1.
Крекинг бывает нефтяным и компьютерным. Я выбрал второй и вскоре «докрякался» сначала до условного срока, а потом – до реального «Бентли» и дома на Арубе. Крякнуть – на компьютерном сленге значит «взломать» – программу или систему. А начинал я простым заливщиком – ещё в шестом классе зарабатывал рассылкой сетевых червей по компьютерам братской Прибалтики. Потом «крякал варез» – заставлял бесплатно работать платные софты. Но я бы так и остался ламером, если бы в одиннадцатом классе не познакомился с Милицей – моей Лялей, она приехала на каникулы из Ванкувера, где изучала компьютерные технологии. Она и научила меня азам вирусописания. Я начал зарабатывать продажей самодельных троянов: пять штук за штуку. Вскоре мои детища уже обходили любые системы защиты, сами находили возможные входы и выходы и сами же заметали следы. Внедряя в бухгалтерские программы банковских систем липовые платёжки, мои трояны самостоятельно перегоняли бабки на специально открытые для этого счета. Моим главным рекордом стал взлом виртуального казино. У меня появился босс. Бывало, за день мы с Лялей перекачивали в его интернет-кошелёк до сорока тысяч долларов. И это только мы, а таких умельцев у него было – как я потом узнал – двести человек!
На свои «гонорары» я купил университетский диплом, дом на берегу моря и по «Лексусу» – для себя и Ляли. Ляля же вкладывала все средства в общества, занимавшиеся спасением собак и кошек с мясных рядов Юго-Восточной Азии. Дважды мы с ней летали во Вьетнам, сами выкупали несчастных смертников на бойнях и базарах и переправляли в более кото-пёсо-дружественные регионы. От тех вояжей остался у нас одноглазый кот Эмир. Когда он впервые увидел нас из своей грязной железной клетки, замурлыкал так громко, что сморщенная торговка-вьетнамка сжалилась и отдала нам его просто так – безвозмездно. Мы привезли доходягу домой, откормили и на его голубом глазу целыми днями совершенствовали своё кибер-мастерство.
К сожалению, всё хорошее рано или поздно кончается: когда нашим ребятам «посчастливилось» сломать защитные системы одного из европейских банков и увести почти миллион евро – нашу группу накрыли. Не рискнув обналичить электронные проценты, на всякий случай мы с Лялей убрались из России – к сожалению, в разные стороны. Ляля вернулась в Ванкувер и вышла замуж, мы же с Эмиром переселились в Одессу, где я пару лет проинженерил рядовым программистом, а потом выиграл грин-карту и вот я – в США. Опасаться мне было нечего – тот злосчастный банк вскрывали не мои крэки, да и под удар обычно попадают не профессионалы, а дропы – те, кто за пару процентов тупо обналичивает деньги и отправляет их боссу.
В США я быстро нашёл работу по специальности – и не где-то, а на Интэле, но через полгода не устоял и влез в его программное обеспечение. Влез чисто случайно, даже не поняв этого: просто вечером понадобились кое-какие данные и не хотелось ждать до утра. Но в США за несанкционированное вмешательство в работу компьютеров – даже не корысти ради – по голове не гладили. Я получил полгода условно и потерял работу – с Интэла пришлось уйти. Временно я решил завязать со своей кибер-зависимостью и уделить, наконец, внимание своему второму хобби – машинам.
Машины – в отличие от компьютеров – я не вскрывал, а ремонтировал. Я устроился механиком в один из автосервисов Сиэтла, и жил, потихоньку обналичивая оставшиеся от лучших времён электронные деньги. И искал, искал свою любовь, свою Лялю.
Я искал её с первых дней на Американском континенте. Несколько раз ездил в Ванкувер, но и там эти поиски не увенчались успехом: ни в администрации её университета, ни в обществе защиты животных, ни в фитнесс-клубе, который – как я знал – она посещала – никто не слышал о ней почти год. Не нашёл я её ни по интернету, ни по телефонному справочнику – тем более, что никто не знал её новой фамилии. Но, видимо, слухи о моих поисках дошли-таки до неё, потому что месяц назад на мой электронный адрес пришло вдруг долгожданное письмо.
