Если бы молодому аптекарю из г. Шкодера Рудольфу Гейделю до 1914 г. напророчили, что будет он генералом, станет командовать почти всем войском диктатора, да не где-нибудь, а в Сибири, он бы наверняка расхохотался, не поверив. Однако так именно и случилось. Чех по отцу, мать из Черногории, он родился в 1892 г. в черногорском городе Котор. Потом семья переехала в Австро-Венгрию, где наш герой подрос, выучился на фельдшера, открыл аптеку и женился. И так бы ровно и долго протекала жизнь провинциала, если бы не мировая война. В австрийскую армию его призвали в 1914 г., служил фельдфебелем. Но вскоре военная служба на благо императора Франца-Иосифа ему надоела. Из патриотических побуждений он сдался в плен черногорцам, назвавшись при этом поручиком. Приняли его с распростертыми объятиями, как родного. Через короткий срок он уже воевал на стороне земляков против австрийцев. Однако сербам и черногорцам в тот период не везло, австрияки наступали. Гейделю же (который сразу по возвращении на родину назвался на славянский манер Радолой Гайдой) попадать в плен было не резон: его немедленно расстреляли бы за измену по законам военного времени. И потому через Францию он отправился воевать в Россию, где в феврале 1916 г. под Одессой поступил на русскую службу сначала в сербский, а затем во второй чехословацкий стрелковый полк. Служил он исправно, даже героически, получал за доблесть русские кресты и уже в 1917 г. при Керенском стал капитаном и командиром одного из полков Чехословацкого корпуса.
Но тут грянула Великая Октябрьская революция. Большевики в марте 1918 г. заключили Брестский сепаратный мир с немцами. И чехословацкий корпус, который специально создавался для помощи русским в войне, оказался не у дел. Как, впрочем, и вся разложившаяся и небоеспособная царская армия, которую большевики распустили, заменив отрядами красногвардейцев. Чехословаков не тронули, они в это время уже считались находящимися на службе Антанты (у Франции), как иностранный легион, а значит вне юрисдикции России.
А теперь вернемся к истокам. Как так случилось, что в период Первой мировой войны в России оказалось такое большое число чехов и словаков? Дело в том, что Богемия и Моравия уже несколько веков принадлежали Австрийской империи, и этими народами остро ощущался австрийский гнет. В период войны империя трещала по швам. Мечтой всех национальностей, прежде всего славянских, было самоопределение и выход из государства Габсбургов. А помочь славянам, по их мнению, должна была Россия — как самое большое славянское государство. Идеи «панславизма» витали в воздухе. Вот почему чехословаки по одному, группами и даже целыми полками сдавались в плен русским в надежде, что смогут помочь России освободить их родину и сделать ее независимой. С 1915 г. по октябрь 1917 г. около 50000 чехословацких солдат оказались в российском плену и содержались в лагерях для военнопленных под Киевом и Самарой, где их активно вербовали в чехословацкие подразделения. Целый корпус был создан и даже успел повоевать на германском фронте на стороне русских. И вдруг — сбой. Кому же они теперь нужны? Если их не хотят большевики в России, то, может быть, они пригодятся Антанте, которая продолжала войну? И ответ пришел: конечно же, такие боевые ребята нужны для подмоги в Бельгии и под Верденом, где французы потерпели неудачу. Оформим ваш корпус как французский иностранный легион и, договорившись с Советами, вывезем вас в Европу из Владивостока на своих пароходах. А Масарик (эмигрант в Париже, будущий первый президент Чехословакии) дал такую установку: во-первых, ехать в Приморье, и на кораблях французов — на фронт; во-вторых, считать врагами немцев, австрийцев и большевиков. Но не Антанту! На совете корпуса так и решили поступить. 15 января 1918 г. корпус стал составной частью французских войск. И превратился в иностранный легион.
Троцкий, будучи военным комиссаром в Москве, не возражал против выезда чехов через Дальний Восток. От имени Совнаркома договор подписал Сталин. В апреле 1918 г. тридцать пять тысяч вооруженных солдат (у них было только стрелковое оружие) погрузили в вагоны и отправили на восток; составы растянулись от Пензы до Владивостока.
