...Наверное, во мне это навсегда – угнетающее чувство вины перед теми, в чьей медицинской карте стоят три страшные буквы – ДЦП. Страшные, потому что они неотменимы, они – на всю жизнь. Жизнь, которая в большинстве случаев проходит на костылях или в инвалидной коляске. Тех, кто научился самостоятельно ходить и заботиться о себе, не так уж и много. Тех, кто не имеет инвалидности и работает наравне с обычными людьми, и даже назло всем прогнозам создал свои семьи, растит здоровых детей – ещё меньше. В число последних вхожу я. Но часть меня, моей души, воспоминаний детства перечеркнуть или забыть невозможно. И именно мысль о том, что я – выхоженная, а те, сотни, тысячи детей – нет, – рождает во мне наряду с чувством вины, чувство долга. Долга, который надо успеть отдать хотя бы одному больному ребёнку. Как? Если б знать, если б знать… В голове я перебрала массу вариантов вплоть до безумной мысли усыновить больного ребёнка и попытаться максимально помочь ему встать на ноги в прямом смысле. Но это была действительно безумная мысль – матерям-одиночкам со смешной зарплатой в органах опеки делать нечего.
Тогда, возможно, через знакомство, дружбу, общение. Но здесь мне, только мне требовалось сделать шаг навстречу. А для первого шага часто требуется мужество. Может быть, его-то мне и не хватало все минувшие годы… Но я честно пробовала и, пробуя, неизменно натыкалась на собственное малодушие, страх, которые гнали меня прочь. Гнали, сковывая мои попытки моим же знанием, что больные дети очень доверчивы и быстро привязываются к тем, кто обратил на них внимание. Смогу ли я долго общаться с ними, не подведу ли, не надоест ли мне, не брошу ли их обратно в горькое, пожизненное одиночество?.. Ведь им так необходимы и поддержка, и внимание, и любовь окружающих людей. Да, да, именно – любовь. Без которой между людьми невозможно чуткое, бережное общение. Но как же часто происходит, что именно на неё не находится в нашем «цивилизованном обществе» ни сил, ни желания… Зато подчёркнутого пренебрежения, насмешек, откровенной брезгливости – сполна…
* * *
Это был обычный день, пятница. После работы я, как всегда, торопилась вывести собаку, чтобы потом оперативно приготовить ужин и… залечь на диван, почитать книгу или что-нибудь посмотреть по телевизору в ожидании прихода дочери.
С моей стареющей, неуклюжей Баськой (одна из невинных производных кличек от претенциозной Бэсс) породы бассет-хаунд мы пошли на «большой круг», чтобы она вволю надышалась свежим воздухом после десятичасового домашнего заточения. Дочь поленилась отвезти питомицу к бабушке, а мне было жаль Басю, лишившуюся в грядущие выходные законного, и без того редкого в этом году, выезда на дачу.
Проходя мимо школьного ограждения, местами заботливо продырявленного местной шпаной или учениками, я увидела девочку лет десяти, играющую в мяч с пожилым мужчиной. Я замедлила шаг, подчиняясь невесть откуда появившейся уверенной мысли, что «мне надо подойти и познакомиться с этим ребёнком». То, что это была не моя, а продиктованная кем-то, мысль, смутило меня окончательно, и я остановилась, не зная, как поступить. «Да что ж ты такая робкая-то! – заворчал кто-то внутри. – Сколько можно! В тот раз, помнишь, восемь лет назад, по осени, забоялась подойти к мальчику больному? А ещё раньше, девочку с отцом в сквере встретила – и опять мимо прошла! Трусиха! Терпеть не могу таких!.. Просто каторга мне с вами!..» – не на шутку разбушевался Голос. «Это, с какими – такими?» – хотела возмутиться я в ответ и даже почти уж подбоченилась, но тут нетерпеливая Ба резко дёрнула за поводок, прервав мой странный диалог с… собой? Или?.. Не знаю. Но я едва не потеряла равновесие. Может быть, это и придало мне решимости и, благополучно миновав дыру, мы приблизились к играющей паре:
– Здравствуйте, – обратилась я к мужчине.
