, -  вздохнул он, делая расстроенный вид. – Решил сам сварганить. Тсс ай!

– Ты понимаешь, что от железяк всяких может быть заражение крови? – повысила голос мама. – Сварганить он хотел! Вообще позвоню отцу, запрещу покупать нож!

– Ну почему?

– Ты не умеешь обращаться с такими вещами,  это же холодное оружие!

– Блин, я же не играть с ними! – возмутился сын.

Мама молча перебинтовала руку и понесла на кухню медикаменты. Костя заглянул в комнату к старшему брату.

– Лех, я руку порезал…

– Что сильно? – брат сидел за столом, перед ним лежал чистый лист, в руках он нервно крутил ручку.

– Прилично! Ты что письмо пишешь?

– Типа того… Там что холодно? Иди чай попей с мороза!

– Пойдет морозец, я спросить хотел…Ты уже понял, в чем смысл жизни?

Алексей почесал ручкой лоб: не часто такое спрашивают.

– Мне кажется смысл заключается в наших желаниях…  в том что мы хотим!

– А как же любовь?

– Любовь - ведь это тоже желание… если ничего не желаешь и ни что и ни кого не любишь, значит, и смысла нет жить. Вот даже сейчас: тебе нож нужен, это имеет для тебя смысл. Не получишь, значит, сам сделаешь. Потом появится что-то новое… Смысл жизни в самой жизни… Понимаешь?

– Ага… - покачал головой Костик, вроде удовлетворившись ответом. – Пойду чай пить!

– Костя! – крикнула мама из кухни. – Скажи честно, курил?!

 

III.

«Я влюблен! Как можно описать это состояние? Любовь – счастье, эйфория, доброе сумасшествие! Но всё это когда ты любишь, и она любит тебя!

А у меня, я люблю, а она… она, не знаю?.. Ну то есть она не знает. Нет, конечно она меня знает, ну не то что бы прям близко, но мы знакомы. Она не знает, что я ее люблю!..

У меня мания! Я слежу за ней в сети, постоянно смотрю ее фотографии! Какая же она клевая! Она поразила меня с первой встречи! Я увидел ее в толпе, и среди многих лиц, ее лик был освящен чистым светом, истинной красотой.

Нина, ее так зовут! Вот такое имя… Оно прекрасно! Раньше я считал, что это имя старомодное, только бабушки остались его носителями, а тут познакомился с ней и это имя звучит для меня как музыка: Ни-на… - это имя молодости и красоты.

Конечно, я понимаю, не в красоте женской Любовь! Но я знаю, у нее добрый характер. И вообще она с характером девушка, а я таких уважаю. Мне нравятся сильные личности, а главное она не страдает нарциссизмом при такой внешности.

Скажу честно, я не знаю что такое любовь! Не подумайте, что я такой уж не зрелый, конечно, я встречался, да и сейчас встречаюсь с девушкой. Но любовь - это пока тайна для меня! Когда я встретил Нину, эта тайна стала мне открываться, мое сердце мне подсказало! От нее исходит постоянный ток, и я его чувствую!  

Когда я встретил свою теперешнюю девушку, ее зовут… (ай не важно!), это был просто интерес парня к девушке. Она мне понравилась, у нас были классные дружеские отношения, которые перетекли в более близкие. Но это не ток…

И вообще мы последнее время с ней «на ножах»… не из-за Нины! Ножи появились раньше. Иногда в отношениях наступает момент, когда либо в любви начинают признаваться, либо разбегаются из-за духовной не совместимости. Так называемая новая ступень! А мне уже не куда не хочется подниматься с Таней, мы тупо друг другу надоели.

А теперь я весь «на ножах» из-за Нины, точнее из-за тока! Поэтому решил сесть и записать свои мысли. Так советовали в одной умной передаче в инете. (Я телик не смотрю! …зачем я поясняю, ведь это только для меня?) 

Я пишу, чтобы выплеснуть напряжение! Я действительно нервен, нервный… я влюбленный, даже хорошо от этой мысли становится. Но вот от того, как же выстроить отношения с Ниной, меня в дрожь бросает! Я тут весь горю под электричеством, (ой бред..) ну и ладно, это мой бред, бред влюбленного! В общем, я люблю, а она – Нина - не любит… Она не под электричеством, не чувствует тока, у нее пустота ко мне … и вот это страшно! Ощущаю холод стального лезвия у ребер…вот так и хожу!..

Есть еще мысль, что был между нами импульс! Последний раз, когда мы виделись, она была очень приветлива, улыбалась мне. После этого еще больше думаю о ней. И кажется, если сейчас я ее не добьюсь, после смерти мне скажут: «Ты в молодости любил Нину, она предназначалась тебе, а ты ее упустил! Она мечтала об отношениях с тобой, а ты струсил!.. теперь знай!» И вот это вообще кошмар! …прожить с ножом к бочине, и в итоге наткнуться на него.

Нужно, что-то предпринять! Еще в умной статье читал, что для достижения цели необходимо писать план.

Первое!

1. Нужно прекратить старые отношения! Они тормозят меня, они причина негатива, который не способствует достижению цели. Ну и сама цель подразумевает этот пункт.

2. Общаться с Ниной (пригласить ее на свидание). Можно сказать ей, что мне нужна поддержка после расставания с Таней. Вот мысль продуктивная пошла! Завести с ней разговор об отношениях, серьезные разговоры девушки любят. И серьезных парней тоже!

3. Конечно, я понимаю, что нельзя говорить девушке, что любишь ее, на первом свидании. Это легкомыслие! Это испугает ее! Но если честно, не хочется ни чего выдумывать, а хочется просто признаться ей! Но я не дурак! Тем более я же написал, что не знаю что такое Любовь. Я просто чувствую ток, который так называю!

Вывод: стратегически выстроить отношения, и ухаживания за Ниной!

P.S. Получается, что смысл моей жизни сейчас - это Нина, даже не Любовь, а именно этот человек и его расположение ко мне. Если было бы иначе, довольствовался бы я безответной Любовью!»

 

Девятнадцатилетний юноша по имени Алексей поставил дату и подписался, думая о том, что ему понравилась делать подобные записи. Он перечитал написанное, улыбнулся какой-то пацанской, одобряющей улыбкой. Потом достал с полки том Достоевского, подумав, что в его семье никто не решиться читать подобное. С серьезным выражением лица юноша вложил лист со своими мыслями в книгу под названием «Идиот» и решил действовать по плану незамедлительно. 

Его подруга Татьяна жила не далеко от его дома, через пару кварталов.

«А вот Нина далеко живет. Танька близко, это все-таки удобней было», - рассмеялся сам себе юноша.

По пути он позвонил ей и строго сказал, что хочет поговорить. Таня на удивления юноши ответила приветливо, чего уже давно, по его мнению, не  было.

Он позвонил в домофон, приятный голос поприветствовал его:

 – Заходи, милый!

Юноша зашел в квартиру, Таня встретила его с улыбкой, вскользь поцеловала в щеку, губы он отвел.

– А у меня Нина в гостях! - проговорила она.

«Нина! Какая Нина? Аааа Нинааа! А у меня свежие носки?..»

Он прошел в комнату, Нина сидела за Таниным компьютером и щелкала фотографии.

«Красавица…»

– Привет, Леш! – поздоровалась с ним возлюбленная.

– Не ожидал увидеть… от куда вы с Таней знакомы?

– Так мы в одной школе учились! – пояснила Таня. – Чё не здороваешься?!

– Привет, Нин!

Нина улыбнулась и приветливо покачала головой.

«Как же мне нравится, как она смущенно улыбается».

– Милый, будешь кушать? – крикнула Таня из кухни.

«На публику играет!»

– Нет! Сыт!.. Спасибо!

– А я смотрю ваши фотки, - проговорила Нина. – Вы вместе, такие клевые!

Он тяжело вздохнул и сел на диван. Таня принесла поднос с чаем, но чашек было толь две.

«Вот овца, я от чая не отказывался»

– А о чем ты хотел поговорить? – начала Таня первая, наливая чай.

– Потом поговорим: у тебя гости!

– А я тебе кое-что хочу сказать!

– Может потом?! – немного нервничая, кинул Алексей.

– Да, Тань, может, без меня? – вмешалась Нина.

«Какая умница!»

– Нет, это и тебя, Нин, касается!

Нина смиренно сжала губы и еще больше уткнулась в монитор компьютера.

«Что ее может касаться в наших отношениях?»

– Ты спросишь, что ее касается в наших отношениях? Так вот, не знаю, поймешь ли ты, но надеюсь на твое благоразумие.

Леша обратил внимание, как Нина начала краснеть.

«Что происходит?!»

– Блин, ты меня знаешь! – продолжала подбирать слова Таня. – Я не люблю врать и увиливать. В общем нам нужно расстаться!...

