ПО ЗАКОНАМ ЖАНРА
рассказ
Больше всего в любовь с первого взгляда
верят режиссёры короткометражных фильмов
Он прокрался в магазин цветов, надвинув на глаза кепку и пряча лицо в поднятый воротник. Купил цветы – к счастью, продавщица попалась старая и нетрезвая, а то бы не пронесло.
Короткими перебежками, следя за тем, чтобы не дай бог никого не сбить, не зацепиться, не обратить на себя внимание, в магазин за тортом. Там было пару неприятных минут, пока продавщица изо всех сил улыбалась, упаковывая эту гору безе!!! и шоколада в коробку, но тоже пронесло.
Замызганная куртка, засаленный шарф, ногти, которыми специально перед выходом вскопал землю в горшке с фикусом – и в лицо уже никто не смотрит.
А лендровер он предусмотрительно оставлял подальше от мест покупок.
Фух, пронесло!
Он уложил торт на заднее сидение, к цветам и вину.
Теперь надо было только переждать тот час, пока все спешат домой и забита трасса. Он знал один ресторанчик в глубине сквера, малолюдный, тёмный, где за столиками на балконе вообще никого не бывает. Там и скоротает время.
– Пожалуйста, не надо со мной знакомиться, – твёрдо произнесла женщина за соседним столиком.
Он осторожно оглянулся. Женщина была так себе – невзрачная русая головка, серый свитер, а больше ничего не видно – всё загораживал огромный букет цветов в руках высокого брюнета в дорогом костюме.
– Прошу вас – не надо. Вам же будет потом от этого хуже.
– Неужели? – подумал он, покачав головой.
Встал, забросил за плечо свой драный шарф, вальяжно подошел к мужчине и похлопал его по плечу
– Ты, это, отвали от моей жены, да?
– Ну, наконец-то, Миша. Сколько можно тебя ждать? – женщина встала и бесстрашно чмокнула его в щеку. – Это мой муж, прости, пожалуйста, не хотела тебя расстраивать и всё такое… – скороговоркой проговорила женщина неудачливому поклоннику. – И пожалуйста, не надо никаких сцен ревности, ладно?
Через пару минут они остались одни.
– Спасибо, – вымученно вздохнула женщина. – Не знаю, кто вы, да и не хочу знать. Просто спасибо.
Она повернулась и снова села в дальний тёмный угол.
Похоже, что у неё такие же проблемы, подумал он, глядя, как женщина нервным жестом поправляет тёмные очки.
Он заказал глинтвейн и горячий шоколад и без приглашения сел за её столик.
– Пожалуйста, не надо со мной знакомиться,– сказала женщина вымученно. – Это очень благородно с вашей стороны, помочь мне избавиться от навязчивого поклонника, но и с вами я знакомиться не хочу.
– Вы не поняли,– он снял потёртую куртку, под которой обнаружился полшарковский свитер. – У меня та же проблема. Вы ведь – счастливая героиня новогоднего фильма? Там, где по сценарию – любовь с первого взгляда и хэппи-энд?
Женщина стянула очки, застонала и ткнулась лицом в ладони.
– Вы-то откуда знаете?
– А я тоже – герой этого чёртового сценария. В кого я только не влюбляюсь каждый новый год! В домработницу, в продавщицу, в библиотекаршу, в учительницу…, – он вздохнул и помотал головой. – Это ужас, что такое. Как проклятие какое-то. Каждый раз я валяюсь в ногах, как последняя тряпка, везу их всех в Париж, вот вы не знаете, почему их надо обязательно в Париж таскать, а?
– Ужас наступает как раз потом. Когда месяца через три вы понимаете, что это было наваждение, блажь какая-то. Ну с чего вдруг вам бросать красивую женщину, с которой вы так или иначе научились существовать и вдруг влюбляться в тридцатилетнюю старую деву, у которой целлюлит во всех местах, которая треплет вам нервы своим трагическим неверием в ваши чувства и не умеет вести себя ни в обществе, ни в постели. И вы сбегаете, как последний трус, от этого кошмара, пытаетесь помириться со своей женщиной, а перед новым годом всё опять начинается сначала.