Ляля кратко писала, что живёт в районе Твин Пикс, и что ей нужна моя помощь. Я тут же сообщил ей свой телефон и адрес, но больше её не услышал. Я писал и писал ей каждый день – безответно. Я переехал в район Твин Пикс – в получасе от моей работы – и поселился в местном отеле над водопадом, в номере с камином, о чём сразу ей написал, но это мне тоже ничем не помогло. Прошёл её день рождения, прошли Рождество и Новый год, и вот, накануне Старого Нового года, когда все мои надежды на чудо почти рассеялись, я решил после очередной обналички нанять частного детектива.
Один уже давно был у меня на примете. Звали его Икака Аристотель Нигропулос. Я познакомился с ним в автосервисе чисто случайно: по своей расхлябанности он, не подняв ручник, решил собственноглазно посмотреть, что у него стучит возле поддона. Машина – пятнадцатилетняя «Юго Кабрио» – покатилась колесом ему прямо на голову, защищённую только наушниками с айподом. К тому же, это произошло, когда мистер Нигропулос, лёжа на асфальте, в глубокой задумчивости смотрел не на машину, а в сторону ближайшего Макдональдса. Увидев сию картину, я метнулся к Юго и вытянул ручник.
Хотя, возможно, его бы и не убило, Икака решил, что я спас ему жизнь. А ещё больше он решил, что мне скоро понадобятся услуги детектива. И, вместо того, чтобы просто поставить мне бутылку (пивную – ничего крепче я не пил), он при каждом визите настойчиво совал мне визитки, расписывая достоинства своей конторы.
Через пару недель после инцидента с «Юго» детектив явился с забинтованной-таки головой. Его авто – на этот раз тридцатилетний «Пежо» – был весь в безнадёжных царапинах, по словам детектива, во время последней операции ему пришлось пробираться сквозь кусты терновника. Кожаные кресла салона тоже были в каких-то подозрительных, по виду винных – пятнах. Салон я тщательно очистил, а царапины загипсовал специальной пастой так, что антиквариат засиял как новенький. Икака пришёл в неописуемый восторг и, не скупясь, отстегнул мне лично штуку, хлопнул меня по плечу и лихо выдал по-русски непечатную фразу, смысл которой заключался в том, что ему очень нравится моя работа. На этом его познания русского языка и исчерпывались.
Обычно он приезжал раз в неделю (именно с такой периодичностью ломался какой-то из экспонатов его «автопарка»), неустанно шутил, рассказывал всякие приколы, которых я не понимал, совал мне во все карманы отпадные чаевые и настойчиво предлагал воспользоваться его услугами. Он мне сильно кого-то напоминал, этот вертлявый Икака, причём кого-то, знакомого с детства, но точнее вспомнить я не мог. Он был на голову ниже меня, всегда небрежно одет, с непослушными пегими волосами и жёлтыми глазами, с лицом, всегда будто с хорошего бодуна, и с (на удивление) носом картошкой. Лет ему было около сорока или немногим меньше. Несмотря на греческую фамилию, он был настолько не похож на грека, насколько это было вообще возможно. Хотя он никогда не хвастался своими профессиональными успехами, я был уверен, что он был толковым мужиком.
И вот, наконец, пробил час, когда я решил воспользоваться услугами мистера Нигропулоса.
Я позвонил по номеру телефона, указанному на визитке – номеру детективного агентства «Ипподром» (!). Мне никто не ответил, лишь автоответчик прокуренным женским голосом порекомендовал оставить сообщение. Сообщения я оставлять не стал, потому что вспомнил, как Икака нацарапал мне на чеке номер своего мобильника. Я разыскал в карманах, среди десятков обрывков и огрызков тот чек и набрал записанный на нём номер.
Мне ответил неровный – будто с похмелья – голос.
– Хелло, Икака! – поприветствовал я его, как ни смешно мне было произносить это имя.
– Ик?… – то ли громко икнул, то ли переспросил, то ли попытался представиться Икака. (Дальнейший разговор шёл на доступном мне английском с использованием некоторых доступных Икаке русизмов; в меру своих переводческих сил я привожу здесь более-менее приличный вариант).