«Ну хорошо, дальше что?»

– Что ты молчишь? – впилась в него глазами Таня.

– Продолжай! – равнодушно, но настороженно кивнул Алексей.

Таня глубоко вздохнула и выпалила:

– Мы с Ниной любим друг друга!… По-настоящему, понимаешь?! У нас однополая любовь! Только не называй это словом, ну тем самым… а то жители острова обижаются!

«Какого острова?.. какого черта?!!!»

– Что за дурацкие шутки? -  Алексей впился глазами в подругу. – Чё за ухмылка на твоем лице?

– Ну а как мне себя вести? – улыбнулась во весь рот Таня. – Просто у нас раньше…до тебя, были отношения!.. мы решили опять, ну ты понимаешь?

Нина, очень покраснев, сидела, уткнувшись в монитор.

– Нин, что она говорит?

– Это да…- пытаясь быть серьезной, не поворачиваясь, выдавила девушка.

– Вы шутите?

– Нет! – твердо ответила Таня

– Вы понимаете, что вам мозг дурят?!

– Никто нас не дурят!

– Вам же еще рожать, вы такие молодые! – прокричал Леша, а девушки взорвались смехом.

– Нам еще рано! – визжала сквозь смех Таня. – Мы нашли друг друга! А может мы в будущем, усыновим! – ее совсем понесло. – И будем с Ниной вдвоем воспитывать ребенка!

Она смеялась ему в лицо, и юноша уже не мог терпеть! Он встал: – Да ну вас! Это все растлевают вас!

– Да кто?

«Пидарасы!»

– Гомосексуалы, мать их! – крикнул юноша, пытаясь сдерживать пыл перед возлюбленной.

От этого слова, Таня еще больше рассмеялась. Алексей быстро вышел из комнаты в коридор, на ходу запрыгнул в ботинки, схватил куртку, чуть не свалив вешалку, и выбежал в подъезд.

– Подожди! – кричала, ухахатываясь, бывшая. – Давай все обсудим!

«!!!»

Молодой человек выбежал из подъезда и быстро зашагал со двора, ощущая на спине их взгляды с окна. Ему хотелось толи напиться, толи блевануть!

«Сука, Таня! Нинка мой ток, как же это? Чертов ХХI век! Врет сукатина! Не-ве-рю!»

Зазвенел мобильный, он скинул. Зазвенел опять, он опять скинул.

Через минуту пришло смс: «Мы шутим! Это розыгрыш! Честно! Прости!», через полминуты еще: «Вернись, пожалуйста!»

«Вот дура, унизила меня перед Ниной, вернись теперь! Как же Нина, могла так гнусно ей подыграть!»

Зазвонил мобильный, номер был Алексею неизвестен.

«С Нининова звонит! А хрен тебе!»

Он сбросил вызов.

«О, теперь у меня есть номер Нины! О, теперь у меня есть реальный повод психануть и порвать с этой латентной лесбиянкой! Блин, Нина может подумать, что я занудный и из-за розыгрышей могу на ножи все поднять! Ну она уже знает, что мы и так на ножах, что это последняя капля!»

Опять смс с неизвестного номера: «Это МЫ, возьми трубку! Плиззз!)))». И опять звонок.

– Да! – грубо ответил Алексей.

– Лешка, ну ты что так реагируешь! – закричала Таня. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, я же тебя люблю!

– Ты никогда не признавалась мне в любви, так далеко мы еще не заходили!

– Ну, я же не лесба, ты же знаешь! И Нинка тоже, у нее парень есть вообще! А я тебя люблю – правда! Просто мы еще не признавались другдругувэтом… тыкудапошел?

«Что? Я не понял?!»

– Давай всеобсудим… пошличайпить!..

– У Нины есть парень?..

– Приходи, Лешк…

– У Нины есть парень?!

– Ну, да! Они может уже поженятся скоро! Ты чтоправдаподумалчтомы?...

«Уже не так холодно от лезвия, уже тепло…»

 

IV.

По белой коже Карины ходила игла тату-машинки. Она лежала раздетая на животе, на белой кушетке. Чуть выше лопатки проявлялась кровавая, но уже почти красивая надпись Arseniy “18”. Она сама придумала шрифт письма, мастер только переводил. Карина лежала с закрытыми глазами и получала удовольствие. Боль чувствовалась и достаточно сильная, но девушка делала это не впервые и уже привыкла. Точнее как она объясняла сама, привыкнуть к такой боли нельзя, нужно уметь отключать мозг. Так как она умела это делать, процесс позволял ей не о чем не думать и отдыхать.

– Кто этот Арсений? – спросил тату-мастер.

– Мой возлюбленный! – пробурчала сквозь сон Карина.

– Ему что 18?

– Нет, у нас разница в 18 лет! – гордо, как само собой разумеющее, ответила она.

– Ни хрена! Ему сорок один штоль?

– Да! У нас разница как у Есенина с Айседорой Дункан.

– Есенин вроде не дожил да сорока, он что, с ребенком, что ль?

– Она была его старше, дурила! – возмутилась Карина.

Мастеру было лет 27, и за последние десять лет он прошел путь от беспризорника граффитиста до тату-мастера. Прозвище у него было еще со школы - Пьеро, из-за бровей домиком, потом он усилил образ, набив сам себе тату-машинкой слезу под глазом. На нем почти всегда была одна и та же старая, когда-то черная футболка, с когда-то яркой и прямой харей Кейта Флинта, вокалиста «The Prodigy», на которой он выпячивает язык, то ли, крича, то ли рыгая.

– А как вы с Арсением познакомились? – спросил Пьеро, меняя иглы на тату-машинки.

– Он спас меня! Летом еще. Был сильный ливень, я возвращалась пешком с корпоратива, конечно же, я была не в состоянии стояния.

– А что такси не вызвала?

– Я мобильник потеряла! Там вообще скандал произошел, я и ушла!

– Как обычно у тебя!

– Ну вот, иду я босиком, в руках туфли несу, вдруг машина рядом появляется -Volkswagen, «девушка подвести», ну я села и уснула! А он меня разбудить не мог.

– Не мог или не хотел?! – съехидничал Пьеро, не отрывая жужжащую машинку от тела девушки.

– Я реально в отключке была. Он к себе привез, у него сосед врач, тот осмотрел, глюкозкой кольнул и все!

– Чё - все?

– Ну с виду я вроде приличная, красивая девушка не бомжиха, не алкашка, только татушек много! Он решил меня у себя в квартире оставить, пусть спит, подумал. Просыпаюсь я в большой кровати, с глаз маску убираю, в комнате много света, все так красиво, мебель крутая, европейская!  

 – Везучая ты, Ка́рен! Прикинь, если бы какой-нибудь маньяк тебя бы подобрал? А хотя, глядя на тебя можно маньяком стать!

– Ой спасибо, Пьеро! – засмеялась Карина. – Он вообще человек очень хороший оказался, и красивый, статный! Он бизнесмен, продает нашим клиникам, заграничную медицинскую аппаратуру.

– Ты наверное его в галерею пригласила?

– Нет, он меня! Тогда в городе открывалась фотовыставка, он узнал что я к этому не равнодушна и пригласил меня. Приятно вспомнить, сейчас столько всего связывает с этим человеком, что даже думать не хочется, что когда-то мы были не знакомы. Он мне заказ сделал!

– Да ты что?

– Он уже в свой офис несколько моих картин повесил! Теперь хочет, чтобы я типа фирменный герб придумала.

Карина была молодой и даровитой художницей. Все началось, когда она в детстве впервые увидела по телевизору картины Энди Уорхола, и повторила, достаточно талантливо. Со временем, занимаясь в художественной школе, она выработала свой стиль. Потом она поступила в Академию на художника, но доучится, не смогла, то ли из-за рвущегося из нее великого таланта, которому тесно в академических стенах, то ли из-за своенравного, скандального характера, который не позволяет уживаться с педагогами и начальством. Теперь не от кого независящая, живя только поиском достатка и картинами, она снимала квартиру-студию и рисовала на продажу яркие абстракции и делала картины иллюстрирующие сюжеты книг великих писателей, которые не плохо покупались, читающим населением. Тот корпоратив, про который она рассказывала, был как раз празднованием ее первого крупного заказа картин.   

Одновременно с развитием ее художественных способностей на ее теле стали появляться татуировки, разные символы, абстракции, надписи. Своим личным символом она считала зеленое яблоко, оно было набито у нее слева, внизу живота. Наливное, глянцевое, отбрасывающее тень, с капелькой росы и листиком на верхушке. Все свои картины она подписывала Карина и ставила  маленькую зеленую точку с черным хвостиком сверху. 

Пьеро закончил татуировку, еще раз все начисто вытер, намазал чем-то жирным, прилепил скотчем полиэтилен, чтобы не пачкало одежду, и вышел из своей «процедурной». 

