Призрак за свой счёт Вячеслав Свальнов
Если бы вы знали, как мне не хотелось расставаться с родовым гнездом предков. Но продать уже мне было нечего, а литературные потуги в наших краях ничего, кроме самооплаченной известности и похмелья после банкетов за свой счет, не приносили.
После смерти родителей я совсем запустил поместье, но продавать лес и пашни смысла не было – вырученных денег вряд ли бы хватило на покрытие моих литературных долгов и просроченной аренды. К тому же, как уверял мой риэлтор, покупателей в основном интересовал дом, а не унылые пастбища с одичавшими лошадьми и коровами и редколесьем, гордо именуемым в пожелтевших документах «столетней дубовой рощею».
Дом был действительно хорош. Выстроенный ещё в позапрошлом веке прапрадедом, он вполне смотрелся (даже на фотографиях в ненастную погоду) как средневековый замок, попирающий холм мощным основанием и устремляя к небу четыре аккуратные башенки, возведённые явно из чистого пижонства и избытка средств – в них никто никогда не жил.
Малышом я любил бродить по дому, трогать бутафорские латы, пытаясь отобрать у ненастоящего рыцаря приваренный к ненастоящим рукам вполне настоящий меч. Или сидеть в библиотеке, перебирая позолоченные тома на недоступных мне иностранных языках, вдыхая аромат тиснёной бумаги. А какие там были картинки-гравюры! И я хватался за бумагу, писал корявые сонеты, ужасные рассказы, изготовлял из всего этого добра книжки и вместо обычного детского подарка преподносил бабушке на день рождение или другой праздник. А бабушка гладила меня по головке и, глядя на портрет прапрадеда, говорила:
- Мой дедушка тоже любил литературу. Но этот дом заработал на юридической службе.
И почему-то начинала тихо плакать. И меня уводили в детскую, лишая общества других детей, письменных принадлежностей и моего любимого пирога с мясом.
Повзрослев, я вёл жизнь безалаберную – где-то учился, куда-то пытался поступать на службу. Несколько раз был женат, но браки распадались, как карточные домики в руках начинающего фокусника и только литература развлекала меня. Но, то ли мне не хватало истинного таланта, то ли элементарной усидчивости – весь собственный багаж произведений складывался из нескольких опубликованных стихов (половина написана на заказ) и десятка сборников тех же стихов, изданных за свой счёт. Банкеты, упомянутые выше, венчавшие рождение моих бумажных деток-уродцев в мягких переплетах, я также оплачивал из своего, а чаще родительского кармана.
Написать же большую прозу, то есть роман, мне решительно не удавалось. Не я владел текстом, а он мною, уводя в дебри скучных рассуждений и незавершенных образов. Все мои творения аккуратно отвергались издателями, награждая запоями и депрессиями. Оставались стихи и короткие рассказики, которые иногда печатались, принося утешительные гонорары, но этого хватало лишь на новый тощий сборник стихов и неискренние поздравления таких же полупьяных неудачников пера и лиры, каким уже к моменту текущих событий основательно стал ваш покорный слуга.
И вот раздался удар дверного замка и на пороге я обнаружил риелтора и очередного потенциального покупателя. Вернее, покупательницу. Особу неопределенного возраста, многократно перекрашенную, с сомнительной фигурой, блеклой физиономией и с ошейниками всех известных мне религий. Судя по выражению ее лица, я ей тоже не понравился.
- А где у вас туалет? – вместо приветствия спросила покупательница, морщя нос, - обычно в старых домах удобства во дворе… Надеюсь, ваше жилище…
- Оборудовано превосходной канализацией и водопроводом, - затараторил риэлтор, делая мне глазами умоляющие знаки, - можете убедиться сами – есть ванна для прислуги, отхожее место для прислуги, сауна для гостей на втором этаже…
- Вам туда, - перебил я, - по коридору направо. Надеюсь, дезодорант с запахом ирландских незабудок вас устроит.
Не поблагодарив, дама проследовала в указанном направлении.
- Ну что вы, в самом деле! – возмутился риэлтор, - так мы никогда не продадим ваш проклятый дом!
- А можно повежливей?! – возмутился я, прикрывая задом пятно от сигары на последнем из оставшихся в прихожей гобелене.
Тут, по счастью, наша гостья вышла лёгкой походкой облегчившегося страуса из искомого заведения и, с детской непосредственностью вытерев влажные лапки о мою вполне приличную замшевую куртку, задала второй вопрос:
- А где у вас приведения?
- Простите?
- Ну, приведения, призраки, полтергейсты – в такой развалюхе их должно быть много.
- К сожалению, у меня их нет, - я зевнул, надеясь, что на этом посещение закончено и стал уже прикидывать, как убить остаток дня.
- Жаль, - протянула покупательница, - мне очень нужны призраки в моем бытие на этом отрезке астрального мира. Неужели никто из ваших предков не умирал мучительной смертью при трагических обстоятельствах?
- Мы что-нибудь обязательно придумаем, моя дорогая! – торжественно заверил риэлтор, продолжая играть со мной в страшные глаза, - не хотите ли осмотреть гостиную залу?
В зале наша гостья несколько оживилась.
- Здесь достаточно мрачно! Наверное, по ночам эти грязные дубовые балки здорово скрипят?
- Очень скрипят! – решил я подыграть риэлтору, да заодно немного размять похмельный язык, - слышно от чердака до подвала.
- Так у вас есть подвал? Могу я его осмотреть в вашем обществе? – дамочка тут же подписала все справки и чеки.
Риэлтор подмигнул мне и принялся ухаживать за своими бумажками, а мы отправились в подвал.
- Вы позволите? – спросила покупательница, когда мы, наконец, отодвинули тяжёлую дверь подвала и достала из кармана тонкую палочку, - у вас не найдется зажигалки? Это будет наш маленький романтический фонарик.
Я поджег палочку, поднесенную зачем-то к самому моему носу, вдохнул дурманящий запах и тут же выключился.
Очнулся я в подвале, на груде тряпья и старых чемоданов, привязанный за шею собачьей цепью к крюку в стене. На пороге с факелом в руке стояла покупательница. Ее глаза горели – теперь она была прекрасна.
- Я оставлю вам факел и вот это, - к моим ногам упал кусок пергамента и цинковый карандаш, - опишите, будьте добры, ваши мучения как можно страшнее. Мне очень, очень нужен собственный призрак в моем доме. Прощайте!
Она воткнула факел в факелодержатель у меня над головой, поцеловала меня в лоб и направилась к выходу.
Тяжелая дверь медленно закрылась, ключ повернулся в скважине и я взялся за карандаш.