– Э… мда. Тут вы правы. И чувствую себя как последний подлец и поделать ничего не могу.
– А я? Вы знаете, как это ужасно? Каждый раз с наступлением нового года бояться выйти на улицу? Каждый раз знакомиться с какими-то олигархами, которые начинают возить меня по магазинам готового платья, салонам красоты и ювелирным, чтобы успеть привести меня в порядок, чтобы показать гостям. А потом, когда это новогоднее безумие закончится, просыпаться с ужасом и гадать: меня сегодня бросят, или завтра?
– Дома не пробовали запираться?
– Пробовала! Так они ошибаются дверью, я заливаю их водой, у меня начинается пожар и прочие глупости, которые приходят в голову сценаристам. Если б вы знали, как я устала! Я могу кричать, звать на помощь, обливать их водой – они всё равно с блаженным выражением лица будут лезть ко мне с цветами и подарками, а я покоя хочу!!! Вот, забилась сюда, и тут нашли. Этот с букетом – он был третьим, понимаете?!
– А вы похуже одеваться не пробовали? Вот, я сегодня у своего садовника куртку одолжил, вроде ничего – уже семь вечера, а я пока, тьфу-тьфу! – он постучал по столу.
– Похуже? Ну, я же всё-таки женщина,– она с сомнением оглядела себя и его. – Не-ет, на такие жертвы я не пойду.
– А вы чем вообще по жизни занимаетесь?
– Офисный работник, если кратко.
– Нравится?
– Нет. Думаю уйти на фриланс и на время этого дурдома сбегать куда-нибудь подальше. Хотя, путешествия – самое лакомое место для сценаристов.
– Да, опасно. Я пробовал.
– А вы кто?
– Председатель правления…
– Не надо! – быстро перебила она его и оглянулась. – Вот на этом стоп! А то мы снова влипаем в этот дурацкий сценарий. Сейчас мы найдём много общего, вам придёт в голову мысль попробовать еще раз, а я…
– Стоп-стоп! Всё! – он хлопнул по столу.
Она вздрогнула и остановилась. Медленно закрыла рот.
– Спасибо,– помолчав, сказала она.
– Знаете, в этом что-то есть. Если мы будем друг друга одёргивать, может нам удастся в этот новый год не влипнуть в очередной роман?
– К сожалению, мы не сможем просидеть тут всю ночь. Этот ресторанчик закрывается в одиннадцать. Они принципиально не работают в новогоднюю ночь. Да и потом, кто вас ждёт дома?
– Ну, она такая… он нарисовал в воздухе плавный изгиб. – И умненькая. И нервы треплет весьма профессионально, знает, когда остановиться. И в постели – ураган. И самое главное – она уже два раза меня прощала. И я обещал ей, что в это раз – ни-ни.
– Вот видите. Ваша задача сегодня добраться до дома.
– А вы?
– У меня всё просто. Я живу с мамой и котом. Давно и счастливо. Меня устраивает моё одиночество и моя свобода. Конечно, я не отказалась бы от красивого романа, но только как приложения к моей жизни. А вот этот вихрь, каждый раз ломающий мои планы – это так противно. Я ведь влюбляюсь, честно влюбляюсь, и потом реву как дура, когда меня бросают. Ведь я совсем не красавица и времени у меня не так много, чтобы ухаживать за собой, как это делают все эти барышни.
– Ну, вы бы в салон сходили, – он окинул её профессиональным взглядом. – На фитнес, к парикмахеру. Ничего такого, сначала сложно, потом втянетесь. У вас глаза красивые и улыбка…
– Стоп!
Он вздрогнул и встряхнулся. Они рассмеялись.
– Вот видите?
– Да уж… кошмар какой-то. Лучше бы я не прогонял вашего ухажёра с букетом.
– Вот что, давайте расходиться, пока не началось.
Они встали из-за столика и пошли вниз. По мере того, как они спускались с балкона, их охватывало нехорошее предчувствие.
– В котором часу они закрываются? – окидывая взглядом пустой ресторан, освещённый только дежурным светом и уличными фонарями, спросил он.
– Господи! Сегодня же короткий день. Они нас, что, забыли, да?
