litbook

Проза


Хлопок одной ладони0

1

Надо признаться, утро было довольно жестким.

Третья кружка зеленого чая подходила к концу, а легче не становилось. Свежий мате, крепкий кофе, контрастный душ, сигареты. Стимуляторы были бессильны. Оставалось решение, кардинально противоположное предыдущим. И Серж выпил водки. Одну за другой, две полные большие рюмки, грамм на семьдесят каждая. Сделал несколько глубоких вдохов, съел бутерброд с ветчиной и стал ждать, глядя в окно так, чтобы ни на чем не сосредотачивать взгляд. Два социальных автобуса проехало мимо остановки на углу, и Сержу полегчало. "Все-таки ночной гашиш был лишним. После вечернего вина и дневного пива особенно. А вообще-то - доброе утро". Серж попробовал встать и пройтись по квартире. Получилось неплохо. "Да, доброе утро" - повторил он про себя и, зайдя в комнату, сказал уже вслух "Вставай давай. Солнце почти в зените", и не дожидаясь, пока Рома расшевелится, пошел за продуктами.

 "Сколько сейчас времени?" спросил Рома, когда Серж раскладывал по тарелкам овощную смесь и котлеты. "Какая разница? Часа два, наверное. Ты как?" Рома был в порядке. Даже голова не болела. Так бывало почти всегда, и Серж втайне завидовал этой Роминой способности бодро переносить похмельные отходняки. Зависть была явно белая, потому что Серж при этом каждый раз искренне радовался за Рому. Сегодня день рождения у Катрин, и они хотели бы быть на празднике свежие и веселые. Но вчера нечаянно напились. Теперь надо было выкручиваться. Времени на реабилитацию почти не оставалось, поэтому варианты с велопрогулкой до озера и долгим купанием, а также с посещением дома отдыха не прокатывали. Значит, проверенный метод. Всего пару плюшек, не более. И много холодного кваса. На том и порешили. Доели, покидали тарелки в раковину, и вперед. К Ренату.

Солнце в этот день явно не собиралось пробиваться сквозь густую пелену серых облаков, и Амстердам выглядел уныло. Даже вся эта архитектура и бесчисленные тюльпаны казались какими-то выцветшими и невеселыми.

Эрик открыл один глаз, отвернулся к стене, попытался уснуть снова, но ничего не вышло. Тогда он открыл оба глаза и долго глядел в потолок. Из окна струился пасмурный день, просеянный полуподнятыми жалюзи. Эрик сел на постели, отхлебнул холодного кофе, оставшегося с вечера в чашке, и подумал, что вся его жизнь стала похожа на такой вот день. Один долгий, странный, серый день без солнца, с накрапывающим нехотя дождем и остывшим вчерашним кофе. За свежим кофе надо было идти в магазин. Это нелегко. Но кофе очень хочется. Причем, черт его побери, чем больше думаешь, как трудно выходить на улицу, тем больше представляешь закипающий в серебристой турке, распространяющий душистый аромат во все закоулки квартиры, черный, горький, бодрящий этим поздним дождливым утром...

Эрик выругался вслух и стал натягивать на себя джинсы и рубашку.

Катрин сидела в позе лотоса и вдыхала аромат благовоний. Благовония были качественные, привезенные в московскую квартиру непосредственно из сказочной Индии. Из колонок прозрачным ручьем лились звуки китайской флейты, ситара и кельтской арфы. Рендомайз - великое изобретение человеческого ума. После медитативных техник и дзэнских коанов, разумеется.

Катрин второй час пыталась услышать хлопок одной ладони, и ноги начали заметно затекать. Благовония успели поднадоесть, но вставать и тушить их было лень. Как раз на восьмой минуте однообразного ситарного проигрыша, когда сознание стало изменяться, выходя за пределы логических схем, в соседней комнате заверещал телефон. Катрин вздрогнула, чуть было не разозлилась, но быстро отсекла постороннее желание, чтобы не терять достигнутого состояния. Но телефон все верещал, а умом Катрин все более завладевала мысль, что не стоило ставить такую громкую мелодию. Не стоило. Ставить. Такую. Громкую.

"Блядь! Ну какой тут хлопок ладони, когда какой-то мудила названивает без перерыва". Катрин вскочила, крутанула ручку громкости влево и кинулась к телефону.

- Да!

- Катрин, с днем рождения, солнце ты наше восходящее!

- Спасибо, ребят

- Мы не вовремя что ли?

