Заочное знакомство с Василием Ивановичем Беловым состоялось у меня, как и у большинства, в библиотеке. Его художественные и публицистические произведения отличались не только мастерством — они проникали до самых глубин души человеческой. Не могу ручаться за других, но меня лично каждая встреча с его прозой волновала особенно: заставляла трепетать сердце и доводила до внутреннего смятения. Его беспокойная душа пульсировала в каждом слове.
Первая встреча произошла в Вологодском отделении Союза писателей России, которое располагалось тогда в здании на улице Ленина. Не помню, кто меня познакомил с Василием Ивановичем, но его добродушная улыбка и глаза с хитринкой сохранились в памяти на всю жизнь.
В начале 90-х мы в основном встречались на писательских собраниях, куда я приходил, не будучи еще членом Союза, да на… похоронах.
События 1993 года всколыхнули нас. Василий Иванович находился в самом пекле, в так называемом Белом доме, ставшим черным от гари и позора, он чуть не погиб там. Писатели могли ответить только горячим словом правды, но и здесь голос Василия Белова был самым весомым.
В 1994-м в областной столице был создан Вологодский союз патриотических сил во главе с профессором местного пединститута Михаилом Безниным. Я входил в секретариат союза, выступал в печати, в обществе «Знание» и не раз видел там Василия Белова. Он нам сочувствовал, помогал, поддерживал, и не только авторитетом. На встрече с Сергеем Глазьевым, например, он настойчиво советовал нам не только читать, но и распространять газету «Завтра». Время тогда было горячее: конфликты в Сербии, в Приднестровье, война в Чечне — и все это на фоне грабежа страны и беззастенчивой антирусской пропаганды центральных телеканалов... Иногда сдавали нервы и у Василия Ивановича. Однажды он воскликнул: «Я готов с автоматом в руках защищать Россию!»
1999 год стал переломным: Ельцин, вытирая перед телекамерой крокодиловы слезы, объявил об отставке; на подготовленную государственником и просто настоящим профессионалом Евгением Примаковым почву пришел Путин. Так случилось, что и для меня этот год оказался судьбоносным — я мог уже как член Союза писателей напрямую обращаться к Василию Ивановичу за советом и поддержкой.
Наши беседы были краткими, но всегда содержательными. Его эрудиция и острый ум поражали меня. Так, я долгое время считал, что хорошо знаю русскую философию — не один год сидел в Ленинке, методично штудируя тома наших мыслителей… Как бы не так! Василий Иванович сразил меня наповал такими именами, о которых я и не подозревал.
Еще одно потрясение было связано с чисто литературным делом — в 2000 году я подарил Василию Белову свою крохотную критико-литературоведческую книжку, и Василий Иванович неожиданно для меня вернул ее со своими пометками — на время.
Его тонкие и умные замечания поменяли в тексте книги всё: замысел, стиль, интонацию. Даже запятые и тире, оказывается, способны изменить словесную материю! Неуловимым творческим движением опытный мастер чуть подправил меня — и книга преобразилась, заиграла свежими красками.
В 2001-м Василий Иванович сам обратился ко мне. В писательской организации он отвел меня в сторонку, прижал взглядом к стене и нетерпеливо и пытливо спросил: «Вот ты, литературовед, критик, скажи мне: моя трилогия к какому жанру относится? Что это — роман-хроника или исторический роман?» Я стушевался: «Это вам решать, Василий Иванович». Белов не отступал: «А сам-то ты как думаешь?» Я, заметно волнуясь, принялся объяснять классику, что «Кануны» соединили в себе семейно-бытовое и хроникальное содержание, «Год великого перелома» больше похож на документальный роман, а «Час шестый» вновь вернул повествование в семейно-бытовую колею. «Значит, не хочешь помочь, — нахмурился Белов и с какой-то веселой угрозой заключил, — ладно, я тебе это еще припомню!»
И припомнил! В следующем году в Вологде вышла его цельная книга о коллективизации под общим названием «Час шестый». В подзаголовке стояло всего лишь одно слово: «Трилогия»…
В день 70-летия Василия Ивановича, 23 октября 2002 года, в областной научной библиотеке, которая сейчас носит его имя, состоялся юбилейный вечер. Два вологодских критика — Василий Оботуров и я, не сговариваясь, выступили с одним и тем же обоснованием жанра великой книги классика: «”Час шестый” — это роман-эпопея». На этот раз Василий Иванович был доволен. Сергей Бабурин, сидевший в президиуме рядом с ним, подошел в перерыве ко мне и Оботурову с благодарностью.
В гостях у Василия Ивановича я был всего два раза, и в обоих случаях не один, а в компании писателей. 26 февраля 2006-го Ольга Сергеевна Белова, жена Василия Ивановича, принимала нас со Станиславом Лесневским.
В просторной прихожей мы разделись и потом расположились в гостиной, заполненной книгами. Разглядеть все это богатство мы не успели — Василий Иванович позвал нас на кухню. Двигался он медленно, с трудом переставляя ноги, но выглядел бодро. Мы поздоровались, сели за стол, и Станислав Стефанович достал, наконец, новинку — рассказы Белова для детей, выпущенные его издательством «Прогресс-Плеяда». Василий Иванович предложил «обмыть» книгу, но выпил буквально каплю — только чтобы не обидеть гостей.