– Это твой русский друг из автошопа. Помнишь? – напомнил я, хоть и был уверен, что он меня прекрасно помнит – не позднее прошлой среды я очищал его очередную многострадальную тачку от каких-то радужных кругов.
– Факинг фрэнд! – воскликнул Икака после минутной заминки. – Что, хочешь ещё подзаработать? Жди завтра в гости – у меня как раз отвалился глушитель.
– Да нет, на этот раз я решил дать подзаработать тебе, – я перешёл на деловой тон. – Ты мне предлагал воспользоваться твоими услугами, так это… я скопил немного деньжат и хочу, чтобы ты разыскал одну девушку, она живёт где-то в Твин Пиксе, точнее я сказать не могу. Можешь ли это сделать, и сколько это будет стоить? – я выпалил это всё без передышки, ожидая соответствующей деловой реакции на том конце провода.
– Я могу не одну, а трёх девушек тебе разыскать, – услышал я его неуверенный ответ.
– Да нет, мне нужна одна. Что тебе для этого потребуется?
– Постой-постой! Нельзя же всё так сразу, да ещё и в субботу утром! – я услышал звук льющейся жидкости. – Сколько, говоришь, будет стоить? Я беру двести в час – и это дешевле, чем у моих коллег, а мне просто людей жалко. Шучу! Обычно я беру две штуки вперёд, но с тебя возьму три. Опять шучу! Хихит! – он икнул прямо в трубку и замолчал.
– И сколько времени у тебя уйдёт на эту работу? – возобновил я беседу через добрую минуту молчания на том конце провода. Похоже, мистер Нигропулос тут же взялся за подсчёты, потому что до меня донеслись щелчки, шуршание бумаги и наконец, радостный вопль:
– Часа два-три, если без осложнений. Первый взнос для тебя лично – триста. Идёт?
– Идёт! Тогда я высылаю чек? – обрадовался я. Триста у меня на счету были и так, и значит, я мог не касаться пока своего «золотого запаса». – Устроит?
– Да какая мне разница, чек-крек, я-то тебя найду в любом случае, я же детектив! Шучу! Хихт! – Икака опять икнул и снова заглох. На этот раз в трубке повисла гробовая тишина, похоже было, Икака просто заснул.
– Ты что, выпивши? – догадался я.
– Нет, я – как раз протрезвевши! – бодро сообщил он. – Короче, давай, друг, посылай мне имя, фамилию, дату рождения – всё, что знаешь об искомом человеке, – он продиктовал свой электронный адрес. – Ещё есть вопросы, а то мне пора – без пятидесяти грамм я работу начать не могу. Шучу. Я тебя потому и люблю, что русская водка – самая лучшая! И опять шучу! Кокуй тоже неплох. Знаешь, что такое кокуй? И вообще, будешь на родине, не забудь прислать мне ящик хорошей горилки!
Я услышал звон стакана о трубку, и в ухо мне пошёл отбой.
После такого «дискурса» я решил, что крепко лоханулся с детективом, но делать было нечего, других знакомых детективов у меня не было, да если и потеряю деньги – не жалко, электронный кошелёк всегда был наготове. И почему-то он всё равно внушал мне доверие, этот сын греческо-подданного и латиноамериканки.
Подбросив в камин дровишек, чтобы он не выстудился к моему возвращению, я налил Эмиру свежей воды и поднялся на четвёртый этаж – там к услугам гостей отеля был небольшой бизнес-офис. Сев за монитор, я со щемящим сердцем описал свою Лялю.
2.
Я стоял над головокружительной бездной и смотрел, как в её черноту падало декабрьское маловодье водопада. Над бездной растянулась радуга, в которую, широко раскинув длинные белые крылья, ныряли огромные птицы. Альбатросы? Буревестники? На Чёрном море я никогда не видел таких больших птиц. Оторвавшись, наконец, от диковинного зрелища, я решил спуститься в гостиничный бутик. Вся моя одежда оставалась на работе – в подсобке автосервиса, к тому же, давно пора было обновить гардероб. В бутике я остановил выбор на «дивном, сером в яблоках костюме» – в таком будет не стыдно встретиться с Лялей. Я ведь не видел её почти три года – какая-то случившаяся перед нашим побегом глупая ссора, причину которой я даже не помнил, положила конец её любви. Но не моей.
