Радикальный журналист левого направления
(продолжение. Начало в №9-10/2013)
I
В обширной литературе, связанной с Муссолини, высказывалось мнение, что его решение о возвращении в Италию было обдуманным политическим ходом. Он как бы взвесил свои возможности жизни в эмиграции, оценил их невысоко, и решил, что будущее для него связано с политическим журнализмом. Понятно, что ему было бы много лучше заниматься этим, пользуясь итальянским языком.
Коли так, ему следовало вернуться в родные края.
Эта стройная теория несколько теряет в убедительности, если мы поглядим на хронологию событий в жизни нашего героя. Муссолини вернулся в Италию в самом конце 1904 года, получил прощение, был немедленно призван в армию, и прослужил рядовым в полку берсальеров вплоть до 1906, с одним коротким перерывом – ему дали отпуск для того, чтобы он успел проститься с умирающей матерью.
После окончания военной службы Бенито Муссолини вовсе не кинулся в омут политической журналистики, а вернулся к своей учительской профессии, и даже сделал кое-какие шаги для того, чтобы усовершенствоваться в ней – он успешно сдал экзамен на право преподавания французского в средней школе. Попытка сделать то же самое и с немецким Муссолини не удалась – но он ее не повторил, а так и остался в своей начальной сельской школе, единственным учителем на сорок детишек.
По поводу качества его преподавания мнения расходятся.
С одной стороны, сообщается, что детям он не уделял особого внимания, и они между собой называли его тираном. С другой стороны, они его явно не боялись – учитель был вовсе не жесток. Он только хотел, чтобы ученики оставили его в покое и порядок в классе покупал тем, что приносил детям дешевые сладости.
По всему видно, что своей занудной жизнью в глуши Бенито Муссолини тяготился. Ему было скучно, и развлекался он как умел – напивался, играл в карты в местном трактире, заводил интрижки с замужними женщинами, мужья которых по каким-то причинам отсутствовали, и иногда на кладбище играл с приятелями в привидения. Утверждалось, что он даже проповедовал мертвым.
Сплетня это или нет – сказать трудно. Но, собственно говоря, для нас это и неважно – а важно то, что вплоть до 1908 Муссолини политической журналистикой не занимался, и начал делать это только после того, как ему подвернулся подходящий случай.
Так что не похоже, что решение о возвращении в Италию было результатом дальнего политического расчета. Скорее всего, Муссолини просто захотелось как-то упорядочить свою жизнь бродяги, без собственного угла и без обеспеченного куска хлеба.
Но у нас остается другой вопрос – зачем он вообще снялся и уехал в Швейцарию? Конечно, в качестве причин можно назвать и юношескую жажду приключений, и желание повидать мир пошире того, что виден из родного гнезда, и охоту попробовать свои силы – но абсолютно все источники сходятся на том, что одним из важных мотивов для отъезда Бенито Муссолини было уклонение от военной службы.
Армия в Италии была непопулярна.
Для того чтобы понять, почему это получилось, нам придется сделать небольшое отступление и поглядеть на историю объединения Италии более пристально.
И, по возможности, без очков “легенды о Гарибальди”.
II
Поскольку политическая история Италии не слишком известна за пределами ее границ, то для понимания сути дела есть смысл использовать аналогии, более понятные русскоязычному читателю. Как все знают, Германия была объединена после победоносной франко-прусской войны 1870-1871 годов, и главным архитектором нового Германского Рейха был Отто фон Бисмарк.
В Италии роль Бисмарка сыграл Кавур, в России куда менее известный – и если мы глянем в энциклопедию, то увидим следующее:
"...Граф Камилло Бенсо ди Кавур (итал. Camillo Benso conte di Cavour; 10 августа 1810, Турин — 6 июня 1861, Турин) — итальянский государственный деятель, премьер-министр Сардинского королевства, сыгравший исключительную роль в объединении Италии под властью сардинского монарха. Первый премьер-министр Италии (1861)...".
Ну, и сразу же возникает вопрос – откуда тут взялось сардинское королевство? И вообще – что это такое? А поскольку вам вдобавок могут сообщить, что в “сардинском королевстве” правила так называемая “савойская династия” – а столица королевства была расположена в Турине, на самом северо-западе Италии – то немудрено и запутаться.
Поэтому мы начнем объяснения по порядку: Савойя – горный регион, расположенный в Альпах, на французской стороне. А герцоги савойские – в отличие от герцогов бретонских или нормандских – сумели удержать свою независимость и в состав Франции так и не вошли. Им помогало то, что они еще в Средние Века обзавелись владением Пьемонт, на итальянской стороне Альп. Пьемонт в силу большего богатства и большего населения и стал центром савойских владений, а столица Пьемонта, Турин стал столицей савойской династии.
