Характеристике американской литературы В. Кожинов посвятил статью «Внимание: литература США сегодня. Достижения и просчеты советской американистики», в которой противопоставляет классические национальные традиции модернистскому эксперименту и говорит о благотворном влиянии народного творчества на художественную манеру автора. В статье «Достоевский и мировая литература», «сопоставляя» романы писателя «с наследием его западноевропейских современников» [6, С.247] и считая, что Достоевский и «сейчас более современен», чем «западные кумиры ХХ века» [6, С.248], В. Кожинов доказывает, что произведения русского классика аккумулировали в себе все основные христианские духовно-нравственные категории, самыми важными среди которых являются народность и соборность. Категория «народности», «неотделимая от личностности (ничего общего не имеющей с индивидуализмом)» [6, С.250], по мнению В. Кожинова, позволяет автору преодолеть индивидуалистические традиции западноевропейского гуманизма и вывести его творчество в пространство «большого времени» (М. Бахтин) и христианской духовности.
В статье об американской литературе ХХ в. исследователь к подобным произведениям относит романы Ш. Андерсона, Ф.С. Фицджеральда, У. Фолкнера, Э. Хемингуэя, Д. Стейнбека, Э. Колдуэлла и считает, что, хотя «эти художники» «не избежали модернистских веяний, тем не менее их творческая деятельность в самой своей основе определила собою развитие классических традиций слова» [7, С.180] в американской литературе. «Именно эти художники выдвинули американское искусство слова на одно из первых мест в мировой литературе ХХ века» [7, С.180]. Однако американская литература ХХ века развивалась не на пустом месте. Думается, что ее магистральное направление определяли и такие писатели, как Н. Готорн, в творчестве которого выявились многие традиции классики, которые выделил В. Кожинов в своих статьях о русской литературе, начиная с категорий народности и христианской духовности.
Н. Готорн, наряду с В. Ирвингом и Э. По, считается основоположником жанра американской новеллы. Традиционно его творчество относят к романтическому периоду американской литературы Х1Х в.
Во многих произведениях писателя присутствует конфликт совести и греха, добра и зла, прошлого и настоящего. У Н. Готорна, как и у Ч. Диккенса, сложилась своя нравственно-этическая программа христианского проповедника, которую он воплотил прежде всего в произведениях для детей и о детях («Дедушкино кресло», 1841, «Дважды рассказанные истории», 1842, «Легенды старой усадьбы», 1846, «Снегурочка и другие дважды рассказанные истории», 1851, «Книга чудес для мальчиков и девочек», 1851, «Тенглвудские истории для мальчиков и девочек», 1851).
Н.И. Самохвалов называет противоречивой эстетику американского писателя и считает, что, «с одной стороны, он следует лозунгу романтиков: «Обыденное — смерть для искусства», «противопоставляя фантазию реальности» [5. С.129], с другой стороны, он находит у Готорна «интерес к обыденному», стремление показать «образы реального мира» [5. С.129]. Поэтому отношение художника к окружающему миру и природе двойственное. С одной стороны, природа — это быт, «реальный мир, среда обитания», с другой, — «природа — это царство успокоения, свободное от эгоистических страстей», «честолюбивых стремлений» [11]. Только в природе, по мнению Н. Готорна, человек «находит покой и прибежище» от всех своих забот, ведь природа является «источником фантастических чудес, чудесного волшебства и народных сказок» [11]. К ней, «как к чистому духовному источнику, возвращается писатель в своих детских новеллах» [11].
Взгляды Н. Готорна формировались также под воздействием трансценденталистов, которых он знал лично, например, Эмерсона, Торо, М. Фуллер и др. Он откликнулся на призыв социалистов-утопистов и работал в фурьеристской общине Брук Фарм, так как был сторонником аболиционизма. Его христианские взгляды представляют собой синтез сложного взаимодействия демократических, социалистических, утопических, философских идей с пуританской этикой (протестантизмом). Н. Готорн не был последовательным христианином, но в его душе, безусловно, присутствовала христианская любовь к ближнему, опирающаяся на нравственную этику евангельских заповедей, что нашло отражение в духовно-нравственном контексте его произведений.