- Да как сказать. Нормально - она уже отходила и думала, что раз сейчас с коаном не вышло, значит, так оно и надо. - Просто я тут медитировала немного

- А. Тогда сорри. Когда оденетесь, мы зайдем

- Причем тут? Вот вы уроды. Если я говорю медитировала, значит я ме-ди-ти-ро-ва-ла. Над коаном 

- Понятно. А мы с Ромкой с утра пховой занимались

- Правда? Расскажите? Меня звали недавно на семинар, но мне стремно пока, если честно

- Оно и правда стремно. Вчера вот был семинар, а утром полная пхова. Даже мате и душ не помогали

- Блин. Я думала, вы серьезно. Думала, интересно-то как, расспрошу сегодня

- Мы серьезно. Или думаешь это так, шутки? Попробуй, если не веришь. Хотя, тебе не стоит. Должен же хоть кто-то в твой день рождения выглядеть хорошо

- Ладно, давайте. Я сейчас приберусь немного и заваливайте. Как раз с салатиками поможете

- С салатиками мы попозже поможем. Когда курицу сточим

- Ну вас! Все, жду через полчасика

- Давай, Катринка!

2

Катрин и Серж вроде бы как встречались.

Почему вроде бы как? Ну, они были из одной компании и проводили почти все свободное время вместе. Но жили порознь, в кино ходили пару раз, а ночевали вместе, да. Но на вписках, где кроме них двоих всегда был еще как минимум кто-то один. Или не один. Впрочем, сказать, что у них были платонических отношения, тоже нельзя. На любой вписке найдется если не свободная комната, то по крайней мере ванна. Или все кругом так напьются, что уснут беспробудно. Короче говоря, у Сержа и Катрин была нормальная личная жизнь. А поскольку Рома почти всегда был на пару с Сержем, то не раз озвучивались предложения создать образцовую шведскую семью. Но это только шутки. А так - никто не обламывался, потому что таких замечательных друзей еще поискать, а сам Ромка слыл убежденным фрилавщиком и Сержу ничуть не завидовал. Даже белой завистью.

Был, правда, один инцидент. Но маленький, и никто ему особого значения не придавал.

Просто накурились на одной вписке однажды, народу было много, и возникло настроение вспомнить далекие и беспечные школьные годы. И сыграть в бутылочку. Не в том смысле, как обычно, а крутануть на желание. Типа, кто-то кого-то целует в щечку, кого-то в носик, а кого-то даже и в губки. В шестом классе это было верхом эротики.

Крутанули очередной раз, и выпало целоваться в губки Роме и Катрин. А Рома взял, и поцеловался с ней всерьез. Взасос, как полагается. У Сержа сперва челюсть отвисла, и он два круга пятки пропустил. Но все быстро свели на шутку, и забыли.

 

Ближайший магазин был через дорогу, но в нем продавали такой дрянной кофе, что лучше было бы совсем не идти. Но раз уж вышел, раз уж вышел, Эрик, раз ты все равно уже на улице, то давай. Вперед. Не дрейфь. Может, обойдется. Будем считать шаги. Один, два, пятьдесят пять. Или пятьдесят пять уже было. Сбился. Сбился, сбился, сбился. Сбился, твою мать! Не могут они в ближайший магазин завозить нормальный человеческий кофе? Не могут? Будем считать фонарные столбы. Их меньше, это легче. Или пульс. Пульс. Учащается пульс, Эрик. Да, да, да, сейчас начнется. Хоть себе-то не ври, дружище. А вот уже и магазин. Сейчас. Вот, деньги в руке. Здравствуйте. Одну пачку вот этого кофе. Да. Спасибо. Я в порядке, спасибо. Просто не выспался. Всего доброго.

А теперь бегом, Эрик! Run Forest run!

Эрик захлопнул за собой дверь квартиры, уселся на пол, и часто дышал, бессмысленно глядя, как на ковролин падают холодные капли пота.

Через несколько минут он немного отошел и подставил турку под кран. Пока набиралась вода, он успел решить, что сегодня непременно напьется. Как на той неделе. Или даже сильнее. На прошлой неделе, когда он выпил три бутылки вина за день, ночью он смог пройти чуть ли не полгорода. Прошел бы и больше, но сильно заплетались ноги. Зато голова была в порядке. То есть, она плыла, изображение иногда двоилось, мысли были простые и короткие, но он шел по городу и не боялся. Да, сегодня тоже надо напиться.

День рождения шел на полную катушку. Рома и Серж действительно быстро управились с курицей гриль и с тем же энтузиазмом перешли на салатики. Почти все догадывались в чем дело, но из тактичности молчали. Неделю назад ребята заверяли всех, что эта неделя будет посвящена здоровому образу жизни, велосипедам, плаванью, кефиру и дыханию по хатха-йоге. Никому не хотелось обламывать их, напоминая о несдержанном обещании. Так уж они радостно уплетали салаты и запивали их белым вином, что заглядение просто. Да и остальные гости не отставали.