В начале XVIII века, в ходе урегулирования последствий общеевропейской Войны за Испанское Наследство[1], савойские государи получили было Сицилию, да еще вместе с королевским титулом – но удержать добычу не смогли и вынуждены были взять бедный остров Сардиния, как своего рода утешительный приз. Но королевский титул они все-таки удержали, и все их государство – странноватый агрегат из французского герцогства Савойя, итальянского владения Пьемонт, и острова Сардиния, известного разве что своей бедностью – стало называться сардинским королевством.
Вот на этом непрочном фундаменте граф Кавур, премьер-министр сардинского королевства, и решил воздвигнуть свое творение, единую Италию. Трудности его были неисчислимы. В отличие от Бисмарка, опиравшего на Пруссию, называемую еще "Железным Королевством", с ее эффективным чиновничеством и лучшей в Европе армией, Кавуру предстояло действовать тем, что было у него под рукой: шатким престолом, вороватой бюрократией и слабым дезорганизованным войском, которое и армией-то можно было назвать только с большой натяжкой.
И тем не менее – он преуспел в своем начинании.
По старой пословице – "...двигая небо и землю...", Кавур добился повышения престижа Сардинии. Ему пришлось для этого влезть в Крымскую Войну, и послать 15 тысяч солдат под Севастополь – но зато он получил место на Парижской Конференции, определявшей условия мира, и сумел поднять там вопрос об "...итальянских владениях Австрии...".
Он заключил тайное соглашение с Францией, в обмен за содействие в получении Сардинией австрийских земель в Италии отдал французам Савойю – и в конце концов добился своего – спровоцировал войну с Австрией.
В чисто военном смысле это было катастрофой – сардинские войска терпели поражение за поражением – но война оказалась выиграна. Только что победа была достигнута не итальянским, а французским оружием.
Сложный обмен совершился. Франция получила Савойю, Сардиния – австрийскую Ломбардию – а дальше процесс объединения Италии пошел полным ходом.
B 1861 году возникло Королевство Италия, первым премьером которого стал граф Кавур. В том же году он умер, оставив по себе памятник в виде единой Италии.
И воспоминание о том, что сделано это было хитростью, а не силой.
III
Прибавим к вышесказанному, что единая армия Германского Рейха, созданного Бисмарком, сражалась вся вместе, но присягу полки приносили своим прежним привычным монархам. Например, присягу непосредственно кайзеру приносили только прусские войска, но баварские клялись в верности королям Баварии, саксонские – королям Саксонии – и так далее.
В объединенной Италии присяга тоже приносилась королю савойской династии, почти иностранцу – и что до него было, скажем, гордым флорентинцам? В общем, престиж армейской службы в Италии был невысок, и когда юный Бенито Муссолини сделал попытку улизнуть от призыва, его мотивы были вполне понятны.
Он вообще смотрел на исполнение законов как на нечто, для него лично необязательное.
В марте 1908 года он оказался замешан в так называемые "...сельскохозяйственные волнения..." в своем родном городке Предаппио – тамошние крестьяне взбунтовались против владельцев поместий, нанимавших для сбора урожая народ со стороны. Дело дошло до того, что местный префект должен был вызвать эскадрон кавалерии – и в числе арестованных оказался учитель Муссолини, призывавший к восстанию. В пылких речах он призывал не смущаться насилием, а крушить всякие там усовершенствованные сельскохозяйственные машины - они “…нужны только для того, чтобы отнимать работу у простых людей…”.
В итоге его повязали, посадили в кутузку в Форли, судили и дали некий недолгий тюремный срок. Муссолини, правда, выиграл дело по апелляции, и его быстро выпустили – но он приобрел некоторую известность. Муссолини утверждал, что одно из двух – или буржуазия, или пролетариат.
Они не могут ужиться вместе, одна из этих двух социальных категорий должно исчезнуть.
Он ссылался в этом на Маркса, и говорил, что в неизбежной классовой борьбе пролетариат непременно победит. Так он и писал в местной социалистической газете. Она выходила в городке Онелья совершенно крошечным тиражом – социалисты в Романье особой популярностью не пользовались. Муссолини это не беспокоило. Он знал – где Маркс, там и классовая борьба.
Анжелика Балабанова могла гордиться своим учеником.
IV
И, как оказалось, его заметили и другие социалисты. Муссолини получил предложение поработать в газете, предназначенной для рабочих-итальянцев в Трентe. Это был город, расположенный в Австрии, в коронных землях Тироля, но население там было в значительной степени итальянское, и в среде патриотов-ирредентистов считалось, что Трент – часть Италии, оставшейся "...неискупленной..."[2].
Предложение было принято – и вскоре "...товарищ Муссолини..." был представлен своим коллегам-журналистам. Его уже авансом хвалили за знание немецкого, наступательный стиль, и еще за “…убежденный антиклерикализм…” – и коллег он не разочаровал.
