Дмитрий по большому блату достал трёх ягнят мериносов: две ярочки и одного барашка на племя. Ухаживал он за ними, как за малыми детьми.
Овцы быстро растут – не то, что люди. К зиме баран стал большим и красивым, мощные рога закручены; овечки – помельче, против барана выглядели плюгавенько.
Настала зима. Запорошила всё белым пуховым одеялом. Не один раз баран вышибал дверь сарая, где кроме овец зимовала и другая немудрёная живность. Дмитрию приходилось дверь ремонтировать, и, в конце концов, он навесил новую, а барану закрыл “вид спереди” фанеркой, которую привязал к рогам. Баран, ничего не видя перед собой, оставил дверь в покое.
На лето весь мелкий рогатый скот – овец и коз – выгоняли в общую кошару, которая находилась в полутора километрах от села, и только осенью хозяева забирали своих животных.
Весной на сходке выбирали чабана из желающих, определяли плату по поголовью отары.
Который год Геннадий с сыном нанимались пасти скот.
Дмитрий так с фанеркой и отправил барана в отару. Вскоре баран каким-то образом оторвал фанерку и ходил с ней, болтающейся на одном роге, а затем и вовсе без неё. Чабан на это не обратил внимания: мало ли какие причуды у людей!
Как-то поздно вечером Дмитрий услышал стук в дверь.
– Заходите! Не заперто!
Нерешительно вошёл чабан. Вошёл и, перетаптываясь с ноги на ногу, остановился у порога.
– Проходи, коли пришёл. Присаживайся.
Геннадий прошёл в дом и остановился около стола.
– Присаживайся, – повторил Дмитрий, пододвигая табурет.
– Баешь, присаживайся! – начал вызывающе чабан. – Не могу я присесть. И так кое-как притопал из-за твово аспида-барана!
Видя, что разговор принимает неприятный оборот, Дмитрий встревожился, и, зная, что Геннадий никогда не откажется от чарки, а выпив, становится сговорчивее и рассказать может всё подробно и складно, не то, что на трезвую голову, достал из холодильника бутылку водки и поставил на стол два стакана.
У Геннадия заблестели глаза. Он, конечно, не откажется от выпивки, но для того, чтобы не уронить своего достоинства, немного покуражится. С неуклюжим, долговязым увальнем, на первый взгляд кажущимся простачком, надо держать ухо востро. Крестьянской сметки, хитрости и хватки ему не занимать, и, если бы не зелёный змий да лень-матушка, он мог бы быть не чабаном, а зоотехником или ветеринаром.
– Да я не за этим пришёл, – показал он пальцем на налитые уже стаканы. – Я пришёл поговорить о твоём баране. Забери ты этого дьявола из отары, а то или он меня жизни лишит, либо я его!
– Давай выпьем, а уже потом о деле. Кто ж о деле говорит, не промочив горла? – примиряюще произнёс Дмитрий, помня, что Геннадий ещё тот питух. – Ты сядь, в ногах правды нет.
– Да не могу я сесть! – вспылил Геннадий.
– Ну, давай тогда стоя пей, – предложил Дмитрий. – Выпьешь – расскажешь, что у тебя там произошло.
Геннадий с минуту крепился, но наконец решив, что уже можно – а то, чего доброго, Дмитрий уберёт вожделенную бутылку опять в холодильник, – выпил. Закусив, многозначительно посмотрел на вновь налитый до половины стакан, взял его в руку и начал рассказывать о том, что его привело сюда в столь неурочный час.