Когда под столом выстроилась уже приличная батарея пустой тары, и все пепельницы на лоджии были набиты доверху, кто-то бросил в массы идею ехать на дачу к Женьке. Никто не был против, только Катрин внесла коррективу - сначала допить остатки вина, потом заехать в боулинг, а оттуда уже - к Женьке.

 

Вино допили, салаты доели, стол оставили как есть, потолкались в прихожей - кто-то, завязывая шнурки, не удерживал равновесия, и боулинг уже начинался.

В самом клубе не обошлось без приключений.

Игорь забрел почему-то в дверь с треугольничком, расширяюшимся книзу, и имел место быть локальный скандал. Впрочем, к чести Игоря, он попросил прощения на французском, сделал реверанс, завалив при этом урну в курилке перед туалетами, и даже немного покраснел. Но говорил, что это от вина. Перед извинениями он, правда, все-таки сделал свое дело в одной из кабинок, удивляясь, куда дели все писсуары и почему в дабле столько герлов.

Позже выяснили, что он всегда считал, что треугольничек, расширяющийся кверху - знак как раз-таки женского туалета. Ребята согласились, что в чем-то он прав. Катрин нашла лишний повод заявить, что европейская логика - штука очень несовершенная. Рома и Серж обсуждали вариант построения культурного кода цивилизации из двух разных треугольничков.

Замяли, в общем.

Пока Игорь демонстрировал свои познания в языках и символах, Ренат активно клеил администратора боулинга. Девушка была непреклонна, и советовала Ренату трезветь. А когда протрезвеет, убрать с пола раскиданные пивные кружки и убрать со стола бычки. К тому же, в этом заведении курят только возле туалета, в специально отведенном месте. Ренат кивал, улыбался и снова просил номер телефона или хотя бы ссылку на страничку в контакте.

 

В это же самое время в одном из баров в центре города допивал свою бутылку рома Эрик. С моря наползал какой-то нехороший туман, и от него становилось холодно и очень неуютно. А может быть, никакого тумана не было, а все дело в спиртном. Эрик не был алкоголиком, он просто сидел и смотрел на солнечную картинку на этикетке бутылки. На картинке был изображен неправдоподобно яркий тропический пляж, пальмы, полуобнаженная загорелая красавица и усатый тип в цветастом пончо. "Зачем тут этот придурок в пончо. Ему не хватает сомбреро. Но и без него, он ведь съебался сюда с этикетки текилы. Да, подальше от этих одинаковых кактусов, постоянного песка, летящего в глаза и тупорылых толстяков в придорожных барах с пятнами соуса на майках. Острого мексиканского соуса. Черт! Да, он просто свалил оттуда сюда, на этот пляж и ему до балды, что он слишком неправдоподобен. Он сейчас споет что-нибудь такое, улыбнется своей белозубой мексиканской улыбкой из-под черных усов и подкатит к этой глазастой красавице. И прямо скажет ей о своих намерениях. А я не буду ему мешать. Я бы и сам съебался куда-нибудь подальше отсюда, на какой-нибудь остров с пальмой и лазурным морем. И плевать, что он такой ненастоящий. Так даже лучше. От этого настоящего только тошнит. Тошнит и все. Тупо и постоянно тошнит"

Эрик с остервененим отчаяния добил остатки рома прямо из горлышка, пнул барную стойку, выложил из кармана несколько мятых купюр и, плюнув на сдачу, вышел на улицу. В лицо ему пахнул мокрый соленый ветер, который пах рыбой. Эрик представил усатого мачо, трахающего красотку на неправдоподобно солнечном пляже, с такой же улыбкой, не меняя выражения своего глупого лица, но вместо красотки почему-то получалась рыба. Эрик скрючился над урной, и его вырвало. Он обернулся на проходившую мимо молодую парочку и криво усмехнулся. Его вырвало снова. Он еще постоял над урной, слегка покачиваясь, вытер лицо рукавом рубашки, и пошел в сторону набережной.

