БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ
Всё здесь и сейчас: вот я сижу, а вот я иду к нему босиком.
Кто-то спит, кто-то купаться тянет меня силком.
Серое небо с водой сливается у причала.
Сахар внутри смешался с кофе и коньяком.
И всё с начала, Господи, всё с начала:
Целую жизнь приходится переписывать от руки.
Кто-то любил нас за что-то, кто-то, наверное, вопреки,
А остальные, чего уж там, не любили.
После всего мы выходим голые из реки,
И тишина внутри вдруг разбрызгивается на мили.
Так смотри на меня, видишь, это кожа моя и плоть:
В голове моей пусто, в мягких ладонях моих тепло,
А в животе – письма тем, кто не прочитал их до середины,
Сотня сухих, пустых, бесполезных слов.
И ни единой бабочки, Господи, ни единой.
***
Сонное счастье, случайно задушенное в горсти,
Шелест мух, садящихся на запыленный абажур.
Ты, наверное, и сама захочешь меня простить,
Но я не прошу у тебя прощения, не прошу.
Время ждёт, тебе, как всегда, со мной не хватает слов,
Тени от пальцев бесшумно спускаются по плечу.
Сонное счастье и слишком неискреннее тепло,
Но я больше не хочу говорить с тобой, не хочу.
Холодно, гаснет надежда в горящих глазах квартир.
Не жди, что приду на помощь, коснусь поцелуем губ.
Ты, наверное, и сама захочешь теперь уйти,
Но я опять не смогу отпустить тебя, не смогу.
***
Мы слишком держались за то, что считали ценным,
Но даже вдвоем мы не были чем-то целым,
Пусть целую жизнь находимся под прицелом –
Мы просто играем блюз.
Ты любишь смотреть на меня, когда я нагая,
Пью виски и обнимаю тебя ногами,
И мы каждый раз держали себя на грани,
Играя свой нервный блюз.
Я многое прощала тем, кто хорош в постели,
Рисовала вином на твоём белом теле,
Но я и сама не знала, чего хотела,
Пока мы играли блюз.
А ты всегда верил, что нет ни беды, ни смерти,
Когда ты ушёл, никто даже не заметил.
На сердце моём ни шрамов нет, ни отметин,
Но твой полупьяный блюз
Снова и снова цепляет меня за живое,
Сильнее пули, ранения ножевого,
И я не боюсь теперь, кажется, ничего –
Я просто играю блюз.
***
Она пахнет бадьяном, а он – корицей.
Они могут часами кричать, браниться,
Он её в бреду называет ведьмой.
У него повадки, как у медведя,
У неё – тигрицы.
Ночь под её руками играет, льётся.
Он хочет уйти, но каждый раз остаётся.
Она знает то, что не стоит ведать.
Он её в бреду называет ведьмой,
А она смеётся.
Они говорят о счастье, когда не в ссоре,
В каждом внутри бушует живое море.
Смотри, как тигрица живёт с медведем.
Он её в бреду называет ведьмой,
И она не спорит.
***
Ты открываешь глаза и видишь, как солнце в саду встаёт,
Но видишь и тень свою, безмолвно идущую по следам.
Всё, что было тогда – счастье смешное, прошлое, но моё,
Не нужное никому, краткое, хрупкое, как слюда,
Девять дней, которые я не забуду и не отдам.
Ты помнишь тепло ладоней, тень, затаившуюся в углу,
Разбитый плафон, время, в испуге застывшее на часах.
На ветру твои волосы не успокоить, не расчесать,
Целовать тебя, будто вставляя в сердце своё иглу.
Больше не думай об этом, милый, и не говори вслух.
Ты вдруг понимаешь, что, наверное, это была любовь,
Вспоминаешь молочные реки, кисельные берега,
Солнце в саду, шёпот травы, вино, текущее по губам…
И ты по-прежнему видишь тень, идущую за тобой,
Но уже почему-то совсем не хочется убегать.
***
Тихо падает камешек у воды.
Красные брызги капают на живот.
Впереди у тебя дым, позади – дым,
А внутри и того страшнее ведь – ничего.
Рядом шумит солёная бирюза,
Звёзды – твои неспящие сторожа.
Ты не верь мне: в руке моей камень сжат,
Берегись того, кто не смотрит тебе в глаза.
Берегись оставаться совсем один,
Когда каждое слово почти лассо.
Тихо падает камешек на песок.
Уходи, мой милый, ну, что же ты, уходи…
***
А утром он резко встаёт с постели, стряхнув с себя сон, как собака воду.
Она нехорошо поминает свою природу, его породу.
И кто-то уставший машет обоим им с небосвода,
Чтоб она не упала в обморок, пока он, спеша, собирается уходить.
Один:
Он выходит на улицу, завязывает шнурки
И видит слепящее солнце на расстоянии вытянутой руки.
