Натаниэль Готорн, американский писатель XIX в., известен не только как новеллист, но и как детский автор, отразивший во многих своих произведениях психологию детской души.
В 1851 г. Н. Готорн создаёт «Снегурочку» — один из самых поэтичных детских рассказов, тесно связанный с фольклором не только Новой Англии, но Европы и России. Сюжет «Снегурочки» («Как дети сотворили чудо») незамысловат: дети лепят из снега девочку, увлечённо творят себе сестричку, играют с нею. Приходит отец и забирает снегурочку в дом, где она растаяла, оставив после себя лишь маленькую лужицу. В обычном, казалось бы, сюжете, переплелись сказочные традиции многих народов, создавших неповторимые истории на «вечный сюжет» с «вечными образами», тем более что связи с мировым фольклором абсолютно очевидны в литературной сказке Н. Готорна.
К этому времени писателем уже были созданы «Биографические рассказы для детей» (Б. Уэст, И. Ньютон, С. Джонсон, О. Кромвель, Б. Франклин, шведская королева Кристина). В двух наиболее часто переиздаваемых книгах он поэтично переложил античные мифы для детей («Книга чудес», «Тенглвудские истории»). Всего для детей им написано шесть произведений. Из них «Кроткий мальчик» и «Снегурочка» стали хрестоматийными.
Сказка «Снегурочка» вошла в один из поздних сборников рассказов Н. Готорна «Снегурочка и другие дважды рассказанные истории» (1851). К 50-м годам 19 в. «репутация» Н. Готорна «как литератора упрочилась настолько, что его теперь ставили в один ряд с сэром Вальтером Скоттом и Чарльзом Диккенсом» [1]. Снегурочка относится к «вечным» и неумирающим образам мирового фольклора, которые становятся традиционными в народных преданиях разных стран, в том числе и в русском фольклоре. Особенностью литературного стиля Н. Готорна в произведениях с фольклорными мотивами является использование народных «распространенных метафор и сравнений, которые писатель превращает в сюжеты» [2], как, например, в его авторской сказке — «Снегурочка играет с детьми». «Изначальная метафора», «преобразуясь в обобщённый символ», «перерастает» «в явления» «нравственной жизни» [там же]. Новелла «Снегурочка» по жанру близка «ирвинговскому сюжету» и одновременно литературным версиям разработки данного образа русскими писателями А.Н. Афанасьевым и А.Н. Островским.
В сказке Н. Готорна «Снегурочка» соединились христианско-гуманистическая мораль и традиции мирового фольклора о снежных фигурах. В новелле также широко используется романтическая символика. Так, «нравственное сознание» Н. Готорн «образно представлял в виде глубокой извилистой пещеры, насыщенной вперемежку злыми и добрыми помыслами», где «побеги чистого добра» «скрываются в самых отдалённых её глубинах» [там же]. Это и есть «истинная природа человека, которой редко удаётся выйти на поверхность» [там же]. «Побеги добра» (в сказке дети Фиалка и Пион) дают «возможность» человеку «подняться к вершинам нравственности» [там же], но преобразование действительности должно начинаться, по мнению Н. Готорна, с «очищения сердец» [там же], которое проходят не все герои сказки.
В «Снегурочке», несмотря на сказочность сюжета и фольклорные истоки, писателя интересует прежде всего «умысел» действия, «само грехопадение» и его «нравственные последствия» [там же]. Всё человечество он «делит на грешников» трёх категорий: «изобличённых в свершении безнравственных деяний», «свершивших такие деяния, но не изобличённых, и умысливших, но не свершивших зла» [там же]. Отца из сказки Н. Готорна можно отнести к грешникам второй категории. В «Снегурочке», на первый взгляд, нет ни злого умысла, ни особо опасного греха или очевидного грехопадения человека. Наоборот, есть «благие намерения» отца согреть незнакомую девочку домашним теплом, а своих детей вывести из мира мечтаний и фантазий, приблизить их к реальности. Тем не менее «нравственные последствия» поступка отца Н. Готорн описывает как трагедию для детей.