Тот кивнул в ответ, но как-то без желания, даже толком не посмотрев на меня, и тут же отвернулся:
– Ну, смотри же внимательно, куда бьёшь! – крикнул он девочке, и та неуклюже посеменила за мячом. Я подошла ближе.
– А можно мне с тобой поиграть? – намеренно громко, чтобы быть услышанной, спросила я у девочки. И в ожидании ответа, тихо спросила у мужчины:
– ДЦП?
– Да.
– Друзей нет…
– Что Вы, нет, конечно! Откуда?..
– А учится…
– В Корытово ездим, где ж ещё.
– А звать как Вашу девочку?
– Настя.
– Анастасия, значит. Красивое имя, – сказала я, внимательно наблюдая за движениями девочки. Наблюдая и вспоминая себя.
Тем временем Настя, прицелившись, ударила ногой по мячу в нашу сторону. Мужчина хотел шагнуть в сторону, отбить его, но Настя неожиданно громко замычала, запротестовала, руками показывая на меня. «Ну же! Видишь, она кинула мяч тебе, значит, услышала твой вопрос и сделала выбор, она уже – решилась…» – пронеслось в голове, и я, успев поймать мяч, сделала ответный удар, бросив поводок на землю со словами: «Баська, гуляй сама!». Мяч, брошенный мной, закатился в густую траву и дедушка (как узнала я вскоре) крикнув: «Настя, осторожно, трава!», подбежал и взял его сам.
– Боится травы… – возвратившись, пояснил он.
«Боится травы?! Почему, почему…» – забился, запульсировал во мне вопрос.
«Глупая, себя вспомни в глубоком детстве: ноги плохо ходят, быстро устают, начинают заплетаться, а трава нынче, вон какая вымахала высокая, можно запросто упасть, разбиться…» – менторским тоном разъяснил Голос.
– Понятно, – миролюбиво ответила я в пустоту перед собой, дожидаясь мяча от Насти. Дед её отошёл в сторону и стоял, наблюдая за внучкой, несколько раз прерывая нас тревожным вопросом: «Настёна, может, хватит?..».
«Гоняли» мяч мы недолго, скоро стало ясно, что Настя устала. Она всё чаще спотыкалась, останавливалась, чтобы отдышаться. Майка на ней взмокла, но девочка упорно не хотела прекращать игру. Заметив, что дедушка недоволен её непослушанием, я, подхватив мяч, подошла к Насте:
– Настенька, давай закончим, ты устала… – На что девочка отрицательно снова замотала головой, отчаянно зажестикулировала, попыталась пойти почти бегом от нас и тут же упала. Мы – я и дедушка Насти – поспешили поднять её.
– Ну, и что ты наделала? Смотри, ладошку разбила, – сказал дед, доставая носовой платок. – Говорят же тебе: хватит. Что за упрямство, Настя?..
Девочка молчала, исподлобья поглядывая на нас.
– Ничего, заживёт. Я тоже много раз и падала, и разбивалась в кровь. Всё зажило. – Ободряюще произнесла я и добавила:
– Понимаешь, ты сейчас упала, потому что твоё тело… Оно устало, а ты пока этого не замечаешь, но если мы продолжим, тебе может стать хуже…
Я говорила намеренно медленно, пытаясь подобрать слова, которые бы девочка приняла и согласилась со мной. Тем временем дед снял с куста цветную кофточку:
– Давай-ка пока оденемся, а то так и простыть можно, а завтра на дачу ехать, а там ещё с остановки долго идти надо.
Настя протянула ему руку, затем вторую…
Уже у «выхода» на аллею я предложила:
– А давайте я буду приходить сюда часам к восьми, мне собаку выгуливать надо, и будем играть?.. Настя, ты как?