– И что же ты придумала? – крикнул Пьеро, Карина начала одеваться. – На гербе обычно ножи и щиты!

– Не обязательно!

– Он мужчина, у него бизнес серьезный, как без ножей?

– Обязательно должно быть что-то символичное. – размышляла девушка, – Я думаю, разрезанное яблоко, то есть его половинка, будет интересно.

– Везде ты свои яблоки суешь! Почему половинка?

– Его дело благородное - помогать людям в лечении! Мы разрезаем яблоко, половинку оставляем себе, а другую отдаем близким! Это символ щедрости и доброты!

– Ну ты молодец Карен, главное - объяснить!

– Нужно изобразить так, чтобы это было понятно без слов.

Карина, уже одетая, вышла из комнаты.

– Слушай, а какой мне герб придумаешь? – Пьеро повернулся к ней.

Он так развалился на мягком, крутящемся стуле, что лицо музыканта на футболке сохранило только дикие глаза и выпяченный язык.

– Твоя лохматая башка, а на лбу язык Кейта Флинта набит! – она ткнула на футболку.

– Слушай, прикольно! – кивнул Пьеро.

– Ладно, счастливо оставаться! – Карина накинув куртку, пошла на выход.

– Не забывай смазывать!

– Да пошел ты!

– Я про татушку! – засмеялся Пьеро.

У Карины было приподнятое, игривое настроение, она ощущала, что мир вокруг - это одна большая ее картина. Не так давно она подружилась с дочерью своего возлюбленного, Ниной. Эта светлая девятнадцатилетняя девочка ей очень понравилась, наверное, потому что Карина любила, когда на нее смотрят с восхищением.

Нину поражал нрав художницы, независимость и конечно же творческое мышление. Карина с удовольствием дарила Нине свои некоторые, небольшие, по ее мнению, работы. Нина была скромной девушкой и втихомолку училась у Карины бойкости. Больше всего Нину поражало, что ее отец, такой серьезный человек, тоже был очарован обаянием этой девушки. Нина не ревновала и даже не проводила аналогий с матерью, так как родители развелись, когда она была совсем маленькой. Она ловила себя на мысли, что рада, что такой человек появился в их семье.  

Хотя семьей отношения Карины и Арсения было назвать сложно. Она занималась творчеством, он бизнесом, встречались возлюбленные, то у него, то у нее, ходили по ресторанам и несколько раз уже ездили вместе за границу. О семье речи и не возникало, Карину все устраивало. Тем более, как считала девушка, ее художественная муза была ревнива, и жить с мужчиной она не могла, а может быть, еще не созрела.  

Нина все время спрашивала у Карины советов по поводу отношений с мальчиками. Она встречается с парнем в институте, но ей хотелось бы более зрелых отношений. И хотя ухажеров было много, все они казались ей не серьезными. Нина рассказала, что ей нравится парень, у которого есть подруга, но они постоянно сорятся. И Нина с подружкой по дурости разыграли этого парня, прикинувшись лесбиянками. Карина посмеялась, а потом строго сказала, что они идиотки, и если Нина хочет общения (которые выстроятся в отношения) с этим парнем, то должна позвонить и извиниться, и все у нее получится с ним (если, конечно, он не дурак)!

Карина так увлеклась новой подружкой, которую уже стала считать младшей сестрой, что начала брать ее на все свои тусовки и встречи с творческой молодежью города. Раз в неделю Нина стала возвращаться домой, очень поздно и иногда выпивши.

Если с дочерью возлюбленного отношения складывались у Карины добродушно и даже полюбовно, то с бывшей его женой все было сложнее. Насколько Нина была равнодушна к отношениям отца с другой женщиной, настолько мать Нины ревновала дочь к новой подруге бывшего мужа.

Однажды Карина привезла Нину вечером домой на такси и, к их общему удивлению, мама Нины после звонка дочери ждала их возле подъезда. Девушки поцеловались на прощание в губы, Нина, приветливо улыбаясь, вышла из такси и поздоровалась с мамой.

– Привет, – так же добродушно ответила мама. – Иди домой, я хочу с Кариной поговорить.

– Ой, мам, зачем? Ну не начинай!

– Вы же не откажите мне в разговоре? – спросила мама, открыв дверь автомобиля.

– Конечно же нет, присаживайтесь, здесь тепло.  – ответила Карина. – Нин, давай домой, созвонимся.

Таксист молчал, уткнувшись в телефон, делая вид, что его нет. Ему заплатили достаточно, чтобы он терпеливо ждал. Усевшись, мама немного поерзала на месте и после небольшой паузы проговорила:

– Я не знаю с чего начать… Мне хотелось бы знать, как вы познакомились?

Карина понимала, что женщину мучают отношения ее дочери с сомнительной личностью: так многие воспринимали Карину по ее внешнему виду и по резкой манере общения. 

– Когда я узнала, что у Арсения есть взрослая дочь, мне захотелось с ней познакомиться. – пожала плечами Карина. – Я пригласила ее на выставку, где участвовали и мои картины, разве она вам не говорила?

– Говорила! Я просто тебя не понимаю! – женщина нервно теребила в руках сцепку ключей, она пыталась себя сдерживать, но ее голос срывался на дребезжащий визг. – Зачем тебе дочь твоего мужчины, тебе до всего есть дело? Почему бы тебе не жить своей жизнь и не мешать другим?!

– Так, послушайте, мы с вашей дочерью хорошие подруги. Я ей зла не пожелаю, вас не дискредитирую…

– Ты зла ей не желаешь?! - перебила мать.  – Девочка, а ты вообще знаешь, что такое зло, а что такое добро?

Карина оттянула левый рукав, оголив татуировку в виде солнца на предплечье.

– Под ней шрам, его мне оставили злые люди, когда мне было столько же, сколько вашей дочери, потом я сверху набила это солнце - свет и тепло! Я знаю, что такое добро, а что - зло! И поверьте, вы не убережете своих детей от этого! Вы совершенно не знаете, какие они без вас… и не узнаете.

Женщина как будто брезгливо отвела взгляд от руки Карины.

– А что ты дружбой называешь? То, что вы пьете постоянно! Мне кажется, ты ей подбираешь одного из своих марсиан! – Карина улыбнулась, ей чертовски нравилось, когда ее или ее окружение сравнивали с инопланетянами. – Я сплю и вижу, что однажды моя дочь придет, а на ее теле не будет живого места, от ваших ужасных татуировок!

– Да прекратите! Она уже созрела, ее совершенно не волнуют символы на теле. Это я все дурью маюсь, она в этом плане взрослее меня. У вашей дочери стержень, и, будьте уверены, если она приведет к вам знакомиться марсианина, значит он достойнейший человек! И вообще она сегодня не пила, ей завтра на учебу.

– Я тебе поражаюсь, у тебя на все аргументы! Ты поймешь меня только тогда, когда у тебя появятся дети! – прикрикнула женщина. – Пойми я мать, и мне страшно за свою дочь, она стала другой!  

– Взрослеет, – сказала Карина и хозяйски крикнула: – Заводи!

Таксист кинул мобильник на консоль и завел двигатель, мама понимающе покачала головой и стала вылезать из машины.

– Ее стержень - это моя заслуга! – бросила мать, уже стоя на снегу.

– Да никто и не спорит, – проговорила Карина, и достала из сумки зеленое яблоко и протянула его из машины. – Вот это вам!

Женщина растеряно взяла яблоко.

– Карина, вы талантливая девушка, но моя дочь не из вашего общества!

– Чёт, мать, расизмом попахивает или марсианизмом! – то ли зло, то ли насмешливо проговорила Карина, резко забрала яблоко из рук матери и захлопнула дверь. Такси тронулось с места.

  Конечно, все не могло пройти даром, мама Нины позвонила Арсению и пожаловалась. Ее охватила истерика, ей казалась, что она теряет дочь. Что страшнее может быть для матери, чем думать, что ее дочь имеет человека ближе, чем она. А главное, что, по  мнению матери, этот человек опасен.

На следующий день Карина приехала в офис Арсения, по договоренности она должна была выслушать его пиарщицу, у нее были идеи по поводу фирменного герба. Но разговора на тему творчества не получилось. Как только Карина зашла в кабинет, она сразу поняла, в чем дело. Арсений был в тяжелом настроении. Он грузно опирался о стол и сопел, глядя куда-то в пустоту. Все, что касалось Нины, было для него болезненно. Его мучило чувство вины перед ней и чувство обиды, что он не отец, а спонсор своей дочери. Он полностью содержал ее и этим летом на ее день рождение подарил тур по Европе. Но ни приблизился к ней ни как родственник, ни как друг. Она вроде любила его, он это чувствовал, но совершенно не знал, как быть отцом, как быть другом, о чем говорить с подростком, как себя вести? И он понимал, что Нина так же не знает, как вести себя с ним, чтобы стать ближе. Когда они встречались, у них обоих складывалось неприятное ощущение, что они играют в дочки-папики. А папиком ему ужасно быть не хотелось.   

