Одним осенним вечером за праздничным столом собрались самые близкие родственники. Они были приглашенными на тридцатилетие сына хозяйки квартиры.
Прозвучали искренние поздравления, а холодные закуски и жаркое получили заслуженные комплименты. Но едва пышный торт разошелся по блюдцам, как из розетки вылетел пучок искр, и в квартире погас свет. Это могло бы стать поводом к созданию романтической атмосферы, но пламя свечи задрожало в полумраке, лишь освещая путь засобиравшимся домой гостям. Почему-то вспомнили жившего здесь раньше электрика, и уходящие подсократили свои прощальные речи, поспешив закрыть за собой дверь.
На столе остался кусочек от бисквитного воплощения радости, своим острым уголком он словно указывал гостям направление. Когда стихли звуки, и хозяева квартиры уснули, рядом с выключателем появился силуэт человека.
– Тут всё так элементарно! – возмущенным голосом произнес он, касаясь неработающей клавиши, – но интересно, у кого здесь руки растут из нужного места?
Человек обвел глазами комнату и остановил взгляд на кусочке торта.
– Да-а-а, – протянул он, не сводя глаз с нежного угощения, – а инструмента нет… Ну хотя бы от праздника что-то осталось… Значит, сегодня сын разменял четвертый десяток?
Электрик сел во главе стола и хотел придвинуть к себе блюдце с тем, что осталось от сладкого угощения. И вдруг пропитанный кремом кусочек радости заговорил:
– Куда тянешься? Не для тебя!
Электрик молниеносно отдернул руку и настороженно посмотрел на масляную розу, из которой, как ему показалось, исходил звук голоса.
– Что, до сих пор не привык? – спросил его кусочек торта, – теперь ты можешь видеть и слышать то, что не дано живым.
– …Значит, угощение тут лежит не для меня? – бесцветным голосом произнес электрик, значит, меня здесь забыли? Прошло всего лишь пять месяцев…
– А ты вспомни, какими были твои последние слова, обращенные к жене: «Пожрать дашь, сволочь»?
– Я был пьян.
– Разве только в тот день? А сознательная жизнь? Или, вернее сказать, – бессознательная?
– Я их любил!
Он стукнул кулаком по столу, но даже недопитый в бокалах компот не дрогнул.
– Видимо, они не чувствовали, – долетело с блюдца.
– А как же деньги, которые я носил домой?
– Наверно, этого мало…
– Я сам ходил в потертых штанах и в своей еще студенческой шапке: чтобы дать сыну образование. Он у меня теперь умный, закончил магистратуру!
– Откуда ты об этом знаешь?
– Я ведь не глухой и не слепой.
– Но ты никогда не говорил с ним об учебе. Он думал, что тебе не интересно.
– Я им горжусь!
– … Но твой сын никогда не узнает об этом.
Электрик надолго замолчал, а затем вновь остановил взгляд на кусочке торта. Если он и может произносить слова, то, наверно, должен говорить более приятные и даже сладкие речи, ведь он – бисквитная частичка радости!
– А ты откуда всё знаешь? Ты всего лишь кусок торта!
– Во мне мука и сахар из мешков, купленных еще тобою, они помнят ваши скандалы.
– Скандалы? – махнул рукой электрик, – главное, что мешки купил я, и они до сих пор кормят мою семью.
– А ты покупал жене цветы?
– Это лишняя трата денег! Я покупал ей колбасу и ватрушки! Ватрушки она обожает!
– Ватрушки?
Своей усмешкой кусок торта заставил руки электрика задрожать.
– Они никогда ни в чем не нуждались, – привел последний аргумент он, – я любил их!!
– А ты говорил им об этом?
– А зачем мужику говорить об этом?! Из-за этих дурацких слов они вычеркнули меня из своей жизни.
Электрик закрыл лицо руками, а его бисквитный собеседник, выдержав долгую паузу, сказал:
– Я солгал… Ты однажды в гневе пнул мешок с мукою и …
– Значит то, что я услышал – это месть рассыпанной муки пьяному электрику?
– Да нет, просто не каждому куску торта выдается случай быть предназначенным для призрака.
– Значит, тебя всё-таки оставили для меня?!
– Да, она долго смотрела на бисквитную частичку радости и потом прошептала: «Это для тебя, мой родной…»