– Так вот, Митрий, забирай свово барана. Он мне своими рогами уж сколь разов изгородку ломал. У меня и жердей нету кошару чинить. Разбежится – и по жердям, жерди трешшат, ломаются. Не успеваю прибивать их! Ведь любую жердину перебивает. Силища у окаянного в рогах огромадная! А сёдня чо умудрил! Послухай, послухай! Токо починил я изгородку, нагнулся, а этот чёрт рогатый будто подстерегал, ждал, значится, момента этого, как даст мне своими рожищами по заду – я летел метра на два, ежели не больше. Чую, вроде хрястнуло чтой-то. Ишшо об столб головой треснулся. Ну, думаю, лопнула моя головушка, не соберу черепушки. Хочу встать, весь в кизяке, а не могу, боль адская, будто кто раскалённую сковороду мне к сидячему месту приставил! Подыматься начал, но заметил краем глаза, что твой дьявол на меня летит, роги-то опустил, ежели тюкнет ишшо разок, не подняться мне никогда. Яшшик для моих костей тода заказывай сразу. Откатился я. Успел! А ён, этот аспид проклятый, рядом со мной промчался, мне аж страшно стало, хотя я ничо не боюсь, и в токо что отремонтированный забор своими рогами как даст. Искры, поверишь ли, посыпались! Вся работа насмарку! Чо ремонтировал изгородку, чо не ремонтировал! Кое-как поднялся я на ноги, а ён стоит, гад, усмехается!
Говорил Геннадий на местном диалекте, как все старожилы.
– Кто усмехается? – недоумённо спросил Дмитрий.
– Да баран твой! Кому ишшо усмехаться!
– Бараны не умеют усмехаться!
– Я сам видел зловещую ухмылку на морде твово барана, – безапелляционно заявил Геннадий. Помолчал, чтобы придать словам больший вес, и продолжил: – А теперь я сидеть не то, что на лошади, на подушке пуховой не могу. Так что забирай свово изверга, я его дале пасти не собираюсь!
Несмотря на нескладную фигуру, на коне Геннадий сидел как влитой. Сейчас, после казуса с бараном, ему, пожалуй, до конца сезона придётся отказаться от лошади. Скот он допасёт – никогда не бросал пастьбы.
“Сам пасти не будешь, на работе весь день. Коровий пастух не возьмётся, ни в жизнь не возьмётся, и в ограде держать не будешь. Уламывать надо!” – подумал Дмитрий.
– Геннадий, пасти осталось недолго, а я за него платить буду, как за две головы. Ну и, – подмигнул, кивнув на бутылку, – не обижу! Попаси до конца. Совет дам: не наклоняйся. Не любит он этого! Ты поосторожней с ним. Зад не подставляй! И лоб, конечно, а то мозги вышибет! Он ведь думает, что ты драться с ним хочешь! Баран, он и есть баран. Какое у него соображенье? Меня он тоже толканул. Зимой дело было. Так я недели две сесть не мог, – вылетело у него.
Геннадий насторожился: «Что? Минимум две недели не сможешь сидеть?! Не-ет! Такая перспектива ему очень не нравится. Надо отказаться пасти барана, наотрез отказаться, а нет – так заламывать цену. А куда он денется, заплатит!»
Дмитрий понял, что коснулся опасной темы, и переменил разговор.
– Ты посмотри, какой он красивый. Порода! На племя брал! Ни у кого таких овец нет. Зарезать, конечно, можно, но жалко. А шерсть какая! Хороша! Руно! Золотое руно! За таким руном, наверное, аргонавты в Колхиду ездили. Для шерсти овец брал. Рукавички вязать, носки, ковры класть…
– Ты, Митрий, мне зубы не заговаривай! – осадил Геннадий. – Знаю я твоё руно, задом своим чую! Гришь, недели две болеть будет? А я тютюшиться с твоим руном должен?!
– Не! Оговорился я. Поболит маленько – и перестанет, – решил замять свою оплошность Дмитрий.
– Маленько! – с обидой произнёс чабан. – Мне на коне ездить! А как я в седло сяду?
– Погоди, погоди! – перебил Дмитрий. – Ягнята будут, дам одного! Договорились?
Геннадий задумался.
– Ну, хорошо! Хошь, жердей дам для ремонта кошары, плюс к ягнёнку! – хозяин барана сам предлагал контрибуцию за причинённый ущерб.
Лицо Геннадия посветлело, для видимости он помялся, подумал.