Отношения Карины с Ниной ему нравились. В своей голове Арсений оправдывал себя и возлагал надежды, что через Карину у его дочери возникнет интерес и к нему. Карину он не воспринимал как двадцатитрехлетнею, она казалась ему намного старше. Он знал, что она своим необычным, творческим видением мира знает о жизни больше, чем он в свои двадцать три, когда начинал бизнес. Но сейчас ему было сорок один, и ему казалась, что его возлюбленная слишком увлеклась рисованным миром и это мешает ей объективно воспринимать реальность. Еще он знал, что характер Карины вспыльчив и груб, что совершенно отличается от характера покладистой Нины. И поэтому он понимал опасения своей бывшей жены. Тем более он прекрасно знал, как Карина может довести до истерики, а вот с этим он хотел бороться.

– Ты что думаешь, что твое скандальное поведение - это свойство высокой души? – начал он очитку, подняв тяжелый взгляд. – Бред! Это просто высокомерие и злоба к людям! Скажи, как-то с пониманием ты могла отнестись к матери Нины? – Карина просто молчала, прижав к груди папку с эскизами, понимая, что мужчине нужно высказаться. – Зачем эти фокусы с яблоком, они ее до истерики довели? - он стал ходить по кабинету. – Я уважаю твое творчество, я помогаю тебе. Но нельзя терять чувство притяжения! Ты землянка, вспомни это! Такое ощущение, что ты живешь в нарисованном красками мире! Прекрати витать в космосе, иначе ты смешаешься с космическим мусором! – он замолчал, думая про себя, не перегнул ли.

Карина равнодушно швырнула папку, листы разлетелись по кабинету, она вышла из кабинета и пошла мимо стола секретарши к лестнице.

– Куда ты? – возмутился он. – Пожалуйста, соберите бумаги… - между делом кинул он секретарше и стал догонять Карину. –  Это ли не подтверждение высокомерия?!

Карина совершенно игнорировала его слова и спускалась вниз. Арсений продолжал:

– Ты не Ван Гог и даже не Малевич! Если хочешь добиться успехов в своем творчестве, нужно уметь работать с людьми!

Карина вышла на улицу села за руль автомобиля Арсения.

– Прокатимся? – спросила она, он сел рядом и равнодушно протянул ей ключи. – Я буду платить таким как ты, чтобы они продавали мои картины. – как бы отшучиваясь, проговорила Карина и стала выезжать на улицу. – Скажи, я тебе противна или напрягаю слишком?

– Пойми же, я бизнес начинал с нуля! - продолжал свою мысль Арсений. – Здесь нужно все предусматривать, нельзя одним творчеством жить, нужно уметь просчитывать ходы, иначе конкуренты растопчут! Ты знаешь, сколько таких как ты художников в городе?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – возмутилась Карина. – Уже и дочь твоя знает всех моих сильных конкурентов! Я далеко не Ван Гог, у нас вообще с ним стили разные, но чтобы рисовать как он или, как ты сказал, Казимир Малевич, нужно рисовать, много рисовать!

– Я говорю о том, что репутация художника делает его картины бесценными, а Ван Гогу она была не нужна, потому что он был сумасшедшим! – импульсивно бросил Арсений и буркнул себе под нос: – Гением…

Она проехала еще пару кварталов и остановила машину на обочине. Прижавшись к рулю, взглянула на Арсения.

– Я думала, ты о дочери хочешь поговорить, а ты обо мне да о работе, – как-то очень спокойно, в нетипичной для себя манере проговорила Карина (по-видимому он тоже имел на нее влияние). – Ты зациклен на делах, ты весь очень деловой и привык вести деловые разговоры. Ты тупо не умеешь говорить о семье… Ты настолько прижат к земле этим притяжением, что мира не видишь. Что ты называешь жизнью?! Один бизнес на уме, бумаги, встречи, партнеры, аппараты! Ты вообще когда по настоящему делал что-нибудь сумасшедшее? Ты когда-нибудь выходил за рамки своего человеческого расписания? – она показала в воздухе кавычки. – Например, когда по настоящему разговаривал с дочерью? Я витаю не в облаках, а чуть ниже, именно оттуда хорошо виден весь мир, который мне выпало запечатлеть на холсте. А у тебя риски горят! Ты думаешь, ты рискуешь? Коллегами или репутацией? По сути, ты не чем не рискуешь, потому что уже потерял главное - жену, дочь и меня прогоняешь! – он сидел молча, слушая, как его отчитывает молодая девчонка.

Карина вышла из машины и, хлопая дверью, бросила в воздух типичное для себя:

 – Воспитатель хренов!  

Арсений сжал губы и покачал головой, опустив окно, он как будто простонал:

– Карин! Ты куда?

– Пойду, кровь сдам, а то вскипела! – указала она на вывеску на здании клиники «День Донора». –  Нужно же землянам помогать! – засмеялась она.

Вот за это Арсений ее полюбил, она и была самым главным сумасшествием в его жизни, не вписывающимся ни в одно его расписание. Все, что она сказала, была правда о нем, и вроде отчасти он сказал правду о ней. А что касается сдачи крови, так это типично для нее: просто увидеть какое-нибудь интересное для себя объявление и сделать, что там просят не обдумывая. Арсению с его набитыми в бизнесе шишками любое свое решение приходилось взвешивать, а эта девчонка жила принципом здесь и сейчас.

Вдруг его умиление этой сценой закончилось, он вспомнил дочь, слова Карины, ему стало не по себе, и он решил поехать в бар, а потом спросить у Карины, что делать, как общаться с дочерью? Ему и правду надоело быть слишком серьезным!..

 Прошло несколько дней, Карина находилась у себя в квартире-студии, которая была заставлена вдоль стен ее картинами. Она сидела с кисточкой перед холстом и что-то импровизировала с разрезанным яблоком. После того как Арсений подарил ей новый, мощный обогреватель, художнице нравилось рисовать, сидя перед холстом, только в нижнем белье. Она объясняла это себе, что так лучше осуществляется воплощение духовного в материальное.

Рядом на специально приспособленном пюпитре стояла чашка с горячем чаем. Карина плавно водила по холсту кистью, на пальцах правой руки было набиты буквы ART W, а сбоку на запястье - белый с зелеными листочками цветок, возможно яблони. На правом плече красовались замысловато изображенная латинская фраза. На левом предплечье было солнце, внизу живота - зеленое яблоко, чуть выше левой лопатки - имя, на левом бедре - абстракция. И только Богу, было, известно, сколько их еще будет.  

После обеда зазвонил ее мобильный, номер был неизвестен.

– Ало, - ответила она.

– Здравствуйте, вы участвовали в дне донора, вам звонят из лаборатории. - проговорил строгий женский голос. – Мы просим вас приехать опять, нужно кое-что перепроверить.

– Еще крови моей хотите, ненасытные!.. – пошутила Карина, но ответная тишина дала понять, что ее шутку не оценили.   

– У вас плохие анализы, приезжайте, это серьезно…

Карина, стараясь думать, что произошла какая-то ошибка, быстро собралась и через двадцать минут была уже в кабинете врача.

– Почему вы решили сдать кровь? – спросил мужчина тридцати пяти лет с густой темной бородой, которая, по мнению Карины, прибавляла к его возрасту как минимум лет пять.

– Спонтанное решение, так часто бывает со мной!

– Вам нужно повторно сдать кровь! Возможно, у вас ВИЧ… Я вижу у вас татуировки, вы уверены что они делались чистыми иглами..? Выконтактировалисинфицированными?..

Карина вдруг почувствовала жжение внутри, вся спина ее горела. Она подумала, что ее Бог, который даровал ей талант, передумал и решил без остановки тыкать в ее спину ножами. Татуировки, каждая из них, воспламенилась и ощущались как ожог, как клеймо!

– Вы меня слышите?! – повысил голос доктор, Карина подняла на него свой растерянный взгляд. – У вас постоянный половой партнер?

– Да, уже больше чем полгода…

– А до этого?

– Я не вела беспорядочные связи, у меня были редкие партнеры, я всегда защищалась… – внутри у нее все задрожало, она смотрела доктору прямо в глаза.

– Вы уверены в вашем нынешнемпартнере?

ВИЧ, что мы знаем о нем, что это страшная Божья кара, что эта мучительная болезнь, ведущая к агонии и смерти.

– Девушка, послушайте меня внимательно! Вы уверены в вашем партнере?

– Да… Конечно!

– Нужно ему сообщить, он тоже должен сдать кровь.

Карина встала со стула, взяла бумажечку для рецептов и написала имя, фамилию и телефон.