Фольклорная история Снегурочки и фольклоризм сказки полны «загадок» и «скрытого смысла». На первый взгляд, «Снегурочка» — это легкая «весенняя сказочка», но завершается она гибелью главной героини, что «классической» народной сказке «не свойственно» [3]. В достаточно простом и обычном образе снежной девушки (снеговички) угадывается глубокий философский смысл народной архаики, воплощённой в коллективных подсознательных архетипах, где присутствует «архаический взгляд на мир», «на место и роль человека в космоприродном универсуме» [там же].
Сюжет о Снегурочке, девочке, вылепленной из снега, «стоит особняком» «в традиционном фольклорном репертуаре» и скорее «напоминает притчу» «о закономерном наказании за пренебрежение к правилам поведения, обусловленным законами природы, и нежизнеспособности всего искусственного», созданного «вопреки законам жизни» [там же].
В русском фольклоре архетип Снегурочки имеет исключительно положительные характеристики, даже «страдая» и умирая, она «не проявляет ни одной отрицательной черты» [4]. В русской литературе «образ современной Снегурочки» складывался под влиянием фольклорных исследований А.Н. Афанасьева и пьесы А.Н. Островского. Во II томе «Поэтических воззрений славян на природу» А.Н. Афанасьев описывает «облачную деву», которая вступает в брак с богом огня Перуном и которую впоследствии «связывает со Снегурочкой (Снегурка, Снежевиночка)» [3].
В русской народной сказке девочка Снегурочка рождается у бездетных старика и старухи из комочка снега, который старик положил на печку. Снегурочка в этом варианте сказки символизирует тепло домашнего уюта и «благодатные действия» «очага как божества, которое благословляет потомство и охраняет семейное счастье» [4]. В другом варианте русской сказки, переложенной А.Н. Афанасьевым, бездетные Иван да Марья слепили себе из снега с Божьей помощью дочку, которая превратилась в живую девочку и растаяла, прыгая с подружками через костёр. В этой сказке Снегурочка ассоциируется с «духами природы, которые погибают при смене определённого сезона и воскресают с приходом этого сезона вновь» [5]. Так и Снегурочка «как сезонный (зимний) персонаж погибает с приходом лета» [6].
«В древних верованиях славянских и некоторых северных племён человечки из снега (Снеговики) ассоциировались» с «сошедшими с небес ангелами» как «даром неба», способными передавать Богу «просьбы людей», и люди верили, что «как только снежная фигурка растает, желание поступит» [4] на небеса и исполнится. В Европе, согласно преданию, «снежную фигурку впервые слепил итальянский скульптор, архитектор, поэт Микеланджело Буонарроти, в конце 15 века, примерно в 1493 году» [там же].
В европейской литературе вначале появился снеговик, упоминание о котором встречается в книге 18 века. Само «слово schneeman», то есть «снеговик», «изначально возникло в немецком языке» [там же], «его изображение прилагалось к детской книжке с песнями, изданной в Лейпциге» [там же]. Первые «европейские снеговики были монстрами огромных размеров. Под влиянием христианства», «видевшего в снеговиках рукотворных языческих символов» в Европе, появилось поверье об угрозе, исходящей от снежных фигур. В Европе также существовало поверье, что «опасно лепить» снежные фигуры в полнолунье, это якобы приводит к ночным кошмарам и прочим страхам. В Норвегии сложилось «предание о том, что снежные фигуры опасно разглядывать» «вечером из-за шторы», «дурным знаком считалось встретить снежную фигуру ночью» [там же].
По европейскому преданию, «святой Франциск Ассизский считал создание снеговиков и последующее их разрушение своеобразным методом борьбы с бесами» [там же] (что, возможно, и отразил Н. Готорн в своей сказке). С 19 века отношение к снежным фигурам в Европе изменилось. Они стали атрибутами Рождества и Нового года, своеобразными «сказочными хозяевами двора» [там же]. Однако символика снежных фигур в целом оставалась языческой: «нос в виде морковки» «зазывал богатый урожай», «перевернутое ведро символизировало достаток в доме» [там же]. С христианкой точки зрения создание снежных фигур, их украшение и поклонение им считается языческим идолопоклонством. Почитание Деда Мороза и Снегурочки — это также проявление демонизма. Н. Готорн-писатель соединил в своей новелле языческие, христианские и романтические мотивы, вложил в сказку философский контекст.