У самой кромки воды волны бились о бетонный парапет, брызги летели во все стороны, и от ветра было трудно дышать. Думать о мексиканцах и пляжах больше не хотелось. Хотелось думать о прекрасном, светлом, разноцветном мире, который так загадочно звал его всю жизнь, когда он стоял на берегу моря. Мир был бесконечен, кричал гудками пароходов, плакал белыми чайками, освежал моросящим дождем, согревал утренним солнцем. Эрик верил, что когда-нибудь он объездит весь мир. На корабле, на поезде, автостопом, на самолете, на собачьих упряжках, да хоть пешком! Пешком! Вот в этих самых кедах с кислотными шнурками. Не вышло. Не вышло даже думать о нем как следует. Именно сейчас, когда это так необходимо, в голове была пустота. Не страшно, не жутко, не жалко. Ни слез, ни радости, ни светлой тоски, ни черной боли. Пусто. Пустее, чем в голове того усача, сбежавшего с этикетки текилы.

"Да пошел он! Причем тут он? Разве об этом я хочу сейчас думать. Хочу думать о ней. Только и это получается как-то с трудом. Если бы это было как в кино, как в этих хреновых книжках, которые пишут люди, у которых так много времени, если бы. Огромная любовь, крупные планы, печальная музыка. Типа Бьорк. Хотя бы. А так - было и было. И запоминать толком было нечего. Встретились, перепихнулись, разъехались. Ну да, на крыше посидели еще, на звезды смотрели. Кто мог знать? Кто мог знать? А винить все равно некого"

Пустота и злость. Злость ни на кого. Может, на этот ветер, который напоминает, как звал этот бесконечный, светлый, загадочный мир?

Эрик криво усмехнулся - совсем как часом раньше, у бара - и бросил ствол с парапета.

Хлюп. Почти и не слышно за этим шумом.

Волны бьются и бьются. Одна за другой. Одна за другой.

А это что? Это просто слезы. Пусть видят. Пусть думают - от ветра. Или от того, что напился. Пусть думают все, что угодно. А я буду идти и плакать.

Эрик шел домой, то и дело спотыкаясь, и пытался отделаться от пульса, который бился в ушах словами "Поймите, молодой человек, видите ли, молодой человек, послушайте внимательно и постарайтесь не паниковать, молодой человек"

"Да ну вас всех" - уже как-то не зло подумал Эрик - "Я просто устал. Но я отдохну. Я посплю и отдохну. Вдруг она права, и все это пройдет. Да, так вот просто. Пройдет".

3

- Рома! Ро-ма. Слушай сюда. Во-первых - нет, это во-вторых, а во-первых, перестань кататься по дорожкам. А во-вторых, они намазаны специальной фигней, от которой ты уже не отстираешь футболку. Слышишь меня?

Клуб работал до двух, время шло к закрытию, а Рома третий раз отправлялся по направлению к кеглям вслед за шаром. Ренат объяснял администратору, что это оттого, что у его друга пальцы толстые и застревают в отверстиях. Администратор делала вид, что верит. А Рома хохотал от души и после каждого полета отхлебывал холодное пиво, заявляя, что он изобрел новый вид троеборья - боулинг, бобслей и прыжки в длину.

Когда такси было на подходе, Костя попытался покинуть развлекательный центр в кедах для игры, оставив взамен свои, но в итоге забыл в гардеробе куртку. Пришлось отпускать одну машину, возвращаться и заказывать новую. Первое такси уже держало курс на Женькину дачу. Ехали собственно Женька с ключами, Серж с литром коньяка, Даша с пакетом шоколадок и лимонов, и Ренат с номером телефона администратора.

В дороге смеялись, подкалывали Рената, и просили водителя сменить волну с шансона на радио джаз.

Костя вышел из клуба, и за ним закрыли дверь на два поворота ключа. Перед клубом толпились всякие тусовщики, разной степени интеллигентности и опьянения. Пока Костя просовывал руки в рукава куртки, кто-то стрельнул у него сигарету. Не успел он ответить, что все сигареты уехали в такси, как почувствовал, что земля уплывает из-под ног. В следующий момент он уже лежал на боку, во рту было горько, и трудно вдохнуть воздух. Ударили под дых. "Какого хера!" - с досадой подумал Костя и получил еще несколько ударов по спине и по голове. Лицо он сразу же закрыл руками, рефлекс не подвел. Какая-то герла пару раз взвизгнула стандартное "Паша! Не надо! Оставь его", кто-то сплюнул и сказал "Будешь, епт, еще к моей девке подкатывать, гондон", и его действительно оставили.

Все произошло так быстро, что Костя не успел толком среагировать, и когда он вскочил на ноги, то увидел только нескольких клабберов лет семнадцати, попивающих коктейли и всем своим видом показывающих, что их все это не касается. Костя пожалел, что нет сигарет, отряхнул куртку и огляделся. Во дворике напротив клуба на детской площадке жрали баклашечное пиво несколько гопников. "Классические" - усмехнулся про себя Костя, оценивая их спортивные штаны, кепки и футболки с адидасовскими лилиями.