На 20 мая 1918 г. эшелонами с частями легиона от Пензы на Сызрань и Самару командовал поручик Станислав Чечек. Составами между Петропавловском через Курган на Омск — Ян Сырова. Челябинск — Миасс — С. Войцеховский. Ново-Николаевск — Тайга — капитан Р. Вайда. Во Владивостоке — генерал Дитерикс.
Далее случилась этакая фантасмагория, разобраться в которой до конца не могут даже сейчас. Почти одновременно три части легиона: центральная, западная и восточная подняли мятеж против Советской власти, установившейся пятью месяцами раньше в городах и весях по Транссибу, свергли ее и передали властные полномочия белякам. Почему? Ведь еще совсем недавно чехословаки подчеркивали свой нейтралитет и нежелание вступать в разборки между белыми и красными, заявляя, что их интересует лишь скорейший выезд из России в Европу. В действительности они остались в Сибири еще на целых два года, в течение которых натворили столько дел, что последствия исчислялись несколькими сотнями тысяч погибших и убытками в более чем один миллиард долларов!
Говорят, что поводом для мятежа послужила какая-то драка на станции Челябинск между мадьярами-красногвардейцами и чехами, проезжавшими мимо по железной дороге. (Эти нации и до войны не ладили между собой, хотя обе входили в состав Австро-Венгрии.) В результате был убит один чех. Другие заверяют, что причина была серьезней: телеграмма Троцкого всем Совдепам по линии Транссиба. Под угрозой наказания им немедленно предписывалось разоружить чехословаков и по возможности вернуть назад. Видать, ему расхотелось ссориться с немцами, с которыми в марте заключили мир. И он решил выдать «предателей» «германцам». На некоторых станциях составы с чехами стали задерживать. Но кто бы по-настоящему смог выполнить тот приказ? Чехословаки были в основном видавшие виды солдаты, которые воевали на фронте по 2-3 года, а красногвардейцы — это в большинстве своем необстрелянные рабочие с красными повязками на рукавах. Современные дружинники. И хотя, например, в Ново-Николаевске и уезде тех и других было примерно поровну (по тысяче человек), перевес оказался на стороне будущих мятежников, тем более что выступили они внезапно и вкупе с беляками.
А может быть, большевикам захотелось спровоцировать полномасштабную гражданскую войну, которая никак не хотела разгораться по прошествии полугода после Октябрьского переворота? С тем чтобы выявить и расправиться со всеми инакомыслящими, буржуазией. Чехи же могли стать своеобразным запалом в этой войне. Чем, собственно, они и стали.
Как бы там ни было, легионеров не устраивала выдача их как предателей немцам и австрийцам на расправу. И потому они так дружно выступили. Но это плохо походило на стихийный мятеж: уж слишком отчетливо была видна чья-то организаторская рука. Чехи очень быстро связывались с местными подпольщиками-белогвардейцами. И выступили почти одновременно на большом участке от Волги до Байкала. То есть существовал какой-то обширный план, и его привели в действие. И первым действующим лицом оказался Радола Гайда.
Вечером 25 мая 1918 г. в Ново-Николаевске в красивой каменной гостинице «Метрополитен», что по улице Дворцовой (Революции), № 4, в номере, занимаемом приезжей актрисой, собралось тайное совещание. Чехословаки были представлены офицерами: капитаном Гайдой, штабистами Гусариком и Кадлецом. От подпольщиков прибыли офицеры из распущенных большевиками воинских частей: полковник Ясныгин, капитан Серебрянников, поручики Травин, Лукин, Старков, Новиков и Зеналов. Договорились выступить совместно и немедленно в ту же ночь, имея опознавательные нарукавные повязки бело-зеленого цвета, хотя поначалу у офицеров и оружия-то почти не было.
Дело в том, что по первоначальному плану белые хотели поднять восстание против большевиков в нескольких городах Сибири только через месяц, о чем их руководитель Гришин-Алмазов как раз в тот день договаривался с подпольщиками Томска. В случае удачи власть передавалась русским, а чехи получали возможность ехать дальше во Владивосток.