Еще в очень и очень католической Романье Бенито Муссолини мог мимоходом заметить в газетной статье, что Иисус был в любовной связи с Марией Магдалиной. Собственно, еще отец Бенито, Алессандро Муссолини, был известен утверждением, что Иисус и его апостолы были всего-навсего невежественными евреями, верить в учение которых передовым рабочим просто постыдно – но Алессандро дальше деревенского трактира речей своих не распространял.
У его сына возможностей было больше.
В Тренте на 30 тысяч населения имелось три газеты, выходившие на итальянском. Одна был социалистической, одна – католической, и одна – националистической. Занимались они главным образом взаимной перебранкой, так что огневой темперамент Бенито Муссолини в католической газете оказался очень даже заметен – и ругань в его адрес заметно повысила общий накал полемики. Собственно, такой реакции можно было ожидать – но Муссолини заметили не только клерикалы.
Очень скоро он получил предложение посотрудничать и в националистической газете "Il Popolo" – или, если перевести название на на русский – "Народ".
С редактором этой газеты, Чезаре Баттисти, он даже как бы подружился.
В общем, жизнь Бенито Муссолини в Тренте складывалась хорошо. Он, по-видимому, был единственным журналистом-итальянцем в городе, статьи которого печатались в двух враждующих между собой газетах. Городская библиотека предоставляла возможность читать добрых сорок ежедневных газет и восемьдесят журналов на немецком, французском, и итальянском – и впридачу к этому Муссолини попробовал поучиться и английскому.
Трент просто наголову превосходил знакомую Муссолини столицу его уезда, Форли, о которой он теперь с презрением отзывался как о “…пристанище свинопасов…”. В его глазах истинно итальянским городом был именно Трент – даром, что он был расположен в австрийском Тироле.
В конце концов, именно здесь итальянские купцы и предприниматели сложились на возведение скульптурного памятника Данте Алигьери, светочу мировой литературы и великому гению, прославившему Италию.
В посвящении памятнику Данте именовался "вождем", "дуче".
V
Конец приятной жизни Муссолини в Тренте настал примерно через семь месяцев. Его заметила не только местная католическая газета, но и австрийская полиция. Уже летом 1909 года его решили выслать. А поскольку в Южный Тироль как раз должен был приехать с визитом Франц-Иосиф, император Австро-Венгрии, то полиция начала принимать меры предосторожности, и случившуюся неподалеку от места жительства кражу списала на опасного радикала, Бенито Муссолини.
У него произвели обыск, ничего не нашли – но на всякий случай посадили в тюрьму.
Муссолини, который к своим 26 годам успел посидеть и в Италии, и в Швейцарии, и даже во Франции – куда его занесло в юные бродяжнические годы – австрийскую каталажку впоследствии очень рекомендовал как наиболее удобную и гуманную.
И суд в Австрии оказался честным и непредвзятым – Бенито Муссолини был очищен от подозрений и выпущен на свободу. Но полиция в пограничной полиции, да еще в преддверии визита государя, конечно, поставила на своем – и Муссолини был снова арестован и выслан как "...опасный радикал...".
В результате он опять оказался в родных краях, в окрестностях Форли, города для свинопасов. Его отец, Алессандро Муссолини, тем временем оставил свою не слишком систематическую работу кузнеца, и открыл что-то вроде кабачка, под воинственным названием "Берсальер". По-видимому, он назвал так свое заведение в честь сына, отслужившего срочную в берсальерах – но Бенито после жизни в “…настоящих культурных центрах…” искал себе горизонты пошире.
Еще из Трента он завел переписку с редактором влиятельного журнала “La Voce” – "Голос". Бенито Муссолини в самых почтительных выражениях высказывал свое восхищение и самим журналом, и стилем его редактора, и выражал надежду когда-нибудь там напечататься – ну, и из этого ничего не вышло.
А проблем тем временем прибавлялось – Бенито довольно неожиданно взял да и “женился”. Он начал жить вместе с Ракеле Гуиди, которая от него забеременела. Она была родом из крестьянской семьи, не знала, что такое зонтик, и страшно возмущалась бессмысленной расточительностью своего любовника, который то и дело покупал себе книги.
Надо сказать, что связь Ракеле с Бенито вызвала толки – девушка была дочерью женщины, находившейся в открытой связи с Алессандро Муссолини, и очень многие называли Алессандро ее отцом.
Коли так, то получалось, что она доводится Бенито сводной сестрой?
Предположение, что и говорить, было скандальное. Но влюбленная пара наплевала на общественное мнение, и в 1910 году Ракеле родила Бенито Муссолини дочь, которую он назвал Эддой. По всему было видно, что он очень привязан к своей малышке, хотя времени на нее ему, конечно, не хватало. В 1910 Бенито Муссолини уже был признан как первый среди социалистов города Форли. Он был редактором местной газеты левого направления, которой он, конечно, придал самый радикальный характер.
