Мы сидим в редакции районки на стульях, такие же скрипят рядом от старости. Уборщица в синем халате и косынке в цветочек, концы которой завязаны на затылке, трет пол гремящей «лентяйкой», то и дело пришлепывая тряпкой и задевая ножки мебели. Резкий запах щиплет ноздри. Значит, вода в пластмассовом розовом ведре с хлоркой против свиного гриппа. Говорят, болезнь эту придумали где-то. Заразили людей. Сделали вакцину, которая изначально не поможет в лечении, и распускают слухи, что это опасно. Бизнес. Мать его!.. И люди покупаются…
Витя, корректор, рассказывает, как он работал на заводе «Машхолод» в бригаде слесарей-сборщиков. Они числились гальваниками и должны были пойти на пенсию с 55 лет по вредности. Но администрация разваливающегося завода воспротивилась и предложила написать заявления о переходе в слесари-сборщики или попасть под сокращение.
В то время в их бригаде трудился парень – Валя Трутнев, из Мелищ. Ладный, рыжеволосый, кудреватый мужчина средних лет. Космач, несмотря на возраст. У него запоминающееся крупное, мясистое, веснушчатое лицо, с чуть приплюснутым носом, всегда обветренное, задубелое. В голубых глазах его нельзя было утонуть. Смотрел он на собеседника обычно исподлобья или запрокидывая голову. Потому что носил головные уборы, сдвинув их на самые глазюки. Ходил по заводскому цеху не торопясь, лениво переставляя ноги. Тумка – не тумка, дурак – не дурак. Если разговорить – рассказывал неторопливо и обстоятельно, совершенно не давая волю никаким эмоциям.
Числилось за Валькой, со слов Виктора, немного недостатков. Жаднюгой слыл непомерным. В столовой он считал всю мелочь до копейки. Кошелек без денег – кожа ведь. Не дай бог, кассирша недодаст монетку. Все приговаривал: «Семечки – это деньги! А деньги – куры не клюют!», если просила взять вместо монет какую-либо мелочь, навроде кулька семечек.
В число причуд входило и такое. Всех, даже начальника завода, он не называл по имени, а со спины останавливал окриком: «Эй!», – и ему откликались, потакали, улыбаясь.
Вдобавок ко всему этому был Валёк жутко неряховат. Просто свинтус. Им детей пугать. От чертей хоть молитвой отобьешься. Но от него… Ходил всегда в замызганной фуфаечке. Махры тряпья, свисавшие с засаленных и затавотенных (от солидола) блестящих рукавов, мешали в игре, когда на перекуре рабочие стучали костяшками домино. Цеплялись бахромки и за крупногабаритные холодильные установки, которые приходилось перемещать в цехе всем скопом. Трудяги давали дельный совет: «Валя, смени куртенку». Но Валёк был глух, как стоящий без работы танк на подобные просьбы.
Каждый работяга из их бригады перед уходом в очередной отпуск проставлялся: обычно ставил всей бригаде отходную бутылку водяры и приносил пошамать. Валентин игнорировал и это. Раскардаш в доме, как бомжи жили. Куда только деньги девали? Детей нет. Работали оба. Однажды, стоя под окнами его жилья, рабочие слышали, как жена уговаривала Валюху взять пузырь и закусь. Но он, зная, что однобригадники слышат их разговор из-за распахнутых настежь окон деревенской пятистенки, буквально орал: «Нет!». Он же пальцы веером и всегда «вилы держит наизнанку»: «Ах ты, лахудра, без ножа меня зарезала». «У меня сердце болит», – пыталась разжалобить скрягу бабенка. «Оно у тебя холодное», – не унимался он. «Ну и пёс-с с тобой», – ворчала жена. А мог, со слов односельчан, и отлупасить, как профурсетку, супругу-то. Скелет в кабинете анатомии в сельской школе, где она трудилась техничкой, по сравнению с ее телом – живой…
Раз Витя Дьячков, мой собеседник, шел из леса под Мелищами с корзиной белых грибов, и Валька проехал мимо на мотоцикле, как бы не узнав с трех шагов. «У него сзади на сиденье можно сесть и в люльку, и ведь никогда не посадит, сетует мой друган, качая головой и разводя руками. – Вот и прозвали мы его потихоньку между собой – мелищенский еврей». По струнке ходить у начальства такие люди не будут. А Виктор жалеет, что не писатель. Столько типажей за жизнь прошло мимо него…
А вспомнил все это Витек вот почему. В редакционные окна, выходящие на центральную улицу райцентра Касимов, по старинке называвшейся Советской, мы увидали чахлую каурую лошадку, хреновую, машин пугается, запряженную в сани. Она еле-еле тащила их. Рядом едва успевала идти женщина в черном. Видно, что выдребла на ветру. Левой рукой она придерживала крышку гроба из свежеструганных тесин. Витя сразу узнал жену Валентина. Уборщица, присоединившаяся к нам, покачав головой, сказала: «Поезд на переезде не пропустил, шины лысые у мотоцикла были, и шлёма не было на башке, вчерась телевизор сказал».
16. 11. 2009г. – 7.03.2012г.