– Твою мать! Я так и знал!
Она сбежала вниз и стала колотить в двери. Далеко вспыхивали новогодние огни, мелькали силуэты людей, но тут, в этой части сквера было пустынно.
– Ещё не всё потеряно! Сейчас сработает сигнализация и за нами приедут.
– Нет у них сигнализации. И сторож запил. Я у них постоянная клиентка, знаю.
Он сел на ступеньки и устало вздохнул.
– Вот и всё. Мы заперты с вами тут на всю ночь.
– И главное, нам никто не поверит, что это случайно.
Новогодняя ночь. Он и она в запертом ресторане – всё равно, что на необитаемом острове. Мобильные телефоны, по закону жанра, перестали работать ещё днём. А в ресторане телефон сломан со вчерашнего дня.
Всюду новогодние игрушки, гирлянды, в углу мерцает разноцветными шарами ёлка.
– Шампанское откроем? – тускло спрашивает женщина. – Новый год, всё-таки.
– Лучше водки, – мрачно отвечает мужчина. – И давайте хотя бы не будем целоваться?
Герои обречённо смотрят друг на друга и синхронно вздыхают. Сценарий неумолимо продолжает развиваться по законам жанра.
… В ЗВЁЗДНОМ НЕБЕ
рассказ
Солнце здесь – дикое. Ослепительное, яркое, жаркое. Вот только из-за горизонта его выманить каждый раз – большая проблема.
Каждое утро я сижу на старом каменном пирсе и жду, пока яркий оранжевый мячик пугливо выглянет из-за горизонта. Выглянет, и тут же спрячется. Потом снова – выглянет. Я протягиваю руки, и оно осторожно протягивает свои лучи навстречу.
Помнишь, на площади святого Антония мы точно так же подманивали голубей? Сидишь неподвижно, с раскрытой ладонью, полной крошек и ждёшь…
Ожидание. Время, потраченное на него, я могла бы поменять на что-нибудь другое. Ты говорил мне: нельзя быть ответственной за всё на свете. Ты думаешь, солнце не взойдёт без тебя? А вот не взойдёт.
Улочки узкие, сбегают к морю, словно ручейки. Над головами прохожих нависают резные балкончики, похожие на гнёзда. С балконов свешиваются толстые разноцветные коты. Равнодушно следят за прохожими.
На набережной – маленькая кафешка. Пятнадцать сортов кофе. Тридцать сортов сладкой выпечки. Хозяйка приносит чашечки, и мы в полном молчании сидим и любуемся медленно поднимающимся солнцем.
А свой обратный билет я порвала и выкинула. В кармане есть ещё три монетки. Три монетки здесь – это очень много.
Замечательный город – всё в одном экземпляре: один базарчик, одна аптека, одна почта. Почтальон ходит по городу с огромной кожаной сумкой, потёртой, заслуженной. Знает всех в лицо. Отдаёт письма на улицах. Заходит в аптеку, на базар – ему лень тащиться вверх по крутым улочкам, а на базаре можно встретить всех.
Мне он вчера принес залитую воском бутылку из-под вина. На просвет видна свёрнутая в трубочку бумажка, несколько ракушек и какая-то веточка.
– Это вам, – сказал он и поставил бутылку на стол.
– Но я не жду никаких писем. Ни от кого. И потом, откуда вы знаете, что эта бутылка, на которой нет никакого адреса – предназначена мне?
– Я служу почтальоном уже двадцать лет, – с достоинством ответил он на это. – Я ни разу не ошибся.
Я сняла мансарду на Вишнёвой улице. Вкусно звучит, да? Вишнёвая улица. Можно произносить это название и облизывать пальцы. Вишнёвая улица, дом 12, во дворе по железной лестнице на самый верх, можно не стучать – не заперто.
Деревянный пол выкрашен вишнёвой краской. Я ложусь на согретый солнцем квадрат у окна, сворачиваюсь в клубок и пытаюсь превратиться в кошку.
У меня есть ещё три монетки, комната оплачена на месяц вперёд, и в запасе ещё целых тридцать дней, чтобы постигнуть искусство оборотничества.
