T.D., ИЛИ СКАЗКА ДЛЯ БОГА
рассказ
Девочка катит по улице большой стеклянный шар. На ней розовое платьице и сандалии, в волосах розовый бант. По дороге, усыпанной гравием, идёт молодой цыган. Он жонглирует на ходу, развлечения ради, тремя маленькими стеклянными шариками. В его ухе блестит золотая серьга. За цыганом увязался чёрный пудель. На его шее ошейник из чёрной кожи. На ошейнике две золотые буквы – T.D. Это инициалы его хозяйки. Хозяйка, молодая дама, прогуливается с зонтиком по набережной. Она в длинном чёрном платье и в большой чёрной шляпе. Пальцы унизаны кольцами, однако, вместо драгоценных камней в оправе колец – стеклянные шарики. Девочка с шаром в это время останавливается у дверей большого дома, на дверях висит бронзовый молоток с длинной деревянной ручкой. Девочка дотягивается до ручки и стучит молотком в дверь. Через какое-то время дверь открывается. На пороге появляется усатый господин с физиономией слуги. На его плече сидит громадный чёрный кот. Котище прыгает на тротуар к девочке, махнув по её розовому банту пушистым хвостом. Бант перемещается на шар. Котище мордой, размером равной этому шару, заталкивает в распахнутые двери прозрачный стеклянный шар. Усатый господин поправляет фалды фрака и закрывает за котом двери. Девочка поднимает с тротуара грязно-розовый бант и обиженно убегает прочь. Молодому цыгану надоедает жонглировать. Он хочет спрятать шарики в карман. Но пудель виляет хвостом, задевает руку цыгана, шарики падают на дорогу. Пудель стремительно бежит за ними. Шарик за шариком оказываются в его пасти. Пудель бежит на набережную к хозяйке. Дама T.D. забирает у пуделя шарики и ласково треплет его за ухо. Шарики исчезают в её сумочке. Довольная, она медленно направляется домой. Подходит к уже знакомому нам дому. Берёт в руки молоток и стучит в дверь. Дверь распахивается. Усатый джентльмен во фраке, почтительно склонившись, пропускает в дом даму в чёрном. Следом проскальзывает чёрный пудель. Мы оставляем всех их в доме и направляемся по дороге за цыганом. Он лениво идет к кофейне. В кофейне на длинном деревянном столе стоит знакомая нам девочка. Стол окружают солдаты. Они дарят девочке большой прозрачный шар. Кладут его на стол и ставят на шар девочку. Солдат достает губную гармошку и начинает наигрывать весёлую мелодию. Девочка танцует на шаре. В кофейне полумрак. Где-то в глубине у стойки горит лампа под зелёным абажуром. Девочка танцует в розовом трико и серебристых тапочках. Шар матово блестит под её ножками. Солдат играет на губной гармошке. Цыган неожиданно начинает отбивать чечётку на полу возле стола, на котором на шаре танцует девочка. Солдаты, сидя за деревянными столами, пьют пиво и смотрят, как девочка танцует в полумраке кофейни. Цыган начинает вертеть сальто на полу. Вдруг он прыгает через стол, на котором танцует девочка, в прыжке захватывает шар с девочкой и вываливается в открытое окно кофейни. Моментально встряхнувшись, цыган сажает девочку на плечи, берёт в руки шар и галопом мчится по дороге прочь от кофейни. Но никто за ним не гонится. Солдаты молча раскуривают трубки и продолжают пить пиво. Солдат, игравший на губной гармошке, прячет её в карман, достает трубку и кисет с табаком. В это время цыган стучит молотком в двери знакомого нам дома. Дверь открывается. Появляется кот во фраке. Мохнатыми лапами берёт шар из рук цыгана и откатывается вместе с шаром в дом. На его месте появляется усатый джентльмен, снимает с плеч цыгана девочку и уносит её в дом. Дама в чёрном стоит в проёме. В руках у неё сигарета в узком чёрном мундштуке. На пальцах матово поблескивают шарики. Дама затягивается и, прищурившись, выпускает струю дыма сквозь кольцо серьги в ухе цыгана. Дверь закрывается. Слышен звон монеты. На тротуаре поблескивает медный грош. Мы видим, как цыган подбирает грош и отправляется к кофейне, где отдаёт грош бармену, тот наливает цыгану кружку пива. Цыган нам больше не интересен. Мы оставляем его сидящим в кофейне с солдатами, которые нам вовсе не интересны, сами же возвращаемся к дому, очень даже заинтересованные. Мы – это автор и его тень. В данном произведении автор наделил её правами своего альтер-эго, даже дал тени статус двойника, который не только олицетворяет теневые качества автора, но даже является его живой