Ксению привел ко мне в гости драматург Андрей Вишневский – такой весёлый человек, такой классный, что всякая встреча с ним превращается в праздник. Даже когда он переезжал и мы таскали ему мебель, – всё равно было весело, и мебель у него была не тяжелая, и было её немного... В общем, лёгкий человек Андрей, которого кликали Вишней, был тогда нашим соседом – и привёл свою знакомую. Она показалась мне тихой–тихой девочкой: забралась на диван и начала читать книжки. А я люблю хвастаться – потому дал ей самую большую книжку с картинками, где был мой рассказ, – альманах «Кукареку», который выпустили мы с друзьями из клуба детских писателей «Чёрная курица». Ксюша прочитала рассказ «Две собаки» – историю о том, как я с детства дружил с собаками. Ксюша тоже любила собак, и рассказ на неё подействовал, это чувствовалось – она уже посмотрела на меня другими глазами – не как на хвастуна какого–то, шуткаря и болтуна, – она посмотрела благодарными глазами... История эта о преданном и благородном псе и злых людях открыла, как мне кажется, путь к её сердцу. С тех пор наши встречи стали частыми, и я узнал, что Ксения – очень верный друг, что она многое даёт тем, с кем дружит.
Вот это качество Драгунских я увидел в Ксении: редкое умение дружить. Казалось бы, сейчас у всех есть друзья – эка невидаль! Но дружба дружбе рознь – мы порой принимаем за дружбу приятельские, ни к чему не обязывающие отношения. Есть пословица: «Друг познаётся в беде» – это именно тот случай, Драгунские – люди, на которых можно положиться... Оказалось, что мы с Ксенией соседи. Я познакомился с её сыном и мужем, она – с моими родными; мы стали дружить, как говорится, семьями – и как–то раз Ксения даже специально приехала за сотню километров, чтобы повидаться с моим отцом. Батюшке было тогда уже за девяносто, он был ровесник её отцу, Виктору Драгунскому, и после разговора с Ксенией сказал о ней: «Бочка ума»... Мы с сыном сходили на пьесу «Все мальчишки – дураки» в постановке Лены Салейковой – и сын пришёл в полный восторг, хотя до того не жаловал драматическое искусство. Как–то раз я пригласил Ксению на одно из последних собраний «Эссе–клуба», которое проходило в Архитектурном институте, и меня поразило тогда, насколько она застенчива – как барышня провинциальная! От её пьесы «Ощущение бороды» я просто ошалел: чудесный, живой язык, точная передача атмосферы деревенской фантасмагории. Потом она нас привезла в заповедные места у Блудова болота, на Плещеевом озере, где прототип главного героя пьесы художник Николай Поклад устраивал весёлые карнавалы, – и мы подружились с Покладом... Ксюша написала об этих карнавалах в наших «Пампасах», и щедро отдала для интернет–издания много рассказов.
Видение людей у Ксении развито невероятно, она обладает редким чувством слова... Я написал рецензию на её пьесу, хотя до того рецензий не писал, – с Ксюшей многое делаешь впервые, она такой инициатор, что жизнь вокруг неё закручивается волчком. Я даже попал в число её персонажей, сыграл роль чудаковатого профессора в фильме «Кукушка в Крокодиловой бухте », и был поражён чувством такта, деликатной манерой общения оператора и режиссёра этого фильма, Ксюшиного мужа Евгения Корженкова.
Ксения ко всему может подойти неожиданно, по–новому. Помню её день рождения, на котором собрались детские писатели, – и актёры московских театров читали в качестве подарков наши рассказы. Можно рассказать много историй о Драгунских – через Ксению я познакомился с её братом Денисом, с другими её родными и близкими, но все эти истории носят такой домашний характер, что неловко о них писать... Друзья Ксении становились моими друзьями – образовалась чудесная компания из актёров, режиссёров, художников и писателей, компания, в которой почти всегда весело, празднично. Я говорю «почти», потому что Ксения и её семья переживали и беды, и трудные времена. Погиб наш общий друг Николай Поклад, потом сгорел у Драгунских чудесный деревенский домик в селе под Торжком, домик, в котором мы успели погостить.
