* * *
Блинный дух и дух былинный
Поизветрились постом...
Раскалённая калина
Кровенеет под окном.
Раскалилась, словно печка,
Всласть отведавшая дров.
Бабка Настя теплит свечку,
Взгляд серьёзен и суров.
Свежей сдобой тянет сладко.
Скоро Пасха. По ночам
Непоклонистая бабка
Бьёт поклоны куличам.
На муку слегка подует.
Бухнет масла дюжий ком.
И колдует, и волхвует,
И орудует пестом.
На Пасхальной на неделе
Не из нашей ли печи
Куличи в трубу летели,
Золотые куличи?
...С бабой Настею не спорьте,
Хоть она добра на вид.
«Масло пéчива не портит!» —
Баба Настя говорит.
Из печи кулич достанет.
Цыкнет: «Рученьки уйми!»
И, возрадуясь устами,
Опечалится очьми.
Ах, как пахнут сладко-сладко
Золотые куличи...
Что ж печалуется бабка,
Пригорюнясь у печи?..
Почему она печальна,
Если с самого утра
Благолепно-величально
Льют елей колокола?..
Не с того ли, что былинный
Дом вот-вот пойдём на слом?..
...Сгустки ягоды калины
Кровенеют под окном.
* * *
Пора отрешиться от чепухи —
Чем я, собственно, хуже?
Бросила пить, курить и писать стихи.
Пора подумать о муже.
Был ввысь устремлён белопенный наив
Ветвей, расцветающих в мае.
Настала пора — и осенний налив
Строптивые ветви склоняет.
Часами над милою Волгой-рекой
Сижу — само благонравие.
Неужто надо — за упокой,
Чтобы закончить за здравие?
Пора влюбляться негорячо,
Подонков судить нестрого.
Пора перестать подставлять плечо
Тому, кто подставил ногу.
Пора... Золотая пришла пора.
Рябины пылают гроздья.
А там, где была я ещё вчера,
Не ждут меня нынче в гости.
* * *
Ты говорил мне пустые слова,
Не отражавшие суть:
«Вот и Нева!..» Ну и Нева?
Это не важно ничуть!
И отражались, как вещие сны,
В сумрачной невской волне
Белые ночи, чёрные дни,
Медный кумир на коне.
И провожал поезда на Москву
Город, пленявший умы.
И неотрывно смотрели в Неву
Неотразимые мы.
Только и надо — объятья разжать
Перед свиданьем с Москвой...
...Город, привыкший врагов отражать,
Не отразил нас с тобой.
* * *
Ужель тебе к лицу твоя судьба,
Ты, прежде ветром крытая крылатым,
Бревенчатая русская изба,
Обложенная сайдингом, как матом?..
Здесь синий март — протальник-зимобор —
Сменял апрель — зажги снега, играй овражки.
И, обрусевшим розам не в укор,
Вновь палисады обживали кашки.
Где этот палисад? В разгаре дня
Я помню, как, от зноя неподвижны,
Заморские гортензии тесня,
В нём безраздельно царствовали пижмы.
Красавишны, царевишны мои,
Форштадтским ветром венчаны на царство,
Судьбой своей с моей судьбой сродни,
Они так любят мне во снах являться.
В растерянности на ветру стою
И думаю: «Зачем пришла? Не знаешь?..»
...Родной Форштадт, тебя не узнаю!
И ты меня узнать не поспешаешь.
* * *
Спеша из ниоткуда в никуда
И увозя с собой чужие жданки,
Встречаются ночные поезда
На Богом позабытом полустанке.
Два фирменных, два скорых вдаль спешат...
И встретятся ль ещё на свете белом?
Лишь две минутки рядом постоят
Под семафорным бдительным прицелом.
Покуда пассажиры крепко спят,
Наговорившись и напившись чаю,
Ночные поезда стрелой летят,
И время, и пространство побеждая.
Я выйду в тамбур, молча закурю.
И задохнусь от приступа бессилья.
Вот так однажды и любовь мою
И время, и пространство победили!
Прижмусь к стеклу разгорячённым лбом
У сумрачной эпохи на излёте.
И взгляд, что до озноба мне знаком,
Поймаю вдруг в окне купе напротив.
Сорвётся с губ непроизвольный вскрик,
Сигналом тепловоза заглушаем...
И тронутся составы в этот миг,
И мы навек друг друга потеряем...
И заметёт мой путь усталый снег
На роковом последнем повороте,
В пространстве русском растворясь навек
У сумрачной эпохи на излёте.
* * *
Караван-Сарайская — не райская!
Улочка горбата и крива.
Но цветут на ней сирени майские —
Так цветут, что кру́гом голова!
А неподалёку Растаковская
(Баба Настя так её звала) —
Улица с названьем Казаковская
Муравой-травою поросла.
Так живут — без лести, без испуга! —
Приговорены, обречены,—
Улочки, что в центре Оренбурга
Детские досматривают сны.
Им не привыкать! Иль это снится мне:
Жили-выживали, кто как мог,
Хлопавшие ставнями-ресницами
На ветрах неласковых эпох?..
...Дерзости училась я у робких
Улочек, знакомых наизусть...
Железобетонные коробки
Вытесняют из России Русь.
Сторона моя обетованная —
Оренбуржье! Всё ты тут как есть!
Дремлющая Азия саманная
И казачья яростная спесь.
* * *
Осерчавшая вьюга бранится
В тесноте родовых курмышей...
Не впервой ей в казачьих станицах
Выпроваживать пришлых взашей.
Я не пришлая, бабушка-вьюга!
Почему ж мне нисколько не рад
Свои ставни захлопнувший глухо
Оренбургский угрюмый Форштадт?
Ну так что ж?.. И на этом спасибо,
Родовой звероватый курмыш.
Я такая ж, как ты, неулыба,
Да и ты-то хорош, пока спишь.
Непроглядью родной, непробудью
Ты меня не жесточь, не морочь.
Без того посторонние люди
Истерзали мне душеньку вклочь.
Ты пойми, я смертельно устала
На разлучной чужой стороне
От радушных улыбок-оскалов,
Что не тонут в банкетном вине.
...Месяц-серп кровянится на небе,
И сугробы встают на пути...
На Пикетную улочку мне бы
По фуршетным бульварам дойти!