Газета называлась “La Lotta di Classe” – "Классовая Борьба".
VI
В 1911 году к власти в Италии в четвертый раз пришел Джованни Джолитти. Это был многоопытный политик, начинал свою деятельность еще в 1876 – его назначили тогда начальником таможенного управления. Через 13 лет он стал министром финансов, а еще через три года, в 1892, впервые возглавил правительство. \
Правительства в Италии были шатки, кабинеты часто уходили в отставку из-за парламентских разногласий, так что Джoлитти между 1892 и 1911 премьером становился трижды, и в четвертый раз стал им с совершенно определенной целью – он задумал отобрать у Турции две ее североафриканские провинции, Киренаику и Триполитанию.
Вообще-то, само по себе это предприятие не требовало больших усилий, не несло особых опасностей и не сулило никаких особых выгод – земли считались пустыми.
Турки правили там чисто номинально.
Считаться следовало скорее с англичанами, сидевшими в Египте, и с Французами, правившими в Тунисе и Алжире. Но особых препятствий на пути Италии ни англичане, ни французы воздвигать не стали.
Обе страны состояли в не вполне еще оформленном союзе, направленном против так называемых "центральных держав" Европы – Германии и Австрии. Италия, правда, являлась союзницей центральных держав – но почему же не сделать ей любезность, уступить ей никому не нужную колонию, и не попытаться тем самым оторвать ее от ее европейских друзей?
В общем, следовало дерзать...
И 28 сентября 1911 года Турции был направлен ультиматум. Туркам сообщали, что они "...держат Триполи и Киренаику в состоянии беспорядка и нищеты". Из чего, разумеется, следовало, что "...итальянское правительство, вынужденное позаботиться об охране своего достоинства и своих интересов, решило приступить к военной оккупации Триполи и Киренаики...".
Ну, война – это такое предприятие, которое начать легко, но вот окончить бывает очень трудно. У итальянцев вроде бы были все мыслимые и немыслимые преимущества – и перевес в численности, и полное господство на море, и наличие новейшей техники, которой не было у их противников, вплоть до радио и дирижаблей – но все это моментальной победы не принесло. Война затягивалась, турки под Тобруком оказали вполне эффективное сопротивление – у них там проявил себя очень перспективный офицер, 30-летний капитан Мустафа Кемаль – расходы на войну превысили все возможные сметы раз так в четыре – и энтузиазма в Италии как-то поубавилось. Джилотти критиковал в парламенте, но еще больше ему доставалось от непарламентской оппозиции.
Съезд социалистической партии Италии принял антивоенную резолюцию.
И, пожалуй, никто не способствовал ее принятию так яростно и так эффективно, как Бенито Муссолини, депутат съезда от города Форли, главный редактор газеты "Классовая Борьба".
Он кричал, что колониальная война – преступление перед рабочим классом Италии, что немыслимые деньги были истрачены на захват территорий, которые никогда не смогут стать домом для итальянских колонистов, и что вместо увеличения национального благосостояния в колониях, война стала причиной экономических трудностей в самой Италии.
И еще он сказал, что никакой социалист не может быть так называемым "патриотом", ибо у социальной борьбы нет родины, а есть лишь святое стремление исправить зло угнетения, где бы оно ни происходило. Пролетариату Италии следует восстать и стряхнуть с себя цепи, в которые он закован буржуазией.
Выступление оказалось ярким, и имело последствия.
VII
В Милане, городе большом и нарядном, столице богатой Ломбардии и центром финансовых операций всей Италии, Муссолини появился в качестве главного редактора главной газеты социалистической партии, “Avanti!” – "Аванти!" – что в переводе на русский означало "Вперед!". Социалисты сочли, что у газеты с таким наступательным названием должен быть и редактор соответствующего темперамента.
Для честолюбивого молодого человека – Бенито Муссолини еще не исполнилось и 30 – получить в руки газету национального значения было огромной удачей, и за дело он взялся очень горячо.
Как-никак, теперь силою вещей он становился одним из виднейших социалистов Италии.
Опыт работы в "Классовой Борьбе" ему очень пригодился – все четыре страницы этой маленькой газеты он, в сущности, делал один. В Милане это у него, конечно, не получалось – но он беспощадно разогнал тех сотрудников, которые ему не подходили, нашел новых, поинтересней – и тиражи начали подниматься. Теперь "Аванти!" читали не только социалисты, там печатались интересные материалы – что-нибудь из мира моды, обзоры событий культуры, и так далее.
В 1913 с одной дамой, понимавшей в делах изысканного вкуса, он познакомился поближе.
