* * *
Утешно вспоминать под старость
детски годы.
Константин Батюшков.
Я впала в детство,
как впадает речка
в огромный океан.
Как милость свыше
негасимой свечкой
дар памяти мне дан.
Я помню всё: и чаек лёт высокий
к незримым берегам,
и отблеск солнца –
бог тысячеокий,
бегущий по волнам,
и ветер острый, пахнущий
далёкой
неведомой страной,
привет отцовский
в крене самолёта
над крышею родной…
Лишь волн мятежных
с оторочкой пенной,
что ластились к ногам,
я дух строптивый –
символ поколенья –
забвению предам.
Вспоминаю...
как сидели с дедом на завалинке,
грело солнце, рос его табак;
я была тогда совсем уж маленькой
и не помню слов его, а так –
ласковое только ощущение:
дед любил, наверное, меня,
и любило солнышко весеннее,
кажется, любила всех и я...
как ходили в сопки за орехами,
собирали много, про запас,
как светило солнце
сквозь прореху
в драных тучах,
словно рыбий глаз;
никогда я не была добытчицей –
набрала орехов меньше всех
и на развесёлый детский смех,
как всегда, обиженно
набычилась...
как поникли дедовы печально
почему-то мокрые усы,
как прижал меня к груди
отчаянно –
гонг... перрон... вокзальные часы;
и обрывки тех воспоминаний
мчатся вдаль клоками облаков –
то ли явь, то ли остатки снов –
детство дальнее,
Восток мой Дальний...
Цвет времени
Не надо моря мне –
достаточно, когда
трава шумит зелёными волнами
за окнами, распахнутыми в даль
меж светлыми лесными берегами.
Когда-то на других, песчаных,
берегах
по кромке пенного
извилистого следа
брела девчонка в розовых лучах,
не ведая о бедах и победах.
Такой же дом, и окна –
так же в даль,
но синими шумящую валами;
ей не знакомую ещё печаль
они в глубинах времени
скрывали.
Что было ей дано, отхлынуло
волной,
и пенный след спокойно
высыхает...
Теперь мой слух в обители
лесной
ласкают волны, полные стихами.
Они мне в утешение даны
как связь с неведомым
счастливым краем,
где время кончится,
но цвет его волны
останется в стихах, непререкаем.
* * *
По гладкой поверхности
счастья
стекаю в детство,
где можно вот так
распластаться
и греться, греться,
пока совсем не растаю
в лучах горячих
цвета небесного чая.
Здесь гладь переходит морская
в пустынный берег,
где шторма ночного скалы
разбились вдребезги
и чайки хватают слёту
судьбы подачки,
не зная другой заботы.
Бездонье счастливого детства –
на вырост платье,
мне этого тихого средства
до смерти хватит
по грубым ступеням горя
взойти без плача,
с судьбою уже не споря.
* * *
Наливается яблоко
под окошком моим.
Вот и лето кончается –
золотой херувим.
Разнесётся, развеется
тёплый яблочный дух,
оставляя задумчивый
ностальгии недуг.
Зазвенит еле слышными
перезвонами грусть,
будет вторить ей преданно
ветки жалобный хруст.
Листопада печальная
закружит карусель,
и заплачет забытая
в давнем детстве свирель.
По протоптанной ниточке
выйду к краю села,
где черёмуха вешняя
белой павой плыла.
…Первых ласк откровение,
горечь поздних разлук…
Ах, как добр, как спасителен
тёплый яблочный дух!
д. Кочергино,
Ивановская область.
