У него была аллергия на Астрологию. Нет, не на саму лженауку, а на соседскую кошку Астру: военные действия длились уже несколько месяцев. Астрология была размером с небольшую рысь и держала в страхе весь подъезд, включая полуподвал, чердак и дворника-эфиопа. Приглашая откушать или призывая домой, хозяйка называла её официально, полным именем: Астрология Эсквайра Джонс.
Эсквайра была родом из Англии. На свободу она сбежала в Тель-Авиве, но на улице ей не понравилось. Пару дней она сидела на рынке Кармель, глядя на людей. Когда появилась стройная дама с хозяйственной сумкой в руке, кошка сосре-доточенно ткнулась ей в туфель и требовательно посмотрела в лицо.
Так смотрит судьба, а мы того не замечаем. Мы невнимательно покупаем огурцы или селёдку к пиву и требуем долива после отстоя пены…
Дама глядела на дыни, размышляя о главном: «А может, арбуз?» В конце концов купила персиков, невзирая на дыни. Кошка долго за ней шла, мурлыкала, обозначая присутствие – могу, мол, создать атмосферу в доме, а могу и нет…
Так и познакомились, стали жить одним домом. У кошки чудом сохранился ошейник с неразборчивой надписью по-английски, нашлось имя, подходящее ошейнику, и миска для еды. Постепенно Астрология Эсквайра разрослась до размеров коврика для ног, научилась рычать. Потому что если в этой жизни не рычать, всегда могут наступить на хвост, люди так и норовят тебя не заметить...
Вадим (с аллергией на Астрологию) никогда не бывал в Лондоне. Он приехал из Днепропетровска и жил в квартире напротив. У него были большие проблемы с мирозданием – хорошая память, тоска и общая мрачность всего, протекали трубы, сгорала плита… вообще, он не любил кошек. Высоты он тоже боялся.
Эсквайра царапала ему дверь – единственному во всём подъезде. Чесалась о стенку рядом с дверью, оставляя рыжую шерсть, страшную, как следы Шер-Хана. И пугала. Смотрела в глаза. Казалось – вот прямо сейчас кааак прыг-нет…
Вадим зажмуривался, как маленький, бежал к лестнице, на первой ступеньке открывал глаза… Взрослый человек, за спиной университет, репатриация, развод…
Он был тихий человек после сорока, разве что курил одну сигарету в день и выпивал в одиночку рюмочку виски. Бывшая жена звонила в праздники. В такие дни Вадим по-зволял себе коньяк, ровно две рюмки – одну за себя, другую за того парня, который и спас его от той жены…
Эсквайра Джонс поглядывала на него снизу, но как будто сверху вниз. Смотрела молча, как он запирает дверь, идёт по ступенькам, – пока один раз он случайно не задел её своей замшевой обувью. И кошка в непостижимо краткие доли се-кунды успела расцарапать ему портфель.
«Я пропал… – подумал Вадим, – и не спасёт никто…». Спасти могла бы соседка Инга, но об этом Вадим не догадывался. Потому что Инга была почище своей кошки Астрологии.
Инга была ведьма – так считал весь подъезд. Но ведьма хорошая, добрая, практически фея… она заклинала погоду. То есть загадочно заявляла: «Пойду договариваться» – и на другой день было солнце. С кем она там договаривалась – неизвестно, но способ был проверенный.
Ещё желала хорошего дня из окна, даже примета была такая – пожелает хорошего, и день обязательно складывается. А могла бросить вслед шепотку чая, уверяя, что чай помогает от злобных мыслей.
На самом деле у Инги было странное чувство юмора, она обожала разыгрывать соседей. Могла под дверью оставить кому сухой цветок, кому стаканчик с чаем (одноразовый), кому бумажную фигурку. Соседи боялись мистики. А эти наглые дамы-кошки создавали в подъезде неповторимое ощущение непредсказуемости. Внезапности. Ружья, которое выстрелит через секунду…
Инга вообще-то была вполне земная женщина от тридцати до сорока, она и в доме могла починить всё сама, даже, из-вините, унитаз, не говоря уже о телефоне. И ни к кому не обращалась за помощью. Но эти сказки она могла рассказывать своей бабушке, люди точно знали – ведьма. Ходит со своим мундштуком, дымит, смотрит сквозь тебя, думает о своём…
Часто люди принимают нас за кого-то другого. У них же есть какие-то мнения об окружающем мире, вот они его себе и представляют, как могут. В том числе – нас. А мы – их…
«Уеду в заснеженный Цюрих, – иногда думала Инга, оглядываясь на жару и соседей, – буду жить, как Ленин в Цюрихе». Но никуда не уезжала и жила в Тель-Авиве одна, с Астрологией Эсквайрой Джонс.