Ее звали Ледой Рафанелли – и право же, вообразить себе более странное создание было бы мудрено. Начать с того, что она в свое время перешла в ислам – съездила в Египет, в Александрию, и как-то вот прониклась...
Но ничего похожего на скромную мусульманскую женщину в Леде Рафанелли не было и в помине – она была убежденной сторонницей анархизма, совместно с мужем выпускала журналы, "Блуза – социальное обозрение" и "Освобожденная Женщина" ]La blouse: rivista sociale (1906-1910), La donna libertaria (1912-1913)[.
Hу, а уж заодно, вместе с Джузеппе Монанни, своим любовником и отцом своего ребенка завела журнал для анархистов, "Черный Шарф", в придачу к парочкe небольших издательств.
Так вот, у этой яркой дамы Бенито Муссолини вызвал такие чувства, что она завела с ним бурный роман.
Обе стороны были сильно увлечены.
Они непрестанно обменивались письмами, и если кто в те годы и знал Муссолини близко, то, пожалуй, это была Леда Рафанелли. Она много чего видела в нем – и неуверенность провинциала, вдруг оказавшегося среди людей, которых он сам признает культурнее, чем он сам, и отчаянное желание казаться ученее, чем он есть, и моментальную перемену облика – небритый и намеренно обтрепанный рабочий лидер, произнеся самую горячую революционную речь, к вечеру вдруг появляется в модном ресторане, в пиджаке с шелковой подкладкой, и в туфлях, сделанных на заказ.
Роман, возможно, имел бы будущее, если бы не некоторые дополнительные обстоятельства.
Синьора Рафанелли спокойно относилась к вопросам сексуальной верности, на вещи смотрела широко, и знала, что у ее любовника Бенито есть в Форли подружка, у которой есть от него ребенок. Но когда на свет божий всплыло, что и в Тренте в 1909 у него тоже была подруга, некая Ида Ирэна Дальзер, и что вроде бы она стала приезжать к нему в Милан – а в Милане тем временем он завел еще один роман, с замужней дамой по имени Маргарита Царфати, которая, в частности, вела в "Аванти!" отдел художественной критики, Леда Рафанелли решила, что этого многовато даже для нее.
Никакие сожаления и никакие клятвы Бенито Муссолини не помогли – любовники расстались.
Но она долго еще вспоминала один разговор, который у них как-то случился за ужином – Муссолини сказал ей, что думал было стать великим писателем, но не нашел в себе достаточного таланта. Но, тем не менее, его имя будет на устах у всех.
Он непременно станет великим человеком.
"Как Наполеон?" – спросила она своего любовника.
"Нет" – ответил ей он – "Больше, чем Наполеон"[3].
***
Перемена фронта
I
Выстрел Гаврилы Принципа в Сараево сыграл роль пресловутого камешка, вызвавшего сход огромной лавины. 19-летний мальчишка выпалил в австрийского эрцгерцога 28 июня 1914 года – а ровно через месяц, 28 июля, Австро-Венгрия объявила войну Сербии, 1 августа Германия объявила войну России, заступившейся за Сербию, 3 августа Франция заявила, что выполнит свои союзнические обязательства по отношению к России и объявила войну Германии, 4 августа ее примеру последовала Великобритания – и страны Европы посыпались одна за одной, как костяшки домино.
В войну оказалась втянута даже Турция.
И одна только Италия вдруг заявила, что остается нейтральной.
Заявление было сделано 3 августа 1914 года, и в принципе было нарушением договора Тройственного Союза[4]. В тексте договора имелась оговорка, гласящая, что"...если одной из держав, напавших на партнёров Италии по договору, будет Великобритания, то Италия военную помощь союзникам не окажет..." – но итальянцы отказались от своих обязательств даже раньше того, как Англия вступила в войну.
Ссылались они на то, что соглашение имело оборонительный характер, а война началась с того, что ее союзники сами объявили войны своим противникам, не дожидаясь нападения – но истинные причины такого миролюбия, конечно, были поглубже.
Италия не была готова в большой войне.
Войны не хотели ни король, ни либеральная партия, составлявшая большинство в парламенте, ни церковь, в Италии традиционно влиятельная, ни крупные промышленные корпорации севера страны, зависевшие от английского импорта стали и угля – короче говоря, решение не воевать на стороне "центральных держав" было почти автоматическим.
И может быть, Италия так и осталась бы нейтральной, если бы не Сидней Соннино. Он был видным дипломатом и государственным деятелем, дважды возглавлял кабинет министров[5], и вошел в историю как первый еврей, когда бы то ни было занимавший эту должность. А в придачу ко всему вышеперечисленному, он был горячим патриотом-государственником. Влияние его было велико, в среде дипломатов и правительственных чиновников чувствовалось еще летом 1914, а в ноябре Соннино занял пост министра иностранных дел в правительстве Антонио Саландры.