– Позвоните ему сами, он ваш старый друг!

Доктор удивленно посмотрел в листочек.

– Арсений Павлович, ваш?..

– Мой! – проговорила Карина и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

– Постойте девушка, куда вы?! – доктор бросился за ней. – Остановите ее! – крикнул он, но растерянные медсестры не поняли, кого он имеет ввиду, ведь в коридоре было много людей. Доктор вытащил из кармана мобильный и принялся набирать с листочка.  

Прибывая в забвении, она вернулась домой, разделась до нижнего белья, села возле холста и взяла кисть. Рисование - вот что излечивало ее от всего. Ей нужно очистить свой разум, все взвесить и принять решение. Карина отхлебнула из чашки, стоящей на пюпитре, остывший чай, но ком в горле не отступил. Вдруг она поймала себя на мысли, что ее поступок выглядит не странно, а как-то не нормально, даже безумно. Узнать, что, возможно, у нее ВИЧ, убежать, не сделав повторный анализ, придти, раздеться и продолжать рисовать, кого она обманывает? Почему она не позвонила Арсению? Стыдно…

Ей стало очевидно, что она больна, даже без повторного анализа. Первое - татуировки, она делала несколько не у Пьеро, могли заразить, хотя и он тоже мог, ведь, как говорят, и на старуху бывает проруха. Секс пол года назад на том злосчастном корпоративе в гримерке с пьяным ведущим, мог заразить, значит, она заразила Сеню. Стыдно…

А что если… нет, он не мог! Он слишком серьезен, он слишком занят! Если бы у него кто-то был, она бы поняла, почувствовала, узнала… наверное?..

Карина отвела взгляд от пустоты, в которую всматривалась на холсте и подошла к окну. Зимний парк, как же он строг в своем облачении! От холода все потеряло контрасты, деревья стояли бледные и мертвые, людей практически не проходило под окнами Карины. Из живых существ она заметила лишь снегиря на дереве, наверное, он был приспособлен к морозу, раз не скрылся, как все остальные Божьи твари.

Арсений быстро приехал в клинику после звонка врача. Он нервно названивал Карине, но она не отвечала.

– Я ее привезу, вместе сдадим, – сказал он, глядя на бородатого доктора, его охватила внутренняя тревога. – Я ее знаю, может дров наломать.

– Арсений Павлович, это не все новости! – произнес врач. – Нужно еще все перепроверить, она так быстро убежала, возможно, она еще и беременна…

Арсений сорвался с места!

Volkswagen остановился возле подъезда Карины. Он выскочил из машины и, быстро шагая, через три ступеньки, поднялся на второй этаж, кинулся к двери, она была открыта. Он зашел в квартиру и увидел, что вся комната заставлена разными вариациями разрезанного яблока, символа щедрости и доброты.

– Карина ты здесь?! – крикнул Арсений и, осматривая всю студию, обратил внимание на нарисованную на стекле окна зеленым цветом окружность с хвостиком наверху, он подошел ближе и увидел через эту окружность Карину на улице, идущую в одном нижнем белье. Он кинулся вниз!

Девушка вышла из квартиры в том же виде, в котором рисовала и шла босыми ногами по снегу в сторону парка. Тысячи ножей, летающих в воздухе, оставляли на ее теле порезы, глаза слезились, теперь она точно не могла ни о чем думать, в таком мозг отключается и, возможно, отдыхает (хотя она уже не могла этого понять). Тело тряслось, и, зайдя в сугроб, она уже не могла дальше ступать и даже дышать. Только ножи, точнее плети с ножами на концах, ощущало ее тело, а мозг, он и в правду отдыхал, а душа… она уже не могла понимать. 

Быстро забежав за дом, Арсений скинул с себя пальто, подбежал к девушке, бережно завернул ее в пальто и понес в машину, которая так и стаяла заведенной.

– Глупенькая, моя девчонка, испугалась… ну почему ты сразу мне не позвонила? – причитал мужчина. Он вместе с ней залез на заднее сиденье автомобиля, включил на всю мощность обогрев, достал из бара коньяк и стал обтирать ее тело - грудь, спину, ее окоченевшие ноги. 

– Я очень, очень глупая… - произнесла художница в полудреме, трясясь всем телом.

– Я подумала, если я сейчас умру, как же я предстану перед Богом в таком виде. Он послал меня на Землю чистую, дал мне красивое тело, ум, талант художницы, а я все испортила. Мне так стало стыдно… за свои татуировки и за все, за всю грязь в которой я измаралась…

Сильные мужские руки изгоняли из тела девушки холод, и она почувствовала, как щипит от коньяка ее свежая на спине татуировка Arseniy “18”.

 

V.

Ножи коньков царапали лед. Макс держался за борт и глядел на веселых фигуристов-любителей немного растерянным взглядом. Пока он отсутствовал несколько лет, в городе построили Ледовый дворец. Ему казалось, что эти беспечные люди совершенно не имеют проблем либо они оставляют их за бортом ледовой арены, так как Макс не видел ни одного смурного, злобного лица, только веселые, восторженные, и максимум, напряженные, старающиеся не упасть. Он уже почти год в городе и только сейчас понял, что есть места, где можно хоть не надолго забыть о суете сует. Все-таки мудрый человек пригласил его сюда, подумал Макс. Все-таки здесь приятнее встретить судьбоносное для себя решение, нежели в темной комнате возле телефона давиться сигаретами.

Два дня назад Макс стоял на шоссе и ждал важную машину. Вечерело. Выглядел он мрачновато, то ли оттого, что дико замерз, то ли оттого, что черный, шерстяной плащ ему совершенно не шел, в нем он выглядел как гробовщик. Больше, чем плащ, от холода спасал толстый вязаный серый шарф на шее. Макс переминался с ноги на ногу, прижимая к себе кожаный коричневый портфель, он не знал, какая машина за ним приедет и смотрел, не отрываясь в одну сторону, через несколько минут он понял, что это Land Cruiser. Черный внедорожник подъехал с небольшим опозданием, хотя, возможно, это Макс прибыл на обозначенное место раньше, он замерз и не хотел лезть в карман за часами, да и не было необходимости сверять.

По его мнению, в своем портфеле, он скрывал козырь - стальной кинжал с целой историей воин. Символ, которым он вправе вершить справедливость. Он видел себя знаменосцем, и клинок этот являлся завершением его ледяной руки, поднятой вверх для призыва к атаки. Последний год Макс работал, добиваясь встречи с нужным человеком, к которому его везли, а для этого нужна была репутация. За этот год у Макса сложилась репутация борца за справедливость. Он отсутствовал в городе четыре года по решению областного суда, был местах достаточно отдаленных географически и теперь пытался доказать, что был осужден незаконно.  

Все началось намного раньше. В студенческие годы Макс принимал активное участие в деятельности молодежного политического движения. «Молодая опора!» - так их называли с трибун тогдашние депутаты губернской думы. Деятельность Макса в «опоре» складывалась достаточно удачно: он проявил себя как лидер и даже руководил несколькими акциями в поддержку губернатора на выборах. Макс учился на юридическом и был увлечен своей специальностью, поэтому параллельно с общественной деятельностью работал в юридической конторе. После выпуска он отошел от молодежной политики, не только потому что с головой погрузился в трудовую деятельность, но и потому что стал понимать, что реальная жизнь достаточно пятнистая, нежели официальная биография политической жизни губернатора области.

А кардинально жизнь Макса изменилась, когда однажды солнечным летним утром в их юридическую контору обратился предприниматель, чью фирму пыталась поглотить крупная бизнес-структура. Макс, считавший этот случай своим первым, за несколько лет, серьезным юридическим делом, рвался в бой! Самое главное им двигало желание осветить темные схемы власть имущих, которые были замешаны в этом деле. Он стал понимать на сколько был темен и наивен в студенчестве и теперь желал, чтобы слепые прозрели, а глухие услышали! Но вот прорежется ли голос у немых - он знать не мог! Да и дадут ли им сказать? Тоже не знал!  

В течение года он открыл схему, по которой по сфальсифицированным обвинениям отнимался бизнес у предпринимателей. И вместе с клиентом подготовил иск на одного из сотрудников прокуратуры. Но в течение следующих полгода на него и его клиента было заведено уголовное дело по статье мошенничество. А еще через год вся его маленькая адвокатская контора была закрыта. Юному юристу забили рот бумагами с его же писаниной и отправили на этап. А его мать корила и обвиняла себя в том, что воспитала в сыне обостренное чувство справедливости!

 Злость и обида Макса были переведены им в его голове в хладнокровие души и разума. Им двигала месть, которую он считал благородной. Он понял, что его враг – это целая система, и именно она указала на смысл его жизни. И в течение года после освобождения Макс набрал команду людей преданных этому смыслу.