Гопники методично заплевывали дворик семечками и периодически рыгали, показывая друг другу удары руками и ногами. Их было трое и с ними была одна герла, тоже в кепке с белой лилией. Костя подумал, что наверняка они, и попытался вспомнить, когда это он подкатывал к их принцессе. Ничего такого не припомнив, он обшарил карманы. Телефон и кошелек были на месте. "Странно. Может, не они были? Ладно, потом подумаем. Где, вот интересно, Рома и Катрин? Кинули меня и свалили? На Рому не похоже. Фак. С ними-то хоть все нормально, надеюсь?"

Костя почесал затылок, нащупал на нем шишку, еще раз посмотрел на гопников, и набрал номер Катрин. Абонент не абонент. Тогда Рома? Гудки идут, но трубку не берет. Хреново. Окей. Тогда Серж.

- Серж, хай, слушай, вы где сейчас? Уже у Женьки? А Катрин с Ромой с вами? Нет? Со мной их тоже нет. Я тут огреб ни за что на выходе. Да не, Серж, нормально все, пару синяков поставили и свалили. Да, да, в том и фишка, что где эти двое я тоже не знаю. Чего? Были на улице, когда выходил? Да хз, не успел посмотреть. Наверное нет, иначе Рома бы впрягся, наверное. Не убежал же он кустами, правильно. Угу. И я так думаю. Ладно, я беру мотор и к вам, а этим будем названивать. Окей, договорились. Адрес знаю, конечно. Давай.

 

Эрик почти уже подошел к дому, довольно-таки холодный ночной ветер почти выветрил из него ромовый хмель, а пустота внутри стала почти уютной и теплой. Эрик брел, ни о чем не думая, и в нескольких шагах от дома завернул в переулок. Сперва он шел так же лениво и вяло, но постепенно шаги его ускорились, так, что даже ветер засвистел в ушах. Сейчас он понял, куда идет. Вот он, уже виднеется, тот самый дом, с тем самым подъездом, с тем самым лифтом. Лишь бы консьерж пропустил. Сердце забилось чаще, но в голове было ясно и легко. Не сбавляя шага, Эрик взлетел по десяти ступенькам и нажал кнопку звонка. "Доброй ночи. Я к Стефану, сорок седьмая квартира. Третий час ночи? Ну так он все равно спит только днем. Благодарю".

Да. И вот он, этот самый лифт. Ну, Эрик, вызывай его. Вызывай этот лифт, как вызывали Ктулху. Вызывай его, как вызывают полицию. Вызывай его, как тогда, Эрик. Просто нажми кнопку и езжай на последний этаж. А потом посиди там в темноте, в этом лифте, до утра. Все равно он никому на хрен не понадобится ночью. Ну, вперед!

 

На даче праздник продолжался. Правда, уже не с таким размахом. Все порядочно устали, благо, уставали с обеда, и хотели спать. Время от времени, когда кто-то начинал втыкать уже по полной, другие старались оживиться, и делали кофе с коньяком. Или коньяк с кофе - у кого как получалось.

Было непонятно, куда делись Рома и Катрин. Предлагались разные версии. Некоторые были совсем уж бредовые, некоторые обсуждались по несколько минут. Телефоны у них так и не отвечали.

Серж сидел на подоконнике и мешал ложкой кофе, выдавливая туда лимон.

Костя прикладывал к затылку запотевшую бутылку пива, иногда поглядывая на Сержа.

Серж поймал его взгляд и жестом пригласил поговорить на улицу. Они сошли с крыльца, углубились по дорожке в яблоневый садик, и Серж, стряхивая пепел и глядя себе под ноги, сказал, что у него есть одна версия про Рому и Катрин, которой он не хотел бы делиться со всеми. По правде говоря, он не хотел бы делиться ей даже с самим собой.

Костя даже протрезвел от его слов. Так же глядя на темную дорожку в траве, он ответил, что у него тоже была такая мысль, но он отогнал ее, как заведомую фигню.

Серж поднял глаза и посмотрел на Костю в упор. Взгляд его был серьезным и пристальным.

- Слушай, Костик. Я буду радостнее всех, если выяснится, что это все гон. Но сейчас чем больше я эту версию шлю на хрен, тем больше чувствую, что все так и есть. Интуиция, мать ее.

Он выпрямил ладонь, поднял ее на уровень глаз Кости и резко сжал.

- Слышал?

- Что - слышал?

Серж невесело улыбнулся и молча пошел в дом.