Он к этому времени уже убедил премьера, что если вступление Италии в войну на стороне "центральных держав" действительно совершенно немыслимо, то ситуация будет выглядеть совершенно по-другому, если она вступит в войну на стороне Антанты. Английский флот в этом случае будет не угрозой побережью, а защитой от всех и всяческих нападений, союзная Франция поможет военными материалами, а в результате неизбежной победы союзников Италия получит все, чего она тщетно добивалась со времен Кавура, все ее "неискупленные территории" – и в Тренте, и в Триесте, и так далее. Может быть, даже удастся прихватить и еще что-нибудь из австрийских владений на Адриатике. Доводы, что и говорить, выглядели убедительно.
Италия начала широкие консультации со странами Антанты.
II
Уже значительно позднее были в итальянской исторической литературе мнения, согласно которым Муссолини первым понял, что из всего этого получится – и немедленно ухватил быка за рога.
Это очень сомнительно.
Поначалу, еще в ходе июльского кризиса 1914, когда Австрия еще не объявила Сербии войны, он много писал о неизбежном столкновения славянского и германского миров, что взрыв на Балканах неотвратим, и что австрийская администрация внушает своим национальным меньшинствам только ненависть. При этом он ссылался на личный опыт, накопленным им в Тренте – но, конечно, никакого предсказания о повороте Италии в сторону союзников тут нет. Про "... столкновение миров ..." в ту пору не писал только ленивый, на Балканах совсем недавно окончилась война христианских стран полуострова против турок, после чего они, одержав победу, немедленно передрались между собой, напав на Болгарию.
Так что на то, чтобы предсказать взрыв на Балканах, ума не требовалось...
А уж в искренность заявлений о ненавистной всем австрийской администрации и вообще трудно поверить – во-первых, сам Муссолини находил австрийский суд честным и непредвзятым, во-вторых, половина населения Ломбардии и Венето сравнивала чиновников Австрийской Империи со сменившими их бюрократами Королевства Италия – и находила, что “…Вена правила справедливее, чем Турин…”[6].
Нет, Бенито Муссолини ничего, конечно, не предвидел – а ссылки на то, что он поносил Германию за нарушение нейтралитета Бельгии, и говорил, что “…немцы ведут себя, как разбойники на дороге европейской цивилизации…” – то надо иметь в виду, что все сказанное он относил к числу аргументов в пользу итальянского нейтралитета. Что до возможности приобретения Триеста, то Муссолини писал, что этот итальянский город окружен славянскими поселениями, и Италии, в общем, ни к чему.
Первый видимый сдвиг в его позиции начался где-то в середине сентября 1914 – Муссолини опубликовал в своей газете статью некоего Сержио Панунцио, в которой доказывались выгоды перемены Италией своей системы союзов. Что интересно – статья публиковалась в порядке обсуждения, с примечанием главного редактора, что смешно было бы закрывать рот оппонентам – напротив, в соответствии с принципами истинной пролетарской демократии им следует предоставить трибуну.
После чего Бенито Муссолини пункт за пунктом опроверг все, что в статье Панунцио было сказано.
Через две недели после публикации, в выпуске от 30 сентября 1914 года, "Аванти!" опубликовала редакционную статью, написанную, конечно же, Бенито Муссолини. В ней говорилось, что рабочие Италии свои чувства симпатии направляют в сторону Франции и Англии – как, собственно, это делает и главный редактор их главной газеты – но это “…отнюдь не означает солидарности с поджигателями войны…”.
Наконец, в статье от 18 октября 1914 Муссолини призвал к “….изменению итальянского нейтралитета с пассивно-выжидательного на активно-наступательный…”. Что тут имелось в виду, понять трудновато, но Бенито Муссолини к этому времени уже хорошо поднатаскался в марксисткой фразеологии, и он знал, что войны могут служить локомотивами Истории, и что насилие – повивальная бабка революций.
И он обратился ко всей партии социалистов Италии – почему бы не последовать примеру своих соратников-социалистов из других стран Европы, поставивших служение отечеству выше догм?
А в качестве аргумента сослался на Карла Маркса – да, конечно, у пролетариев нет родины – но разве не сказано Марксом, что всякий, кто принимает застывшую и неизменную позицию для будущего, уже тем самым становится реакционером? Следовать политике нейтралитета в создавшихся условиях означает “…добровольный паралич в трагический час европейской истории…”[7].
Вообще говоря, статья вызвала сенсацию.
Муссолини выразил то, что к этому времени думали многие – и даже Джузеппе Преццолини, издатель влиятельного журнала “La Voce" – “Голос", прислал ему душевные поздравления.
Вот только социалисты Италии отнеслись к выступлению главного редактора своей газеты "Аванти!" без всякого снисхождения. На съезде партии в конце октября 1914 года они решили, что он выступил самовольно и без согласования с товарищами, и тем нарушил партийную дисциплину.
