Да это воистину сама жизнь!
Эдгар Аллан По «Овальный портрет».
Единственным источником света в комнате являлся огонь, пляшущий в очаге камина, – только света, но не тепла. Теплом переполнены были сердца, пламя которых разгоралось новыми чувствами – любовью, способной разбередить даже зависть богов. Тела сомкнулись в объятьях, и две тени на стене стали единой. Время остановилось. Прошлое кануло в Лету, а будущее казалось жестокой неправдой. Оно не должно никогда наступить, не должно нарушить идиллию, царившую в их маленьком мире. Существовало одно настоящее, зыбкие мгновения которого могли нарушить только те самые боги, несмевшие допустить, чтобы кто-то оказался более счастлив, чем они сами. И вестником гнева их явился рассвет, распахнувший за шторой серое утро. Оно бледным призраком ворвалось в комнату и растоптало последние угли в камине.
Наступила минута прощания. Он уходил и, вытирая ладонью катящиеся по ее лицу слезы, обещал вернуться. Но в силах ли ему было выполнить обещание, против которого восстали высшие силы? Он уходил и, целуя ее, шептал о любви, и она верила каждому слову. Последнюю фразу заглушил раздавшийся гром, призывающий его торопиться. Ливень обрушился с неба на стоявших на крыльце влюбленных. И прощальные слова так и остались неуслышанными женщиной, когда мужчина напоследок взглянул на нее, а через несколько секунд исчез за стеною дождя – растаял в плену непогоды, которая предвещать могла только войну.
Она вернулась в дом. И в своей черно-белой комнате, которая несколько часов назад блистала палитрами ночи, нашла такой же черно-белый снимок и, вставив в рамку, повесила над камином. С тех пор милое лицо женщина видела только на сером портрете и никогда в цветном мире. Очаг камина больше не согревался огнем, но навсегда сохранил в себе тепло двух сердец – тепло, подарившее новую жизнь...
С раннего детства Ана любила проводить время в маминой комнате. Она садилась в большое кресло возле окна и мысленно проникала в одухотворенный мир замкнутых стен.
Сквозь тонкую занавесь из окошка теплой волной накатывал солнечный свет погожего дня, играя веселыми «зайчиками» в отражениях зеркал. Лучи скакали, резвясь, с потолка на пол, и все утопало в потоке света. Счастливые дни озаряли судьбу маленькой девочки, и Ана думала, что так было и будет всегда...
Она доныне помнила, хотя и минуло немало лет, как упала с качели и заплаканная прибежала в мамину комнату, где милая Мама обняла ее и поцеловала ушибленный локоть, и он почти перестал болеть. Трехлетняя Ана тут же оказалась согрета нежными объятиями. И девочке совсем не хотелось покидать их, держа крохотными ручками мамину ладонь. «Я люблю тебя, моя маленькая Ана! – сказала тогда Мама, поцеловав ее в курносый носик. – Я люблю тебя! –повторила она. – Ведь ты у меня совсем одна!» Для девчушки эти слова еще были не очень ясны, но своим тикающем сердцем понимала, что означают они что-то безгранично теплое. Только голос женщины отчего-то казался таким печальным, и Ана решила, что Мама плачет. Но, взглянув в ее лицо, она увидела отпечаток улыбки – пусть блеклой, но, несомненно, самой замечательной в мире. Отчего же тогда глаза застлала тонкая пелена, готовая выкатится хрусталиками на женские щеки? Мама закрыла глаза и, крепко прижав к себе дочь, произнесла вновь: «Я люблю тебя!» И девочка все же почувствовала на своем плече каплю, упавшую с маминой щеки…
До этого случая вечера они проводили в детской комнате, смеялись и играли там, а перед сном Ана слушала мамины сказки, пока ее глаза не закрывались, и она не погружалась в волшебный мир сновидений. Теперь в детскую уже спящего ребенка переносила Мама, до этого зачарованно наблюдавшая за сладко дремлющей дочерью. А иногда так и оставляла спать рядом с собой. И Ана, свернувшись комочком, сопела под маминым боком...