Вадим здоровался с Ингой, церемонно раскланиваясь, иногда заговаривая о поэзии Серебряного века. Книжки почитать предлагал. Но ведьма Инга отвечала наизусть из Волошина и от книжек отказывалась.
На Новый год он собирался посидеть в кафешке на углу, для разнообразия – чашечка капуччино с видом на неоновые огни. Недолго, завтра с утра на работу. И прилёг отдохнуть на часок…
Тут же в дверь позвонили. Это были сантехники. Когда они ушли, он открыл дверь, собираясь уходить, – по лестнице спускалась Инга. И он почему-то пригласил её войти. Сам удивился, но – пригласил.
Сели, открыли бутылку, телевизор включили, там как раз шла «Ирония судьбы». Когда атмосфера потеплела, а Вадим собрался цитировать, возможно, Галчинского и только-только открыл кавычки… короче говоря, к моменту появления в кад-ре Ипполита вырубилось электричество.
– Я сейчас… соседей позову… – расстроенно сказал Вадим (он боялся электричества и не мог заставить себя прикоснуться к пробке).
– Спокойно, – ответила Инга, доставая из сумочки отвёрт-ку, – почитайте мне пока поэзии слова…
Она зажгла зажигалку и полезла на стул.
– Жизнь моя, ты прошла, ты прошла… ты была не пуста, не пошла… – послушно забормотал Вадим, вспоминая любимого с юности Кирсанова.
– И сейчас ещё ты, точно след, след ракетно-светящихся лет… – неожиданно ответила Инга, с натугой раскручивая пробку, и добавила:
– Подержите зажигалку.
Вадим пришёл в себя и взял в руки зажигалку. Горячая, зараза, но лучше, чем звать соседей-израильтян. Окрепшим голосом он продолжил:
– Но сейчас ты не путь, а пунктир по дуге скоростного пу-ти…
Он взял другой стул и поднялся на него. Теперь они с Ингой стояли вровень, и между ними были автоматические пробки. Внезапно он забыл слова, потому что у него у самого вылетели пробки. Или давление упало. В общем, он захотел поцеловать ведьму, хотя обещал себе не делать резких дви-жений.
Но тут, по счастью, включилось электричество. Экран забормотал голосом артиста Яковлева: «О, тёпленькая пошла…», и они спустились со стульев. Инга небрежно забросила отвёртку в сумочку и закурила тонкую сигарету, направив мундштук вправо и вверх.
В дверь постучали.
– У нас нет света…– кричал оттуда Ицик, сосед справа, – что у вас происходит?
– У меня всё в порядке, – ответил Вадим, старательно за-гораживая Ингу.
Он и дверь-то открыл ненадолго, и закрыл тут же, но было поздно. В прихожей сидела Астрология Эсквайра Джонс.
– Я её не приглашал! – хотел крикнуть он. – Самолёт уле-тел! И светла! В синеве! Меловая петля!
Но не крикнул. Он сел, обречённо глядя на Эсквайру Джонс. Выпил коньяк, но это уже была видимость. Даже если закусить маслиной. Он больше ничего не хотел, только завтра на работу. И пускай всё будет как раньше…
Астрология впрыгнула на подоконник и стала глядеть в ок-но. На аптеке отчётливо виднелась надпись: «Синий-синий иней лёг на провода…»
«Карету мне, карету», – устало подумал Вадим, упал на диван и отключился. Ему приснился артист Юрий Яковлев, который говорил что-то важное и держал в руке бокал с шампанским. Поздравлял, наверное, с Новым годом…
Проснулся он к вечеру. Было по-прежнему 31 декабря. Весь этот бред ему приснился – и сантехники, и свидание, и пробки, и стихи… А праздник ещё не наступил, только со-бирался наступать. Вадим хотел выйти в кафешку на углу, прилёг ненадолго и нечаянно уснул.