С арестом Совдепа больших затруднений не было. В здание Дворца революции (раньше это был «Коммерческий клуб», а сейчас — театр «Красный факел»), где круглосуточно заседал Совдеп, ворвались заговорщики. Арест всей советской власти в Ново-Николаевске произошел всего за 40 минут и практически бескровно. Были убиты лишь трое из нападавших. И это несмотря на охрану и четыре пулемета, которые имелись у Совета. Правда, уже через 10 дней, 3 июня, все руководство Совдепа было расстреляно без суда прямо на улице при переводе из одного тюремного помещения в другое. Распорядился, как говорят, начальник конвоя, ненавидевший большевиков за притеснения его близких родственников. Избежал тогда смерти только председатель Романов, бывший в то время в отлучке, но найденный и расстрелянный колчаковцами в ноябре 1919 г.
Другой небольшой большевистский отряд — интернационалистов — в Ново-Николаевске в ту же ночь был атакован чехами в казармах на Владимировской. Мадьяры, китайцы и немцы сопротивлялись недолго.
В течение полутора месяцев Гайда с небольшим отрядом забирал один город за другим от Омска до Иркутска (7 июля), расправляясь с Советами и передавая власть белогвардейцам. То же самое происходило на Волге, Урале и Дальнем Востоке. Вскоре в Уфе установилась власть Директории и Комуча, который собрали из нескольких делегатов Учредительного собрания, разогнанного в Петрограде еще в январе отрядом матроса Железнякова. Затем это Сибирское правительство переехало в Омск.
Омские властители считали себя революционерами, даже отмененные в 1917 г. погоны у них в армии не носили! Проповедовали поначалу идеи правых эсеров и областников. (Последние ратовали за демократию и отделение Сибири от России.) Хотя в борьбе с большевиками от помощи кадетов, казаков и монархистов не отказывались. Сформировали «Народную армию», в которой, как ни странно, основной боевой силой оказался Чехословацкий корпус, вовсе не спешивший тогда к Тихому океану. И перешли в наступление на Западном фронте. Чехи взяли Саратов, Екатеринбург, Челябинск, дошли до Казани.
В октябре 1918 г. в Омск из Америки через Японию и Харбин привезли царского адмирала Колчака, который стал военным и морским министром Временного сибирского (потом российского) правительства. Однако уже 18 ноября 1918 г. Колчак, опираясь на казаков и офицеров-монархистов, организовал путч, объявив себя Верховным правителем России. (Считалось, что захват Сибири — только начало.) Прежние руководители пошли служить диктатору, в том числе и Радола Гайда. Буржуазия и офицеры все надежды на «восстановление порядка» стали возлагать на «твердую руку».
И действительно, на первых порах Колчак имел успех. Армия в 400000 штыков, мобилизованная из сибирских крестьян и тысяч царских офицеров, которые тоже были вынуждены служить адмиралу, шла от победы к победе. Чехи же сдержанно отнеслись к фигуре адмирала на троне. Прежние «демократы» в Омске им более импонировали. Вдобавок изменились обстоятельства. Во-первых, большевиками была организована боеспособная Красная армия. В нее для военных действий на всех фронтах мобилизовали больше миллиона человек, а дееспособность ей придал институт «военспецов», внедренный Троцким. В качестве военных специалистов стали набирать боевых офицеров, которые с помощью комиссаров вскоре покончили с анархией в советских войсках, ввели дисциплину и научили воевать грамотно. К весне 1919 г. красные перестали отступать, а кое-где перешли в контрнаступление. По-настоящему же воевать с серьезным противником чехи не любили и потому, впрочем, как и русские солдаты армии Колчака, стали дезертировать с фронта. И потом, за что им было теперь воевать? Мировая война в ноябре 1918 г. закончилась без их участия. Образовалось независимое Чехословацкое государство, куда они рвались теперь всей душой. На помощь Колчаку, которому вовсе не хотелось терять самую боеспособную часть своей армии, прибыл чехословацкий эмиссар Павлу и французский генерал Жанен. «Уж если вы здесь, господа, поработайте на благо законного правителя России. Победа не за горами. И вскоре вы вернетесь на родину». Тем не менее с линии фронта их пришлось забрать. Военный министр Чехословакии Милан Штефанек издал приказ: покинуть фронт, передав позиции русским.