После яростной дискуссии на съезде Бенито Муссолини был не только лишен своего места главного редактора, но и примерно наказан в назидание всем другим.
Его выкинули из партии.
III
15 ноября 1914 года, меньше чем через три недели после исключения Бенито Муссолини из социалистической партии, вышел в свет первый номер его новой газеты, “Il Popolo di Italia” – “Итальянский Народ”. Шапкой номера послужила цитата из Наполеона:
"Революция – это идея, нашедшая свои штыки".
В громоподобной передовой главный редактор газеты – выступавший также в роли ее владельца и издателя – заявлял:
“…судьбы европейского социализма неразрывно связаны с тем, что принесет народам Великая Война…”[8].
И если оппоненты Муссолини в силу своей полной интеллектуальной импотенции этого не понимают, то его понимает молодость Италии, будь это молодость по возрасту или молодость по духу, “…молодость поколения, которому выпала участь двинуть вперед Историю…”.
Что и говорить – стрела попала в цель.
Те социалисты, что остались в рядах и последовали генеральной линии партии, обзывали отщепенца последними словами, из которых "крыса", "Иуда" и "предатель" были еще относительно мягкими. Самым главным обвинением было даже не предательство, а предательство за деньги, и в той же "Аванти!", вдруг потерявшей своего главного редактора, задавался сакраментальный вопрос: “Che paga?” – “Кто платит?”.
Ну, и всячески намекалось, что делает это правительство "дуумвирата", Саландры и Соннино.
Подозрение было обоснованным, но несправедливым.
Да, еще с самых первых дней Великой Войны в итальянском МИДе появилась мысль об использовании прессы для создания “…нужного общественного мнения…”. Предполагалось даже изыскать для этого какие-то фонды.
Но в Италии по сравнению с другими европейскими державами все делалось медленно. Вплоть до ноября 1914 так ничего конкретного и не было предпринято. А в ноябре пришел новый министр, Сиднeй Соннино – и решительно воспротивился тому, что называл подкупом. Он вообще сомневался в пользе пропаганды – считал, что для умных людей правильность его политики самоочевидна, а c мнением дураков считаться и не стоит.
Сам-то торговался и с Антантой, и с "центральными державами" за то, на чьей стороне выступит его страна, изо всех сил добивался самых лучших возможных условий, рассматривал свои действия как своего рода аукцион – кто даст Италии больше – и называл это "...политикой священного эгоизма...".
В общем, министру иностранных дел Италии в ноябре 1914 было не до итальянской прессы.
Однако нашлись другие люди, более гибкие и чуткие, и не столь занятые высокими материями. К ним относились крупные земельные собственники в Ломбардии, которые рассудили, что раскол в рядах социалистов им не повредит, а привлечь часть левых голосов к патриотическим начинаниям будет полезно. Так что Бенито Муссолини, разрывая со своей партией, не бросался в пропасть так уже безоглядно – некоторое количество соломки он все-таки успел подстелить.
Сделано это было через посредника, известного в Милане адвоката Филиппо Налди.
Тот, кстати, пытался добиться для газеты и правительственных субсидий, а потом съездил вместе с Муссолини в Швейцарию, поговорить с разными чуткими людьми из французской секретной службы[9].
Что интересно, Филиппо Налди путешествовал так, как привык – остановился в лучшем отеле и обедал в ресторанах соответствующей категории. Муссолини же снял комнату в недорогой гостинице, да еще и на пару со знакомым журналистом, Марио Жирардоном. Налди, по-видимому, почувствовал, что должен быть как-то подобрее к своему протеже, и взял его с собой на хорошую вечеринку с шампанским.
Но понятно, что адвокат Филиппо Налди главным партнером в содружестве с журналистом Бенито Муссолини считал себя. Связи-то с людьми, располагавшими деньгами добывал именно он. Ну, и получал за это очень хорошие комиссионные. Что находил более чем справедливым – ведь весь "маркетинг" их совместного предприятия лежал на нем.
А Муссолини всего-навсего озвучивал имеющиеся у него идеи.
IV
Идеи действительно имелись. Уже в начале декабря 1914 Муссолини объявил о создании так называемых “Fasci d’azione rivoluzionaria”, что на русский можно перевести как "группы революционного действия". При этом, правда, ускользает важный оттенок слова “fasci” –"фаши" – по-итальянски это еще и связка, например, связка прутьев. А во времена Римской Империи такие связки, со вставленным в них топором, носили ликторы – исполнители распоряжений магистратов лиц, являвшихся носителями верховной власти – “cum imperio”[10].
Так вот, группы "фаши" вскоре стали расти, а членов этих союзов стали называться "фашистами".