Костя докурил и пошел в другой конец сада, где был деревянный туалет. Застегивая ширинку на выходе, он столкнулся с Сержем. Серж как-то победоносно изрек "Хлопок одной ладони!" и вошел в кабинку.

 

В лифте была полная темнота и тишина. Слышно было только, как гудит лампа на ближайшем этаже и у кого-то в квартире работает телевизор. Что за передачу там смотрят, было не разобрать. Эрик закрыл глаза и стал вспоминать. Он хотел вспомнить все, до мельчайшей детали, и тогда, если это получится, если он не испугается на этот раз и примет этот бой, то он сможет ходить по улицам когда угодно и сколько угодно, и даже ездить в другие страны. Но для этого надо рискнуть. А вообще-то страшно. Страшно даже сейчас. Все и началось с этого лифта. Помнишь, Эрик? Ты тогда пошел к своему школьному приятелю, чтобы вместе собирать модель самолета. И вы ее собрали, и она была прекрасна. Крашеный свеженькой серебрянкой, новый истребитель, собранный своими руками. Тогда тебе было пятнадцать, помнишь. И тогда все и началось. Ты вышел из его квартиры, сияющий и довольный, вызвал лифт, а из лифта вышел спустя полтора часа, и на тебе лица не было. Помнишь, Эрик? Родители звонили Стефану, беспокоясь, что тебя долго нет, а Стефан отвечал, что ты вышел от него уже приличное время назад, но, наверное, решил пойти в порт, посмотреть, как разгружают суда. И отец пошел в порт, но не нашел тебя там. И вернулся домой, надеясь, что застанет тебя дома и устроит небольшую взбучку для проформы. За то, что заставил маму с папой так переживать. Но и дома тебя не было. А отцу позвонили из больницы, и сказали, что его сын у них. И отец заикался, когда спрашивал, что случилось. А врачи спокойной отвечали, что ничего страшного, что беспокоиться не о чем. "Послушайте, молодой человек, посудите сами, молодой человек, видите ли, молодой человек". У отца в тот день появилось несколько седых прядей, Эрик. А ты лежал на кушетке, рядом сидел пожилой бородач в халате, и что-то тебе негромко говорил. Только ты его, Эрик, не слушал. Ты его не слышал. А даже если бы и слышал, то ответить все равно бы не мог. Это потом, спустя пару недель, ты снова стал говорить, и слушать. Только на лифтах больше не ездил. И из дома выходил очень редко и только до ближайшего магазина. Дальше получать образование тебе пришлось на дому. Мама все плакала, потом как-то поуспокоилась. А отец все водил к тебе разных врачей, только от них было мало толку, правда, Эрик? Вот сегодня ты второй раз один, сам, дошел до магазина, где есть нормальный кофе. Ты был трезв. Когда ты пьян, Эрик, ты можешь пройти много по улицам. Только в транспорте ездить ты даже не пытался. Потому что это самоубийство. Ствол тоже был для самоубийства, Эрик, да? Только ты струсил и выкинул его. Или наоборот, оказался сильней? Неважно. Сейчас ты молодец. Ты герой, Эрик. Ты сам забрался в этот лифт, с которого все и началось. И сидишь в этом лифте. Один. В полной темноте. Только не кричи. Только не кричи. Ты почти победил, Эрик, слышишь? Ты уже почти победитель. Еще немного, и схлынет последняя волна этой гребаной тошноты, и не будет зябко, и не будет так сводить голову. Сейчас, Эрик. Ты уже почти победил.

 

4

До обеда все отсыпались. Не спал только Серж. Он все хлебал свой кофе с лимоном, от которого уже болел желудок, и все сжимал и разжимал ладонь. Постепенно проснулись остальные, кое-как прибрались, выпили всю минералку в холодильнике, закрыли дачу и поехали обратно в город. В метро  разошлись по разным веткам и договорились созвониться ближе к вечеру.

Серж поехал прямиком к Катрин, но ее дома не оказалось. Он несколько раз звонил в дверь, но за дверью было тихо. Родители у Катрин еще не вернулись из отпуска, и Серж это знал. А у Ромы родителей вообще никогда не было дома, потому что они вместе работали в одной международной корпорации, и постоянно мотались по командировкам.

Это Серж тоже знал.