К весне 1919 г. корпус был полностью переброшен в тыл на охрану Транссибирской магистрали от Омска до Иркутска, на что чехи с радостью согласились. Однако Гайда, наоборот, с энтузиазмом вызвался служить Колчаку. И вот он уже генерал-майор, а вскоре — генерал-лейтенант! Карьера почти наполеоновская! С 24 декабря 1918 г. Сибирская армия на северо-западе подчинена ему. Он — победитель, «Сибирский лев», как его именуют в печати. За взятие Перми получает французский и английский ордена. Но все это продолжается недолго. Летом 1919 г. красные решительно стали напирать на юге. Штаб колчаковской армии начал перебрасывать части с севера на Южный Урал, резко ослабив позиции фронта Гайды. Его тоже стали теснить красные. Отношение русских генералов к «выскочке» всегда было отрицательным. В июле Гайда поехал в Омск выяснять отношения с Колчаком по поводу начальника штаба Лебедева, переставшего реагировать на его предложения. При встрече «Сибирский лев» и Верховный правитель поссорились, наговорили друг другу кучу гадостей. «Вы не можете командовать армией, не имея элементарного военного образования! — кричал Колчак. — Как будто вы раньше этого не знали! — отвечал Гайда. — Вы ведь тоже сухопутный адмирал. Что вы-то смыслите в стратегии сухопутных войн?» В результате 19 июля 1919 г. Гайда был снят с должности; вскоре лишен чинов и вычеркнут из списка российских войск. В августе он уже снова числится в составе Чехословацкого легиона, а в ноябре приезжает во Владивосток.
Ну а «охранители» Транссиба? Они вдруг осознали, что представляют большую силу, им теперь все дозволено и никто не указ. Легионеры решили, что в роли интервентов и «завоевателей» Сибири они могут покуражиться над населением совершенно безнаказанно и набить себе карманы перед выездом. Вкупе с бандами белых карателей, польскими регулярными частями и казаками легионеры стали заниматься разорением сел и городов близ железной дороги. Под предлогом защиты магистрали от партизан совершали набеги на села, сжигали деревни, пороли, расстреливали и вешали крестьян, заподозренных в симпатиях к Советам. От Ново-Николаевска их конные разъезды рассыпались по всему Алтаю. «Красноштанники» (в их обмундирование входили френчи и суконные красные штаны — на зависть всему оборванному колчаковскому воинству) вовсе не думали об идейных разногласиях с большевиками. Их больше занимали имущественные и финансовые дела. Возвратиться домой они хотели обеспеченными. Потому грабили и убивали эти «демократы» и «просвещенные посланцы Европы», как они себя называли, очень квалифицированно. Их стали ненавидеть в конце концов как сибирские крестьяне, так и красные с белыми в равной степени, называя их «чехособаками».
И чем больше они лютовали, тем мощнее становилось сопротивление народа. Алтай, например, был освобожден партизанской армией Ефима Мамонтова от белогвардейщины и интервентов задолго до прихода регулярных частей Красной армии.
А в истории осталась народная песня: «Отец мой был природный пахарь». Текст ее был сочинен когда-то известным поэтом пушкинской поры Веневитиновым. Он часто менялся. И вот в Гражданскую в Сибири появились новые слова. Вместо: «На нас напали злые люди» — пелось: «На нас напали злые чехи, побили всю мою семью. Отец погиб в жестокой схватке, а мать живу в избе сожгли».
Некоторые заявляют: чем уж так особенно выделялись легионеры на фоне бесчинств, творимых другими интервентами в Сибири: поляками, румынами, американцами или японцами? Все так делали, и белые, и большевики (на стороне красных тоже были иностранцы: мадьяры, латыши, хунхузы-китайцы и другие, которые также не миловали русский народ). И почему не воспользоваться было бессильем Российского государства, если уж так все сложилось? И что доказывают 38 пароходов, на которых легионеры эвакуировались из Владивостока со всем награбленным скарбом? Как и открытие в Праге своего «Легионербанка», где хранилось привезенное ими из Сибири золото? Легионеры — герои! Они защищали демократию, воюя с большевистскими варварами! Так по крайней мере утверждалось в чешской печати.
