Кукушкины слёзки
Всё «ку-ку» да «ку-ку» — горлопанила долго кукушка,
Отмеряя другим их земной пребывания срок.
Но, к несчастью, лесник, что страдал от похмелья в избушке,
Услыхал этот звук — и нажал, матерясь, на курок.
И заткнулась навек провозвестница «многая лета»,
Не успев досчитать чью-то меру беспутных годин...
А мораль такова: если знаешь чужие секреты,
Не распахивай клюв — будет шанс дотянуть до седин.
Последние менестрели
Мы, возможно, всю жизнь о своей бы судьбе сожалели,
Если б не дал Господь бесконечную вольность дорог.
Мы идём в никуда — безымянной страны менестрели —
И свой пройденный путь отмечаем зарубками строк.
Мы идём в никуда — только Богу, наверно, известен
Изначальный маршрут, предназначенный именно нам.
И не слышит никто наших грустных и радостных песен,
И никто не пройдёт по оставленным нами следам.
Вымирает, увы, наше племя артистов бродячих,
Ведь иные слова и мелодии нынче в цене...
Но пока мы в пути — мы поём и не можем иначе,
Память в сердце храня о своей безымянной стране...
* * *
Я на мир этот странный всего лишь пришёл посмотреть,
Посмеяться, быть может, над ним с безрассудством глупца.
Но впечатался намертво в жизнь шутовской мой портрет,
На котором нельзя уловить выраженье лица.
То вовсю хохочу непонятно над кем и над чем,
То слезами горючими камень судьбы окроплю,
То наморщу «чело» из-за вороха мелких проблем...
А потом оказалось, что мир этот просто люблю.
А потом оказалось: увяз в этой жизни по грудь,
И реальности чашу мне выпить до дна предстоит.
Я на мир этот странный пришёл на минутку взглянуть —
Но на целую жизнь затянулся мой краткий визит...
* * *
Он хотел бы душе покоя —
И покоя хотел бы телу.
На веку повидал такое,
Что с катушек давно б слетело
Измытарившееся эго,
Если б капельку был слабее,
Если б не было оберега —
Не подковы, не скарабея,
А всего-то простой усмешки
Над собою да над судьбою.
Не желал он в ферзи — из пешки,
Увлекало его другое.
Был когда-то силён и молод,
Было удали под завязку,
Жизнь крутого любил посола,
Лез в опасности без опаски.
Но настал момент — под раздачу
Он попал, и ещё, и снова.
И всё чаще его удача
Находила себе другого...
Он хотел бы душе покоя,
Эта мысль показалась здравой.
На веку пережил такое,
Что имел бы на это право.
Но в желании, всем понятном,
Затаилась одна загвоздка:
Тащит что-то его обратно
С тихой улочки к перекрёстку.
И плевал он на степень риска,
Если ветер сигналит горном
И глотками, как добрый виски,
Обжигает сухое горло.
...На покой он имеет право,
Да покой для него — отрава.
* * *
Когда вдруг однажды — случайно, «внепланово» —
Пораню я сердце об острое лезвие,
То будут смотреть на меня как на пьяного
Спешащие мимо прохожие трезвые.
Ступая с трудом тротуаром заплёванным,
Как будто ногами босыми по угольям,
Пройду я сквозь город, в мораль замурованный,
Сгибаясь от боли, а больше — от ругани,
Что в спину вопьётся мне клювами воронов,
Учуявших кровь и с балконов слетающих...
И путь мне один — на четыре все стороны,
Но Тот, наверху, подмигнёт понимающе —
И я устою на ногах перед взглядами,
Свой след окропляя кровавой дорожкою,
И вырвусь на волю из города смрадного —
Пристанища чистеньких «ангелов» с рожками.
А после, бредя вдоль реки по течению,
Котомку обид и усталости скину я.
Усмешкой давясь и ища облегчения,
Вдруг выплюну в воду ругательство длинное.
Отпустит... и рана, конечно, затянется.
Но сколько же раз повторится подобное...
Сквозь зубы бросаем презрительно: «Пьяница...» —
В упавших от боли. Так просто удобнее...
* * *
Запрягли, помолились, поехали.
Губы сжаты, и лица серьёзны.
В многотрудной дороге до смеха ли?
Вереницей проносятся вёсны —
Знай отсчитывай годы десятками.
Всё быстрее повозку мы гоним.
Обрастая в пути недостатками,
Неприметную совесть хороним.
Нет, не сразу: по крошке, по зёрнышку,
Как из торбы худой — под колёса...
И темнее становится солнышко,
И глядит исподлобья и косо.
Из крупиц, что роняем беспечно мы
В грязь дорожную, не замечая,
Дружно всходят ростки бессердечия,
Умножая земные печали.
...А дорога всё вьётся и тянется,
Седоков приближая к итогу.
И повозка — тоскливая странница —
Притормаживает понемногу.
Тпру-у, приехали! Вот и конечная.
Что ж осталось за пыльной спиною?
На полоске земли искалеченной —
Сорняки неприступной стеною...
Всего лишь бизнес
Горшки не боги обжигают,
Планида смертных — ремесло...
Роль у богов совсем другая:
Держать в узде добро и зло,
Следить за шатким равновесьем,
Карать, прощать и награждать...
Зачем же в грязь земную лезть им,
Когда и в небе благодать?