Я в очередной раз подивился цепкой памяти Белова — он, оказывается, знал, что я с семьей переезжаю из общежития в новую квартиру. «Вот теперь работа пойдет веселее, надо писать больше, правильно?» — он вопросительно посмотрел на меня. Я поневоле с ним согласился, хотя не совсем был уверен в собственных силах. Василий Иванович решил сделать мне подарок — подписал две свои книги: «Пьесы» и публицистические «Раздумья о дне сегодняшнем». «А ты знаком с моей публицистикой?» — спросил меня Белов, вручая два белых томика. «Конечно, Василий Иванович! — удивленно ответил я. — В обоих университетах, педагогическом и техническом, читаю лекции и провожу практические занятия по вашим произведениям». «Хорошо, хорошо», — успокоил он меня, но поглядывал все-таки недоверчиво. Пауза оказалась короткой: Белов достал из кармана листок и стал читать свое новое стихотворение. «Вот, решил вспомнить молодость», — сказал он, закончив чтение. Было видно, что Белов ждал нашей оценки. Маститый литературовед Лесневский все сделал за меня — я лишь кивал головой и улыбался.
На этом наше гостевание закончилось. Уставший Василий Иванович ушел отдохнуть, а провожала нас его супруга Ольга Сергеевна.
С Ольгой Сергеевной, милой и скромной женщиной, я виделся гораздо чаще — как в церкви, так и на работе. Она присутствовала на защите моей аспирантки Людмилы Широковой, посвятившей свою кандидатскую диссертацию прозе Белова.
Каждая встреча с Василием Ивановичем оставляла глубокий след в моей душе. Хотя общение было редким и кратковременным, слово Белова всегда оказывалось промыслительным.
Темы разговоров были самые разные: о засоренности и заштампованности русской речи, о творчестве музыканта Евгения Колобова, о писательском съезде в Орле, о власти… О ней я спросил Белова специально — готовил на областном телевидении документальную передачу «Писатель и власть». Вопрос этот я задавал всем вологодским литераторам, которых удалось поймать: «Как вы относитесь к нынешнему властному правлению?» Но лишь один Василий Иванович ответил на него предельно просто и откровенно: «Власть надо менять!»
В октябре 2006 года мы с женой пошли на встречу с Беловым в его именной центр, в городскую библиотеку на улице Панкратова. Встреча оставила двойственное впечатление. С одной стороны, нас (и его) порадовали дети, читавшие стихи и прозу классика с открытостью, свойственной только им. С другой… Тяжело было смотреть на Василия Ивановича — он осунулся, стал совсем маленьким; ходить уже не мог, его почти несли на руках. Но Белов оставался прежним Беловым — он храбрился: «Я еще многое могу, вот увидите!»
В 2008-м в филармонии вручали премии конкурса прозы имени В.И. Белова «Все впереди»; он состоялся только из-за настырности нашей писательской троицы: Михаила Карачева, Александра Цыганова и Виктора Плотникова. На банкете Василий Иванович выглядел возбужденным. Он комментировал чужие выступления; когда надо, поправлял: «Бухтины, а не бухтины!» Его зоркие глаза сверкали — от взгляда Белова многие съеживались.
Среди сидящих он выхватил и меня: «Виктор, иди сюда!» Я выполнил просьбу-приказ и подошел к его столу. «Как живешь?» — произнес он дежурную фразу, но я уже догадался, что за ней последует продолжение. «Как ты думаешь, могу я взять ребенка из детдома? Я хочу воспитать ребенка!» — с нажимом произнес он, глядя мне прямо в глаза. Я, внутренне ужаснувшись, тем не менее, ответил: «А как к этому отнесется Ольга Сергеевна? Надо ее слушаться». Василий Иванович согласно склонил голову — он, вероятно, ожидал чего-то подобного.
Оставшееся время банкета было для меня мучительным — я терзался вопросом, который буквально сверлил меня: «Как я смел дать ему совет, да еще в такой форме!» Но интуиция подсказывала: ты просто сказал правду.
В последний раз я видел Василия Ивановича в его квартире 16 сентября 2011 года. В Вологде проходил выездной пленум Союза писателей России, и делегации к Василию Белову шли одна за другой. Я сознательно уклонялся от встречи с ним — не хотел мучить тяжело хворавшего человека, но отказать своему другу, одному из ведущих современных русских критиков, Юрию Павлову, не смог — Юрий Михайлович не бывал у Белова ни разу, хотя, как никто другой, был этого достоин.
Я позвонил Ольге Сергеевне, она назначила время, и вечером мы уже толпились в прихожей, пропуская уходящих посетителей. Лишь писатель Александр Арцибашев, большой спец по сельскому хозяйству в литературе, неотступно сидел в гостиной рядом с его коляской и о чем-то оживленно говорил. Юрий Павлов со спутницей, коллегой из Армавира Еленой Коломийцевой, подошли знакомиться, а я остался стоять на прежнем месте. Мой шестилетний сын Сережа (я его взял с собой, так как его не на кого было оставить) оказался смелее и общительнее — он подбежал к Белову и что-то быстро проговорил, широко улыбаясь своим ртом с кое-где выпавшими зубками. Василий Иванович радостно крякнул, сказал пару фраз и тоже заулыбался… Как сейчас вижу эти две сияющие улыбки старого и малого — в памяти остается только то, что должно остаться. И не нам об этом судить…
А потом, год спустя, была весть о его смерти, легкой и спокойной — он даже успел попрощаться с родными. Умер Василий Иванович 4 декабря, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, считающийся в православии детским праздником. А еще это день рождения моего сына…
Потом было фойе драматического театра, кафедральный собор, гражданская и церковная панихиды. Страстная речь Владимира Крупина подвела итог его земной жизни, а пастырское слово Владыки Максимилиана, архиепископа Вологодского и Великоустюжского, подготовило Василию Белову путь в вечность.
Только мне кажется, что с вечностью Василий Иванович никогда и не расставался…