Теперь о другом чехе, чья судьба тоже была связана с Сибирью и Ново-Николаевском. Это знаменитый писатель Ярослав Гашек, который родился 30 апреля 1883 г. До начала Первой мировой войны он был в Праге журналистом, писал язвительные фельетоны и рассказы, славился как весельчак и завсегдатай пивных. Но убеждения его были прочны: анархизм и желание видеть свою родину свободной, а свой народ счастливым и богатым. И когда в феврале 1915 г. его мобилизовали в австрийскую армию, вольноопределяющийся Гашек при первом удобном случае сдался в плен к русским. Это случилось 24 сентября 1915 г.
В плену, несмотря на скверные условия содержания в лагере и болезни, он приложил максимум усилий как журналист, чтобы оказать помощь в организации Чехословацкого корпуса, и уже в его составе воевать на стороне русских за независимость Чехии. Он писал прекрасные статьи в газеты, издаваемые тогда на чешском языке в России. А когда появлялась возможность, занимался творчеством, продолжая начатую до войны серию рассказов о бравом солдате Швейке — «Швейк в плену». (Изданы в середине 1917 г.) Однако у него очень быстро не заладились отношения с руководством легиона. Гашека даже пытались судить судом офицерской чести за оскорбления в печати. Как ни странно, но и с анархистами он быстро разошелся. Но зато лозунги пролетарской революции в октябре 1917 г. заворожили его: «Земля крестьянам, фабрики рабочим!» И он разразился множеством статей в выходивших тогда на Украине, а затем в Самаре газетах на чешском языке, где полностью встал на сторону большевиков. Он убеждал собратьев по оружию не ехать во Францию, а остаться в России и вступать в Красную гвардию. Потом бросил корпус, уехал в Москву, познакомился там с видными членами партии большевиков, в том числе со Свердловым, видел Ленина, слышал его выступления на митингах.
Ходил воодушевленный; результатом стало его вступление в РКП (б), в иностранную ее секцию. Тут же по поручению партии выехал в Самару, чтобы агитировать земляков переходить на сторону революции. У него это отчасти получилось, свыше полутора сотен бывших военнопленных набрал он в свой отряд.
Однако все пошло не так, как планировалось. И когда в мае 1918 г. внезапно случился белогвардейский мятеж, ему пришлось бежать из города, скрываясь от разъездов казаков и белочехов. Бродил по губернии, выдавая себя за придурковатого немца-колониста. Наконец, перейдя фронт, он явился в расположение красных, где, проверив, его снова взяли на службу в Красную армию. В грамотных людях тогда была большая нужда, а он доходчиво объяснил, почему остался вне партийной организации. Долго работал в политотделе 5-ой армии рядовым, а с сентября 1918 г. стал руководить иностранной секцией политотдела, благо был полиглотом, знал немецкий, русский, венгерский и польский языки, писал на них статьи, выпускал газеты, выступал на собраниях и митингах. И всегда находил общий язык с красноармейцами, особенно с бывшими военнопленными. Он потом пытался даже бурятский и китайский языки постичь! Но без больших успехов. Долго жить пришлось в Уфе, где Гашек работал в местной типографии и выпускал красную периодику и агитационную литературу. Рабочие типографии любили и уважали «Ярослава Романовича». Здесь он познакомился и сошелся с печатницей Александрой Львовой, «Шулинькой», с которой был неразлучен потом до самой смерти. Зарегистрировали брак они позднее уже в Красноярске.
А в Ново-Николаевск из Омска приехали 15 декабря 1919 г., на следующий день после взятия города частями 5-ой армии. И тут Ярослав тяжело заболел возвратным тифом (сыпняком он переболел двумя годами раньше, еще в лагере). И не удивительно! Полгорода лежало в тифу, народ умирал тысячами! Около сорока тысяч солдат-колчаковцев «подарил» (по причине тифа и нехватки вагонов для эвакуации, захваченных для собственных нужд чехословаками) Верховный в Ново-Николаевске большевикам, сбежав из города десятью днями раньше. Даже бывший Дом Революции был тогда занят тифозными больными. Наследие Колчака оказалось страшным: голодный и холодный Ново-Николаевск, забитый беженцами и деморализованными солдатами, не успевшими уехать на восток, скученность и антисанитария, — и сотни трупов расстрелянных и умерших от тифа, которые валялись прямо на улицах.
