I
Догорает осенний вечер.
Корабль уверенно идёт на запад. Рдеет закат, разливая на полнеба тревожное алое свечение и отбрасывая огненные отблески на кучевые облака, как жаркие угли отбрасывают красные блики на стенки камина. Пологие волны серые, матовые, и только ближе к горизонту на воде заметно отражение зари. На востоке же темно и угрюмо, там гуляет шторм и гонится за кораблём, и небо там слилось с океаном, и ничего не видит испуганный глаз...
Барон Фридрих фон Хоффенштайн стоит и смотрит в ту сторону, откуда движется непогода.
Вот по палубе к нему бежит дочка. За нею спешит полненькая добродушная гувернантка.
– Папа, смотри, что я нарисовала!
Барон, заставляя себя улыбнуться, смотрит на рисунок: собачка, бантик на шее.
– Это же твой новый дружок? – догадывается фон Хоффенштайн. – Очень похоже. Это шедевр, милая моя.
Он и его жена преподнесли дочери Генриетте в день её рождения подарок – милого щенка. Дочка на седьмом небе от счастья.
Она тянет гувернантку за собою, и та, улыбнувшись барону, умилённая, точно желая сказать: «Как я люблю эту малышку!», бежит следом.
Барон смотрит, как дочка спешит к матери показать ей новый рисунок. Белое платьице, шляпка. Худенькие, слишком худенькие ручки. Болезнь необратима. Ребёнок не доживёт и до двенадцати лет, говорят врачи. Пока она сама не очень чувствует болезнь, но вскоре с каждым месяцем положение будет неотвратимо ухудшаться.
Фон Хоффенштайн знает: жена лежит в каюте и плачет. И она сделает так, чтобы дочка не заметила слёзы. Жена и он уже давно изобрели разные хитрости, чтобы скрывать горе от дочери, оставляя ей полностью счастливыми те дни, пока она ещё в силах радоваться...
Ужин на корабле.
Барон фон Хоффенштайн – почётный гость и поэтому он сидит рядом с капитаном. Также почётный гость – святой отец. У него скромное, бледное лицо с невыразительными чертами. Он складывает руки и призывает всех помолиться перед едой. Фон Хоффенштайн видит: жена, глаза которой ещё влажны и красны от слёз, преодолевает себя и начинает вполголоса молиться. Барон сидит прямо, положив кисти рук на край стола, и молчит. У него на лбу вздулась жилка; видно, как она бьётся. Он медленно переводит взгляд с жены на священника. Тот, заметив, что барон не произносит слова молитвы, смотрит без укора, но с непониманием.
Дочка складывает розовые ладошки, крепко зажмуривает глаза. Губки шепчут искренние слова. Бог – её добрый друг, он всё понимает. Он дорог ей так же, как и другой её друг – милый щеночек с бантиком на шее. Если бы щеночек мог молиться, они бы помолились богу вдвоём.
Барон отворачивается и смотрит на гравюру на стене...
II
К ночи разыгрывается шторм. Всеми ощущается качка.
Генриетту успокаивает мама:
– Спи, детка... Море поволнуется-поволнуется и успокоится. Ты глазки закрой и спи, а когда проснёшься – будет тихо-тихо и солнечно-солнечно.
– А мы не утонем? – не особенно веря безмятежному тону мамы, спрашивает девочка и смотрит внимательно и серьёзно.
– Нет, ну, что ты!.. Вот, кажется, уже сейчас шторм чуть тише...
Как назло, при этих словах в борт ударяет мощный вал. Раздаётся густой гул, потом какие-то постукиванья, затем что-то скрипит на разные лады.
– Я боюсь! – говорит Генриетта и приподнимается на локотке.
Слышен странный шум: кажется, будто в недрах корабля ворочается и вздыхает кто-то огромный.
– Слышишь? – тут же испуганно шепчет девочка. – Что это такое?
Мама придумывает:
– Внизу на корабле живёт добрый великан, который охраняет наш корабль: это он вздыхает. Но он ни за что не даст кораблю утонуть, не бойся.
– А где он? Можно на него одним глазком посмотреть? – уже заинтригованная, спрашивает дочка.
– Нет, он глубоко-глубоко внизу, и туда маленьким деткам не разрешается спускаться.
Гувернантка сидит на стуле, бледная, и слегка напрягается при каждом вздрагивании судна. Видно, что она хочет тоже отвлечь чем-нибудь Генриетту, и, кажется, готова добавить новые детали в рассказ баронессы о великане, но не решается вступить в разговор.
Входит барон. Его лицо строго. Он закрывает за собою дверь. В качку устоять трудно, и барон садится… Новый вал накатывает и ударяет в борт. Щенок мечется и выражает беспокойство.
– Смотри, дружок тоже боится, – слезливо говорит девочка.
Где-то протяжно скрипит. Слышно, как на палубе кто-то из команды кричит что-то, выражая досаду и нетерпение. Потом раздаётся топот – то справа, то слева.
Барон идёт к кроватке дочери. Лицо его бледно, губы сжаты, но, глядя на ребёнка, он словно забывает про шум и шторм, глаза его блестят грустно и ласково.