Как только я, загруженный покупками, вернулся в свой номер – зазвонил телефон.
– Есть новости! – радостно сообщил Икака. – Твоя Ляля действительно сейчас здесь, и недалеко. Срочно приезжай в мой филиал в Твин-Пиксе – в квартале от твоего казино. Увидишь «Ипподром» – входи смело, и мы с тобой к ней подскочим.
Вне себя от радости, я заскочил в душ, натянул только что купленный костюм и приладил галстук. Сияя горящим глазом, Эмир обалдело носился из комнаты в ванную и обратно, будто предвкушая скорую радость. Бросив для него на пол весь пакет кошачьего корма и рассовав по карманам пачки соток, я как на крыльях полетел на встречу. Меня не насторожило ни то, что прошло менее часа с моего звонка Икаке, ни то, что он позвонил мне прямо в комнату, а не на мобильник, ни то, что он назвал казино «моим».
Через пятнадцать минут я был на месте. Кособокая вывеска «Ипподрома» скромно примостилась рядом с чьим-то гаражом. Наступали сумерки, и мне подумалось, что будет как-то неудобно так поздно явиться к Ляле…
Коридор офиса был безлюдным и абсолютно пустым, ни шкафов, ни кресел. Я сунулся в единственную открытую дверь и сразу увидел Икаку. С закрытыми глазами, поставив ноги на стул, а руки – на корпус компьютера, он сидел на столе. Кроме компьютера, пластикового стаканчика и самого Икаки, на столе не было ничего, не считая ещё огромного декоративного карандаша с колпачком в виде лошади. На мистере Нигропулосе красовался яркий индиго-синий пиджак явно не первой свежести, со съехавшим влево галстуком, украшенным парой пятен кетчупа и горчицы. Я даже сначала подумал, что это такой странный, астрономический рисунок: будто расположение красных планет вокруг солнца.
Икака, похоже, дремал.
– Как же ты нашёл меня в отеле, я же не говорил, откуда звоню? – хлопнул я его по шершавому плечу и взял со стола «карандашик». Он оказался неожиданно тяжёлым.
– А чего удивляться? – проснулся Икака. – Я же детектив, а не адвокат. Это адвокаты ничего не могут. А вот тебе, брат, скоро понадобятся адвокаты. Хи-хи!
– Какие ещё адвокаты? Я человек честный! – напрягся я, стараясь, однако, не терять невозмутимости.
– Я ещё не видел честного русского, только «Чёрного русского» и «Белого»! – скаламбурил грек. Он привстал со стола, глядя мне прямо в глаза снизу вверх, протянул руку и захлопнул дверь у меня за спиной. И продолжил:
– Да нет, конечно же, я видел честных русских, и не одного. Но честными только коммунисты бывают. Ты не коммунист?
– Что за шутки? Может, я американского юмора не понимаю? – я недоумевающе оглянулся на запертую неизвестно зачем дверь и впил лошадиную гриву себе в ладонь.
– А у меня юмор европейский! – снова хихикнул он и вдруг резким броском выдернул из моего кармана пачку соток. – Я всё знаю.
У меня подкосились ноги, но я всё равно постарался сохранить самообладание и сел на единственный в офисе стул. Икака, быстро убирая со стула ноги, отмахнулся:
– Да ты не бойся, мы договоримся! Я же не америкос какой-нибудь, который бы тебя сразу сдал в кутузку. Нет, конечно, если ты предпочитаешь не договариваться, я тебя тоже сдам по дружбе, – ловко вкладывая пачку в мой карман, продолжал он. – Мы же с тобой лучшие друзья!
«Действительно, настоящая ты икака», – подумал я и повторил:
– Я ничего не понимаю!
– Это я ничего не понимаю в компьютерных делах, но даже мне смешно: человек увёл кучу денег из интернет-казино и остался невычисленным, а потом просто заглянул в рабочий компьютер – и загремел под условный срок – это же комедия. Чего ты прицепился к лошади? Ты ещё не привёз мне горилку? Тогда отдавай скакуна.