Очень не хотелось, даже как-то противно было, но все же он сел в маршрутку в сторону Алексеевской, где жил Рома. Всю дорогу он представлял себе, как они услышат звонок, и не сразу откроют дверь, и за дверью будет возня, а потом они будут натянуто улыбаться и четко выдавать заранее приготовленные оправдания. Или нет, почему же они будут возиться и не открывать? Все будет красиво, не придерешься. Неподдельно обрадуются его визиту, предложат чай с рулетиком, будут сидеть на кухне и рассказывать, как у них не хватило денег на такси и они решили остаться тут, шли пешком до дома. До Роминого, разумеется, потому что ближе. А когда дошли, решили, что уже поздно куда-то ехать, хотя деньги дома и были, а выпили чай и разбрелись спать. По разным комнатам, а как же. И подольют еще чай. А телефоны? У Катрин разрядился аккумулятор, а я не слышал. В коридоре валялся, стоял на беззвучном - в боулинге еще звук вырубил, чтобы не доставали. И забыл.

Логично все так, хорошо сходится. Мать вашу, правда, так хорошо, что даже верю всему. Так может так и было все? Может, не ехать? Сейчас у метро вылезу, поеду домой посплю, а вечером потусим где-нибудь, пива попьем, вчерашнее вспомним, посмеемся. А Ренат, наверное, скажет, что сегодня не может, потому что у него свидание.

Или нет, поеду, расспрошу хоть, что и как. Может, они в курсе, за что Костя огреб. Хотя, уже не важно. Он их все равно не запомнил, искать без мазы, а у него только шишка, и ту Карлсбергом залечил уже.

 

Эрик все пытался вспомнить, где он это слышал. В каком-то фильме? Или в книге? Или от кого-то из врачей? Хлопок одной ладони. Почему это вспомнилось именно сейчас. Ведь это коан такой в дзен буддизме. Суметь услышать хлопок одной ладони. Фокусники они там все со своим дзэном. Никто его не слышал, зато спекулировать на абсурдах можно до бесконечности. Тогда книжки писали бы, вроде "Охоты на Снарка". Пользы больше. Стоп. Стоп, Эрик, стоп. Или вернее, run Forest run! эврика и еще много непечатных слов! В этом самом лифте, этот самый чел. Сжимал и разжимал руку. Сжимал и разжимал. Постоянно. И так резко, что она хлопала. Пальцы хлопали по ладони. Громко. Четко. Страшно. У него уже глаза закатились, а рука все хлопала и хлопала. Да, Эрик, да. А теперь похлопай ты. Поймай этот свой страх, как муху, назойливую, жирную муху, и пойми, какой он маленький и беспомощный. А ты, Эрик, большой, сильный и смелый. Поймал? А теперь раздави. Или нет, не надо, просто выйди на улицу с зажатой ладонью, нафиг из этого гребаного лифта, с сияющей улыбкой, как ты выходил тогда от Стефана, выйди под это утреннее солнце, послушай, как гудят пароходы в порту, вдохни этот воздух полной грудью - и отпусти этот страх. Просто разожми ладонь.

Вот видишь - все получилось. И мухи-то никакой не было. Был прекрасный серебряный самолетик, и он сейчас зовет тебя. Давай, бери рюкзак, лови тачку и прямиком в аэропорт. Нет, сначала в посольство за визой. Должны оформить быстро. А потом - прямиком в ту страну, где она живет.

Что значит, ничего не осталось, ничего не чувствуешь? Ты свободен - это раз. Ты вспомнил о ней и улыбаешься - это два. У тебя забилось сердце - но не от того, что ты идешь пешком уже три квартала, а потому, что вспомнил ее и решил лететь к ней. Это три. Ну, Эрик, все в твоих руках, давай. Ты победил.

5

- Да позвоните вы, наконец, нашим друзьям! Причем тут родители? Сто первый раз отвечаю. Родители у меня в командировке. За границей. Работают в иностранной фирме. А у нее - на даче. Не знаю, почему не отвечает мобильный. Может, спят, может, дома забыли. Нас уже, как пить дать, обыскались. А мы тут торчим, как гастарбайтеры нелегалы. Хорошо? Можно позвонить? Спасибо!

Серж вышел из Роминого подъезда, вообще уже ничего не понимая. Ромы дома не было. На телефон он не отвечает. Серж сел на скамейку, закурил и стал пытаться соображать. Вся его комбинация рухнула. О том, чтобы они оставались на ночь где-то еще, не могло быть и речи. Все свои были у Женьки. Да и вообще - все ведь свои. Других вписок у них в Москве не было. Думать о чем-то плохом очень не хотелось.

Когда Серж стоял в магазине возле метро и доставал из холодильника колы, телефон загудел в кармане. Номер был незнакомый, городской. Серж открыл банку, нехотя взял трубку и услышал голос Катрин.