Land Cruiser заехал в дачный поселок и въехал на территорию, огороженную забором, к небольшему (в сравнении с другими элитными дачами) двухэтажному дому.  Здесь было много света от фонарей, уличных бра, новогодних гирлянд. Снегом был укрыт сад возле дома. Макса проводили в дом. Перед его взором открылся большой холл, с мягкой мебелью и камином, он снял шапку и провел рукой по волосам, поправляя белый локон на челке, а другой рукой прижимая к себе портфель со стальным «козырем» внутри. К нему навстречу вышел хозяин дома, человек сорока лет в белом с длинным горлом свитере и протянул Максу руку.

– Арсений Павлович.

– Макс! – отчеканил гость.

Арсений Павлович, улыбаясь, покачал головой и пригласил его присесть на диван за журнальный столик, сам сел в кресло. Домработница принесла им чай. Макса немного потряхивало, озноб не прошел, хотя он согрелся еще в машине. Возможно, это было от волнения.

Макс с детства считал себя избранным и никогда не комплексовал по поводу своей белокожести и белого локона на челке. Его родители с  малолетства внушали ему, что он рожден для особой миссии. И вот теперь он понимал, что стоит на пороге своего предназначения, и от этого его потряхивало.

Как здесь тепло и уютно, восклицал он про себя. Ему не хотелось торопиться, а хотелось, согреется, и собраться с мыслями. Он множество раз, проводил эту беседу у себя в голове, и теперь нужно было, всего лишь начать разговор так, как он запланировал.

– Не будем торопиться, – проговорил Арсений Павлович. – На улице морозно, попейте чаю. К сожалению, не мог встретиться с вами в офисе.

– Это ничего! – Макс вспомнил, что хотел начать со слов благодарности, и поставил чашку. – Благодарю вас, что не отказали во встречи.

– За вас попросили люди, которым я доверяю. Но главное - это ваша репутация.

На эти слова Макс мог только смущенно улыбнуться. Он полез в портфель и достал, папку с документами.

– Мы подготовили документы и кое-какие материалы по поводу партии.

– Партии? -  переспросил бизнесмен. – Я думал, у вас протестное движение, оппозиция.

– Да, но мы хотим протестовать против уклада системы с Думских кресел, нежели с морозных улиц.

– Да уж, у них там пластиковые окна, с улицы не докричишься.

Шутит, подумал Макс, это хорошо. Вообще складывалось впечатление, что этот влиятельный бизнесмен на его стороне.

– Наше движение - пока движение - носит символическое название «Ветер».

– Так сказать, ветер перемен, – проговорил бизнесмен с некой иронией в голосе.

Молодой человек с ухмылкой кивнул головой и еще раз полез в портфель, но потом передумал, выпрямился и громко, как-то нервно, но в тоже время деловито произнес:

– Мы планируем организовать митинги, перед выборами в думу! Чтобы народ немного раскачать! В нашей команде много политзаключенных, как я! Эти люди на собственно шкуре испытали голод системы, и как не щадит она в поисках наживы.

– Без пафоса, - спокойно, но строго проговорил бизнесмен. – Не нужно меня обрабатывать.

Его и впрямь не нужно было обрабатывать и рассказывать, как устроена жизнь. Точно было неизвестно, о какой системе говорил, этот молодой человек, но Арсений Павлович прекрасно помнил, какие унижения он претерпел, создавая свой бизнес. Он помнил, как сопротивлялась та система новому участнику, который претендовал на долю в рынке и с которым она не желала делиться. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как он начал свое дело и первые восемь лет были адом, а вторые десять - выходом из него. Только сейчас он оброс связями и уже не разрывается на право и налево взятками. Неизвестно, что было сложнее: копать лопатой Суэцкий канал из Средиземного в Красное море или строить международный бизнес-канал из России в Европу и обратно.

Система всегда противится внедрению из вне, она плодится внутри себя почкованием и не впускает чужеродные элементы. Так как первое образование у Арсения Павловича, было медико-биологическим, в его голове возникли такие аналогии. Дочерние особи формируются из выростов тела материнского организма - почек. У ряда животных почкование не доходит до конца, молодые особи остаются соединёнными с материнским организмом, и в ряде случаев это приводит к образованию колоний. Мучительно долго эти колонии мешали ему доказать, что он (чужеродный элемент) имеет право быть частью этой системы. И после этих мыслей ему вдруг стало противно, что он сравнил свои стремления и деятельность с жизнью простейших микроорганизмов.

– Напомните, сколько вам лет? – спросил он у Макса.

– Тридцать три! – гордо ответил тот, не скрывая восторга от символичности своего возраста.

Арсений Павлович улыбнулся, отеческой, мудрой улыбкой, какой обычно учителя-наставники умиляются пройденным, обычным моментам жизни, которых достигли их ученики. Он смотрел, как этот юный бунтарь собирается с мыслями и пытается начать разговор так, как он репетировал, и Арсений Павлович, понимал, но уже не мог вспомнить, из-за чего это так сложно сделать. Все-таки есть что-то в этом парне, подумал бизнесмен. Внешность, конечно, странная, но не отпугивающая. А по манере держаться чувствуется уверенность, есть в нем стержень или даже клинок… но его следует заточить.

В тридцать три Арсений Павлович мечтал отомстить системе за годы мучений. Но с опытом притерся, стал толстокожим, принял реальность такой, какая она есть, и утратил мятежный дух. Он оправдывал себя тем, что прошел процесс, посредством которого выживают обладающие максимальной приспособленностью, наиболее сильные особи. Solum fortis superesse – Выживает сильнейший! Он доказал это системе и стал ее полноправным участником. Но сейчас ему предлагали не просто вспомнить мятежный дух молодости, а возглавить протестное движение!

Блуждая в своих мыслях, Арсений Павлович слышал лишь обрывки того, что говорил Макс, но все же, он очень хорошо понимал суть, которую ему пытались донести. Он вдруг подумал, что пришло время другого поколения, и им нужно все здесь и сейчас. Это молодой человек, называет себя борцом с системой. И, наверное, совсем не понимает, что система – это и есть вся его жизнь! Арсений Павлович помнил, что, пока он не привел свою жизнь и бизнес в некую последовательную схему, где все работало на достижение цели, пока он не откинул все лишнее, тормозившее его, жизнь не заработала. И он вдруг стал понимать, что ему предлагают бороться не с какой-то там мифической, абстрактной системой власти, которая всем не дает жизни, - ему предлагают бороться с самой системой жизни, с его зоной комфорта, которую он так облюбовал. Заставь сейчас его старых партнеров запустить новые рискованные схемы, заклюют! Зачем куда-то лезть или что-то менять, когда и так все хорошо работает? И все они опытные, мудрые, сытые аксакалы, знают жизнь и хорошо понимают, что бороться с системой - невыгодно и бессмысленно… Но передним сидел голодный, молодой и сильный индивид – вирус, видящий бессмысленность лишь в сытой мудрости. И вообще, заключил для себя Арсений Павлович, все новое поколение - вирус, меняющий, модифицирующий среду в которой он появляется.

Совершенно не давно переживания Арсения Павловича о прошлом и настоящем были стерты сообщением о том, что возможно у него нет будущего. Что возможно он и его любимый человек больны, страшной, неизлечимой болезнью. Его девушка из-за сильного нервного потрясения вышла на мороз раздетой…

Арсений привез Карину в больницу, ее определили в палату и взяли кровь на ВИЧ, туже процедуру прошел и он. После чего его попросили подождать. Даже деньги, связи, (и то, что эти аппараты для исследования крови привезла из Германии и установила фирма Арсения Павловича) не могло убыстрить время, и ему пришлось ждать сутки до получения результатов. Карина уснула, и Арсений вышел из клиники и направился к прибольничному храму. Он остановился возле него и взглянул на купола и кресты. Арсений не боялся заходить, он боялся, что его начнут о чем-то спрашивать. Ему хотелось помолиться, но внутренняя дрожь не позволяла ему собраться с мыслями. И тут он подумал, что молился за эти годы всего несколько раз, когда крупно рисковал в бизнесе. Как же это нелепо, подумал он, Господь получил от него всего несколько молитв, которые были совершенно пусты перед риском, который он пытался замолить теперь! И он вспомнил, что эти редкие молитвы всегда получали ответ, только сейчас он понял, что они все имели смысл и действие. Но он никогда не благодарил Бога за успехи, он всегда думал, что это его личная заслуга. Арсений, перекрестился, поклонился храму и произнес:

– Спасибо, Господи, за всё. Помоги пережить эти сутки, эти минуты-ножи…

Следующие часы он провел в больничной палате рядом с Кариной и к обеду следующего дня им объявили, что у обоих ВИЧ – отрицателен. Карине поставили диагноз воспаление легких, что в сравнение со страшной болезнью звучало положительно.