– Такая, видать, планида выпала мне, от твово барана смерть принять! – нарочито сокрушённо вымолвил хитрец.
Дмитрий налил полный стакан водки, пододвинул Геннадию. Тот с удовольствием выпил.
– Ну, вот и ладненько. Вот и договорились, – с облегчением проронил Дмитрий.
Прошло две недели. Чабан почти каждый вечер заходил к Дмитрию, просил жерди, а заодно и подлечиться. Скрипя сердцем, Дмитрий удовлетворял потребности чабана – обещал, а слово держать надо.
«Самогонку не гоню, а водку покупать каждый день да через день – никакой бюджет не выдержит, да и спиться не мудрено, один он никогда не пьёт, хочешь – не хочешь, приходится и мне пить», – с досадой размышлял Дмитрий.
К концу третьей недели Геннадий постучал в дверь. Дмитрий пригласил чабана присесть.
– Митрий. Я пришёл не пить и не жердей просить. Ну их совсем, – махнул он рукой. – Ты вот чо, продай мне свово барана.
У Дмитрия глаза полезли на лоб от удивления.
– Опять что-нибудь натворил? – в сердцах выдавил Дмитрий.
– Не. Ты не подумай чо плохого. Отличный у тебя баран. Продай его мне. Сколь хошь проси – продай! Не нужон мне обешшанный ягнёнок и платы за пастьбу барана не надо. Продай!
К такому виражу Дмитрий не был готов.
– Что случилось-то?
– Геройский у тебя баран! – ещё больше удивил Геннадий.
– Вот те на! То забирай барана, то продай за любую цену! Как это понимать?
– А так и понимай! Шас расскажу, чо сегодня случилось. Еду к кошаре. Зорит. Туман. Ни зги не видно. Подъезжаю к кошаре, конь храпит, уши напрянул, пятится назад. Мой пёс, обычно спокойный, зарычал, шерсть дыбом, пригнулся, как для прыжка! Что, баю, за чёрт, николи такого не было! Разглядел в тумане, когда подъехал: овцы в кучу сбились, а часть их из кошары вышла. Ну, думаю, достал меня чёртов баран. Что ни утро, ремонтируй кошару, а теперь ишшо и овец в кучу согнал. Ободняло малость. Туман спал. Лучше видно стало. И что же я вижу? Оказалось, волк откель-то в наши края забрёл, а в наших краях давно такой напасти не было. Потому и овец ночью не сторожит никто. А чо их сторожить ночью то? Хычников нету, а люди у нас чужого не тронут. Две овцы зарезал, зараза.
Геннадий сделал паузу.
– Наткнулся волк на твово барана – и получил по зубам! Николи бы не подумал, что баран с волком биться будет! А от поди ж ты! В кошаре он толканул разбойника серого рогами, тот и полетел из кошары. Тода твой баран выбил жердину и давай волка месить рогами. Волк издох, а баран твой стоит подле него, да время от времени боднёт. Я хотел было сгоряча кнутом отходить твово барана – опять жердину выбил, да ишшо и овец разогнал! А увидел мёртвого волка, слез я с коня, хлеба горбушку посолил, дал барану, ён хлеб-то съел, а я его взял за шею и давай целовать, – он показал, как обнял барана. – А ён стоит спокойно, гордо так стоит, принимает как должное. С понятием, значится, баран твой! Опосля отошёл от волка. Меня, стало быть, ждал!
– Я-то подумал, ты опять с претензиями… – начал Дмитрий.
– Продай мне свово барана! – прервал чабан – Чо хошь проси, но продай! – в голосе послышались умоляющие нотки.
– А как твой зад? Не болит уже? – съехидничал Дмитрий.
– Не боись, заживёт! Мне ничо от тебя не надо, барана продай!
– Нет! – отрезал Дмитрий. – Продавать не буду.
Раздосадованный чабан, прихрамывая и кособочась, вышел в темноту позднего вечера.
г. Омск