С тех пор Ана всегда приходила в комнату, дожидаясь Маму с работы. Она окуналась в объятья любимого кресла, и ее сердцу, еще непознавшему горя, стал близок каждый предмет интерьера. В углу стоял шкаф с антресолью, дверцы которого украшали узорные резцы и фигурные ручки. Напротив него – кровать, застеленная оранжевым покрывалом с вышитыми лепестками роз. На нем лежали взбитые, словно облака, подушки в розовой наволочке. К изголовью кровати прижимался стол, на котором сонно приютился одноногий светильник. Под потолком висела старшая сестра этого унылого ночника – большая хрустальная люстра с лампами, напоминающими свечи. Но больше всего девочке нравился камин. Он казался Ане мудрым старцем, нашедшим последний приют. На давно некрашеном кирпиче краска уже облупилась, и камин мог бы смотреться убого в идеальной комнате, если бы не исходящий от него дух былых времен, впитавшийся в каждую трещинку. И его внутренняя сила была настолько велика, что он неприкосновенно и божественно дополнял обстановку. И вся пышность мебели без него не стоила бы ровным счетом ничего и казалась бы однообразной. Он, словно древний бог, восседал на свое троне, и из его давно потухшего очага веяло дыханием ушедших лет. Года и века смешались в тлетворном запахе. Каждый час утраченного мгновения впитывался в неиссякающий дух золы времени.
И каждый раз, рассматривая очаг старца, взгляд девочки поднимался вверх и застывал на черно-белой фотографии над камином. На этом снимке запечатлен был молодой мужчина, смотревшим ясными глазами с недосягаемой для ребенка высоты. Лицо незнакомца казалось столь одушевленным, что Ане воображалось будто он пристально следит за каждым ее движением, и тогда она не отрывала от него взора, пытаясь выследить хоть один намек на самостоятельное существование старого фото. Но лик на снимке оставался непоколебим и не выдавал себя даже незначительным вздохом. Внезапно ворвавшийся ветер ни разу не шевельнул на портрете черные волосы, кружащиеся пылинки не могли заставить глаза моргнуть, а с губ ни на минуту не сходила добрая улыбка. И все же фотография жила – девочка верила в это! – только своей жизнью, недоступной для людской. Но Ане казалось, что миры их еще пересекутся, и образ со снимка тогда оживет.
Кем же был запечатленный на портрете человек?
Когда Ана стала старше, то задала Маме этот вопрос, а женщина горько расплакалась. И из-за слез в невнятных фразах девочка нашла для себя ответ о таинственной фотографии над камином. Мама рассказала о человеке – им оказался ее отец, невернувшийся с войны. И больше Ана не расспрашивала о нем, потому что сильнее всего детское сердце разрывалось, когда она видела мамины слезы. А Мама часто плакала по ночам. Неспящая Ана слышала ее в своей комнате, и тогда у самой маленькие капли из глаз стекали по щекам, оставляя мокрые следы на подушке. И звезды, словно несчастные странники, глядели в окно...
Как странно, когда по истечению дня минуют недели, а следом пролетают года... Десятилетняя Ана после школы как обычно зашла в любимую комнату, в которой всегда витал аромат пряной свежести. Фотография висела на прежнем месте, только слой пыли не ней значительно увеличился – единственное мерило долголетия снимка. В солнечных лучах, согревающих спальню, крохотными мотыльками кружились пылинки и ложились на мебель, которая в скором времени будет очищена от этих мизерных частиц. А на старом портрете они продолжали накапливаться. Именно тогда девочку осенило избавить снимок от пыльного плена. Она сбегала за полотенцем, взгромоздилась на стул, одной рукой облокотившись на камин, а другой – пытаясь дотянуться до рамки. Фотография находилась уже в ее руках, когда ненадежный стул пошатнулся, и портрет выскользнул из пальцев и упал на пол, блеснув осколками разбитого стекла. Они, будто замершие слезы, опечалили комнату, когда вошла Мама.
И тогда Ана впервые увидела Маму сердитой. Но, осознав всю нечаянность и поступок дочери, женщина заключила ее в объятия. А фотография в прежней рамке, но без стекла, была возвращена на свое привычное место – над камином...
Среди сверстников Ана всегда казалась странной. Одноклассники не всегда принимали ее в свою компанию, потому что она часто знала то, чего и сама не могла объяснить. Если кто-то что-то терял девочка с уверенностью говорила, где потерявший сможет найти свою вещь. И всегда оказывалась права. Если кто-то врал, Ана тут же уличала лгуна, рассказывая, как было на самом деле, хотя не могла знать этого. Ее невзлюбили и даже немного побаивались. То, что считалось необъяснимым, почему-то всем казалось плохим. Учителя по-особенному, словно брезгливо, относились к ней, потому что Ана предугадывала все на день вперед, где и как кому придется просто оступиться, а кому упасть. И один раз она чуть не навлекла на себя еще больших неприятностей, когда упомянула, что обо всем ей рассказывает камин. Но, заметив подозрительный блеск в глазах взрослых и услышав детские выкрики «чокнутая», попыталась все перевести в шутку и более уже не распространялась о своем даре. После этого, когда ее о чем-то спрашивали, она лишь пожимала плечами и оставляла любопытного без ответа, хотя определенно знала его. Из-за детской несмышлености, пытаясь всем помочь, Ана чуть не сгубила себя, но камин научил ее обладать своими знаниями осторожно.