Бутылка с письмом стоит на подоконнике, отбрасывая на пол острую тень. У меня не хватило сил вытащить пробку. Я просила почтальона, но он сказал, что не имеет права вскрывать чужие письма.
– Вы откроете её сами. Когда придёт время.
Я открою тебе тайну. Когда у тебя нет денег, нет времени, нет дома, нет семьи, нет работы, нет ничего, за что стоит беспокоиться, что страшно потерять, у тебя есть огромное потрясающее право – право выбора, и ещё у тебя есть мужество.
Я знаю, что будь я дочерью, сестрой, женой, матерью, коллегой по работе, владелицей дома, обладательницей хоть какого-то запаса денег – я никогда в жизни не гуляла бы по городу под дождём: как же, ведь можно простудиться. Я никогда не подошла бы к человеку, сидящему на набережной в шторм – чёрт его знает, кто этот парень в тонкой куртке, сгорбившийся на холодном ветру. Может он сумасшедший, может он бомж. И никогда не забрала бы его к себе. Чёрт его знает, может он обворует меня, в конце концов, и что я скажу домашним…
Но я была той, кем была – без дома, денег, надежд и даже без имени. Всё моё имущество составляла сумка с вещами, три монетки и залитая воском бутылка с письмом внутри неизвестно от кого и непонятно кому.
Я была той, что каждое утро встаёт в половину пятого и идёт на старый пирс выманивать капризное солнце из-за горизонта.
Я была той, что гуляла под дождём и подумывала – не снять ли обувь, потому что бродить босиком…
Поэтому я подошла к одинокой фигуре на набережной, наклонилась, заглянула в пустое лицо с остановившимся взглядом и сказала: пойдём.
– Я…, – сказал он хрипло. – Я…
– Пойдём. Ты замёрз и простудишься. Давай, давай, – я дёрнула его за рукав. – Вставай. Ну же! Господи-боже, мне завтра вставать в полпятого, пошли!
Я открою тебе ещё одну тайну – когда ты вот так, одним движением руки и мысли, не раздумывая, решаешь что-то за другого человека, берёшь на себя ответственность за это, в этот самый момент мир вокруг обретает ясность. Мир вокруг обретает форму. Обретает цвет, вкус, запах, звук…
Секундная стрелка сдвигается с места.
– Пошли.
И мы пошли.
Набережная. Аллея. Два квартала по Вишнёвой улочке. Арка двора. Железная лестница на самый верх. Дверь.
Где-то во дворе ветер внезапно стих, и дождь теперь падал крупными тёплыми каплями, уютно стуча по крыше.
Пару дней назад, я – которая ничего не готовила дома – купила банку какао в магазине «Колониальные товары и минеральные воды». Большую жестяную банку, расписанную диковинными зверями и цветами.
И когда я сунула моему найдёнышу в руки толстую чашку с горячим какао, он начал смеяться. Он смеялся, запрокинув голову, встряхивая мокрыми волосами, сверкая узкими лисьими глазами, и я рассмеялась в ответ.
Утром небо было затянуто тучами. Я смотрела на открывающуюся из окна панораму залива, допивала остатки какао из чашки – катала на языке густую сладость и улыбалась. Потом потянулась, раздвинула тучи, словно занавески и вернулась в постель.
Я ещё думала, обозревая при поселении скудную меблировку моей комнаты: а на кой мне двуспальная кровать – металлическая, старая, с шишечками на спинках и скрипучей панцирной сеткой?
Оказалось – надо.
Я посмотрела на россыпь рыжих волос, похожих на перья взъерошенной птицы – ах, да, я забыла сказать – обсохнув, мой найдёныш оказался тёмно-рыжим, высоким, худым, с лисьими янтарными глазами на узком лице. Поставила чашку на подоконник и нырнула под одеяло, в кольцо горячих рук, ног, губ…
Ладно, дальше не интересно. Со времён сотворения мира люди не придумали ничего нового, что могло бы случиться между мужчиной и женщиной, оказавшимися под одним одеялом.
А солнце покапризничало немного и встало само. Я смотрела, как первые лучи вычерчивают прозрачные тени и думала, что ты был прав: солнце взойдёт и без меня. И это даже приятно – не нести за солнце никакой ответственности.