копией. Итак, мы – неразлучные близнецы. Кроме того, проявляем острый интерес к завязывающимся событиям, но, к сожалению, не имеем к ним никакого отношения, и даже не можем на них никак повлиять. В данном произведении у нас статус пассивных наблюдателей. И скажем больше, не мы создавали героев произведения, к своему большому стыду и огорчению, мы не творцы и не боги этого мира. Скажем больше по большому секрету, наше авторство очень и очень сомнительно, скорее всего, мы сами всего лишь образы чьего-то воображения, вероятно, истинного бога, орудиями и подобиями которого мы являемся. Но кто наш бог, мы не знаем и сами. Мы только чувствуем его заинтересованность в развитии данного абсурдного сюжета, а также мы понимаем, что богу не хочется показывать свое истинное лицо, поэтому он и использует нас и наделяет функцией соавторов. На самом же деле мы догадываемся, что наше соавторство условно и, быть может, мы – самые формальные из его героев, самые скучные и занудные, потому что мы не столько действуем, сколько наблюдаем, и, при этом, разглагольствуем. Этой скучной функцией нас наделил автор, потому что ему самому хочется играть, а не морализировать и рассуждать. Так мы начинаем догадываться, что наш бог – ребёнок, мы же его скучное супер-эго, которое он не очень жалует, так как расщепил нас, зациклив друг на друге и на размышлениях о себе, тем самым обезопасив себя от нашего неусыпного контроля. Поэтому мы вынуждены отойти в сторону и предоставить право нашему автору играть самому. Бог начинает новое действие. Мы прервали развитие событий, оставив цыгана в кофейне и отправившись к дому дамы T.D. И вот мы стоим у дома и наблюдаем за дверью. Дверь, однако, закрыта. Из дома никто не выходит. Мимо него никто не проходит. Мы, скучая, чего-то ждём. Но полное отсутствие событий и информации о них приводит к тому, что мы становимся всё более плоскими и в конце концов сливаемся с тенью, отбрасываемой домом на тротуар. В это время в доме дамы T.D. появляется мальчик. Он просто материализуется из воздуха. Мальчик в коротких штанишках стоит на паркете перед узкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Из комнаты, находящейся наверху, доносится пение. Это дама T.D. поёт песню об адмирале, уплывшем на большом корабле воевать с турками. На первом этаже из большого камина вываливается чёрный котище, весь в золе и саже. Он громко чихает, сажа разлетается в стороны, её хлопья оседают мальчику на голову. К нему подходит усатый джентльмен во фраке и начинает чистить мальчику волосы платяной щеткой. Пение смолкает. В проёме комнаты на втором этаже появляется дама в узком, облегающем фигуру, чёрном вечернем платье. На руках у неё длинные чёрные перчатки. Она держит подзорную трубу. Улыбаясь, дама T.D. объявляет присутствующим: «Готовьтесь, господа, к нам возвращается наш адмирал». Сконфуженный усатый джентльмен прячет щётку за спину, прикрывая ее фалдами фрака. Чёрный котище прыгает под потолок, сбивая турецкую саблю, висящую на стене возле камина. Чёрный мальчик хватает упавшую саблю, прыгает на чёрного пуделя, пробегающего в это время мимо него, и упоенно кричит: «Ура!», размахивая саблей, при этом он попадает в ухо коту, спустившемуся с потолка. Кот орёт диким голосом: «Уберите от меня этого юнгу!». Юнга носится по залу на пуделе и сбивает саблей фарфоровые статуэтки. Дама обмахивается веером, потому что в воздухе летают хлопья сажи. В доме полный кавардак. Сюжет разваливается на части. Явно не хватает железной руки автора, который бы расставил всё и всех по местам и навёл бы полный порядок в головах и действиях. Так как адмирала всё нет, а юный бог довольствуется ролью нерадивого юнги, опять появляемся мы. Мы возникаем в трёхмерном объёме возле дверей дома. Перед нами болтается бронзовый молоток с длинной деревянной ручкой. Остаётся воспользоваться ситуацией и просто постучать. Но это элементарное действие – самая большая проблема для нас. Так как мы давно поняли, что в общем-то, мы не авторы, наше участие в сюжете формально, мы не можем ввести в действие нового героя, но мы и сами не герои, а если и герои, то, скорее, статисты, так как уж очень мы схематичны, поэтому не можем действовать и в стуке в дверь нам отказано. Но что мы можем? И что же нам делать в затянувшейся сюжетной паузе? В который раз задаёмся мы этими вопросами. Ведь автор явно отбился от рук и не хочет ничего менять. Его героев тоже устраивает полный сюжетный хаос и кавардак. Им всем от этого весело. Но мы, мудрые воспитатели, которых юное дарование так легко отстранило от участия в своих играх, мы же не можем позволить ему затягивать абсурдную паузу до бесконечности, всё-таки, мы его супер-эго, которое он свёл к функции формального наблюдения за своими играми. Но, позвольте, что же делать нам в таком случае? Видимо, остаётся одно, ждать адмирала. Во время паузы неожиданно появляется критик. Он заполняет паузу монологом:
– Что позволяет себе автор в своей творческой игре? Что это за обманный ход конём? Зачем понадобилось автору вводить в сюжет сказки совершенно не сказочных персонажей – свою собственную проекцию, очень слабую, амбивалентную, схематичную фигуру, то нависающую над персонажами, то нелепо зависающую в стороне? Это очень слабый авторский ход. И притом, это название – сказка для бога, игра в бога, автор – бог своего вымысла, – ведь это же всё уже давно у всех на слуху, об этом писали многие представители так называемой «новой» прозы. Как всё это вяло, скучно, вторично. И, наконец, а сказка ли это вообще, в таком случае?
Задав последний риторический вопрос, критик также неожиданно исчез, как и появился. Когда сказке отказывают в праве существовать по своим внутренним законам, она не умирает, сказка просто изменяется и превращается в историю или в притчу, иногда она становится аллегорией, иногда мифом. Если же сказку отрицают вообще, как антитезу, она тут же утверждается в своей тезе и становится былью. Итак, наш юный автор, будучи к тому же одним из героев своего произведения, решил, что так тому и быть. Пусть произойдёт оно, это полное превращение всех и всего. И сказал наш бог: «Да будет быль!» – и утвердил существование её. А дальше произошло вот что. В провинциальном приморском городе N произошло удивительное событие. В порт пришёл военный корабль. Мы не будем распространяться о том, как были изумлены горожане заходом в их цивильные воды такого большого корабля. Не станем описывать расширившиеся от восторга глаза местных дам, увидевших великолепно сложенных моряков, сбегающих по трапу на причал. Мы скажем о главном. О том, как на причал сошёл адмирал с букетом великолепных белых орхидей, привезённых, вероятно, из дальних жарких стран. Этот букет он с огромной торжественностью вручил гуляющей по набережной неизвестной даме. Эту даму горожане считали странной. Она вела уединённый образ жизни, не бывала в свете, не занимала никакой должности. Каждый вечер дама прогуливалась по набережной со своим чёрным пуделем. Часто останавливалась и смотрела неподвижным взглядом в море, будто кого-то ждала. Так продолжалось около года. И вот у дамы букет белых орхидей, она идёт по набережной под руку со своим долгожданным адмиралом. Изумлённые горожане остолбеневшими глазами смотрят на эту пару. К паре присоединяется юный капитан. Он держит за руку красивую девушку в розовом платье. Следом за ними увивается чёрный пудель. Все вместе они подходят к дому со знакомым нам всем бронзовым молотком с длинной деревянной ручкой на двери. Дверь открывается сама. Джентльмен во фраке провожает хозяйку и гостей внутрь. Гости располагаются в зале. У камина в кресле мурлычет чёрный кот. Хозяйка угощает всех чаем. Адмирал сообщает сестре, что их юный племянник со своей невестой, отправившись в свадебное путешествие на своём корабле, решил, наконец, нанести визит своей тёте. Все пьют за здоровье молодожёнов. Но вы, конечно же, всё поняли. Любой автор всегда желает самого счастливого разрешения всех своих проблем, не смотря на все ухищрения критиков подмочить его репутацию обвинениями то в слабости его желаний, то в их несвоевременности, а то и, попросту, отказывая ему в праве хотеть, опровергая все доводы автора в защиту своих желаний, говоря ему: «Ты не волен был хотеть, потому что не смог…». И объясняют автору по всем пунктам, что именно он не смог… Оставим в покое критиков с их злобными нападками на нашего автора и скажем в его защиту: Наш автор попросту бог, а потому волен делать в своём произведении всё, что ему захочется, невзирая на условности жанра. Бог может всё, что захочет.