Доктор кивнул головой Арсению, и это был сигнал.

– Карин, - осторожно произнес он, держа ее за руку, – Есть новость…

– Доктор подал тебе сигнал?..

– Ты и я скоро станем родителями.  – улыбаясь, сказал Арсений.

У Карины потекли слезы, она откинулась на подушку.

– Я уже хочу нарисовать малыша…

– Я тебя люблю, - прошептал он. – Я обещаю, что буду хорошем отцом и не позволю тебе, сумасшедшей, воспитывать ребенка одной.

Карина  рассмеялась сквозь слезы, Арсений поцеловал и обнял ее.

– Все ни как у людей, - проговорила она, – даже о том, что я беременна, узнаю, от своего мужчины...

Для Арсения Павловича все это было реальным потрясением и поводом пересмотреть свое бытие, и скорее всего, все эти события сделали его кожу более чувствительной к окружающему миру.

Возвратившись от своих мыслей, Арсений Павлович, с прищуром посмотрел на собеседника, потом встал с кресла и подошел к камину.  Он открыл стеклянную дверцу и стал кочергой шебуршить головешки. – Я все понял, - обратился он к Максу, – Я изучу ваши материалы…

Макс, немного озадаченный, думал, что же еще нужно сказать. Правильно ли его поняли, все ли верно он изложил? Складывалось впечатление, что его не совсем внимательно слушали. Может, он приехал в неподходящее для этого разговора момент. Макс перебирал в голове варианты, а потом резко вскочил с места и выдернул из портфеля кинжал, ножны с грохотом упали на паркет. Арсений Павлович резко обернулся и удивленно уставился на Макса с оружием в руке.

– Вот наш символ! – восклицательно сказал Макс.

Арсений Павлович вздохнул, опять улыбнувшись улыбкой наставника, и мысленно насадил на кинжал яблоко, так бы, наверное, предложила Карина.

– Вы думаете, этим вершится справедливость?

– Думаю, против системы, нужен холодный и острый ум! – ответил твердо Макс. – Я знаю, что вы коллекционируете ножи, я бы хотел подарить его вам. – Макс поднял с пола ножны, вставил в них кинжал и протянул бизнесмену, тот не взял, а глазами указал на стол, Макс растерянно положил кинжал.

– Мне необходимо время на решение, – сказал Арсений Павлович. – Послезавтра, вечером, в семь, мы со старшей дочерью идем в Ледовый дворец кататься на коньках, приходите со своей девушкой, там я скажу ответ, – он подкинул в камин головешку. – А если я откажу, получается, вы зря потратили тысячу долларов на кинжал?

Макс пожал плечами, подумав, что переплатил.

– Если откажу, верну его вам! – ответил на недоумение Макса Арсений Павлович. – Вас отвезут!

 

– Макс! Ты что задумался?! – воскликнула его девушка, толкая его в спину, он стал медленно катиться.

Он вдруг очнулся от размышлений и побежал вперед:

– Догоняй!

Вдруг его догнал человек в ярком спортивном костюме.

– У вас неточный осведомитель, я не коллекционирую ножи, после катаний верну! А в остальном я согласен, с вами свяжутся!

Макс сначала напрягся, но услышав последние слова с улыбкой кивнул в ответ.

– Что это за человек? – к нему подъехала его девушка.

 – Скоро все изменится!

– Вокруг или в нас? – вопросила девушка, а Макс доверившись конькам, беспечно покатился к центру арены, поглощенной звуками царапающих лед ножей. 

 

VI.

Погода была прекрасной - мороз и солнце! Русские люди в такие дни любят устраивать либо народные гуляния, либо митинги. Площадка у Ледового дворца собрала народ. Толпы митингующих махали патриотическими флагами и кричали острые речёвки в адрес власти. Волонтеры от оппозиции угощали народ горячим чаем и подбадривали людей в их недовольствах.

Нина от холода переминалась с ноги на ногу, лицо ее закрыл шарф. Она переживала, что отец или кто-нибудь из его фирмы может ее заметить. Ведь папа попросил не приходить на митинг, но она не могла устоять перед искушением, увидеть его в новой роли.

Народу становилось все больше и больше, и в течение получаса, людское море заполнило все пространство вокруг Нины. На деньги ее отца были приглашены и привезены из столицы оппозиционеры из числа знаменитых музыкантов и актеров, многие в толпе пришли именно ради того, чтобы посмотреть на кумиров. На специальной сцене митинга, стоял Макс и кричал в микрофон, рассказывая свою мученическую историю. Потом пел знаменитый музыкант, и высказывались артисты.

Когда Нина узнала, что ее отец организует митинг в поддержку молодого политического движения, она не поверила своим ушам и подумала, что он сошел с ума! Раньше он не участвовал в жизни города, не помогал ни благотворительным фондам, считая что и так достаточно делает клиникам и больницам скидки на медицинскую аппаратуру. Не помогал молодым бизнесменам, говоря, что если у них есть желание и они сильны духом, то добьются высот сами. Ссылаясь на то, что никто и никогда не помогал ему! Он часто говорил про молодых, что не понятно, что из них получится, к чему идет это новое поколение и что оно может создать?..

Дочь была не единственным человеком, кто заметил изменения в характере и поведении Арсения Павловича. Но она была единственной, кто больше всех ждал именно таких изменений. Он перестал откупаться от отношений с ней, он стал проявлять живой интерес к ее жизни, искренне пытаясь дружить. Он стал родным, и теперь ей хотелось постоянно видеть и общаться с папой. Нина избавилась от чувства смущения перед ним, теперь она чувствовала себя дочерью, чувствовала, что его дом - это и ее дом.

Арсений изменился не только по отношению к дочери, но и по отношению к ее матери. Раньше он вел себя спесиво и равнодушно, подчеркивая своим поведением, что их объединяет только дочь. Но теперь напряжение между ними исчезло, он стал открытым и приветливым. У него как будто в одночасье открылись глаза, и он понял:  чтобы дружить с дочерью, нужно и дружить с ее матерью. Нельзя разделять семью и нельзя делить любовь на куски, раздавая кому-то больший, кому-то меньший, а кого-то и вовсе обделяя.

И вот теперь кульминацией его преображения стало то, что он согласился поддержать оппозиционное движение, спонсировал организацию митинга, привез знаменитостей! И Нина понимала, что все это ради того, чтобы выйти из собственного закрытого мира, чтобы начать новую жизнь.

Наконец она дождалась, к микрофону пригласили организатора митинга, ее отца. Она даже почувствовала, неловкое волнение, холод пробирал ее тело. 

– Я однажды посадил дерево – яблоню! – проговорил отец со сцены, постепенно возвышая голос. – Я берег ее от морозов, от крыс и мышей, от ног прохожих! Но сказали мне они: не затопчем твое дерево, если отдашь нам ее первые плоды! И согласился я, ибо знал, что в этом дереве вся моя жизнь… Но обманули они меня и взяли не только первые плоды, но и последующие, оставляя мне лишь одно яблоко. Но я продолжал беречь и удобрять свое дерево, оно окрепло и выросло большим, и нельзя было его уже затоптать, и много друзей моих стало питаться плодами моего дерева, и стали они помогать, защищать его! И в один прекрасный день мы отказали системе! – из толпы послышались одобряющие возгласы. – Символ нашей фирмы - это половинка яблока! Потому что за годы труда мы поняли, что, имея даже одно яблоко, мы можем поделится им с родным человеком! – народ взорвался аплодисментами и восторженными выкриками.

Слова отца потрясли Нину. Она поняла, он не сошел с ума, он поверил в молодых, и он хочет, чтобы им было хоть чуточку легче жить. И она была поражена, как бойкая молодая художница изменила ее отца и как любовь уничтожила принципы, которыми он жил!

– Я ждал это время, и вот это время пришло! – проговорил в микрофон Макс. – Те, кто молчал, перестали молчать! – толпа закричала, Макс продолжил что-то говорить, но вместо слов все услышали заикания, и микрофон отключился.

В звукорежиссерской палатке появились люди в погонах и без объяснения причин стали отключать аппаратуру. Толпа начала волноваться и ходить из стороны в сторону. Теперь у нее появился реальный, физический объект ненависти. Митингующие со сцены призывали сохранять спокойствие, Макс кричал в мегафон, чтобы народ не поддавался на провокации. Но искушение было сильнее этой замершей и злой толпы. Народ рванул вперед, крича: «Бей холуев, системы!»  

Началась давка! Нину чуть не сшибли с ног, она успела схватиться за рукав рядом стоящего мужчины. Никто не мог контролировать свои движения, ноги под тяжестью толпы не слушались, людей тащило, то в одну сторону, то в другую.

– Дайте выйти! – закричала Нина, вдавленная в чье-то плечо.