Н. Готорн был патриотом своей страны и сторонником человеческой свободы. Так, в рассказе «Седой заступник», когда перед американским народом встаёт реальная угроза тирании во главе «со служителями Высокой церкви», наёмными солдатами и заморским монархом, по первому зову является «заступник народа» [12], который «не даёт залить улицы кровью» и одним взглядом останавливает наёмных солдат. Примечательно, что его личность Н. Готорн связывает с лидерами первых пуританских общин, принесших христианскую веру (пуританство) в Америку. Это отражено даже во внешности Седого заступника: «На нём была одежда первых пуритан, тёмный плащ и шляпа с высокой тульей, какие носили лет пятьдесят тому назад; он был опоясан тяжёлой рапирой, но опирался на посох, чтоб укрепить дрожащую поступь старческих ног» [12]. «Его величавый лик… сочетал в себе вождя и святого», эти седины «могли принадлежать только древнему поборнику правого дела… которого барабан притеснителя заставил встать из могилы» [12]. Писатель вложил в его уста слова патриота своего народа: «Я потому здесь…, что вопли угнетённого народа достигли моей тайной обители, и господь, вняв моим смиренным мольбам, дал мне вновь явиться на землю ради защиты правого дела во славу его святых» [12].
Но как пуританин — «иконоборец» (А.В. Аксёнов) — Н. Готорн не вырисовывает лик святого, не даёт его имени, а делает старика древним праотцом американского парода, который становится «воплощением наследственного духа Новой Англии» [12] и одновременно ветхозаветным пророком, стоящим на страже свободы. Но «если только станет грозить тирания» [12] стране «или нога захватчика осквернит землю, Седой заступник снова будет» [12] со своим народом. «Его таинственное появление в роковой час… — порука тому, что сыны Новой Англии сумеют быть достойными своих предков» [12], верил Н. Готорн. Однако во время гражданской войны он был «глубоко опечален тем, что нация воюет… сама с собой». Эти события подорвали здоровье писателя, которому показалось, что Седой заступник навсегда покинул свою землю. Этого Н. Готорн уже не смог пережить.
Как социалист-утопист Н. Готорн приветствовал всеобщее равенство граждан, но как христианин критиковал доктрину Эмерсона «о доверии к себе». Пуританин, он разделял концепцию креационизма, согласно которой «душа каждого человека творится Богом заново» [10. С.528] и «непосредственное общение человека с духом Божьим осуществляется в результате внутреннего озарения» [10. С.528]. Он считал, что «те, кто уверовал в божественный свет Христа, спаслись» и «стали истинными детьми Божьими» [10. С.528], а те, кто « не уверовал и возненавидел, осуждены навеки, хотя и зовут себя христианами» [10. С.528]. Для Н. Готорна, как полагает А.В. Аксёнов, «глубокая поврежденность человеческого сердца была основополагающей интуицией» [13], равно как и то, что не все души предопределены Творцом к спасению. Незнание человеком своей судьбы создаёт особенно мрачную атмосферу его пуританских произведений.
Поэтому герой Н. Готорна, как правило, одинок в своей борьбе с грехом, в которой он не может надеяться ни на кого, кроме себя. Писатель считает, что человек слишком грешен, его «сердце повреждено», поэтому он разделён с Христом. Но в то же время положительный герой нравственен, он прозревает в себе Божий свет и, благодаря этому, сопротивляется греху и помогает в борьбе своему ближнему. В этом своеобразие концепции личности Н. Готорна, соединившей романтические и пуританские черты, где романтическая исключительность определяется наличием Божественного света в его душе.
Таковы дети в его произведениях. Как и у Ч. Диккенса, они противопоставлены взрослым и, в отличие от старшего поколения, чисты, как ангелы, так как в них ещё не проявилась в полной мере греховность взрослого человека. Они ближе к Богу, потому что являются непосредственными проводниками Божественного света людям. Своеобразие детских произведений в творчестве Н. Готорна «заключается также в использовании новеллистического устного народного творчества — поверий, преданий, рассказов “времён охоты на ведьм”, в которых ярко запечатлены особенности пуританского сознания» [14], вечные сюжеты и образы мирового фольклора.
Своеобразием стиля писателя является то, что фольклорные мотивы включаются в общий христианский контекст его произведений. Одно из основных убеждений Н. Готорна состояло в том, что «современное зло имеет корни в прошлом, что для общества и человека нет ничего губительнее, чем власть прошлого над настоящим» [15]. Так как писатель «рассматривал проблему в категориях нравственности и на уровне личного сознания, само понятие прошлого утрачивало у него черты исторической конкретности, приобретало легендарные очертания, становилось почвой, материалом для морально-философских обобщений» [15], что приближает его новеллы к притчевому жанру («Кроткий мальчик»), широко использующему фольклор и фольклорные мотивы.
«Противостояние действительного и кажущегося» в христианской эстетике Н. Готорна можно конкретизировать как нравственную борьбу человека с внутренним и внешним злом. С этим связана притчевая основа многих его больших и малых произведений. Несмотря на то, что писатель не разрабатывает библейские и евангельские сюжеты, христианская направленность притч Н. Готорна очевидна. Многие его рассказы отвечают как жанровому определению притчи, так и содержательному, христианскому.
«Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона» трактует притчу как «необыкновенный рассказ, аллегорический по форме и нравственно — дидактический по цели». С.С. Аверинцев, внёсший в определение притчи существенные дополнения, отметил её связь с фольклором, указав, что «в своих модификациях притча — универсальное явление мирового фольклора и литературного творчества» [4. С.114]. «С содержательной стороны» она «отличается тяготением к глубинной “премудрости” религиозного и моралистического порядка» и «не имеет не только внешних черт, но и “характера” в смысле замкнутой комбинации душевных свойств» [4. С.114], которые «предстают не как объект художественного наблюдения, но как субъекты этического выбора» [4. С.114–115].
Духовно-нравственный контекст притч Н. Готорна передаёт атмосферу бесед Иисуса Христа со своими учениками, когда на вопрос «для чего притчами говоришь им» Он сказал им в ответ: «Для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют» (Мф.13: 10–14).
Н. Готорн, обращаясь в притчах к своим согражданам, старался донести до них Свет евангельского учения, предостеречь от религиозного фанатизма предков и научить их любви к молодому Отечеству. Но всё-таки в своих христианских взглядах писатель остаётся наследником пуританских идей отцов-основателей Америки, изгнанных из Старого Света еще во времена религиозных войн 17 в.; а в притчевом поле его новелл проявились различные влияния от философии трансцендентализма и идей христианского гуманизма до этики американского квакерства и европейского романтизма. Христианские взгляды писателя прямо или косвенно нашли отражение в его рассказах «Кроткий мальчик», «Великий карбункул», «Седой заступник», «Снегурочка», «Волшебная панорама фантазии» и т.д., а также в больших произведениях, романах.
В рассказе «Кроткий мальчик» пуританин Н. Готорн, будучи сторонником «единого в основе своей» религиозного сознания, «исходящего от Бога» [10. С.528], открыто выступает против любого проявления религиозного фанатизма и обращает внимание своих соотечественников на многие положительные черты квакеров, подвергшихся гонению и жестоким репрессиям со стороны официальной религии Новой Англии как «приверженцев таинственного и пагубного учения» [12]. Примечательно, что воплощением христианских добродетелей — кротости, прощения, смирения — является ребёнок, сын презираемой всеми несчастной Кэтрин, представительницы еретической секты. Рассказ может быть истолкован как притча, повествующая о духовном подвиге ребёнка, наделённого таким мужеством, на которое порой не способен даже взрослый человек.
Здесь Н. Готорн поднимает и проблему дома как малой и большой родины-Америки, не дающей приюта людям иной веры, квакерам, которых официальное пуританство объявило вне закона. Рассказ-притча «Кроткий мальчик» повествует о мужественном поступке пуританской семьи, приютившей у себя ребёнка казнённого квакера, давшей ему родительскую любовь и тепло домашнего очага и уже поэтому обладающей «священным мужеством, вовсе незнакомом пуританам» [12]. Пуритан, «уклонившихся» в своё время от «мученического креста», Н. Готорн противопоставляет квакерам, называемым американцами «странствующими фанатиками», «отвергнутыми всеми народами», «которые, казалось бы, приходили к любому с самыми мирными намерениями» [12]. Писатель раскрывает трагические последствия религиозных войн Европы XVII в., которые были перенесены в Новый Свет «прибывающими из Европы» [12] переселенцами, подвергавшимися репрессиям на родине. «Штрафы, заключения в тюрьму и бичевание», «всеобщая неприязнь» были настолько сильными, «что они оказывали своё действие почти сто лет после того, как фактическое преследование прекратилось» [12].
