Вечером я вдыхал полной грудью свежий, чистый воздух и двигался вперёд. Естественно, без какой-то особой цели, просто хотелось войти в лес, погрузиться в тёмную, закрытую со всех сторон листвой чащу и выйти с другой стороны леса, это чувство появилось само по себе, а к чувствам, тем более спонтанным, действительно стоит прислушиваться.
Интересно, существовал ли этот лес, когда меня тут не было? Что вообще происходит здесь, когда никого нет? Деревья оживают и начинают переговариваться, тут же вылезают из своих нор звери, и место, мёртвое и тихое, когда в него входит человек, оживает? Нет, мне действительно было интересно.
Ведь это же мой мир, без меня не было бы ничего; стоит мне умереть, и начнутся вечная пустота и безмолвие, но пока я жив – всё есть, есть я здесь и сейчас, хотя и это можно подвергнуть сомнению. Пока ты есть, пока ты мыслишь – есть всё; когда ты умираешь, ничего не остаётся.
Эти мысли слишком неуловимы, слишком призрачны; поймать их и попытаться придать им конкретную формулировку очень тяжело, это подобно попыткам поймать призрака, который, как только подбегаешь к нему, оказывается на пару метров дальше. И когда ты гонишься за ним, он заводит тебя в самую глубину мыслей и размышлений, которая невероятно опасна, из которой очень тяжело вернуться прежним.
Тем и опасно для человека одиночество, что оставаясь наедине с собой, ты пускаешь агрессию не во внешний мир, ты обращаешь её на себя, превращая это в нескончаемые акты самобичевания. Наверное, потому я так и любил этот лес. Тут было тихо, спокойно, и можно было поразмыслить над жизнью, смертью и чем-то между этими двумя понятиями.
Течёт ли время, когда я иду по этому лесу, или оно останавливается? Что вообще есть время? Откуда нам знать о нашем движении в будущее? Может быть, мы движемся в прошлое? Человечество постепенно деградирует из-за многочисленных технологических "девайсов" и возвращается к топорам и палкам, что даже интереснее, чем привычная нашему пониманию версия.
Тогда ведь получается, я иду не в другую сторону леса, я просто возвращаюсь оттуда. Эти мысли были слишком опасны, слишком тяжелы, и я обратил своё внимание на небо, голубое, чистое небо, обрывки которого виднелись за кучей веток и листвы. Жестоко было создать человека и не дать ему возможности летать как птица. Впрочем, птица, наверное, тоже жалеет об отсутствии у неё рук.
Ни птиц, ни зверей, что-то такое было в этом лесу, что никто не хотел нарушать его девственной тишины и спокойствия, лишь я один, такой смелый, и одинокий, решил бросить вызов природе.
Я прошёл чащу и выходил к другой стороне леса, когда в нос мне ударил резкий запах табака. Неужели кто-то появился тут? Мне всегда казалось, что я здесь один, неужели ещё кто-то появился в моём мире?
Вскоре увидел я и небольшие клубы дыма. Ветра совсем не было, и кто-то дымил как паровоз, отчего вокруг было очень много дыма, похожего на туман. Я убыстрил шаг и вскоре вышел к опушке.
Там на пеньке сидел индеец. Рядом стоял стол с шахматами, и напротив сидела тень. Я сразу понял, что это тень, это было тёмное, слегка прозрачное существо, в точности повторяющее контур тела индейца, и, как и у него, у тени изо рта торчала трубка, только чёрная, которая тоже пускала дым, но гораздо темнее. И только затем я кое-что заметил.
Мысль о том, что в этом мире есть ещё кто-то, была настолько ошеломляющей, а запах табака таким ароматным, что я не сразу услышал звуки войны. Крики, выстрелы, удары топоров и смачный звук, с которым входит меч в чьё-то сердце, – всё это я услышал не сразу. Уже потом, подойдя к индейцу, я увидел творившееся на поле, примерно в полукилометре от нас.
Там были люди, много-много людей, все грязные, потрёпанные, в крови с ног до головы, с одной стороны, и тени, тёмные, слегка прозрачные тени.
– Что вы делаете, я думал, я здесь один? – спросил я у Индейца.
– То же, что и все мы.
– И что же это?
– Я, как видишь, пытаюсь выиграть в поединке с собой.
– А они?
– А они устроили с собой целую войну.
Воины пытались победить свою тень, но не могли, тени достойно отражали каждую атаку и не отступали ни на сантиметр. Люди же устали, их атаки уже не были такими яростными, удары не были такими мощными, и дрались они скорее от отчаяния.
– Ох, опять он поставил мне мат! – констатировал факт Индеец и начал заново расставлять свои фигуры, тень же принялась за свои. За всем этим было невероятно интересно наблюдать, хотя происходящее казалось диковатым.
– Главный твой враг – это ты сам. Ты думаешь, что доверяешь себе, но это не так! - индеец походил пешкой.
– Я немного не понимаю вас. Как давно идёт эта битва?
– Она идёт веками! – индеец затянулся из трубки и выдохнул целое облако дыма.
– Но тогда почему же вы не там, почему вы не воюете со всеми?
– Потому что я почти научился не вступать с собой в конфликты. Почти! – морщинистая рука аккуратно взяла пальцами коня и переставила фигуру.