Он взял у меня из рук конский карандаш и открутил ему голову – конь оказался флягой. Икака налил из неё в стаканчик желтоватой жидкости и протянул его мне, а сам приготовился пить прямо «из горла».
– Ну, за наше совместное предприятие!
– Я тебя не понимаю! – упорствовал я, прекрасно видя, что это «сопротивление бесполезно». Не зная, как себя вести, я залпом осушил стакан – желтоватый напиток, несмотря на мягкость, оказался очень крепким. С непривычки у меня заложило уши и зашумело в голове. Икака же аккуратно отхлебнул из конского горла и задумчиво уставился на меня.
– Хватит дурака валять! – внезапно рявкнул он. – Если бы я хотел, ты бы уже сидел за решёткой в ЕС, или поджаривался на вертеле у русских бандитов – под хреном или горчицей, по их усмотрению. Ты ведь тогда умыкнул не только свои денежки… Короче, расслабься и слушай сюда.
Икака хлопнул меня по плечу и наполнил мой стакан жёлтой жидкостью. Я уже догадался, что это и был хвалёный кокуй. Выпив ещё, я чуть успокоился. Со страху-то я начисто забыл, что мы собирались к Ляле. Икака мне напомнил:
– Как ты уже понял, госпожу Лялю я не искал, потому что обнаружил, что по тебе Интерпол плачет. Говорит, что ты – жулик, – упиваясь выражением моего посеревшего лица, протянул Икака. – А я в это не верю. Потому как, какой же ты жулик, если они лохи? Хихт. Так выпьем за то, чтобы они никогда не нашли ни тебя, ни деньги.
Я снова послушно выпил. Комната поплыла вокруг своей оси и вокруг Икаки.
– Так вот: слышал ли ты о споре Томаса Джефферсона с Буффоном?
– Президента Америки – с итальянским вратарём?
– Не итальянским, а французским, и не вратарём, а графом. Это знаменитый натуралист-академик граф де Буффон, автор «Естественной истории». Короче, в девятом и четырнадцатом томах своей книги он выдвинул идею дегенеративности Америки. Обосновал он это тем, что почти все животные в Западном полушарии меньше, чем в Восточном, кроме лягушек и комаров, что тоже доказывает их неполноценность: ну ничего же нет омерзительнее, чем исполинские лягушки и комары. В Америке нет слонов, носорогов и бегемотов, а вместо верблюдов – ламы. Пумы меньше львов, рыба невкусная, а птицы не умеют петь. Более того, когда животных привозят в Америку, они начинают деградировать, собаки, например, разучиваются лаять. То же и с самими американцами: они менее жизнеспособны, чем европейцы и – тут уж поверь – их не тянет к бабам. Бабы же их плечисты как пловчихи, грубы и вообще отвратительны. Причина – по Буффону – повышенная влажность и «ядовитые испарения» американского воздуха. Понимаешь, как интересно?
Я кивнул. Интересно мне было другое: всё ли у него в порядке с головой? Какая «повышенная влажность», например, в Канзасской пустыне? Да и по привезённому в Америку Эмиру я не заметил, чтобы он деградировал, скорее, наоборот…
– Ну так вот, – продолжал детектив, – Джефферсон вбил себе в голову, что для того, чтобы доказать французу его неправоту, надо поймать огромного лося. И несколько лет гонялся за американскими лосями, доказывая, что он не верблюд. Когда его дружки убили, наконец, трёхметрового лося, Джефферсон на радостях нанял целый корабль, чтобы привезти останки лося во Францию. Но дружки – случайно или по приколу – потеряли останки, и корабль уплыл без них. Теория дегенеративности так и не была опровергнута – но и не была подтверждена. Так вот: я хочу здесь и сейчас доказать правоту Буффона! Я хочу развалить Америку в одном отдельно взятом штате – и этот конкретный штатишко мне вполне подходит.
Я тихо сидел, прикидывая, действительно ли он круглый дурак, или меня загружает, или же просто допился до чёртиков. Польщённый моим молчанием, Икака продолжил вопросом:
– Знаком ли тебе городишко Олимпия?