В Западной Европе снежным фигурам посвятили свои произведения Г.Х. Андерсен («Снеговик»), немецкий писатель Мэнди Фогель («Мечта коричневого снеговика»). Русский драматург А.Н. Островский написал под влиянием идей А.Н. Афанасьева в 1873 году пьесу «Снегурочка», которая была создана позднее новеллы Н. Готорна, возможно, знакомой русскому писателю.
Сказка Н. Готорна в переводе С. Лихачевой «Снеговичка» («Детское чудо») повествует о том, как братик и сестричка слепили из снега девочку, которая ожила под их тёплыми руками. Новелла начинается с традиционного сказочного зачина: «как-то раз на исходе морозного зимнего дня <…>», [6]. Начало действия происходит в таинственное время, подходящее для создания снежных фигур — зима, вечер, «после затяжного бурана» [там же], когда достаточно много снега. Погода была исключительная, время, когда человек и природа находятся в полной гармонии и человеческое сердце начинает очищаться под воздействием Божественного света и красоты.
В рассказе великий свет символически отражён писателем через солнечные лучи. «Когда солнце изливало на землю холодное, ослепительно яркое» [там же] сияние, все вокруг преображалось и становилось сказочным. Эпитет «холодный» акцентирует яркость и прозрачность света, отражаемого ослепительно — белым, чистым снегом, который при заходящем солнце искрится багровыми оттенками.
В этот сказочный вечер дети отпросились у матери «поиграть в свежевыпавшем снегу» [там же]. Это были сестричка и братик, которым Н. Готорн дает символические имена, связанные с названием цветов: Фиалка и Пион. Старшую сестру звали Фиалкой «за красоту», «мягкий и скромный нрав» [там же], братика «за румянец его круглой, широкой мордашки» «именовали» Пионом. Образы детей схематичны, что позволяет говорить об аллегорической направленности сказочной дидактики. Девочка — Фиалка — выступает аллегорией Скромности и Кротости, мальчик — Пион — аллегорией того великого света, который, по верованиям квакеров, проникает в сердца людей и очищает их от греховности, ведь его «румянец» «наводил на мысль о солнце и огромных алых цветах» [там же]. А Божественный свет должен проникать в самые потаённые «уголки пещеры», то есть человеческой души. Скромность Фиалки и светоносность Пиона позволили им стать романтическими проводниками Божественного света людям. Слова американского проповедника Д. Вулмэна из «Книги поучений» о том, что «если какой-нибудь человек впал в грех», то те, «в ком дух силён», «кротостью и увещеванием» должны помочь ему «воспрянуть» [7, с. 528], символически воплотились в образах детей из сказки Н. Готорна.
Отец, глава семьи, имел достаточно прозаическую профессию. Он «торговец скобяным товаром», «во всех отношениях превосходный» [6] человек, наделённый пресловутым «здравым смыслом». Согласно романтической иерархии символов его можно назвать филистером, «хорошим человеком», но «плохим или вовсе не музыкантом» (Гофман). Для характеристики внутреннего мира отца Н. Готорн использует романтическую антитезу сердца и разума, где «чуткое» сердце противопоставлено голове, «такой же непробиваемой и твёрдой», «такой же пустой», «как чугунные котелки, выставленные на продажу в его лавке» [там же]. Очевидно, что в характеристике отца Н. Готорн иронизирует над прагматической философией «здравого смысла», противопоставляя ей романтическую интуицию матушки как символа творческой натуры. Матушка, как и дети, противоположна отцу своим кротким нравом и внутренней красотой. В её характере «таился отзвук поэзии и отблеск неземной красоты» [там же]. Н. Готорн называет её цветком нежным и «свежим», так как она сумела сохранить со времен юности и привнести в брак и в материнство романтическое «воображение», наличие которого, по мнению писателя, является несомненным достоинством человека и немаловажным фактором, формирующим его внутреннюю красоту.
«Свежевыпавший снег» «весело искрился в лучах» заходящего солнца, хотя весь день «медленно падал с пасмурного неба», и от этого день «казался таким унылым и безотрадным» [там же]. Примечательно, что дети Пион и Фиалка выбегают на улицу, чтобы преодолеть состояние «уныния» и «безотрадности» в гармонии с природой, изменившейся под лучами заходящего солнца. Фиалка и Пион лепят из искрящегося снега одновременно и снежную фигурку, снеговичку, и сестричку. Снегурочка становится символом радости труда и человеческого братства и одновременно тем лучезарным светом, который озаряет души людей, и они оттаивают даже в самый трескучий мороз. От мороза же детей хранит материнский поцелуй — символ родительской любви.