Очаг открывал перед девочкой многие истины, но одну усердно хранил до семнадцати лет. Ту, которую Ане не терпелось узнать больше всего. Судьбу человека на фотографии – отца. По маминым словам она считала его погибшим, но что-то все же смущало ее, глядя в серые глаза на снимке. Такой живой взгляд не может быть у мертвого человека, даже если он смотрит на нее с портрета. И, наконец, однажды вечером камин показал ей то, о чем она уже сама немного начала догадываться, не веря в смерть. Но рассказ был кратким, потому что этот человек – чужой человек – не заслуживал большого внимания. Война закончилась. Возвращающийся с фронта мужчина остановился в словенской деревни, где встретил другую женщину и забыл о той, которой обещал вернуться. Мать Аны в своем любящем сердце не могла даже на миг поселить подобную мысль, отчего после окончания войны, прождав больше года, поверила в гибель любимого, но только не в измену.
С тех пор Ане стало тошно смотреть на лицо с фотографии, но Маме об этом никогда нем говорила...
Каждый год запечатлен был на новых страницах жизни, которые ветер беспорядочно перелистывал... Бурная река времени не щадила ничего, что попадалось в ее поток. Солнечная весна сквозь лето сливалась с дождливой осенью...
Ана выросла, и гусеница, которую когда-то чуждались одноклассники, превратилась в красивую бабочку. Она озаряла любую улицу, по которой проходила. Птицы щебетали ей вслед, и солнце завидовало ее лучезарности. Счастье долгое время следовало по пятам свой прелестницы, но в одно непогожее утро затерялось в туманной прохладе. После разочарования в мужчине, которого она больше не считала своим отцом, девушка отказалась от тайн, которые всегда открывались ей в детстве – в них оказалось много боли, которую лучше не ведать раньше времени, чтобы те дни, пока они не нагрянет, прожить без нее. Поэтому Ана не знала, когда заболеет Мама.
В сумрачной прохладной комнате женщина умерла на руках у дочери.
Доктор многое хотел объяснить убитой горем девушке, но Ана не слышала его. Ей были безразличны невнятные речи, ведь главное и самое печальное заключалось в том, что ее Мамы больше НЕТ. Мама умерла...
Через день состоялись похороны...
В первый раз Ана, вернувшись домой, почувствовала себя по-настоящему одинокой. Одиночество за несколько часов изнутри принялась поедать ее душу, вгрызаясь острыми клыками прямо в сердце. В брошенном мире девушка осталась совсем одна. Ана вошла в мамину комнату, и мир, который в детстве ей казался волшебным, глядел на нее уже другими глазами – глазами сетовавшей старухи, навязчивой и ворчливой.
Колени Аны подогнулись, и она упала в кресло, которое раньше всегда готово было приласкать ее. В пелене неиссякаемых слез стояло выражение печальной Мамы. Солнечный свет больше не проникал в комнату, и вместо привычного тепла в ней заблудилась стужа. Все переменилось, и даже тени иначе заколыхались на стенах. Дух камина иссяк. Лишь старая фотография над ним по-прежнему живым взглядом смотрела на плачущую девушку.
В забытьи Ана потеряла счет времени, а так как дневной свет в окне погас, она не знала, какое сейчас время суток. Неуверенный стук в дверь помог ей очнуться.
Девушка медленно направилась к двери, совсем не желая видеть нежданных гостей. Но тот гость, который предстал перед ней на пороге, ошеломил ее больше всех, потому что был самым незваным. Ана увидела до боли знакомое лицо с черно-белого снимка. Только волосы мужчины уже не были черны – локоны осеребрила проседь. Морщины паутиной легли на лицо, а во взгляде отражалась бездна.
Да, она подозревала – еще в детстве была уверенна, – что этот лик когда-нибудь оживет. И не ошиблась.
Мужчина, опустив глаза вниз, очень тихо произнес:
– Ана? – Он выдержал небольшую паузу, словно мысленно формулируя следующий вопрос. – Ты знаешь, кто я?
– Да! – уверенным голосом ответила девушка. – Да, я знаю, кто вы. Вы – фотография над камином!..
Март 2013г.