Я кивнул. О развалинах Олимпии я впервые услышал от Ляли – она часто бывала там, когда ещё жила в своём родном Косово. Позже в Олимпии я побывал и сам. Это ведь там начались когда-то олимпийские игры. Грецию мы с Лялей исколесили вдоль и поперёк. Видели и Спарту, и Аркадию, и Микены, и даже остров Итаку. Не увидел я вместе с Лялей только её родины: это было для неё – сербки – небезопасно, потому что её родной городок уже заняли чужие. Но мы побывали на Эвбее, где умер Аристотель, и на Самосе, где родился Эпикур. Хотя философия не была моим любимым предметом, в то время я просто помешался на ней. Я вообще не был дураком. О чём и поведал подробно Икаке.
По его отвисшей челюсти и остановившимся глазам я решил было, что он просто-напросто сражён моей эрудицией, но он во всё горло разразился сардоническим смехом.
– Микены! Итака! – кудахча от смеха, повторял этот странный грек. – Я тебе не про развалины толкую, а про высокоразвитый современный сити.
Тут я вспомнил, что Олимпией называется столица этого штата. Меня немного задело, что грек совершенно не оценил мои древнегреческие познания.
– Я там не бывал, – сухо ответил я. – Это километров сто к югу?
– И слава Богу, что не меньше! – завизжал на весь офис Икака, чем уверил-таки меня в мысли, что передо мной сидит самый обыкновенный сумасшедший. – Олимпия – это столица этого долбаного штатишки, а Сиэтл – самый крупный город этого же долбаного, сырого, дождливого штатишки, к тому же порт. А соединяет эти важные городишки – вот горе-то – одна вечно загруженная – причём, допотопная – автострада, по которой в час пик нужно добираться из города в город больше двух часов. По моим каналам я получил разработки планов.… Слушаешь?
– Каких планов?
– Планов строительства скоростной железной дороги, которая пройдёт через Сиэтл и Олимпию. Дорога будет вести с юга штата – из южного Ванкувера – почти до северного Ванкувера – до канадской границы. План ещё в разработке, ничего ещё не утверждено. Так вот, мне нужно, чтобы ты вошёл в их систему и скачивал информацию о ходе дел и о том, где именно они собираются скупать землю под строительство. Это нужно делать оперативно – когда проект утвердят, никто тебе недвижимость там не продаст: зачем, если можно будет содрать втридорога с корпорации. А пока об этом и речи нет, в основном это заброшенные земли вдали от городов. Я уже договорился с несколькими владельцами таких наделов – они давно мечтают сбагрить их – меньше доллара за квадратный фут, всё вместе потянет не больше чем на шестьсот тысяч…
Икака помолчал и добавил:
– Поэтому мне и нужен ты. И если ты согласен – сейчас же едем к боссу!
Я быстро подсчитал в уме:
– Так ты что же, полштата решил скупить?
Икака молча кивнул. С ним было всё ясно. Одним словом, нужно было сваливать. Преувеличенно воодушевлённо, как и следует разговаривать с пьяными и помешанными, я воскликнул:
– О-о-очень интересный план! Да ты просто гений! Классная идея, она мне самому очень нравится. Значит, завтра бабки тебе сюда привезти?
Икака сидел на столе, обхватив голову руками и опершись локтями на компьютерный монитор, но как только он услышал слово «завтра» – выпучил глаза, выпрямил плечи, икнул. Ударил о стол кулаком и помахал коротеньким пальцем возле самого моего носа, чуть не выколов мне глаз:
– Мне твои деньги не нужны. Я тебе уже сказал: мне нужно, чтобы ты вошёл в их систему. Как ты сделаешь своё виртуальное дело – не моя забота, моё же дело конкретное: обвалить рынок недвижимости. Это приведёт к кризису – сначала здесь, потом по всей стране, потом – по всему миру. Как ты знаешь, из кризисов рождаются революции, мировой же кризис – это начало мировой революции. Верхи не могут, низы не хотят – ну, ты в курсе.
Я был в курсе: это напоминало страстную речь Остапа Бендера перед васюкинцами. У Икаки тоже из местной искры разгоралось мировое пламя.
– Ладно, уговорил! – кивнул я. – Где здесь туалет?