Как протестант, Н. Готорн прославляет человеческий труд, результатом которого становится ожившая статуя — девочка-снеговичка. Писатель называет труд детей «великим», так как они «сотворили» чудо, вылепив из снега «первозданной белизны» девочку. Изображая человека труда, Н. Готорн проводит важную мысль протестантской этики о том, что любой труд, как и «талант, есть служение Богу и его прославление» [7, с. 700]. Поэтому Н. Готорн большое внимание уделяет трудовой деятельности семьи: мать непрерывно шьёт, преодолевая в труде «уныние» и «беспросветность». Также и дети, выбежавшие на снег, не ограничились играми, а, проявив талант, послужили Богу, создав прекрасную снежную фигурку, ожившую в результате их вдохновения и фантазии. Ведь, по словам М. Лютера, «весь мир можно заполнить служением Богу — не только церкви, но и дома, кухни, погреба, мастерские и поля» [там же], ибо «труд служит общему человеческому благу», «в нём проявляется человеческое творчество» [там же].
В соответствии с протестантской трудовой этикой Н. Готорн красочно описывает сам процесс вдохновенного детского творчества глазами любящей матери, которая видит детей, преображённых Божественным светом. Девочка «радовала грациозной живостью» и «нежным цветом лица», «что казалась скорее Мыслью, нежели существом из плоти и крови» [6]. Дети трудились самозабвенно, они «не столько творили фигурку из снега, сколько сама она рождалась под их руками» [там же]. Труд матери — шитьё, и труд детей — творчество, не разграничиваются Н. Готорном. Они отдаются труду полностью: мать «с головой уходит в шитьё», в то время как её дети «увлечённо трудятся над снегурочкой». И мать, и дети осознают божественную ценность труда, ибо, «трудясь для Бога, христиане вполне в состоянии достичь чувств удовлетворения и самоуважения, которых никак иначе достичь нельзя» [7, с. 700].
Процесс делания добра в рассказе связан с понятием как душевной, так и нравственной чистоты: дети выбирают самый чистый снег, так как «то должна быть сама чистота, прямо с небес» [6]. Элементы романтического воображения Н. Готорн вводит и в фантазии матери, мечтающей о том, чтобы сами «златокудрые ангелы» спустились с небес из Рая, «поиграли» бы с детьми и «помогли им со снегурочкой» [там же]. Когда Пион и Фиалка «доделали» снеговичку, она оказалась похожей на ангела с золотыми волосами.
Романтическое воображение миссис Линдси помогло ей увидеть в снежной фигурке живую девочку, которую её дети одухотворили теплом своего труда. Мать приметила «золотые локоны», «личико с нежным розовым румянцем», «ослепительно-белое, развивающееся на ветру платьице», «крохотные ножки, обутые в атласные белые туфельки», девочки, «грациозно» «танцевавшей на снегу» [там же].
Общую картину радости разрушает пришедший домой отец. Мистер Линдси «весь день трудился, не покладая рук, теперь был рад вернуться к мирному домашнему очагу». Он «выглядел усталым» [там же]. Его возвращению предшествует «свежий западный ветер», который «пронесся» «по саду» так, что «повеяло» «зимним холодом» [там же]. Свой труд мистер Линдси не ставит ни в какое сравнение с трудом жены и детей, так как «ко всему подходит исключительно с позиции “здравого смысла”» [там же]. Таким образом, в сказке о Снегурочке писатель сталкивает два вида трудовой деятельности: творческий и романтический труд детей и матери и прагматический труд отца во благо «здравого смысла». Как филистерам не понять музыкантов, так и представителям «здравого смысла» не дано принять романтических фантазий. И здесь Н. Готорн-христианин (пуританин) вступает в противоречие с Н. Готорном-романтиком, который разводит эти два вида труда, противопоставляя две точки зрения на воспитание в семье. Писателю оказывается близкой романтическая концепция, поэтому претензии отца выглядят грубыми и жестокими. Он становится невольной причиной гибели девочки-снегурочки как воплощения творческих усилий его детей.