...А людям в глине копошиться
Не привыкать. Но гончары
Всё сочиняют небылицы,
Согласно правилам игры,
Что, мол, горшок обжечь непросто
И вся такая лабуда...
Их осуждать не стоит, бросьте:
Всего лишь бизнес, господа!
Мама
Ох, мама... смотрю в глаза твои,
В лицо твоё постаревшее...
И вся судьба полосатая,
И всё за жизнь наболевшее
Мне видятся в каждой чёрточке,
В морщинках твоих изломанных...
Давай-ка открою форточку —
Чтоб легче дышалось в доме нам.
Давай-ка присядем рядышком,
Родная моя, хорошая...
И больно в душе, и радостно —
Как будто вернулся в прошлое.
Здесь время застыло намертво —
Всё в доме твоём по-прежнему.
Я сладкой завесой памяти
Укроюсь от неизбежного...
А ты говори, рассказывай —
Я слушаю, мама, слушаю...
Салфетка под старой вазою,
Диванчик с накидкой плюшевой...
Портреты: вот я, вот братец мой,
Отец — словно жив и с нами он.
И неторопливо катится
Слеза по щеке по маминой.
Ну что ты? Приляг, пожалуйста,—
Подскочит опять давление...
Нет, время, увы, безжалостно —
Мы все в этом смысле пленники.
Бежим в суете немыслимой,
О вечном не помня смолоду...
За окнами темень выцвела —
Рассвет поднимает голову.
От дождика моросящего
Уже различимы лужицы.
...Над мамой моею спящею
Невидимый ангел кружится...
Реинкарнация
Я, кажется, вспомнил! Конечно — Алиса!
Та странная девочка из сновидений...
И больше — ни капли напрасных сомнений!
Фигуры — на выход! Проснулась Каисса!..
На сцене судьбы, разрисованной в клетки,
Под парусом тонким надежды на чудо
Спешу я к той самой Алисе оттуда,
Где связаны вместе потомки и предки,
Где смешано всё — и пространство, и время,—
Но память все прежние жизни скрывает...
И вдруг — словно током однажды пронзает:
Мы виделись раньше, но были не теми!
Мы были другими с тобою когда-то,
И мир был устроен совсем по-иному,
Но знаю, что так же, любовью влекомы,
Делили мы радости, слёзы, утраты...
...Я, кажется, вспомнил — не всё и не сразу,
Но где-то в глубинах душевного моря
(Где полный бардак из веселья и горя)
Мелькнуло лицо... и послышалась фраза...
О чём — не понять, только голос — о Боже! —
Знакомый до самой малюсенькой нотки...
Мгновенье б ещё... Но качается лодка —
Сегодня штормит не на шутку, похоже.
Того и гляди, что поглотит пучина
Миров и веков... Но ведь мы же — бессмертны,
И Тьме не добыть ожидаемой жертвы,
В какие б она ни рядилась личины...
...А вдруг показалось? Ища компромисса,
Бросает мне память обрывки скупые...
Мы в жизни земной — лишь котята слепые.
Но шепчет мой взгляд: неужели — Алиса?..
* * *
Под небесами голубыми
Везёт меня не слишком прытко,
Скрипя колёсами кривыми,
Судьбы невзрачная кибитка.
Впряжён в неё усталый мерин,
Труси́т уныло и покорно.
И мерин этот не намерен
Менять трусцу на бег проворный.
Но не ропщу, не понукаю
Я безответного конягу:
Ведь жизнь, какая-никакая,
Всё ж ковыляет шаг за шагом.
Лишь иногда, в мечте несмелой,
Воображу, что подо мною
Крылатый конь несётся белый,—
И от глухой тоски завою...
Ода русскому валенку
Россия издавна гордится —
Заметить надобно, не зря! —
И славной «огненной водицей»,
Что при морозах декабря
Весьма пользительна любому,
И «чёрным золотом», весомым
На рынках всех иных земель,
Матрёшкой яркою, ушанкой
И залихватскою тальянкой...
Да сосчитаешь всё ужель?
В ряду предметов и явлений,
Символизирующих Русь,
Стоит по праву, вне сомнений,
И обувь наша... Не берусь
Сейчас витийствовать бесплодно
О том, что модно иль немодно,
Но факт, как водится, упрям:
Давали предпочтенье россы
Подшитым валенкам в морозы,
А летом — лыковым лаптям.
О русский валенок — спаситель
Разнокалиберных ступней!
Любого дворника спросите:
Что в стужу может быть важней?
Изобретён простым народом,
Переживал ты с ним невзгоды,
Знавал лихие времена...
Но, даже стоя на пороге
Эпохи нанотехнологий,
Не предаёт тебя страна!
О валенок! Оплот державы,
Наидостойнейший предмет,
Народом признанный по праву,—
Да воспоёт тебя поэт!
Пусть для «европ» ты экзотичен,
Но нам удобен и привычен.
Я верю: всем врагам назло,
Грядущих зим заслышав поступь,
Ты вновь — без вычурности, просто,—
Отдашь нам всё своё тепло!
И пусть порой твоё названье —
Синоним лоха и глупца,
Не принимай за наказанье:
Не потерять тебе лица
От незаслуженных сравнений,
Любимец многих поколений!
Веков связующая нить
Твои упрочила подошвы.
К чему печалиться о прошлом?
Ты жил, ты жив, ты будешь жить!