Девочка согласно кивнула, а дедушка произнёс строгим тоном, охлаждая мой искренний порыв:
– Мы не каждый день так гуляем. А завтра уезжаем на дачу, на выходные. Потом… не знаю… – Он пожал плечами, и хоть особого желания в его интонации я не заметила, но не показала виду, ответив:
– Да мы тоже не каждый день сможем, правда, Баська? То ужин не готов, то пока по магазинам после работы находишься, но… Настя (я посмотрела на девочку), часов в восемь я всё равно буду выходить с Баськой, и если что, приходи. Хорошо? Мы будем рады. – Настя заулыбалась. И, встретившись на какие-то секунды с её глазами, я внезапно поняла, что эти пятнадцать или двадцать минут нашего нечаянного общения стали самыми бесценными за последние месяцы.
Только дома, уже лёжа в постели, я вспомнила, что даже не представилась по имени, не спросила, как звать Настиного деда. «Ну, ничего, в следующий раз обязательно познакомимся как следует». В том, что следующий раз наступит, я почему-то нисколько не сомневалась.
* * *
«Э-эй, слышишь, соня, а ты у меня молодец: поняла, что те минуты стали для тебя самыми бесценными за последние месяцы. Это мой тебе подарок, которого ты ждала долгие годы. И – не последний… Эй, счастливица!..» – донеслось откуда-то, когда я была уже где-то на грани сна и реальности. Единственное, что я успела запомнить (или увидеть?), было то, как кто-то, находящийся рядом, кротко улыбнулся, наклонился надо мной – я почувствовала лёгкое касание у виска – и тут же исчез.
«Спасибо…» – выпорхнуло ему вдогонку из моей души.
* * *
И следующий раз наступил. А потом ещё и ещё… Я всё чаще и чаще намеренно выходила на балкон в ожидании появления Насти. Незаметно это вошло в привычку. И когда мне удавалось увидеть её, я, бросив все дела, мчалась на школьный двор, прихватив собаку.
Где-то в августе я увидела в глазах Настиного деда радость, самую настоящую радость: мне были рады. Теперь я знаю, что это такое и как это здорово. А однажды Настя кинулась ко мне, попыталась обнять. Залепетала что-то восторженное на своём странном языке. Я ничего не поняла, кроме главного – она меня помнит, она меня ждёт…
Последний раз мы виделись второго сентября прошлого года. Как водится, немного поиграли. Когда стали прощаться, Настя снова начала мне о чём-то рассказывать. Я растерянно смотрела на неё, не зная, как реагировать. Выручил дед, Иван Николаевич.
– Это она Вам рассказывает, что вчера была в школе, что у неё теперь новый ранец и новые учебники.
– Настя, прости меня… Ох, я глупая, ну, глупая!.. Поздравляю тебя, девонька! Поздравляю! – При этом я крепко обняла её и потрепала за мокрую чёлку. Настя прижалась ко мне и какие-то доли секунд мы простояли молча, словно «вслушиваясь» друг в друга…
Я и сейчас вслушиваюсь в нас двоих, тогдашних, мучая себя вопросами о судьбе Насти. На дворе второе января 2011 года, а я так и продолжаю, днём выходя на балкон по домашним делам, близоруко щуриться на пятачок школьного двора… И никого там не вижу. Я уже начинаю думать, что это из-за того, что холодно и Настя может простыть. Или – как я, успокаивая себя, предполагала по осени – из-за того, что частят дожди и Настя может простыть. Да и сумерки, эти ранние зимние сумерки, будь они неладны!
Скорей бы весна! Скорей бы!..
P.S. Настю я увидела только по весне, в конце марта. В ожидании начала выступления дочери я решила посмотреть выставку в фойе. Выставку, посвящённую детям-инвалидам. С одной из фотографий на меня смотрела Настя… Это было как ожог, навсегда впечатавший в мою память её открытую и такую родную улыбку…