Поздравляем нашего постоянного автора Александра Гавриловича Нестругина с 60-летним юбилеем и желаем ему доброго здравия, семейного благополучия и новых свершений на славном поприще русской литературы!
ДАЛЬНИЙ ГОРОД
1
Так порой подступит — дай мне,
Жарким комом вынь-положь! —
Город нежный, город дальний,
Дальше — слов не разберешь.
Город дальний… Что там держит,
Не даёт меня тоске?
Якорь-память? Самодержец —
Дюжий, с якорем в руке?
Пучит яростно гляделки,
Где вороны — «кар» да «кар»…
После сессий — посиделки,
Ставший в горле «Солнцедар»?
Счастье, что так сладко медлит?
Вечность строк — и женских губ?
И в кармане — грошик медный,
Бедный братец медных труб…
Стужа… Ливень... Жажда… Милость
Светлой женщины одной…
Ничего не повторилось —
И не сбудется со мной.
2
Узким спуском, боком-скоком —
Эй, домишки, сторонись! —
По чижовским водостокам
Я летел ночами вниз!
К голосам, к хозяйским сливам
(Или — яблоням? Плевать!),
Чтоб небитым-дробь-счастливым
Пасть так низко — на кровать.
Утром — чай с гремучей коркой
(«У, опять проспал, урод!»)
И — вперёд… Таких «восьмёрка»
За пятак — пучок берёт.
И так долго, долго кружит,
Дрёму дерганную для, —
Что ветра уже не вьюжат,
Лепят лист на тополя.
Где ты, счастье? Мы могли бы…
Только — что там говорит
Мне профессор-неулыба
С римским прозвищем «Квирит»?
«Ваш билет!» — и шаг последний,
И — обрывный этот миг…
И выныриваешь, бледный, —
К вольной волюшке! — из книг.
…Вдох… Смятенье… Пропасть... Милость
Светлой женщины одной…
Ничего не повторилось.
Стало веком. Стало — мной.
3
Дальний город. Вечный город.
Жар… Касанье снежных рук…
Что ни буква — сладкий холод,
Что ни буква, что ни звук…
Вешний город. Вечный… Спорим, —
Он один, один такой!
Не за морем, не над морем, —
Над Воронежем-рекой…
***
Я не просил судьбу: замолви
Словцо пред стужей за меня!
Я ладил сам себе зимовье —
И сам засеял зеленя.
Я сам, как дым, над стужей вырос.
Сам, как росток, себя согрел.
Но не хотел, чтоб свет весь вымерз,
А я зато остался цел.
Я сам надежду, как синицу,
Что заманил в силки мороз,
Нашёл, — и сунул в рукавицу,
И, замерзая, к людям нёс…
МОЛОДОСТЬ
Стерляжий мыс… И в горле ком.
И всё стоит перед глазами:
Мы огненную воду пьём,
Пьём ночь, галдим, как на базаре.
А нашу дружескую речь
Роса лозою долу клонит.
И хочется былинкой лечь
В траву, где век чужой не тронет —
Ни в тёмном сне, ни наяву;
Где шум дубов — не шелест денег.
И я, откинувшись в траву,
Звезду ресницами задену…
А сердце бьёт меня: «Трезвей!»
И я безмолвье расклоняю,
Как не нашедший брода зверь,
С обрыва шорохи роняю.
И осокорник, став на край,
Качнётся, бездну освещая,
Прошепчет: «Саш, не умирай!» —
И я ему пообещаю…
***
Март — с полузаметёнными грачами.
Апрель. Грачи оттаяли, дерутся.
Друзья, что всех грачей перекричали
Когда-то, — слишком поздно соберутся…
Но жизнь ещё не вся — такое чувство,
И тянет так туда, где сбились лодки….
Где в лозняках купается речушка
И поплавок ныряет за селёдкой.
А загрустишь — уйти, уйти с водою! —
Твой старый берег, проступив упрямо,
Так вцепится пропащей чередою
В рукав — и чередою, и репьями…
***
Не серебро волны по черни
Стремнин, а просто: чернь — и знать…
Такие вот теперь теченья —
И берегами не собрать.
И этот смысл полузабытый
Глубины выстужает в нас.
И меньше всё воды открытой,
Не ледяных — стремнинных глаз.
И бьёмся: чем ответить? Тем же,
Извечным: русской быть рекой!
И вздыбит лёд — до самой Темзы —
Лозняк излучины донской.
***
Осокорей белёсые мазки.
В сквозном и чёрном вышло чернолесье.
Теченья дрожь — лекарство от тоски —
Река мне хочет передать по леске.
Осины лист ещё горит на дне…
И только свет (не чей-то гнев, не мщенье)
В том — сжавшем грудь, в том — так понятном мне
Не театральном перевоплощенье.
***
Шипят, что время то — «совочье».
И верно, есть что обличать:
Не страшно было выйти ночью
Во двор… И — новый день встречать.
Всё было просто и понятно,
И был он общим, день, у нас.
Под липой — солнечные пятна —
Дворовый золотой запас.
И не парадов голос сочный
(Как ты, хулитель, не божись) —
Народ качелей и песочниц
Куда звончее славил жизнь.
И, как скрижали, отражали —
И возносили свет горе —
И вязы, что за гаражами,
Не только липы во дворе.
***
Ничего не надо лишнего…
Только плащ и только дождь —
Не приятельства столичные,
Не застолия галдёж.
Только жизнь, — и там со сколькими
Хороводы не води, —
Лишь — обрыва глина скользкая
Да — бессмертие в груди.
***
Губы тёмные разлепит
Почка, слова не сказав, —
И зелёный тонкий трепет
Набегает на глаза!
Станешь корнем, станешь веткой,
Станешь капель звон копить…
Но судьбы хватает редко —
Так вот губы разлепить.
***
Бурьяном лог обмётан серым,
Буграм оттаявшим темно.
А дождь — зелёный ветер сеет,
Согрев за пазухой зерно.
…А первый снег — клянётся летом,
Что только снилось, не сбылось.
И лебедей на взлёте лепит
Из посиневших мокрых лоз…
Всех половодий стёрлись меты,
А я из строк сбиваю плот…
Я перестану быть поэтом —
Как дождь, как снег перестаёт.
***
Как ни старься, ни болей,
День тебе будить…
Через марлю тополей
Серый свет цедить.
Все соринки обирать
Речью горевой.
Марлю серую стирать
Клейкою листвой…
Сам же это звал судьбой,
Сам же доглядел:
Белый свет не сам собой,
Не с рожденья бел.