Это была не партия, а скорее "...движение, к которому может присоединиться всякий искренний патриот..." – так было написано в манифесте фашистов, опубликованном в январе 1915, и опубликованном в "Il Popolo di Italia”.
Написал манифест, конечно, Бенито Муссолини.
Он объяснял своим читателям, что, только пройдя через горнило войны, итальянские рабочие смогут достичь социальной революции. Это неизбежно произойдет – ибо война на стороне Антанты навеки свяжет судьбы Италии с “…колыбелью сотни революций, великой Францией…”, и с Британией, родиной свободы.
Вообще-то, поначалу призыв особого эха не вызвал.
В середине марта 1915 газета поведала своей аудитории, что деньги на издание начинают иссякать, и нужны усилия по поддержке подписки. Возможно, это подстегнуло редактора в сторону выбора все более и более сильных выражений. Например, он назвал не расположенный к войне парламент "...истинным гнойником, отравляющим кровь нации...", а потом и вовсе предложил стрелять в тех депутатов, которые наиболее упорны в желании сохранить нейтралитет.
Со страниц своей газеты Муссолини буквально кричал, что напрасно иностранцы смотрят на Италию как на родину музыкантов, торговцев безделушками и живописных бандитов из Калабрии. О нет – им придется склониться перед волей новой, единой Италии, объединенной духом великого Гарибальди, истинного дуче итальянского народа…
Его труд должен быть закончен, Италии должны принадлежать все земли, где говорят по-итальянски. В ораторском пылу Муссолини прибавил к списку таких земель и Мальту, что, пожалуй, было несколько бестактно по отношению к Великобритании, как-никак будущему союзнику.
24 мая 1915 года Италия объявила Австрии войну.
Сделано это было в нарушение всех и всяческих законных процедур – король Виктор-Эммануил не пошел так далеко, как предлагал ему Бенито Муссолини, и никого из депутатов не арестовал, но, тем не менее, войну обьявил самолично, без консультаций с парламентом.
Муссолини в передовице провозгласил, что для него и для других патриотов Италия ожила как некое новое историческое существо, которое наконец обрела тело и бессмертную душу. В армию пошел поток добровольцев, полных энтузиазма. Уже значительно позднее, в конце 20-х годов, утверждалось, что во главе их шел Муссолини.
Ну, это не так – он дождался призыва своей возрастной группы и в армию ушел только через три месяца. Но, тем не менее, от призыва не уклонился и никакой должности в тылу искать не стал. Отнюдь нет. Вместо этого Бенито Муссолини – уже не видный журналист, а простой резервист, получивший повестку – собрал котомку и явился в свой полк берсальеров.
Так для него началась война, которой он так добивался.
(продолжение следует)
Примечания
[1] Война за испанское наследство (1701-1714) – крупный европейский конфликт, начавшийся в 1701 году после смерти последнего испанского короля из династии Габсбургов, Карла II. Франция и Испания совместно сражались против коалиции, состоявшей из Англии, Австрии и Нидерландов. Савойя входила сначала воевалa на стороне французов, но потом перешлa на сторону англичан - и оказалась в стане победителей.
[2] Ирредентизм (от итал. irredento – «неискуплённый», «неосвобождённый») первоначально – политическое движение в Италии в конце XIX – начале XX веков, направленное на присоединение к Италии пограничных территорий Австро-Венгрии с итальянским населением – Триеста, Трентино и других.
[3] Эпизод описан в книге “Mussolini”, by Denis Mack Smith, page 21.
[4] Тройственный союз – военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии, сложившийся в 1879-1882 годы.
[5] Председатель Совета министров Италии (итал. Presidente del Consiglio dei Ministri) – глава правительства Итальянской Республики. Формально назначается на должность президентом страны, но реально является представителем парламентского большинства.
[6] Столица Италии, конечно, была не в Турине, а в Риме, но в данном случае ссылка на Турин делалась в качестве шпильки в адрес нелюбимой савойской династии.
[7] Более подробное содержание статьи Муссолини можно найти на английском в книге Mussolini, by R.J.B. Bosworth, Arnold, London, 2006, page 104.
[8] Войну 1914-1918 стали называть Первой Мировой только после того, как началась Вторая Мировая Война. До этого период 1914-1918 в Японии был известен как "гражданская война европейцев", а в Европе - как Великая Война.
[9] Mussolini, by Bosworth, page 106.
[10] Число ликторов зависело от должности сопровождаемого ими лица: весталка – 1 ликтор; эдил – 2 ликтора; претор – 6 ликторов; проконсул – 11; консул — 12; диктатор – 24; император в I-II веках – 24.
Напечатано в журнале «Семь искусств» #11(47) ноябрь 2013
7iskusstv.com/nomer.php?srce=47
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2013/Nomer11/Tenenbaum1.php
