После дневного ливня
Голуби греются в луже, как японские обезьяны.
Город делает выдох после дневного ливня.
Всплески дорог смывают прохожих волнами океана.
Небо подчёркнуто горизонтом, словно у гейши линия
делает длиньше глаз. Домá словно в рисовом поле
словами растут, подражая японской манере письма.
Чёрной ниндзей тянутся по красной от крови кровле
провода, затаив в себе смерть, оставляя убитых без сна.
Люди несут зонты головами вниз, протирая
их от воды уверенным сжатием победителя,
как протирают мечи от крови врагов самураи.
Город похож на иероглиф, если посмотришь бдительно
сверху, приравнивая себя к ветру и капле.
Тучи, как чашки с рисом, опять опрокинуться жаждут.
Строительный кран вдалеке застыл в Енисее цаплей.
Фонтаны раскрыли пасти, успев умереть от жажды.
И новые капли разбились о землю, как камикадзе.
Небо сделало харакири ритуальным мечом грозы.
Но не слёзы, не кровь заструилась на землю, не дождь, как мне кажется,
а с отцветающей сакуры лепестки цветов бирюзы
и нефрита. И где-то вверху руками развёл император
огромные двери, скрывавшие тайну его короны —
она не достанется смертным. Солнце — как жёлтый кратер,
выжженный в небе огнём пролетающего дракона.
Панцирь
Я знаю, что нет чувства сильнее разлуки,
когда распадается сердце на
отдельнощутимые стуки.
Я знаю, что между тобою и мною длина
расплавить пытается наши руки,
скреплённые, как стена.
Я знаю, что вечность, как ни крути, одна
на двоих, я слышу на береге звуки
твоих песнопений со дна
глубокого океана, где я полумёртвым моллюском,
с оторванным панцирем, захлёбываюсь от-
сутствием и молюсь к вам,
богам расстояния, приоткрывая рот;
я ношу в себе океаны чувства,
но никак к тебе не всплывёт
пузырь моих письм.
Вернись мне.
Очарованный странник
Я шёл к тебе тысячи лет, не зная дороги,
ориентируясь по огням твоего дыхания.
Я шёл к тебе тысячи лет, распарывал ноги
о камни. Не ел и не пил — меня кормило искание.
Я шёл к тебе тысячи лет. Были стёрты
ступни в болтающиеся рукава. Я полз
к тебе тысячи лет, тысячеротый,
тысячеглазый и собранный из тысячи звёзд.
Я шёл к тебе тысячи лет.
Я шёл к тебе тысячи лет, меня постоянно
окружала глубокая, грязная осень.
Я шёл к тебе тысячи лет. Беспрестанно
я слышал предсмертные крики обглоданных сосен.
Я шёл к тебе тысячи лет. Сухие деревья
трещали, когда поклонялись мне.
Я шёл к тебе тысячи лет. Осеннее зелье
хлестало ручьями из вен извне.
Я шёл к тебе тысячи лет.
Я шёл к тебе тысячи лет. Каждый второй шаг
повторял на всю Вселенную твоё ненаписанное имя.
Я шёл к тебе тысячи лет, пиная зелёный шар.
Каждую тысячу лет находил тебя и проходил мимо.
Про страх
Как бы ты ни барахтался в грязной яме —
тебе не выбраться: стены такие же грязные.
От всех усилий только слабее станет
одежда, крепким узлом на тебе завязанная.
Волосы — в камень, руки — в глину.
Ты не заметишь, как сердцем тяжёлым врастёшь
в голодную и жаждущую тебя трясину,
как станешь корнями великого дерева. Рожь
будет расти из глаз и мышц.
«Это не ты смотришь в пропасть,
а пропасть в тебя»,— говорил Ницше.
Махала лопастями заря,
раздирая края у ямы,
как рану дерёт ребёнок
из любопытства, зря мы
думаем, не зарастём от
страха. «Падающего подтолкни».
Вылизывает себя плаха
в центре твоей груди.
А рядом пустая пещера,
и камнем завален вход.
Выживших после расстрела
никто никогда не вернёт.
Камни
Архитектура осени на глазах —
красными ветками паутины.
Хочется спать, хочется лезть назад
в тело секунд. Секунды неуловимы
глазом, отравленным отражением.
Хочется стать секундой.
Выйти за грань рождения...
Всё обернулось Тундрой:
холодно, время в стрелках
замерло, затекло;
луна огромной тарелкой
спряталась за стекло
белой метели, еле-
еле торчали ели,
безвременьем всех их ели
эти пространства без грани.
Я шёл на ощупь ногами.
Я чувствовал небо ступнями.
Я шёл на ощупь степями.
Я чувствовал ноги ногами.
Я видел: секунды нагие
лежали в сугробах, как гири,
как камни в Долине смерти
двигались к выходу.
Время вокруг меня.
Прошлое где-то ря-
дом развалился
боками,
ждёт меня дверью, окном,
стрелкаминутамирами
движется этот дом
камнем навстречу ко мне,
время собирать камни.
Больше я не секунда
в архитектуре Тундры —
чувствую я ногами
ковра зелёный пергамент,
пахнет тушёной капустой,
крики в соседнем зале,
хлопанье, бёдра, талии —
всё вокруг много. Оставили.