Название рассказа символично: «Кроткий мальчик» Илбрагим явил собой пример мужественно переносимых крестных мук, обрушившихся на ни в чём не повинное дитя. Н. Готорн, подобно Ч. Диккенсу, отразившему в «Рассказе мальчика» философию детской мудрости, показывает благотворное воздействие христианских добродетелей ребёнка на души взрослых. Илбрагим, кроткий мальчик, прощает всё, что ему пришлось претерпеть от своих гонителей: унижение и побои сверстников, презрение горожан, так и не принявших сына сумасшедшей сектантки, предательство близкого человека, которому он безгранично доверял и который нанёс удар в спину, первым бросил в него камень. Однако не случайно Н. Готорн вынес в заглавие рассказа одну из важных христианских добродетелей: кротость, которой обладал главный герой. Писатель не приемлет мести, а значит и продолжения кровопролития между людьми. Ведь именно месть, которой были одержимы и пуритане, и квакеры, по мнению Н. Готорна, породила божьи «кары», «постигшие» и тех, и других.
«Кроткий мальчик» Илбрагим обратил в свою веру кротости и смирения приёмных родителей, причём для Н. Готорна принципиальное значение имеет не принадлежность к секте или конфессии, а внутренняя победа добра в душе человека, которое в этике писателя во многом совпадает с заповедями Христа. «Худенький, плохо одетый мальчик», «жалобно причитающий» [12] на могиле отца, принёс свет добра людям, и этот свет его души не смогли погасить никакие невзгоды. Он умирает, так и не впустив зло в свое сердце, озарив всех вокруг «искрой Святого Духа». Огонь, как «солнечный луч», и факел, в руках с которым приёмный отец ввёл мальчика в дом, становятся символами Божественного света, Святого Духа, озаряющего душу героя Н. Готорна. После смерти мальчика «кроткий дух Илбрагима» «спустился с небес», чтобы «научить» людей «истинной вере, как будто его ласковость продолжала оказывать своё действие из могилы», и «с течением времени более христианские чувства» — «терпимость», «сердечность и благожелательство» [12] — «вошли в обиход преследуемой секты» [12]. Н. Готорн, как и Ч. Диккенс, изображает поведение ребёнка как положительный пример поведения человека, наделенного добродетелями, определяющими христианский духовно-нравственный идеал обоих писателей.
Таким образом, гармоническое взаимодействие фольклора и христианской этики в художественном пространстве произведений Н. Готорна для детей предопределило их глубокое духовное содержание и нравственный дидактизм.
Примечания
1. Американская романтическая проза. М.: «Радуга». — 1984. — 528 с.
2. Джонсон П., Лонгфелло Г., Горам. Мифы и легенды Америки/Сост. В.И. Вардугин. — Саратов: «Надежда», 1996 — 384 с.
3. Диккенс Ч. Собрание сочинений.: В 30 Т. — Т.12/Под общ. редакцией А.А. Аникста и В.В. Ивашевой. — М.: государственное издательство художественной литературы , 1959 — 508 с.
4. Зарубежная литература XX века: Практикум /Сост. и общ. редакция Н.П. Михальской и Л.В. Дудовой. М.: Флинта: Наука, 2002. 416 с.
5. История американской литературы / Под ред. И.И. Самохвалова. М.: «Просвещение», 1971, ч. I. 344 с.
6. Кожинов В.В. Размышления о русской литературе — М.: Современник, 1991. 526 с.
7. Кожинов В.В. Внимание: Литература США сегодня. Достижения и просчеты советской американистики. //Москва, №1. 1982 с. 180–191
8. Натаниэль Готорн. Алая буква. Гарриет Бичер-Стоу. Хижина дяди Тома. М.: Художественная литература, 1990 — 680 с.
9. Нейфах Г., протоиерей. О страстях и покаянии. Аскетика для мирян. — М.: Правило веры, 2008 — 336 с.
10. Новый завет. — Живой поток: Анахайм, 1998. — 1458 с.
11. Протестантизм: Словарь атеиста/Под общ. ред. Л.Н. Митрохина. — М.: Политиздат, 1990 — 319 с.
12. Религия: Энциклопедия / Сост. и общ. ред. А.А. Грицанов, Г.В. Синило. — Мн.: Книжный Дом, 2007. 960 с. (Мир энциклопедий)
13. www.kuchaknig.ru/show_book.php?book=26002&page=2 11
14. http://www.gramotey.com/?open_file=1269099029
15. http://pstgu.ru/download/1317033035,7-22,pdf)
16. http://www.licey.net/lit/american/gotorn_11
17. http://feb-web.ru/feb/ivl/vl6/vl6/-5672.htm
18. http://ptj.spb.ru/archive/37/the-petersburg-prospect-37/folklornye-elementy-snegurochki/
19. http://supercook.ru/slav/slov-mif-14.html
20. http://www.clubochek.ru/articles.php?id=235
21. http://readr.ru./nataniel-gotorn-snegovichka.html