Катрин бодро сообщала ему, что звонит из отделения, где их с Ромкой продержали всю ночь до выяснения личности. "Паспорт с собой надо брать" - радостно ответил Серж и про себя добавил "Особенно если на вьетнамцев похожи". Папа у Катрин и правда был вьетнамец. А Рома - Рома был при аусвайсе, только Катрин бросать не стал.

"Короче, я сейчас подъеду. Твой паспорт у меня. С прошлой вписки валяется. Я вспомнил".

 

Вечером все сидели в летней кафешке на Алексеевской, и вспоминали, как прошло двадцатилетие Катрин.

А Катрин сидела и думала, что она скажет этому странному парню из Голландии, с которым у нее был очень короткий и бурный роман два года назад. В то лето родители подарили ей на совершеннолетие поездку по Европе. В нее входили так же три дня в Амстердаме - городе ее мечты. Катрин тогда как раз увлеклась восточными учениями и все пыталась применить их на практике, помочь кому-нибудь далекому и незнакомому, сделав его ближе и счастливее. Помогла. У этого Эрика, кажется, была сильная психологическая травма в подростковом возрасте. Он полтора часа проторчал в запертом лифте один на один с наркоманом, который умирал от ломок. Когда лифт открыли, наркоман лежал без движения, а мальчик смотрел в одну точку и ни на что не реагировал. С тех пор у него появилась фобия, настоящая паранойя, он просто боялся выходить на улицу и все время сидел в квартире. Когда  Катрин встретилась с ним, он решился сходить за сигаретами самостоятельно, но ему стало плохо. Катрин помогла ему, потом они напились у него дома и вылезли на крышу смотреть на звезды. Потом вернулись в квартиру. В общем, она думала, что от этого ему полегчает, но полегчало, кажется, только ей. По крайней мере, она ни о чем не жалела. Кстати, он сказал, что того нарика откачали.

И вот теперь он написал ей по мылу, что он отпустил свой страх и теперь свободен и здоров и хочет лететь в Россию.

Катрин потягивала молочный коктейль и думала, что бы ему ответить, чтобы не обидеть человека. В итоге она решила, что скажет ему все как есть, и если он захочет, то пусть прилетает, она познакомит его со своими друзьями, и они вместе круто потусят в Москве.

Серж думал, какой он мудак и какие у него замечательные, отличные, просто офигенные друзья.

Ренат думал, что за номер под названием "адм." нарисовался в его телефонной книжке и почему все советуют ему не терять времени и идти в кино.

 

Катрин вернулась домой около часа ночи. Когда она видела уже десятый сон, заверещал телефон. Звонил Костя.

- Вспомнил! Я вспомнил! - голос его был радостный и возбужденный - Когда я выходил покурить на улицу, ну, вчера, в клубе, там стояли какие-то челы в стороне и герла прямо рядом со мной, а я так серьезно ей стал говорить, что у нее очень красивая и стильная кепка, и я хотел бы взять у нее номер телефона, чтобы потом позвонить и узнать, где такие продают.

 

Катрин долго смеялась, а когда, наконец, снова заснула, увидела во сне китайский горный монастырь. Она сидела среди монахов в оранжевых одеждах и кепках. Монахи все как один были с надувными перчатками, как у клоунов, и ими они хлопали друг друга по головам и говорили "Свободная касса". А настоятель подошел к Катрин, поцеловал ее в губы и сказал "Лифт - это ничто".

Утром позвонил Серж и предложил переехать к нему. Хотя бы до осени, а там видно будет, может снимем какой-нибудь флэт недалеко от центра.

 

Маленький глоссарий

Коан – короткое повествование, вопрос, диалог, обычно не имеющие логической подоплёки, зачастую содержащие алогизмы и парадоксы, доступные скорее интуитивному пониманию. Коан - явление, специфическое для дзэн-буддизма (в особенности, для школы Риндзай). Цель коана - придать определённый психологический импульс ученику для возможности достижения просветления или понимания сути учения

Пхова –  буквально «смена места», «вход в другое тело» – йогическая практика медитации. Главная цель пхова состоит в подготовке к переносу сознания в момент смерти через родничок на макушке головы, что обеспечивает его слияние с умом мудрости Будды. Проще говоря, пхова – практика, направленная на умение «правильно умирать». Существует множество видов практики пхова, которые подходят разным людям в зависимости от их подготовки, опыта и индивидуальных способностей.

Фрилавщик – в данном случае имеется в виду приверженность героя идеологии free love (буквально «свободная любовь»), популярной некогда в среде хиппи, сейчас же характерной для многих молодёжных движений, заключающейся в отношении к сексу как к чему-то отдельному от постоянных официально зарегистрированных отношений.

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru