Родился в Москве. Учился в ГИТИСе, на театроведческом факультете. Как признается, серьезное влияние на формирование его личности оказал известнейший критик и литературовед А. Немзер, преподававший в то время театроведам историю русской литературы.
Работал уличным певцом, продавцом дисков, менеджером по туризму, школьным учителем, корреспондентом информ-агентства, шеф-редактором кино-редакции телеканала «Культура» и мн. др.
Пишет прозу, стихи и критику. Публикации в ряде российских литературных журналов («Дружба народов», «Урал», «Вопросы литературы», «Звезда» и др.). Область творческого и научного интереса – современный мир и современный человек. Любит ничего не делать, вредно питаться, путешествовать и фотографировать таблички с названиями городов в аэропортах и на вокзалах.
Смерть в Красноводске
1. Красноводск
Человек лежал ничком, полностью одетый. Красноватая вода уже который день едва шевелилась, что днем, что ночью, поэтому человек почти не намок, хотя пролежал у кромки не менее шести часов. Лейтенант Хемрá Сарыев, первый обнаруживший тело, быстро вызвал скорую, которая отвезла покойника в морг. «И смотрите – ни слова никому. Спросят, где были – скажете что-нибудь про секретный вызов, сошлетесь на меня. Но лучше вообще сделайте вид, что вас тут не было», – наказал Сарыев врачам. Они кивнули и исчезли.
Лейтенант сел в машину и медленно двинул в сторону участка. Маленький трехэтажный Красноводск, как и положено среднеазиатскому городку, выросшему посреди пустыни, покорно и быстро просыпался и набирал обычный ход. То, что труп остался незамеченным, – дикое везение. Хемра просто ехал на работу, зорко поглядывая по сторонам, и внезапно его внимание привлек неясный предмет на берегу Красноводского залива. Он приглушил мотор и пошел выяснять обстановку. Через несколько шагов стало ясно, что это мертвец. Лейтенант подошел, удостоверился, что он лежит головой вниз и помочь ему уже нельзя, и стал звонить в скорую.
Причина, по которой он не хотел разглашения, была ясна, как летний день на Авазé: убийства в тихом Красноводске случались, слава аллаху, крайне редко, и даже обычная бытовуха привлекала повышенное внимание начальства. Мол, как же так, не пресекли, не уследили. А как пресекать, как следить? Не поставишь же полицейского в каждую квартиру. Демагогия сплошная. А тут – такая интрига, почти что мистика. Загадочный тип без документов (но явно не местный, по лицу судя), неизвестно отчего умерший, всю ночь провалялся на берегу – тут попахивает крупным скандалом. Хемра вздохнул. Нет, он не собирался утаивать преступление. Но он хотел вначале все, что можно, выяснить, потом доложить начальству, а там уже совместно решать, рассказывать о случившемся газетам и телевидению, или нет.
На пороге отделения его ждал врач – тот самый, что приезжал по вызову. «Наш главный лютует, ты уж позвони ему поскорее или зайди сам, – сказал он, нервно крутя в руках сигарету и кивая на здание скорой, что стояло через дорогу от участка. – Мы-то молчим пока, как ты велел, но уж больно он разбушевался. Чует, что ли?» Сарыев кивнул, жестом позвал врача за собой и через полминуты уже давил кнопки служебного телефона, дозваниваясь до «главного» – дежурного по станции скорой помощи. Сарыев включил громкую связь, чтобы врач тоже мог слушать.
– Ну, что там у тебя случилось? – тут же спросил он, едва Хемра поприветствовал его и представился.
– Все самое плохое, неизвестный трупик у залива.
– Да ты что?! – искренне поразился дежурный. – А кто обнаружил?
– Я и обнаружил.
– И что, висяк?
– Пока не знаю, у него ведь даже в карманах ничего нет, зацепок – ноль!
Врач изъявил настойчивое желание что-то сказать. Сарыев буркнул: «Перезвоню через минуту!» – и отключился.
– Ты, наверное, не все осмотрел. В пиджаке, в верхнем кармане, лежала какая-то карточка с фамилией. Может, его, может, нет, – сказал врач.
– А документов там не было? Денег?
– Ничего нет.
– Его обокрали, похоже...
– Может, это тебе решать.
Сарыев задумался. Снова позвонил на станцию скорой помощи:
– Слушай, главное сейчас – никому ни слова. Лишний звук – все остервенеют. С работы полетим все. А я все попытаюсь уладить.
– Хорошо, – испугался дежурный. Разговор был окончен.
Хемра, хмурясь, глядел на врача, молодого еще парня.
– Что это может быть? – спросил тот.
– Ну, тут только три варианта может быть – или он случайно, по естественным, так сказать, причинам, или он сам себя, или кто-то его. Одно из трех. Одно. Из трех. Четвертого не дано.
– Так мы ж вскрытие-то проведем, вот что-то и выяснится? – полуспросил-полуутвердил врач.
– Да, да, но когда вы это сделаете?
– Через час, может чуть позже.
– Вот! А начинать думать я должен уже сейчас. Кстати, а где карточка? Ну, которая в карманах была.
– Мы ее там оставили, но фамилию я запомнил – Альтшуллер. Русскими буквами написана.
– Альтшуллер... Молдавская, что ли?.. А имя?
– А имя водой размыто. Короткое. Четыре-пять букв всего. Но никак не прочитать, мы уж старались. Карточка в верхнем кармане лежала, вот и намокла.
– Альтшуллер. Где-то я эту фамилию слышал, но где? – сказал Хемра, уже понимая, что на ближайшие дни этот вопрос станет для него главным.
2. Москва
Мария Альбертовна Вышинская, высокая, под стать фамилии, пышногрудая дама лет сорока, работала в центре психологической помощи населению по средам. В другие дни она принимала клиентов либо дома, либо в своём так называемом «кабинете» – маленькой комнатке в одном из офисных зданий. Сегодня Вышинскую в центре ожидала новая встреча. «Марина и Павел Корнеевы, тридцать восемь и сорок два года, причина обращения – общение с ребенком», – прочитала она в графике. Ну что ж, посмотрим на Корнеевых...
Вышинская сразу прониклась к ним симпатией. Кроме того, что они – все трое – были примерно одного возраста, ей еще понравилось, что Корнеевы, как и она, выглядели очень солидно. От них пахло приятным парфюмом, а одевались они с большим вкусом, хотя и неброско. К тому же Павел сразу же кинулся извиняться:
– Нам дали номер телефона, мы просто записались и все!
– Так и надо, а в чем проблема? – удивилась Вышинская.
– Мы не знали, что тут бесплатно. Нам так неудобно! Мы вполне способны и заплатить, может, у вас есть какие-то коммерческие услуги?
Марина активно кивала.
– Это вовсе не беда, пожалуйста, не думайте об этом, – улыбнулась психолог. – Сегодня уже ничего не изменить, а в следующий раз, если захотите, можете записаться ко мне на платный приём. Но это необязательно.
Корнеевы виновато переглянулись, но уселись поудобнее с видом «Что ж поделать!»
– Итак, я вас слушаю. Что вас сюда привело?
Дальше было не так интересно. Обычная история – у них не было своих детей, они удочерили двухмесячную Олю. Прошло лет пять, Оля подросла и оказалось, что она ни на кого из Корнеевых не похожа. Павел и Марина были этакими добродушными русаками, а в субтильной остроносой Оле явно проглядывались восточные черты. Хотя по документам она числилась русской, какая-то примесь точно имелась (Корнеевы показали фотографию девочки) – несходство бросалось в глаза всем. Встал вопрос, говорить ли ей, что она им не родная дочь, или нет. Вопрос сколь обычный, столь же неоднозначный. Вышинская украдкой вздохнула и начала обычные расспросы с целью понять, что они, трое Корнеевых, за люди. В том числе психологу требовалось выяснить, почему Марина и Павел не родили своих детей. Задавать этот вопрос впрямую ей никогда не нравилось – честный ответ мог оказаться слишком болезненным для собеседников, поэтому она старалась выводить клиентов на добровольное признание. Из рассказов Марины выходило, что они пробовали, но у них не вышло. Внезапно Марина проговорила с явной обидой:
– Вот у Кати всю жизнь все слишком легко получается...
– Это кто? – спросила Вышинская.
– Да сестра моя. Старшая.
– И что с ней?
– Она беременела пять раз. Кстати, может и больше, но я знаю только про пять раз.
– И что, она рожала?
– Дождешься от нее. Четыре аборта, минимум четыре!
– А пятый? Вы же сказали, что было пять раз.
Марина смутилась.
– Ей почти сорок, вот на пятый решилась, наконец.
Вышинская впервые в жизни увидела, как глаза человека в самом деле полезли на лоб – изумлению Павла не было предела.
– Почему ты не говорила? – воскликнул он.
– Извини, я сама узнала только пару недель назад. И с тех пор все... – она защелкала пальцами. – Пыталась как-то собраться с мыслями, что ли.
– А что там такого? Она не от мужа залетела? – грубовато спросил Павел.
Марина снова замялась. Психолог с любопытством наблюдала за клиентами.
– Не от него, – сказала Марина.
Павел ударил себя ладонью по колену, потом схватился руками за голову, но промолчал. Вышинская поспешила вернуться в разговор.
– Расскажите, что случилось с Катей?
– Да там вообще такая история приключилась... Крышу ей снесло полностью. Она недавно вышла за журналиста, он москвич, чуть постарше, но уже пару месяцев живут в Ереване. У него там работа. А еще он уезжает – командировки, то-се... И вот... Спуталась она со школьником.
От поступающих сведений Павел, судя по его виду, был близок к апоплексическому удару. Вышинская глазами указала ему на кулер. Он встал и налил себе воды.
– Я подробностей-то не знаю, мне она сама написала коротко. Где-то нарыла десятиклассника из пригорода Еревана, который себя выдавал за второкурсника. Ну и это... Потом, правда, одумалась, прогнала его. Но дело было сделано, а ей сорок, вот и решила оставить ребенка...
– А что муж?
– Не в курсе, они поженились только в этом году, я его, мужа, ни разу даже не видела. Вот я и говорю – нам, наверное, на двоих было отпущено сколько-то там беременностей, но Катюха все забрала себе...
– Вернемся к Оле, – спустя несколько не очень приятных секунд в тишине предложила Вышинская, сама сильно шокированная.
Но почему-то еще несколько дней она не могла забыть историю, рассказанную Мариной Корнеевой. И внимание психолога было, совершенно бесперспективно, сконцентрировано на муже глупой Кати. Вышинская зачем-то моделировала (привычка, что поделать) различные ситуации, пытаясь понять, как незнакомый журналист, о котором она не знала ничего, даже имени, мог бы отреагировать на известие о беременности своей не самой молодой жены от десятиклассника. Было ли ему больно? Хотел ли он с ней разойтись? Видел ли он смысл в жизни после такого?
3. Москва
Ирина, тезка и однофамилица знаменитой олимпийской чемпионки, кассир одного из московских супермаркетов, субтильная крашеная блондинка с полинявшими голубыми глазами, пребывала в состоянии пограничном между тревогой и отчаянием. Уже месяц как от ее тайной страсти не было ни слуху, ни духу. Ирина каждый рабочий день надеялась встретить его в магазине, а когда она отдыхала, по нескольку раз на дню заходила в интернет проверить, нет ли чего нового от него. Нет, ничего нет. Ирина даже плакала, когда не видели муж или дети.
Полгода назад к ее кассе подкатил тележку мужчина лет сорока пяти. Расплатился и молча ушел. Но душа Ирины, хрупкая и до сих пор желавшая сильных чувств, невзирая на три десятилетия равнодушия замужества, затрепетала. Мужчина казался очень утомленным. Он постоянно закидывал назад наполовину поседевшие волосы, несколько раз зажмуривался, будто электрический свет резал ему глаза, и, очевидно, несколько дней не брился. Но, ожидая сдачу, он вдруг так посмотрел на нее... Она чуть в обморок не упала от его взгляда. И всю ночь проворочалась, не в состоянии уснуть. А на следующий день случай вновь привел его к кассе Ирины. Она еще не оправилась от первой встречи, а тут сразу вторая! Выглядел он, впрочем, немногим лучше. Она, мучительно желая заговорить с ним (третьей-то встречи может и не случиться!), никак не могла решиться. А руки меж тем сами продолжали подносить товары к сканеру, приближая момент расплаты. А вот и он – очередная нелепая в своей уникальности сумма. И тут он неожиданно протянул ей... кредитку! Ирина аккуратно покосилась на карту, стараясь запомнить, как зовут владельца. И ей это удалось, хотя фамилия оказалась очень трудной, к тому же – написанная латиницей. «Приходите еще, я вас жду», – жеманно улыбнулась она. Он сумрачно поблагодарил и ушел. Еле дождалась конца дня, со всех ног побежала домой и стала искать своего клиента в интернете. Такое редкое сочетание имени и фамилии явно неспроста.
Нашла!
Восторг переполнял Ирину, когда она поняла, с кем ее свела судьба. Писатель, журналист – просто чудо! Она прочитала несколько его статей и была очарована еще больше. Писал он умно, тонко, едко, и в точности передавал ее, Ирины, мнения по очень многим вопросам. А когда она несколько дней спустя купила его недавно изданный роман... Положительно это было сильнейшее переживание в жизни Ирины за долгие годы.
Ирина все тридцать лет хранила абсолютную верность мужу и не видела никакой альтернативы этому. Возможно, предложи писатель ей что-нибудь такое, она бы и согласилась, но самостоятельно она не могла дойти до измены. Да, она постоянно думала и даже фантазировала о нем, но в ее голове все выглядело до трогательности невинно – они ходили по городу, обсуждали последние кинопремьеры, он декламировал ей стихи (свои, хотя стихов он не писал, по крайней мере, она не смогла обнаружить его поэтические следы) и зачитывал фрагменты нового романа. Мечтая о своем писателе, Ирина испытывала неизведанной силы счастье – настоящее и всепоглощающее.
Но не самодостаточное.
Ей не хватало просто мыслей о нем. Она хотела общаться с ним, хотя бы так, у кассы. Поэтому она подготовила простенькую легенду, набралась смелости и когда снова увидела «своего» писателя, обратилась к нему по имени-отчеству. На счастье, за ним никто в очереди не стоял – магазин закрывался, время близилось к десяти. Писатель, как всегда, находящийся где-то не здесь, услышав свое имя, вздрогнул.
– Откуда вы меня знаете?
– Случайно, – слукавила Ирина. – Я постоянно читаю ваши статьи на сайте.
– «Москоу мэгэзин», что ли?
– Да, там же ваше фото есть.
– Ну да, ну да.
– А вы мне распишетесь на книге?
– Вы и книгу купили?
– Да, «Омут», и даже прочитала...
– Распишусь, что ж нет. Вам понравилось?
– Очень!!! Я ее принесу и буду ждать, а вы становитесь всегда ко мне, пожалуйста!
Ирина понимала, что обнаглела и просит слишком многого. Кроме того, что другие очереди могут быть элементарно короче, она, получается, ставила писателя перед необходимостью следить, кто сидит за кассами. Но предмет ее бесплотной страсти неожиданно улыбнулся и кивнул:
– Хорошо, спасибо вам.
И в самом деле, теперь он стал подходить к ней два-три раза в неделю, каждый раз перед закрытием – это было очень удобно, можно было перекинуться парой фраз без лишних ушей. Но ни одного раза они не перешли границы дозволенного. Ирина, глубоко порядочный человек, ни на что не намекала, а писатель ни о чем не просил. Но ему явно нравилось общение со своей поклонницей – он больше не хмурился (по крайней мере, в магазине) и нередко улыбался. Ирина внимательно следила за лицом писателя, с тревогой отмечая не самый здоровый его, лица, цвет. При этом он не пил. Он каждый вечер покупал какую-нибудь еду, фрукты, сласти, но никогда – водку или коньяк. Редко-редко брал легкое (и хорошее) вино. Ирина сделала вывод, что у писателя не все ладно со здоровьем.
– Не бережете вы себя, – однажды закинула она удочку.
– Почему? – удивился писатель.
– Устаете, наверное, много работаете.
– Да, я постоянно в командировки мотаюсь. Вот только что из Киева приехал.
– Как? Вы же, кажется, позавчера у меня были...
– Не позавчера, а в понедельник. Вот во вторник утром и улетел.
– Там так тяжело?
– Там не тяжело. Просто спать удается мало, а еще я перелеты плохо переношу, давление...
А однажды он сказал:
– Ирина, я уезжаю. Надолго. Не скучайте.
Она опешила.
– На сколько?
– На три месяца.
– Но вы потом вернетесь?
– Конечно, не волнуйтесь, – улыбнулся писатель.
– А вы колонку будете вести? – Ирина с неослабевающим интересом продолжала следить за его статьями.
– Да, обязательно. Это же моя работа. До свидания.
– До свидания...
Поначалу колонки появлялись с прежней регулярностью – два раза в неделю, по вторникам и пятницам. Если бы они не общались у кассы в супермаркете, она бы и не знала, что писатель куда-то уехал. Затем периодичность изменилась, и новые статьи стали публиковаться только по пятницам. Так длилось еще около месяца. А затем... Случилось страшное – писатель исчез. Обновлений на сайте не было. В супермаркете он не появлялся. Его номера телефона она не записывала, электронного адреса тем более. Ирина не знала, что думать. Обычное копание по сайтам ничего не давало, впрочем, она не очень хорошо умела искать новости в интернете.
Ах, ну почему она так скрытничала и никому ни о чем не рассказывала, даже лучшей подруге!
4. Ереван
Все было раскидано по сторонам. Верхняя одежда валялась на столе и стульях, деньги – рубли, доллары, драмы – вперемешку кучковались на подоконнике, ковер безмолвно стонал под грузом пустых бутылок, банок из-под газировки, засохших бананов, непрочитанных журналов и газет. Квартира напоминала логово шпионов перед лихорадочным бегством. Но хозяйка никуда не бежала. Она крепко спала, ничем не прикрытая и почти полностью обнаженная – лишь в носках, да и те она, скорее всего, просто забыла снять.
Давно, пусть и с трудом, рассвело, начался тягучий пасмурный день. Когда все небо в сером облачном картоне, грустно даже в Ереване – городе солнечном и радостном. У кровати, как в знаменитой книге, сидел человек, глядя на спящего визави. Только сейчас, в отличие от романа, оба действующих лица были женщинами.
Визитерша проникла в квартиру без малейших затруднений. Она не собиралась взламывать дверь, поэтому вначале несколько раз утопила кнопку звонка. Реакции не было. Гостья уже решила уходить, но на всякий случай дернула ручку. Дернула, а дверца-то и открылась. Воздух внутри отдавал непонятной кислятиной – вероятно, тут редко проветривали, а вот пили наоборот, часто. «Кто-нибудь дома?» – спросила гостья. Конечно, никто не ответил. Она прошла по маленькому коридору. Заглянула в кухню. Никого. Потом вернулась в комнату, оказавшуюся смежной, и просканировала взглядом все поверхности. Снова никого. Наконец она услышала какие-то шорохи из второй комнаты. Вошла и изумилась, увидев голую женщину примерно своего возраста. Но удалось сдержаться и ничего вслух не сказать. Впрочем, даже если бы гостья что-то произнесла, на спящую это никакого влияния не оказало бы. Она почивала самым крепким сном. Визитерша присмотрелась и снова удивилась: рядом с кроватью стояла ополовиненная бутылка «Чиваса», но лежащая женщина дышала легко, незаметно и свободно. Те, кто выжрал накануне столько виски, храпят, стонут, свистят и, возможно, во сне делают кое-что еще.
Визитерша взяла стул, села и уставилась на хозяйку квартиры. В этот момент, впрочем, она повернулась к ней спиной. Гостья, слегка сморщившись, отложила наблюдение, встала и подошла к столу, где сине-зелеными зрачками подмигивал ноутбук. Нажала пробел – экран «проснулся». Визитерша взглянула на него – там была открыта обычная почта и на белом фоне чернело несколько слов едва начатого письма. Любопытство оказалось сильнее порядочности, поэтому через полсекунды она уже читала интригующее: «Маришка, привет. Ты не представляешь, как я измучилась с нашего последнего разговора. Дело в том, что Давид завтра уезжает, а я не знаю...» Далее письмо обрывалось. Может, писавшую отвлекли телефонным звонком, может, она сделала слишком большой глоток «Чиваса», ушла на кровать и там уснула. Как бы то ни было, из прочитанного ничего определенного не следовало, кроме очевидного – спящая женщина пребывала не в лучшем настроении. Визитершу это немного порадовало.
Наконец спящая еще раз перевернулась и явила гостье свое лицо. Та незамедлительно вновь уселась на стул. Ну… И что мы имеем? Лоб умного человека, ничего не поделаешь. Бровки, выщипанные по-детски как-то. Глаза? Ну, непонятно, спит ведь. Так, нос, щеки, тут все стандартно... Губы пухлые. И сразу шея – гладкая. Визитерша мгновенно обзавидовалась. Сильнее всего она хотела иметь не такие тонкие, как сейчас, губы, и молодую, а не дрябловатую шею. Плечи... веснушчатые такие, смешные. Грудь – да, грудь – мощь. У нее самой, конечно, не хуже, но вопрос не в этом. Нельзя осуждать человека, который ведется на такую красоту. Что там дальше? Гм... Живот неясный, она на нем сейчас почти лежит, но вроде никакими кубиками там не пахнет. Ноги... Собственно, а что ноги? Они уже второстепенны.
Загадочная посетительница в раздражении встала и заходила туда-сюда по квартире. Все, что можно было выяснить к этой секунде, она выяснила. Дальше надо было либо уходить, либо будить хозяйку, либо ждать, пока она сама очнется. Одно из трех, четвертого не дано. Наконец она убедила себя, что уходить нет смысла – недаром же она ехала сюда из самого Джрвежа, из дальнего пригорода, взяла на полдня отгул, между прочим, а еще пришлось врать виновнику всей этой катавасии, зачем ей срочно потребовалось в Ереван... Поэтому она снова села и пристальнейшим образом стала вглядываться в лицо спящей ленивицы. И тут же машинально стала повторять про себя: «Проснись! Немедленно проснись! Считаю до пяти: раз, два, три, четыре, пять...» Спящая женщина зашевелилась примерно на четвертом повторении. Зашевелилась, открыла глаза, увидела посетительницу и тут же с диким криком вскочила, прикрыв голое тело первой попавшейся одеждой.
– Здравствуйте, вы только не волнуйтесь. У вас дверь была открыта.
Хозяйка по-прежнему выглядела до предела напуганной.
– Вы – Екатерина Ярославцева? – спросила визитерша.
Та кивнула.
– Видите ли, я...
– Не надо! Я знаю, кто вы! – напряженным, но, увы, вовсе не грозным голосом крикнула Екатерина.
5. Красноводск
Давид Альтшуллер хотел лететь через Москву, но пришлось через Стамбул. Через Москву получалось гораздо дольше и весьма дороже. Первое было не в его интересах, второе – не в интересах организаторов. Альтшуллер был зван в туркменский Красноводск на некий медиа-форум прочитать несколько лекций о стилистике и журналистике. Он ночью прибыл из Еревана в Стамбул, через пятьдесят минут взял курс на Ашхабад, где его встретили, отвезли в гостиницу и оставили на три часа (за полтора месяца до того, едва получив билет и сосчитав время, он запланировал прогуляться по Ашхабаду, но в результате прилетел в таком состоянии, что мигом заснул и затем еле заставил себя встать). Потом Давида снова доставили в аэропорт и вручили билет до Красноводска – смешной тонкий листик с перфорированными частями. Тут везде экономия, ничего удивительного.
Давиду Альтшуллеру очень хотелось побывать в Туркменистане, и он добросовестно готовился к своим лекциям, однако все пошло прахом. Нет, он все продумал и написал. И даже вывел на печать, чтобы из-за какой-нибудь компьютерной катастрофы не допустить срыва выступления. Но на Авазу – так называлось прикаспийское побережье, на котором стоял Красноводск – он прибыл с разбитым сердцем.
Давид Альтшуллер много лет избегал близких отношений с женщинами, ограничиваясь исключително служебными, командировочными и курортными романами. Так велели условия жизни и работы, в которых он добровольно оказался. Потом он встретил Екатерину – женщину моложе на пару лет, наконец-то влюбился, немного старомодно попросил ее руки... К счастью Давида, Екатерина приняла предложение, согласилась на все предложенное, включая новую фамилию, и они сыграли свадьбу. Давиду надо было менять жизнь – пореже ездить в командировки, поменьше работать, побольше бывать дома. Он хотел и был готов к снижению активности, но на это требовалось время, невозможно в один день отменить все запланированное на год вперед. Внезапно его позвали на один семестр в Ереванский лингвистический университет. Деньги посулили настолько хорошие, что отказываться было неразумно. Екатерина поехала вместе с ним, бросив работу – она всю жизнь болталась по сомнительным околостраховым конторам, которые меняла при первой возможности.
Давида Альтшуллера немного смущало, что его жена в Армении фактически бездельничала, но повлиять на эту ситуацию он не мог. Также он не мог следить за женой, вокруг которой в Ереване немедленно образовался круг поклонников. Шпионить втихую не позволяло чувство собственного достоинства, а постоянно находиться при ней он не мог – дела не позволяли. Однажды его срочно вызвали в Москву на несколько дней. Потом он вернулся, уже зная, что через три недели полетит в Туркменистан. Как ему показалось, Екатерина была непривычно рассеянной и задумчивой в эти три недели. Но он списал ее состояние на какое-то недомогание. И вот буквально за час до его выезда в аэропорт Екатерина затеяла страшный разговор.
Давид Альтшуллер был раздавлен. Сильнее всего его шокировало не то, что случилось, а вывод, который сделала Екатерина: сложившаяся ситуация ее устраивает, и она насильно ничего менять не будет, ни-че-го. «Раз уж так вышло, я покоряюсь судьбе», – видали, как заговорила? Разнервничался до предела, хорошо хоть, что за руль не надо садиться... И еще хватило ума не напиваться в дьюти-фри. Нервы нервами, а лекции в Красноводске никто не отменит.
Давид Альтшуллер постарался сосредоточиться на выступлениях и ни о чем другом не думать. Отработав первый день и дождавшись вечера, он решил немного освежиться – с полудня в висках стучало, а в груди слегка кололо. Недлинный ряд гостиниц, довольно высокого, кстати, класса, стоял непосредственно на побережье, а город лежал километрах в десяти-пятнадцати оттуда, на заливе. Давид вышел к морю, но позволил себе мыслями вернуться в совсем недавнее прошлое, отключился от действительности, свернул не туда и через пять минут обнаружил себя на дороге перед отелем, на автобусной остановке. Буквально через полминуты подошел автобус, идущий в Красноводск. Альтшуллер ощупал карманы – деньги с собой, как раз гонорар перед ужином выдали. Ну что ж, поедем-посмотрим. Город как город: сразу за крайними домами коричневеют горы, в пыльных дворах дикое количество спутниковых тарелок, тротуары и мостовые разбиты и замусорены, не чета напыщенной Авазе.
Давид Альтшуллер с трудом отыскал что-то типа ресторана, но ничего там не ел, а только пил. Становилось все тяжелее. Он встал, оставил какую-то купюру на столе, и вышел, шатаясь, на улицу. «А в какой стороне залив?» – спросил он у прохожего. Тот махнул рукой – прямо, мол. Давид поплелся, куда сказано. Хотелось подышать свежим воздухом, в горле стоял невыносимо огромный комок. По дороге зашел в еще работавший магазин и купил там бутылку вина, попросил открыть. Добрался до берега, сел на песок. Опорожнил бутылку не отрываясь, несколькими глотками. Им владело идеально-безупречное отчаяние. Он не видел никакого решения. А смириться не позволяла гордость. Ни в трезвом, ни в пьяном состоянии он не мог допустить, что сдастся, позволит Екатерине преступить священную границу. Если не он, значит, никто! И уж тем более не какой-то паршивый подросток.
Давид Альтшуллер убого прослезился. Он встал, и, ощущая тяжелую неизбежность принятого решения, пошел вперед. И уже в самый последний момент, когда и запах, и прохлада, и тихие всплески ночной красной воды уже донеслись до его органов чувств, не замечая, что сзади к нему подбираются две темные фигуры, настроенные решительно и беспощадно, Давид громко застонал от окончательно невыносимой боли, пошатнулся и рухнул лицом вниз.