– Всё это странно... Я просто вышел погулять в лесу... Всегда тут ходил... И однажды появляетесь вы, появлются... э-э-э... воины! Которых ещё вчера тут не было! Вам не кажется это необычным?
– Если ты нас не видел, это не значит, что нас не было. Просто надо было по-другому смотреть.
– Я понимаю вас лишь отдалённо. Что изменилось во мне, если я увидел вас только сегодня?
– Не в тебе что-то изменилось. Ты сам изменился. Ты ходишь в этот лес не просто так.
– Разве?
– Ты приходишь сюда за ответами. И, возможно, я помогу тебе их получить.
– Вы говорите загадками. Это разве ответы?
– Настоящий ответ ты всегда должен получить сам. Сам должен делать выводы, и только тогда они будут истинными. Превращать хаос в порядок – только так можно победить себя.
– Так вот почему вы здесь, а они – там!
– Да. Я понял как победить себя. Они нет, и вряд ли поймут.
– Неужели у всех такая потребность – воевать с самим собой?
– Как видишь, да. Победить свою совесть, победить свои страхи, победить свои желания, победить свои комплексы – это гораздо сложнее, чем победить кого-то другого.
Индеец пустил очередное облако дыма. Люди яростно напрыгивали на тени, махали топорами, мечами, но тени ловкими и лёгкими движениями отбивали любую атаку, двигались, как призраки, и каждое их движение оставляло порез на чьём-то теле. Люди падали, вставали из крови и грязи, и снова пускались в бой, и снова падали, и снова вставали, а тени всё-так же неустрашимо стояли на своём месте, без страха и сомнения.
– Как же вам удалось победить?
– Я признал свои недостатки. Признал всё плохое, что есть во мне, и перестал сопротивляться этому. А вот готов ли к этому ты?
– Ну, думаю да.
– Готов ли ты признать самоё темное и страшное, что творится в самых отдалённых уголках твоей души; готов ли ты признать, что плохие мысли, приходящие в твою голову, всё же твои? Именно твои, а не чужие. И приходят – не просто так.
– Да, готов.
– Тогда, думаю, ты вполне можешь победить. Но этого мало. По-настоящему победить в этой битве невозможно. Человек всегда будет воевать с самим собой.
Только сейчас я заметил, что прямо напротив меня стоит в полный рост моя тень, в точности повторяющая каждый контур моего тела.
– Могу объяснить на примере. Часть тебя хочет сдать деньги на благотворительность, другая же не хочет с ними расставаться. Но одна часть тебя на поверхности, другая там, внизу, глубоко-глубоко, настолько, что ты и сам, возможно, будешь отрицать её существование. Подсознание может претить нам, и это далеко за пределами мыслей и желаний. Это не объяснить словами. Каждый раз, пытаясь, хотя бы для себя, выразить словами, что же есть эта извечная борьба, ловлю себя на том, что словами, буквами, символами это не выразить. Это можно лишь понять, уловить смысл, перестать гнаться за призраком и заставить его гнаться за тобой.
– Я совсем перестаю вас понимать.
– Чего тут понимать? Главный твой враг – ты сам, ты должен это усвоить и перестать идти против себя, идти против своей натуры.
Моя тень стояла и не двигалась, у неё не было глаз, но я чувствовал, как она сверлит меня своим взглядом; впрочем, я делал то же самое.
– Так, значит, эта тень... Это как зеркало? Это тоже я?
– Это то, что скрыто в тебе. Всё темное, плохое или, как минимум, серое; всё, о чём ты боялся подумать, но что копилось в тебе годами. Это такая же часть тебя. Это и есть ты.
– Хорошо, я признаю. Признаю, что это я. Часть меня, кхм....
– А-ха-ха-ха-ха-хах, – громко рассмеялся индеец, – если бы всё было так просто! Сказать – не сделать. Опять же, тут, на верхних уровнях сознания, ты, может быть, и согласишься с тем, что ты плохой человек, но там, глубоко внизу, ты будешь сопротивляться...
– Кажется, я начал вас понимать!
– ... именно потому, – продолжал индеец, – в этой игре невозможно выиграть! – закончил он и выдохнул большое облако дыма.
Тень поставила ему шах.
– Невозможно узнать всё то, что прячется в нас. Именно поэтому война не закончится. Ты никогда не знаешь, чего хочешь; никогда не знаешь, чего боишься; никогда не знаешь, что презираешь. Ты можешь лишь догадываться, можешь убедить себя, но истиной это никогда не будет. Я... даже со своим опытом не могу рассказать тебе всё, просто не могу. Не потому, что мне нельзя, а потому, что это невозможно сформулировать.
– И что же мне делать?
– Я буду ждать тебя. Когда-нибудь мы ещё встретимся. А пока ты должен догнать её.
– В смысле?
Старый индеец лишь кивнул. Моя тень спускалась с холма, держа в руках топор, точнее тень топора. Сам же топор лежал у моих ног.
– Ты знаешь, что делать.
– Да, знаю, – кивнул я, схватил топорик и пошёл следом за тенью, – я вернусь, обещаю.
Эта война длилась семьдесят лет.