Ксения – человек щедрый, импульсивный, горячий – и толком никакие слова в неё не попадают, есть ощущение, что всякий раз, подбирая слова, промахиваешься... Лучше всего её характеризует название знаменитого рассказа Виктора Драгунского: «Она живая и светится». Интересно, что какие–то слова из этого рассказа, какие–то столкновения (скажем, живой природы и игрушечной цивилизации, светлячка и самосвала) пронизывают всё творчество Драгунской, похожие коллизии можно найти и в пьесе «Ощущение бороды».
Когда я издавал серию книг «Для взрослых и детей», большим сюрпризом для меня оказалось то, что в рассказе Ксении «Дурные наклонности» обнаружились слова обо мне. Это было чудесно, чего греха таить – приятно. Но долг платежом красен, и я тут же присочинил рассказец, который посвятил Ксении, – предлагаю его Вашему вниманию.
Огненный обморок
Ксении Драгунской
Как-то раз мы с соседкой Наташкой забрались на чердак сарая. Там было пыльно и темно, и чтобы разглядеть таинственные вещи, что окружали нас, я зажёг спичку. Наташка подставила лучину – кусок щепки, который мог гореть дольше спички, – но лучина вдруг брызнула искрой, от неё отлетела щепка поменьше – и упала Наташке на кофту.
Кофта вмиг вспыхнула, по ней побежали круги пламени: это горела не вся кофта, а какие–то мелкие щетинки, ниточки, которые её покрывали. Кончики их мгновенно воспламенялись и тут же перегорали – так что по Наташке, как по огненной тигрице, побежали светящиеся пятна. Ещё это напоминало табло, по которому бегут горящие буквы…
Красота была неописуемая: весь чердак мгновенно осветился, в углах, как на фотокарточке, проявились таинственные сундуки и чемоданы. Наташка завопила, я бросился к ней и стал ладонями сбивать пламя. Поневоле мы оказались в объятиях – и начали барахтаться, стараясь прижаться друг к другу и затушить пламя.
Слава Богу, моя рубашка не была синтетической – и не занялась от жаркого контакта с Наташкиной кофтой. Щетинки на её кофте быстро перегорели – и в изнеможении от пережитых в одно мгновенье чувств мы вместе упали на дощатый пол чердака. Смертельная опасность, высветившийся мир чердака, неожиданные объятия – всего этого хватило надолго, переживание осталось на всю жизнь.
С Наташкой не было у меня романа, как–то не сложилось, не вышло… Но с ней, как с соседкой и подружкой по дворовым играм, я пережил вместе такой ужас, такой страх – и такое огненное исступление, испытание, которого не переживал потом ни с одной женой. Мы вместе лежали на чердаке, на полу, который был потолком; мы спасались в объятиях…
С тех пор я с опаской поглядываю на каждую девчонку: а вдруг от какой–то неосторожной искры вспыхнет она – и даже если будет мне не близкой, не родной и не женой – нас бросит в объятия, и ничего нельзя будет сделать другого, только это – чтобы спастись от верной смерти.
Каждый миг, каждый шаг, каждый жест чреват: зажёг огонёк, дал прикурить – и на тебе! Огненный обморок, с кем–то ты уже в объятиях – вокруг пыль, сундуки и чемоданы, пол и потолок сразу. И это ничего не значит, никакой семьи, любви и дружбы из этого не следует, просто вдруг неожиданное и непредсказуемое соседство… Соседство на всю жизнь. Поэтому соседок надо опасаться особенно…
И вот я переехал в Москву, обзавёлся женой, поселился на Садовом кольце. Наташка далеко, здесь у меня не было уже знакомых соседок и казалось, ничто не предвещало опасности. Курить я бросил давно, ещё лет в десять, так что девушкам на Садовом кольце, которые спрашивают: «Огонька не найдётся?», отвечаю честно: «Нет!».
И что же вы думаете? Приходит однажды к нам в гости девица–красавица. Читает мои рассказы, слова за слово, милая и культурная, слова говорит добрые, глазами сияет ласковыми. Чувствую – опять опасность!
– Огонька не найдётся?
Тут уже не соврёшь – на кухне–то печка газовая…
– А где у вас курят?
– На кухне…
Выходим на кухню, тут у нас сундуки с книгами, присаживаемся, зажигаем… Спрашиваю, где живёт.
– На Садовом кольце живу, через дорогу…
Господи! Соседка!
Огненный обморок…
Опубликовано в журнале Библиотека в школе 7-8, 2013