Несмотря на то, что Н. Готорн называет отца «добросердечным и во всех отношениях достойным» [там же] человеком, эта характеристика звучит иронично, так как её опровергают его дальнейшие действия. Отец не верит в сказки об оживших изображениях и изваяниях и из самых искренних побуждений желает согреть замёрзшую девочку, беспокоясь о её здоровье. Более того, он пытается отыскать её родителей, «опросив соседей», или «объявить на всех улицах о потерявшемся ребёнке» [там же].
Несмотря на протесты детей и жены, «отец, этот благороднейший и в высшей степени добросердечный джентльмен» [там же], «взял снеговичку за руку и повёл её к дому» [там же], «действуя из самых лучших побуждений» [там же]. Он поставил её рядом с горящей печкой, чтобы девочка отогрелась после мороза, а сам отправился искать её родителей. Однако его остановили крики жены и детей о том, что снеговичка исчезла. Она растаяла, оставив после себя небольшую лужицу. Этот печальный конец рукотворной снеговички стал трагедией для детей, которые плакали и упрекали отца.
Н. Готорн нарочито делает акцент на положительной коннотации действий отца, который желал детям исключительно добра и проявил искреннюю заботу о чужой девочке. Он виноват только в одном — в отсутствии в его душе романтики. В борьбе романтизма и пуританского здравого смысла в рассказе Н. Готорна побеждает романтическая фантазия. Однако христианский контекст сказки очевиден. Красной нитью через весь сюжет проходит библейская мудрость: «Благими намерениями вымощена дорога в ад», относимая к действиям отца. Вина и грех мистера Линдси в том, что он не почувствовал Божественного света в душах своих близких, так как сам не имел его в своём сердце, хотя во всех отношениях был «достойным человеком».
Н. Готорн наказывает отца слезами детей, его разобщённостью с родными и близкими людьми, оставляя финал сказки открытым. Дальнейшие действия отца будут зависеть от того, победит ли любовь его «здравый смысл».
В финале звучат слова самого писателя как нравственная проповедь людям, которых «подводит» «здравый смысл» [там же] и которым «история снеговички» «показалась бы детской чепухой». Моральный урок и фольклорный дидактизм сказки Н. Готорна — в предупреждении о том, что людям «добросердечным» «должно хорошенько подумать над тем, что они делают», и, «прежде чем начать действовать из филантропических побуждений, доподлинно убедиться, что они постигли суть и условия данного явления».
Вывод, сделанный Н. Готорном в конце новеллы, близок к библейским словам о «благих намерениях»: «То, что почитается благом для одного, может оказаться абсолютным злом для другого» [там же]. Писатель убежден, что «мудрецов такого склада, как добрейший мистер Линдси, ничему научить невозможно» [там же]. Просьба отца в конце сказки о необходимости убрать лужицу, оставшуюся от снеговички, не оставляет надежды на возможность его преображения Божественным светом, и, в отличие от народной сказки, знаменует трагический финал новеллы.
Как и в русском фольклоре, в рассказе Н. Готорна Снегурочка абсолютно положительный персонаж. Но ей так и не удалось растопить душу отца, победить «здравый смысл». Однако, несмотря на трагический конец, Н. Готорн выполнил христианскую миссию писателя — «очищать человеческое сердце от пошлости и грязи и просветлять его и направлять» (рассказ «Гибель земли», 1837) [8, с. 141].
Таким образом, гармоническое взаимодействие фольклора и христианской этики в художественном пространстве произведений Н. Готорна для детей предопределило их глубокое духовное содержание и нравственный дидактизм.
Использованная литература:
1. http://www.licey.net/lit/american/gotorn_11
2. http://feb-web.ru/feb/ivl/vl6/vl6/-5672.htm
3. http://ptj.spb.ru/archive/37/the-petersburg-prospect-37/folklornye-elementy-snegurochki/
4. http://supercook.ru/slav/slov-mif-14.html
5. http://www.clubochek.ru/articles.php?id=235
6. http://readr.ru./nataniel-gotorn-snegovichka.html
7. История американской литературы / Под ред. И.И. Самохвалова. — М.: «Просвещение», 1971, ч. I. 344 с.
8. Религия: Энциклопедия / Сост. и общ. ред. А.А. Грицанов, Г.В. Синило. — М.: Книжный Дом, 2007. 960 с. (Мир энциклопедий)