Толпа перекрикивалась озлобленными голосами:

– Осторожно!

– Не толкайтесь!

– Отвалите, уроды!

– Прекратите же!

Полиция сужала кольцо оцепления. ОМОН кинулся на сцену, пытаясь схватить Макса, но прозорливый Арсений Павлович увел его в сторону. Они скрылись за сценой, а знаменитый музыкант встал перед бойцами, защищая организаторов.

– Вы не правы! – кричал он. – Что вы делаете! Посмотрите, что с народом творится!

Не обращая на эти возгласы ни какого внимания, и как будто не замечая кумира миллионов, бойцы ОМОНа стали хватать участников митинга и стаскивать их со сцены. И в итоге, через несколько минут, музыкант остался на сцене в совершенном одиночестве и что есть мочи заорал:

– РО-одина! Еду я на Родину!

Нина с трудом протискивалась между людьми, паника охватила ее, она готова была разреветься. Вдруг к ней под ноги упала женщина, Нина стала ее поднимать и, срываясь на истерику, закричала:

– Помогите же! Кто-нибудь!

К ним кинулся парень, он быстро поднял женщину на ноги.

– Уходим! – крикнул он. – Держитесь за мной!

– Я не уйду! – громко ответила женщина. – С нами правда!

Юноша схватил Нину за руку.

– Леша?! – проговорила она.

Молодой человек выводил Нину из толпы, расталкивая людей, за ними выстроилась целая цепочка, желающих уйти. Вдруг толпа в очередной раз дернулась вперед и сжалась между Ниной и ее спасителем. Руки их отцепились и людская волна потащила Нину обратно.

– Леша!!! - она повалилась на снег.

Юноша обернулся и узнал свою возлюбленную, весь хаос вокруг него словно застыл, Алексей не мог поверить, что это она… Нина! Последние несколько недель он пытался выгнать ее из своей головы. Его мысли были похожи на столпотворение тысяч с лицом одной девушки, и он пытался пробиться сквозь них, но в какую бы сторону ни рвался, везде видел только ее глаза. Алексей, сам не понимая того, пришел на митинг протестовать против своей безответной любви, против шуток с любовью, что для влюбленного сродни шуткам со смертью, и против той, которая оккупировала всю его душу.

Но теперь, видя ее слабой, нуждающийся в нем, он пытался прорваться к ней, толкая теснившихся перед ним людей, чтобы спасти ее. Наконец Алексей прибился сквозь людское месиво, поднял Нину со снега и понес на руках сквозь толпу, крича:

– Разойдитесь! Девушке плохо!   

Нина прижалась к его груди и поняла, что он ее герой, именно тот, в кого ей хочется влюбится, и она тихонько повторяла:

– Мне уже лучше, мне уже лучше…

Людское море штормило изо всех сил! Люди тоже стихия, думал про себя музыкант, спрыгивая со сцены в толпу, как с пристани в бурную воду. Женщина, которая ни так давно успела поваляться под чужими ногами, кричала до хрипоты:

– Развернитесь! Опомнитесь, вы же тоже народ! – и было не понятно, кому она кричит, но потом рядом стоящие люди поняли и поддержали ее:

– Развернитесь, менты! Развернитесь!

Но оцепление сужалось все плотнее и плотнее, а сотрудники полиции, выдергивали по краям людского моря самых активных протестующих, словно подрезали рыбу.

Разделившись на группы, люди из толпы бросилась от Ледового Дворца в сторону города, направляя свой гнев на торговые ряды, магазины, отдел банка, и прочее, что являлось частью той системы их обыденной жизни, с которой они хотели бороться. Люди вдруг в одночасье возненавидели все, что их делает обществом потребления. Они прошли ураганом, не оставляя в зданиях офисов и бутиках не единого стекла, а от ларьков оставляя лишь гнутые каркасы.   

VII.

Шестнадцатилетний Иван бежал в толпе взрослых мужчин, озираясь по сторонам. Он вдруг почувствовал, что гнев в глазах этих людей имеет великий смысл. Он осознал, что война, о которой он так много рассуждал, пришла на улицы его мирной, скучной жизни! Он толком не понимал, против чего они воюют, с какой целью они швыряют камни в витрины этих обычных магазинов. Но он думал, что в этом есть смысл, и он его еще поймет! У него не было гнева, им владел азарт, и невиданное до этого чувство вседозволенности, четкое понимание того, что в этом деле нет крайних и главных, а стало быть, и нет виноватых. Он лишь частица, этого всеобщего взрыва - так какой же с него спрос?!

Орава парней подбежала к припаркованному автомобилю, наваливалась хором и перевернула его, толкнув прямо в магазин. Взвыла сигнализация! Иван узнал, что это тот самый магазин ножей, в который любит заглядывать его друг Костя. Из машины полился бензин, беснующиеся мужики подпалили его, и огонь охватил разбитую машину, и тут же ветром был внесен в магазин. На улицу выступил кордон вооруженных полицейских. Взгляд Ивана бегал из стороны в сторону, он видел, как мерцают вспышки пламени на перекошенных гневом лицах восставших, а впереди он осознал надвигающийся фронт. Приближалась шеренга воинов, которых здесь считали врагами и которых по законам войны нужно было уничтожить. Юноша оцепенел, со всех сторон он ощутил опасность! Иван не знал, что делать, ради какой цели ему здесь погибать. И куда бежать, чтобы спастись? Однополчане, с которыми он побратался за эти минуты доблести, которую завтра в прессе назовут беспорядком, стали пугать его своим бессмысленным злом. Разъяренные, отчаянные смельчаки выбегали навстречу надвигающемуся кордону и кидали в него отломанные от витрин металлические прутья, бутылки из перевернутых урн и прочее, что попадалась им под руку и имело вес. Но сомкнутые в шеренгу воины с стойким хладнокровием подходили все ближе и ближе, отбивая щитами то что в них летит.

Юноша заметался, ему уже не хотелось быть в рядах восставших, эта война перестала быть для него благородной. Он порывался то в одну, то в другую сторону, но понимал, что везде полиция, для которой он преступник, и останавливался! А фронт все приближался - медленно, но твердо, нога в ногу, их шли истреблять! Бунтари стали разбегаться под натиском встречного марша. Иван нырнул в переулок, но наткнулся на развороченную мусорку и упал. Понимая что не успевает скрыться, он залез под бак и глядел снизу, видя только ноги пробегающих мимо людей из толпы. Вдруг появились ноги в военной обуви. Иван слышал удары и крики. Бойцы хватали бунтующих, кого-то из них повалили на снег, юноша увидел его разбитое лицо, потом его потащили за ноги, а на снегу оставалась красная полоса. Слезы брызнули из глаз Ивана, он попытался вытянуть руку, чтобы потереть лицо, но под баком было тесно и он не смог освободить руку. Ему хотелось верить, что полиция применила газ и это не слезы трусости, это не слезы беспомощности…  не зная, как ему быть и что делать на этой войне, он подумал отлежаться здесь, а потом бежать и спрятаться в своем подвале…

VIII.

Вера ехала на машине. После беспорядков многие улицы были перекрыты. Она объезжала полицейские кордоны, она спешила к другу, так как увидела по новостям, что магазин его был подожжен. Скорее всего, он там, думала она, и возможно, он ранен. Вера бросила машину в квартале от места происшествия, так как дальше ехать было запрещено. Вдалеке она увидела Петра, своего, как она считала, друга и одновременно соседа. Он стоял между сгоревшим автомобилем и пепелищем магазина, рядом с ним находились спасатели МЧС и что ему объясняли.

– Петя, ты в порядке?!

– Ой, Вера, ты откуда? – взволнованно и даже немного испуганно ответил Петр, в руках он зачем-то теребил свой бейдж с именем.

Она вдруг оцепенела: большой и светлый салон магазина, которым руководил ее друг, был сожжен и разрушен! Слезы полились у нее ручьями.

– Ну что ты… – не ожидая такого, ласково проговорил Петр.

– Ну как же так, Господи ты мой! – взорвалась Вера. – Это же труд всей твоей жизни! Какая же беда!   

– Похоже, я продал нож ни тому человеку, - расстроено пробубнил Петр. – Вот Вселенная меня и наказала… - в своей голове он обдумывал, что могло произойти ужасное, если бы он не пошел на митинг, а во время погромов был бы на работе.

 Девушка разревелась в голос.

– Верочка, туристка, моя милая! – Петр нежно прижал ее к себе. – Это всего лишь ножи… Неужели ты их так любишь?

– Я тебя люблю, дурак! – выпульнула сквозь рёв Вера и прижалась к его груди. – Я за тебя переживаю!

После этих слов на душе у Петра Ростиславовича стало спокойнее, и он понял, что из всех возможных вариантов – это лучшее, что могло с ним случиться!

Конец

г. Самара.  Чернов Сергей А.