Белый шар целует его в висок, обдаёт его сильным жаром.
Она, крича, выбегает из дома в одной пижаме,
Криком саму себя опережая.
А он уже улыбается: всё в порядке, отличное приключение для утра.
И она выдыхает, не зная, кто больше из них не прав.
Потом он идёт на работу, говоря: не пиши, не звони мне сто раз на дню,
Ты же знаешь, я стоек к холоду, боли, войне, огню,
Приглашениям в гости, в койку, чужим фотосессиям в стиле ню
И внеплановым съездам кровли.
Она жмётся к стене подъезда, виски набухают кровью,
Молчит, не находит правильные слова.
Два:
Через час он расслабленно входит в свой кабинет, ногой открывая двери,
Не веря ни одному из тысячи суеверий,
Разбивает стекло плечом, но осколки со звоном падают чуть правее.
Через три он идёт на обед кормить недолеченный свой гастрит,
На другом конце города она что-то вполголоса говорит,
И человек из окна напротив на минуту отходит расслабиться, покурить –
Три.
А под вечер она тихо хрипит ему в трубку: не стой у окна – простынешь,
И сложные вещи становятся вдруг понятными и простыми.
Потом улыбается, прижимая к сердцу свою усталость,
Как в бреду вспоминает, что же там сделать ещё осталось,
Чтоб судьба не догнала его ни огнём, ни пулей, ни ранением ножевым…
К ужину он возвращается немного уставшим, потрёпанным, но живым.
***
Этот город пропитан морем, водой насквозь:
Открываешь глаза, с ресниц собирая соль.
Этот город, как морок, ветреное лассо,
Остается на коже, крутится у волос.
В этом городе тёплый воздух в руках дрожит,
Мелкий дождь за час превращается в водопад.
Приходи ко мне жить,
Приходи со мной засыпать.
Этот город ласково тянет меня на дно,
Он целует в висок, ударив меня под дых.
В этом городе слишком много морской воды,
Этот город слишком большой для меня одной.
Ночью в городе даже звёзды – почти ножи,
Здесь и радость, и горе быстро идут на спад.
Приходи ко мне жить,
Приходи со мной засыпать.
В этом городе небо с синего в голубой
Тает, струится, сливается с горизонтом,
Где Чёрное море кажется бирюзовым,
Этот солнцем нагретый город – сама любовь.
В этом городе я просыпаюсь всегда с тобой.
***
Пора уходить, пора забывать, пора
Сети плести из тугих рыболовных нитей.
Кто же мне будет завтра шептать «моя»?
Я лежу у воды, в груди у меня маяк.
Каждый, кто любит меня – смотритель,
Каждый, кого я люблю – корабль.
Каждый, кого я люблю – вода,
Ждёт меня, тянет меня на дно.
Милая, сердце моё отдай –
Мне без него темно.
Вместо стекол из окон блестит слюда.
Я умыта водой, надо мной вода, подо мной вода, я и сама вода.
На вопрос «когда встретимся?» отвечать что-то среднее между «завтра» и «никогда»,
Но не думай об этом, радость моя, и не помни об этом, моя беда.
Небо светлеет с синего в голубое.
Всё, что мы называли с тобой любовью,
Сонные волны смоют к утру с песка.
Ах, если бы мы умели не отпускать…
Иди на свет моего неспящего маяка –
Я тебе спою о любви и боли.
И вот ты идёшь по дну, разбиваешь себя о дно.
Как тебе там одной, как тебе здесь одной?
Как ты живёшь со всей своей глубиной внутри?
Смотри,
Это будто рассвет в одном из трюмов моих запаян.
Больно, когда есть надежда, а так не больно.
Помнишь нашу усталую песнь прибоя?
Так пой мне, родная, пой мне,
Если я засыпаю.
Когда рыбаки достанут свои удила,
Когда их жёны и дети затихнут под одеялом,
Я буду ждать у воды, чтоб ты однажды не потерялась,
Чтобы не заблудилась.
***
Я говорю, а ты мне не прекословь:
Хватит с обоих, хочешь молчать – молчи.
Где-то под языком не хватает слов,
Где-то под сердцем каменные грачи.
Солнце в зените. Кофе слегка горчит.
Чайки, крича, принимаются за улов.
Счастье шумит прохладой и бирюзой,
Нужно купаться, чтоб хоть чуть-чуть остыть.
Где-то во мне сливается горизонт,
Где-то вода расшатывает мосты.
Я здесь пуста, и мысли мои пусты.
Ты улыбаешься, падая на песок.
Пальцы сухие крутятся возле рта.
В полдень дышать и трудно, и горячо.
Где-то слова проливаются сквозь гортань,
Где-то чужое солнце во мне течёт.
Всё здесь не то, и я здесь уже не та.
Молча кладу тебе голову на плечо.