Икака отпер дверь, и я вышел в широкий холодный коридор с твёрдым намерением: поскорее сесть в машину и, заскочив в отель за котом, валить как можно дальше. Однако входная дверь оказалась наглухо запертой, а окон не было. В конце коридора обнаружился туалет, тоже без окон. Делать было нечего. Я щёлкнул дверной задвижкой туалета и вынул из внутреннего кармана всё ещё записывающий диктофон. Отмотав чуть назад, я приложил его к уху и остался доволен качеством записи. Есть ещё минимум два часа свободного места – можно было записать и разговор с Икакиным боссом. Икака был у меня под колпаком. Если я решу послать это куда надо – ему не сдобровать, по крайней мере, лицензию детектива он точно потеряет.
Когда я вернулся, мистер Нигропулос разбирал какие-то чертежи и фотографии. Увидев меня, он сбросил всё это в ящик стола и воскликнул:
– А теперь – две новости, отличная и хорошая: никакой Интерпол тебя не ловит, а письмо от госпожи Ляли мы написали сами. Мы держали тебя на примете несколько месяцев именно затем, чтобы убедиться, что всё в порядке. Не волнуйся: на нас работает не один хакер, и все они – твои соотечественники. Вы же, товарищи, лидируете и по числу созданных вирусов и по их сложности. Но ребят твоего уровня у нас нет. Жить и работать можешь в нашем ашраме – там тебя никто не потревожит.
– В ашраме?
– Ашрам – это место, где нет боли. А в залог того, что я хоть и пьяный, но серьёзный человек, я подарю тебе всего за двадцать тысяч свой «Бентли» – всё-таки, ты Микены видел.
Я тут же притих. Когда мы вышли на улицу, совсем стемнело. Икака нажатием кнопки открыл дверь прилегающего гаража, внутри которого и оказался сверкающий чёрный «Бентли Континенталь». Детектив, немного подумав, сам сел за руль и заявил:
– Поехали, но сначала мне нужно помолиться, я же грешу – пьяный за рулём!
Мы подъехали к… мечети, он вышел из машины, поднял руки к небу и прокричал:
– О Аллах, прости меня, а-а-а-а-а-а!
Я понял, что он – мусульманин.
Через пять минут мы подъехали к католическому храму, и он опять выскочил из машины.
– О, святая дева Мария, прости мне грехи мои! – и перекрестился… слева направо.
Я понял, что он – католик.
А чуть подальше мы притормозили возле греческой православной церкви. Икака вытащил меня из машины и поволок за собой внутрь. Вечерняя служба уже заканчивалась, люди расходились. Икака купил себе и мне свечки, и мы подошли к иконе Николая Чудотворца, а потом – к иконе, на которой была изображена женщина с короной. Вглядевшись в надпись на иконе, Икака перекрестился, справа налево, и заявил мне:
– Это икона святой Милицы. Клянись на неё, что не будешь чудить!
Я, конечно, человек совсем не религиозный, более того – почти атеист, но немного струхнул. Икака будто прочитал мои мысли и, покачиваясь, стоял и ждал. Делать было нечего, я перекрестился на изображение коронованной женщины и поклялся, уже не понимая, ни какой я веры, ни кто я сам.
Через пару минут мы вышли из церкви, Икака продолжал отрешённо молчать, погружённый в свои мысли. В этот раз он сел на пассажирское сиденье и молча протянул мне ключи. Я наконец оказался за рулём вожделенного «Бентли».
– Икака, – обратился я к нему, – объясни мне эти движения: то ты мусульманин, то католик, то православный…
– А какая разница? Бог-то един, и ему всё равно, через какой носитель я с ним свяжусь, а чтобы наверняка, я связываюсь через все доступные, – и, взглянув на часы, он с досадой вздохнул. – Так, в синагогу уже не успеваем. Сворачивай вот сюда, через три светофора поверни налево – там и будет наш ашрам. Босс ждёт.
А у ашрама я ещё издали увидел Лялину фигуру – её длинные чёрные волосы и красный шарф до земли – я сам когда-то подарил ей его. Я сунул руку в карман и выключил диктофон. Взлом защитных систем единого бога в мои планы не входил…
…Стоял цветущий 2005 год. Развал мировой экономики в одном отдельно взятом штате начался.
