***
В текучести портьер, в их тяжести и складках,
Подсвеченных луной, застыла тайна сна.
И в яблоке, что тень отбрасывает кладкой, –
Незыблемость камней, законченных до дна.
А чаша – монолит, и в ней – кусочек неба,
И нечто, что душой зовётся и при том
Отторгнутость теней и приближённость света,
Такие, что в прыжке – из плоскости в объём.
Да будет свято то, что есть и то, что было,
И будет вновь дышать на девственных холстах.
Не оторваться – так – зрачок уже набила,
Оскомину – жар-птица в застывших облаках.
***
Паутиной забвенья покроется бренное слово.
И земля заберёт то, что небо не сможет забрать.
И ребёнок дворец возведёт на руинах былого,
Где окно задрожит, обретя отражения власть.
Где входящий узнает и сырость, и затхлость, и плесень,
Но картины на стенах излечат его от простуд.
На весах поражений победу последнюю взвесив,
Он увидит во сне, как его на расстрел поведут.
***
Идти навстречу друг другу
В пределах одной планеты,
Чтоб перекрёстков губы
Открыли свои секреты.
И допускать скольженье
Деталей вдоль взгляда лекала.
Идти – как лететь на сближенье
В пределах пяти кварталов.
И пить эликсир изгоев,
Когда прохожие будут
Смотреть, как целуются двое,
Застыв с отрешённостью Будды.
***
Я сегодня узнаю, что я обрела свой ковчег.
И от будней, отхлынувших горлом, останется слово.
Это солнце четвёртого мая сияет для всех,
Потерявших себя, для того, чтоб вернуть себя снова.
Волны будут дышать наравне, нараспев, наразрыв.
Ты почувствуешь право забыться, забыть, затеряться.
И, врастая в песок, все открытия опередишь,
Чтоб на этой земле – кем дано тебе быть – оставаться.
***
Идущему пусть светит грусть,
Чтоб счастью длиться…
А встречный ветер пролагает путь
Летящей птице.
Не ведает слепой о том,
Что лабиринты есть и шири
И служит пусть ему поводырём
Плач опечаленных валькирий.
Забытому на дальнем рубеже
Полынь да будет солодом и хлебом.
И пораженье в возгласе победном
Провиснет паузой – ещё-тире-уже.
***
Постепенный уход от тебя равносилен продлению боли
И для лобного места приемлем один приговор.
Апелляция не принимается как анаболик
Я молитвой твержу – будь готов, будь готов, будь готов.
Надо выйти из круга, что горло сжимает и веки
Тяжелит от наплыва оттаявших материков.
Научиться ходить, чтоб дойти до ближайшей аптеки, –
За пределом тоски, если к этому ты не готов.
***
Обречённый вдыхает легко от забвенья тропы пыль и копоть,
Как от райского яблока плоть надкусивший едва.
Он услышит сквозь сон приглушённый подковами цокот
И осядут на сердце солёной пыльцою слова –
Ты усни и забудь о былом и дай клятву принять все разлуки.
Всех прости и прощенья не жди, в поцелуе сложи
Отречения голод и вечную жажду поруки
И в глаза загляни, где закат, замерзая, дрожит.
***
После чая, после встречи
Года Нового, в туман
Через рельсов поперечность
Был маршрут внезапно дан.
Плыли улицы и лица,
Чей-то смех и чей-то взгляд.
Вот еще одна страница –
Площадь, памятник и сад.
И нанизывали спицы
Перекрёстков тень и свет.
Дайте к вам прижаться птицей,
У которой крыльев нет.
***
Такой закат бывает в январе
И только в день такой и в этот вечер.
Земля огромным конусом заре
Покатолобо тянется навстречу.
Трапеции домов, смотри, сошли
Торжественно с рождественской открытки.
А трубы высятся – забыли короли
Свои короны – зубчатые слитки.
За штурмом белых крыш и тополей
В кровавый шлейф врастает ярко-синим
Хрустальный цокот призрачных зыбей
И холодом закату дышит в спину.
И сколько крыш, и столько труб, они –
Как кратеры, что дым пускают мирно,
Или как лампы, что размножил Аладдин,
Чтоб каждый дом своим струился Джином.
***
А снег летит, забыв года, столетья,
И первородность сущности своей,
Как сон, необозначенный, ничей,
Как возглас новорожденного – есть я!
И этот путь от неба до земли –
Дыхания восторг и удивленье.
Полёт, а в нём зародыш – озаренье
И оторопь – так скоро – монолит…
***
И мы с тобой уйдём, как это лето,
Не замечая, как вчерашний зной
Перерастёт в озноб и кто-то где-то
Кому-то скажет – дверь плотней закрой.
В закат уйдём, за кадр, глухим откатом.
Не вспоминая, сколько ему лет,
Глаза откроет камень бородатый,
Лукаво улыбаясь нам вослед.
***
Словно две планеты, молча
Мы с тобою посидим.
Уплывёт, но ближе к ночи,
Из-под ног земля, как дым.
Будем пить коньяк янтарный,
Целоваться и болтать,
Тайн отвинчивая краны,
В час по капле отпускать.
И в открытых створках мидий
От прибоя только взвесь
Мы увидим и услышим –
Бормотанье – пены спесь.
Станет холодно и пусто –
Утро скосит липкий крик –
Умирая, нам медуза
Приоткроет лунный лик.
Кто тебя обрёк на муки?
В блюдцах глаз застыл испуг.
То ли косы, то ли руки
Замыкают тебя в круг.
Так, молочный студень тела
В окаймлении песка
Уходящим то и дело
Волнам вслед шептал – пока…
***
Внезапно призрачный герой возник на крыше.
Спросила я его – ты кто? – он неподвижен.
Струится чёрный водопад его накидки
И замыкает дым его в тугие свитки.
Он изваяньем смотрит в даль с немым укором
И падают к его стопам плоды софоры.
Скрипят и стонут позвонки: «Мне больно, рыцарь –
Я – зыбь, изыди, я не твердь, я – черепица».
Нестройный водят хоровод коты и трубы.
А время движется, не ждёт, – идёт на убыль –
В закат, не ведая, не зна.., что есть начало.
И некто с крыши нисходил, как с пьедестала…