Быть ответственным за всё на свете – такая тяжёлая и неблагодарная работа.
Сыр, зелень, тонкие хрустящие лепёшки, помидоры, вино.
Жара, запах персиков, ленивое мявканье котов на карнизе.
Съесть кусочек сыра, запить вином и целоваться.
Денег нет. И высокое искусство превращение в кота я тоже не освою. Секундная стрелка острым лезвием отсекает от моего времени кусочек за кусочком.
Еще один поцелуй. Ещё один глоток вина.
– Что это?
– Это письмо.
– В бутылке?
– В бутылке.
– Почему ты её не откроешь?
– Она не открывается.
– Давай я?
– Нет. В этом городе не принято вскрывать чужие письма.
– А откуда ты знаешь, что это письмо тебе? Тут нет твоего имени. И адреса нет. Кстати, как тебя…
Я накрываю его губы пальцами. У меня нет имени. Нет адреса. Нет и не надо.
Он ловит мои пальцы губами, прикусывает и лукаво щурится. В этот момент он похож на рыжего кота. Похоже, что искусство превращения мой найдёныш постиг в совершенстве. Откуда же он взялся и почему сидел под дождём, словно человек, которому некуда идти?
– Послушай, а…
Он накрывает мои губы пальцами и качает головой.
Когда ты берёшь за кого-то ответственность, нужно быть готовым в любой момент разжать руку и отпустить. Нужно уметь не придумывать никаких историй и не задавать никаких вопросов. Нужно быть готовым к тому, что следом за тем, кого ты подбираешь на пустынной набережной под дождём, в твою жизнь может прийти всё, что угодно.
Может быть ты… и есть… моя… смерть?..
– Хочешь какао? – спрашивает он.
Он чертовски красив в одних джинсах, босоногий, высокий, худой, гибкий. И пока он варит какао на маленькой плитке, я обнимаю его и целую между лопаток. Какао он варит значительно лучше меня и пусть будет, как будет. До конца месяца ещё одиннадцать дней.
Ветер свободно гуляет по комнате от окна к двери. Комната пуста. Редкие здесь облака украсили небо. Очень похоже на шарики пломбира. Протягиваю руку из окна и пробую ближайшее – нет, на вкус не очень. Или просто какао перебило всё своей сладостью.
Он оставил мне, уходя, чашку горячего какао.
Ни о чем не жалеть. Ни на что не надеяться. Ничего не искать. Вот что должно быть написано на клочке бумаги, запечатанной в бутылке, которую я так и не смогла открыть. Пробка вогнана плотно, не подковырнешь ножом, а штопора нет.
И зачем мне её открывать, если я и так знаю, что там написано твоим острым почерком? Ни о чём не жалеть. Ни на что не надеяться. Ничего не искать.
Я беру бутылку за длинное узкое горло и со всей силы опускаю на металлическую спинку. Взрыв, сравнимый по силе со вспышкой сверхновой. Крупные осколки стекла усеивают пол. Может быть, я только что уничтожила какой-то мир, спрятанный за стеклом, чью-то маленькую вселенную, состоящую из нескольких ракушек, хрупкой вишнёвой веточки и листка желтоватой бумаги с истрёпанными краями.
В определённый момент времени всё заканчивается, не так ли?
«Иди за ним» – написано косым острым почерком. Старой перьевой ручкой. Фиолетовые чернила выцвели от времени и порыжели, словно пряди волос.
Иди за ним!
Если ты однажды выходишь из дома в дождь, чтобы подобрать кого-то на пустой набережной… Если ты обладаешь достаточной смелостью, чтобы отдать себя без остатка, ложной скромности, мнимой гордости и ненужных сомнений… Тогда у тебя должно оказаться достаточно сил, чтобы идти за ним.
И пусть дурацкий вопрос: а нужна ли ты ему, никогда не придёт тебе в голову.
Это так смешно – кто-то оставляет после себя рожденных детей, построенные дома, написанные книги, добрую память.
После меня остались – прости, хозяйка – осколки бутылки, полбанки какао и невымытая чашка.
Да, ещё – радуга в звёздном небе.