А Гашек? Благодаря заботам Шулиньки, он быстро выздоровел. Не думаю, что, будучи в Ново-Николаевске, он был занят литературным трудом и писал своего Швейка. Во-первых, болезнь, во-вторых, наброски и рассказы о Швейке в плену, как и очерки о том, как он был комендантом Бугульмы, датируют более ранним периодом. В-третьих, короток был срок его пребывания в городе. Уже 16 января 1920 г. супруги оставили Ново-Николаевск, и выехали к месту службы в штаб 5-ой армии, который тогда дислоцировался уже в районе Красноярска. И еще надо учесть, что большую часть того, что Гашек написал в Сибири, он потом оставил в Иркутске и в Москве, поскольку в сентябре 1920 г. получил партийное задание выехать на родину к поднявшим восстание рабочим города Кладно. А переезжать границы приходилось не всегда легально.
Впоследствии при подготовке полного собрания сочинений писателя выяснится, что из 16 томов его произведений четыре тома написаны были Гашеком в период его пребывания в Сибири. Только вот собирать все это приходилось по крупицам. А многое не найдено до сих пор.
Иркутск был отмечен еще и тем, что там Гашек познакомился с будущим сибирским писателем В. Зубцовым (Зазубриным). И даже читал его первые наброски романа «Два мира».
А где в это время были его земляки? После побед Тухачевского под Челябинском легион бежал из Сибири, не задерживаясь надолго ни в одном городе, в том числе Ново-Николаевске. Для своих нужд эти интервенты реквизировали по праву сильного более 20000 вагонов — половину всего подвижного состава Транссиба! Хоть вагоны были тогда небольшими, двухосными («40 человек или 8 лошадей»), но для транспортировки 31 тысячи чешских солдат, даже со всеми их штабами, скарбом и лошадьми достаточно было иметь три тысячи.
Спрашивается, а что они везли в остальных? Конечно же, награбленное. По некоторым данным, ими было вывезено ценностей и денег на сумму до одного миллиарда долларов! Это не считая 70 тонн серебра, которые им подарил Колчак из доставшейся ему царской казны за свою охрану в пути следования на восток. Потом часть золотого запаса империи, оставшегося после Колчака, атаман Семенов отправил в Японию, часть захватили большевики и вернули в Казань. А остальное? Вывезли чехи. По прибытии на родину у многих легионеров появились счета в банках.
Но сейчас о том, как они добирались до Владивостока.
Много конфликтов разгоралось между отступающими белыми и легионерами по поводу паровозов. Умножая неразбериху на станциях и полустанках, чехи забирали все паровозные бригады, топливо и исправные паровозы, отцепляя их даже от эшелонов с ранеными и беженцами, которые обрекались в брошенных нетопленных вагонах на верную смерть. По воспоминаниям бывших красноармейцев, на всех полустанках от Омска до Ново-Николаевска стояли до двухсот брошенных составов без паровозов с трупами замерзших «беляков» — плод деятельности чешских легионеров. По этой же причине десятки тысяч колчаковцев зимой отступали пешком («ледовый поход») по бесконечным дорогам Сибири, замерзая в пути. Жертвой стал даже прославленный генерал Каппель. Выброшенный чехами из вагона где-то в районе Красноярска, он, проходя с отрядом через озеро, попал в полынью и отморозил себе ноги. После чего умер от гангрены.
Отступление проходило по правилам, которые ввел французский генерал Жанен, единственный, кто мог отдавать приказы в это время для всех отступающих. Первыми едут чехословаки, потом — сербы и румыны, затем, если хватало вагонов, русские. Ну а тыл, на случай прорыва красных, прикрывали поляки. Такие стычки бывали. Хотя в основном интервенты и белогвардейцы споро катились на восток и опережали красных на полторы-две недели.