На всякий случай проверил телевизор – всё работало. Посмотрел в окно – всё было на месте: улица, фонарь. Аптека… Ну, хорошо, кафешка на углу и банк «Дисконт». И открыл дверь.
У своей квартиры, прямо напротив Вадима, стояла Инга, собираясь уходить, запирала дверь, а рядом с ней сидела Астра. На шее у кошки болталась чёрная бабочка.
И тут на лестнице появилась овчарка – огромная, как холодильник. Она увидела Эсквайру, открыла пасть, шумно выдохнула – ну, наконец! – и через секунду кошка сиганула неизвестно куда, прямо сквозь открытое лестничное окно. Овчарка остервенело залаяла и помчалась вниз.
Инга выглянула в окно – кошки нигде не было видно.
– Как же мне теперь… – она с трудом выдохнула, – её вер-нуть…
Вадим сам не понял, как это случилось, – он подошёл к окну, проверил, что пожарная лестница как раз справа… и полез наружу. То есть на крышу.
«Ты с ума сошёл, – отчётливо сказал внутренний голос, – шестой этаж, вернись немедленно». – «Ага, вот всё брошу…» – пробормотал Вадим, хватаясь за перекладину, и нечаянно глянул вниз. Фонари светились очень далеко…
Рисковать собой ради этой стервозной кошки явно не стоило. В финале могла бы и сожрать, если он не свалится раньше. И ради Инги не стоило, зачем нужны такие жертвы? Вообще, стоило проявить характер, осторожность и вернуться. Но он почему-то не мог.
И не то, чтобы хотелось подвигов и славы, а просто он двигался вверх, вслушиваясь в ночные звуки, стараясь не обращать внимания на то, как ёкает селезёнка. Нога чуть не соскользнула, но до крыши было уже рукой подать. Ещё минут пять – он уже вполз на крышу, глянул на звёзды, не понимая, что он тут делает.
В темноте откуда-то доносилось мяуканье, похожее на детский плач.
– Астра? – нерешительно позвал Вадим.
Из темноты ответили горестным воплем, в том смысле, что да, он пошёл на звук, споткнулся, упал, встал… Астра застряла в какой-то щели и не могла сама оттуда вылезти, только тяжело вздыхала... пришлось спасать.
Потом она безропотно висела у него на плече, пока Вадим искал пожарную лестницу, медленно нащупывая перекладины, влезал в окно… Эсквайра сидела тихо-тихо, стараясь не мешать.
Уже внутри комнаты кошка с трудом спрыгнула на пол и, прихрамывая, направилась прямо в кресло, отлёживаться, отмалчиваться и вылизывать себя заново.
Вадим с Ингой, не сговариваясь, вошли в комнату. Открыли шампанское – и пробка вылетела, не задев ни разу никого. Они теперь понимали друг друга с полуслова, как ста-рые друзья… И бокалы нашлись, а вот телевизор включать не стали – зачем и кому это нужно…
Потому что праздник – это когда на душе праздник, а не какой-то там Новый год. Праздник – когда можно молча смот-реть в окно и улыбаться неизвестно чему…
В дверь звонили, но они не слышали, ускользнув от остальной жизни и всего того, что так отвлекает друг от друга. Они сидели у окна и говорили тихие слова, за окном убегал куда-то мир, сигналя о своём…
Что-то с ними такое произошло, словно они за этот вечер пережили вместе детство, юность и в разведку сходить успели… Тут, на шестом этаже, время остановилось до утра, и запах цветущей сирени возвращался, и радость никуда не делась, она просто долго ждала, когда можно будет вернуть-ся…
Судьба по-прежнему лежала в кресле, потягивалась и поглядывала на парочку одобрительно. Хорошо, что не пришлось устраивать им пожар или ещё какой катаклизм, чтобы рассмотрели друг друга – а то ведь могли пострадать невинные люди…