– Если не спится, милая моя, – нежным голосом говорит барон, наклонившись к её личику и глядя на золотистые волосики, – то просто полежи: сон придёт. А фрейлейн почитает тебе сказку. Ты ведь любишь сказки. Я купил тебе новую книжку с картинками.
Он просит гувернантку сесть поближе к лампе, а сам выбирает сказку, листая книжку.
Белый воротничок упирается в дряблый подбородок барона, уголки губ скорбно поджаты, на лбу резкие дугообразные морщины, и под глазами морщины, и даже на впалых щеках, хотя барону только 42 года.
Он останавливается на какой-то странице, быстро пробегает глазами первый абзац и заставляет себя улыбнуться:
– Вот. Сказка «Мудрый кролик». Очень забавный зверёк. Они бы подружились с твоим дружком.
Барон и баронесса уходят, поцеловав дочку. Гувернантка начинает читать. Генриетта лежит, глядя в тёмный угол. Она слушает сказку, но лицо её серьёзно: шум и качка не проходят, а только усиливаются.
III
Глубокая ночь. Шторм не закончился, а теперь сопровождается ещё и ливнем. Качка утомительна.
Барон стоит у двери с таким видом, точно ждёт, что сюда ворвётся кто-то, кому надо дать отпор. Жена лежит, прикрыв глаза рукой. Она плакала.
– Нам надо показать её доктору Вюрцу. Мне кажется, она сильно похудела за последний месяц.
После длительного плача баронесса говорит слегка в нос.
Барон молчит, по-прежнему прислушиваясь к шумам.
– Как ты считаешь? – не услышав его мнения, спрашивает жена.
– Да, надо бы, ты права, – скороговоркой отвечает он.
Жена поворачивается на бок и старается заснуть, укрывшись красным пледом. Барон смотрит на этот плед и глаза его ширятся, точно он увидал что-то страшное.
За дверью кто-то проходит, нервно покашливая.
Слышны голоса:
– Ну, что там?
– Ничего утешительного.
– О, Пресвятая Дева... Значит, шторм усилится?
– Капитан уверен, что скоро мы попадём в настоящий ад, но корабль должен выдержать. Ладно, пошли... Не кури, тут рядом ребёнок в каюте.
Люди уходят.
Барон стоит ещё с четверть часа, слушая гул.
Вода всё чаще захлёстывает палубу. Иногда сверкает молния и доносится трескучий гром, точно где-то стреляют.
Наконец Фон Хоффенштайн тоже ложится и под качку быстро засыпает.
IV
К утру шторм и дождь стихают.
Барон выходит на палубу. Даль тёмная. Дыбятся тучи. Маслянистая серая зыбь, остаток ночной бури, беспокойно ходит по океану, утомляя глаз однообразным и монотонным движением.
После завтрака все идут в кают-компанию. Барон садится и просматривает газету. Жена его беседует с пожилой женщиной, которая рассказывает и то и дело прикрывает глаза:
– Моя прислуга делает всё из рук вон плохо... Ленится! А найти новую не так-то легко, понимаете? Весь день ругаюсь. Просто сущий ад.
И она делает рукой безнадёжный жест.
Тем временем Генриетта садится рядом с другой девочкой, которой на вид тоже лет семь. Играют в куклы, смеются. Девочку зовут Анна. Барон слышит, как она говорит, фантазируя:
– Когда я вырасту, то выйду замуж и буду жить за городом и сделаю себе там пруд с лебедями. Ты тоже выйдешь замуж, и мы будем ездить друг к другу в гости, хорошо?
– Здорово! – радуясь такой затее, хлопает в ладоши Генриетта. Потом она шепчет что-то Анне на ушко и они прыскают со смеху...
Барон бледнеет, откладывает газету и встаёт. Лицо его выражает нерешительность и смятение. Он пересекает комнату и подходит к жене, извиняется, что прерывает беседу, и произносит, стараясь, чтоб голос не дрожал:
– Я забыл в каюте свою трубку... Пойду возьму...
Жена с улыбкой кивает и снова поворачивается к собеседнице, которая, кажется, недовольна тем, что её прервали.
Барон возвращается в каюту, вынимает из сундука шкатулку, отпирает её ключом, достаёт револьвер и прячет его в карман сюртука. Затем выходит на палубу и медленно шагает по палубе. Дует холодный влажный ветер, равнодушная серая зыбь ходит по океану...
Выбрав укромное место, барон останавливается.
Никого нет.
Его тошнит, горло сжимает спазм. Тело бьёт сильная дрожь, рука трясётся. Барон вынимает револьвер, быстро приставляет дуло к груди, но не может нажать на курок...
Барон опускает руку с револьвером и боязливо смотрит по сторонам: никого по-прежнему нет. Он прячет оружие и идёт назад, в каюту, убирает его в шкатулку и запирает её. Затем достаёт курительную трубку, кисет и медленно возвращается в кают-компанию. Жена, заметив его, кивает.
Он слабо улыбается, садится, закуривает, закрывает глаза и делает вид, что дремлет...