Неприятный эпизод: под Иркутском местный эсеровский «Политцентр» потребовал выдачи Колчака, взамен на возможность каравана двигаться дальше до Владивостока. Нисколько не сомневаясь в порядочности этой бартерной сделки, генерал Жанен и руководство легиона немедленно сдали его и тут же получили возможность проезда. А Колчак вместе со своим председателем правительства Пепеляевым были переданы «Политцентром» большевистскому ревкому. После чего в феврале 1920 г. их расстреляли без суда на льду Ушаковки, притоке Ангары.
А Радола Гайда? Тот значительно раньше оказался во Владивостоке. Авантюрист в очередной раз предал своего очередного хозяина и в ноябре 1919 г. устроил путч против Колчака, ратуя за установление мира в гражданской войне. И это человек, который слыл поджигателем гражданской войны! Путч немедленно был подавлен войсками местного гарнизона, и разжалованному экс-Наполеону стала грозить «вышка». Заступились французы. Радолу посадили на пароход и отправили в Европу.
Дома в Чехословакии его сделали героем. Высокие чины в армии, а потом с 1926 г. — ссора с президентом Масариком. Вскоре стал чешским фашистом, руководителем местной фашистской организации, потом подозревался в сношениях с Советской Россией и в связях с немецкими оккупантами. Умер в 1948 году. Предполагают, что в тюрьме.
Итоги Гражданской войны. Она на всех фронтах унесла около 13 миллионов жизней русских людей. И виновником в этой бойне можно отчасти признать чехословацкий легион, а также «льва Сибири» Радолу Гайду. Потери легиона — четыре тысячи убитых и пропавших без вести.
Были разорены, сожжены и разграблены десятки городов и сел, подорвана экономика России, царили голод, эпидемии и разруха.
Победили красные. Но, несмотря на вынужденный уход из страны, интервенты, то есть французы, англичане, чехи и другие, были довольны. Во-первых, они вволю пограбили Сибирь. Во-вторых, они и не думали всерьез помогать Колчаку: в случае победы сильная Россия под его руководством была им не нужна. А в руках большевиков, считали они, эта страна покатится дальше по наклонной и никакой конкуренции другим странам составлять не будет.
Приехав в Чехословакию, Гашек так и не смог установить контакты с коммунистами и левыми. Кладно, где недавно бушевало восстание, было усмирено, руководителей его бросили в тюрьму. Приятели, знавшие Гашека с довоенных пор как кутилу и короля богемы, тянули Ярослава в кабак. Ни работы, ни денег не было. Но тут пришла спасительная мысль, и друзья его в том поддержали: надо вновь заняться Швейком!
Около двух лет практически без черновиков он писал этот объемный роман, чему вовсе не способствовала обстановка вокруг. Его травили в печати, называя комиссаром-палачом героев-легионеров. Никто не соглашался печатать его роман. Пришлось организовать с друзьями собственное издательство, выпускать роман частями.
Первые тонкие тетрадки вышли в свет в 1921 году. Друг — художник Иозеф Лада на их желтых обложках изобразил добродушного человека, покуривающего трубку среди разрывов снарядов и гранат.
Успех романа оказался огромным. Его немедленно стали переводить за границей на другие языки. Но закончить свое главное произведение писателю не удалось. Швейк по сюжету даже до фронта еще не добрался. А ведь задумывалось отправить его не только в бой, но и в долгий русский плен! Гашек умер 3 января 1923 года в Липнице, что неподалеку от Праги. Сказалось пятилетие войн, плена, последствия тяжелых болезней.
Итак — авантюрист, заговорщик и предатель Гайда и его почти ровесник великий всемирно известный писатель Гашек. Земляки. Волею провидения долгий срок были в Сибири. Сначала одновременно служили в одном и том же чехословацком легионе, потом оказались по разные стороны баррикад. С возвращением на родину почти в одно и то же время закончился их анабасис. Однако какие разные судьбы! В жизни они, возможно, и встречались, по крайней мере до 1918 г. Но близкими людьми, людьми «одной крови», никогда не были.
