1
За чертою каменной гряды,
В мраморе ампирного свеченья
Высечена светлым вдохновеньем
Галатея голая воды.
Жадный рот голодной тишины,
Кашель птиц, хрустальный дым растений
В пасмурную глыбу наваждений,
В узкий луч ума заключены.
Это пир больного кислорода.
Бог веществ, слепой творец свободы
За решёткой крепкого окна.
Здесь конец прозрачного состава.
Здесь дрожат страстные крылья сна
Над водою воспалённо-ржавой.
2
Над водою воспалённо-ржавой
Меркнет лоск: дремучий вар планид
Интровертный сад в себе таит –
Сгнивший плод бессмертия и славы.
Ток безумства, вены торжества,
О, тугие ветви вдохновенья…
Комнат нет – есть шумный миг прозренья!
Есть немое чудо Рождества!
Но в проклятой пляске естества –
Бродит ветер, падает листва,
И на ось надет орёл двуглавый;
Всё уходит. Ветер носит прах,
И дымится в каменных глазах
Глубина разрушенной державы.
3
Глубина разрушенной державы –
Кладезь снов, прислужница денниц!
Дай ключи! Открой мне тайну лиц,
Говор птиц и бормотанье лавы.
Осиянный призрак равноправья.
Тусклое дыханье жёлтых свай.
Кровь сомкнулась. Заперт Менелай
В треснувшем инклюзе ложной яви.
Блеск цифири меж собой роднит
Шелестящий огненный Родник
И Хаоса тёмную лилею.
О, соловье пение тщеты!
В озарённых числах Галилея –
Спирит вездесущей пустоты.
4
Спирит вездесущей пустоты –
Золотая колба самосуда,
Жертвенная преданность Иуды,
Луч столетий, павший на цветы.
В клетке муки – музыки проклятье.
Каторжник распахнутых равнин,
О, скажи мне, из каких глубин,
Боль восходит к твоему распятью?
При соитьи влажных голосов
Гаснет свет разбуженных миров.
Проступает жёлтый пот лампады
На челе свинцовой высоты,
И стучится в ломких листьях сада
Гулкий пульс внезапной немоты.
5
Гулкий пульс внезапной немоты.
Мысли глохнут в пулях снегопада.
Взгляд выходит медленно из взгляда,
Вытирая за собой следы.
Звук замкнулся в плавные черты.
Сжалась мысль. Растлились суть и время.
Вещества вернулись к теоремам
И низверглись в недра пустоты.
А в бескрайней небыли вещей –
Лишь петля, да запах кислых щей,
Да ботва, да выбритые морды.
Всё в дыму – бордели и кресты,
И внутри – предчувствие беды
Бьётся кровью в рёбра и аорты.
6
Бьётся кровью в рёбра и аорты
Пёстрых птиц тревожная шрапнель.
Ум постиг блуждающую цель
В темноте невыносимо твёрдой.
Умер смысл. И был то день четвёртый.
Куб сместился. Повернулся ключ.
Так с собой столкнулся первый луч,
Холст ожил, построились аккорды,
Слово вышло, стек воздвигнул грань,
Звук ваяла звонкая гортань,
И пространство разделила хорда.
Мир застрял в глухой тюрьме комфорта.
Тьму и свет, как будто инь и ян,
Ум мешает в пламенной реторте.
7
Ум мешает в пламенной реторте
Дедуктивный воздух аксиом,
И лицо за каменным лицом
Светится возвышенно и гордо.
О, зрачков глубокие фиорды,
Тайные колёса бытия –
Вы постигли магию огня,
Суть тоски, и музыки, и формы!
Двадцать пять моих холодных войн,
Девять тысяч удивлённых хищниц
Где угодно нас с тобой отыщут
И не будет больше нас с тобой.
Нам откроют мёртвые цветы
Ледяную щёлочь темноты.
8
Ледяную щёлочь темноты,
Трепетные руки хриплых взглядов
Греет мысль и наполняет ядом,
Хохотом скабрёзной суеты.
Чувственные пальцы маяты
Боль воздвигли, выдумали счастье,
Наделили немощного властью,
Сны разверзли, создали мечты
И в чаду Рождественской звезды
Обрели слепое вдохновенье.
Дух погас, в огне сгорели тени.
Злом налились алчные плоды,
И вкусили медленные рты
Яркой боли красное смятенье.
9
Яркой боли красное смятенье,
Вещество беременных светил,
Породило сонмы слабых сил –
Графики, параболы, сомненья.
Хилый ум был подчинён системе,
Вектор сбился, время плыло вспять,
Древо ссохлось, сын вернулся в мать,
И звезда потухла в Вифлееме.
Смолк Орфей в пустом кровотеченьи.
Шёл ноябрь, ты мёрзла у окна,
Листья таяли, едва касаясь дна,
Свет ложился на твои колени…
И вдыхала хмурая страна
Яд спектральный сна и вдохновенья.
10
Яд спектральный сна и вдохновенья –
В нём таится блага рыжий хлам,
И за ним идут по головам
Нищие вассалы преступленья.
Дождь горит, как факел Диогена,
Лужи, корчась, хмурят брови птиц,
И твердеет в форме юный гипс –
Верное исчадье Мельпомены.
Тихо вьётся белый пар Селены –
Бледный плен астральных хризантем…
Что не взгляд – то вкось… и в стоны стен.
Что не мысль – то врозь… и в сон вселенной…
Ах, ты слышишь этот голос тени,
Льющийся по руслам шумных вен?
11
Льющийся по руслам шумных вен,
Бьющийся в больном подвале глаза,
Разум высекал скульптуру фразы,
Раздувал огонь мерил и лемм…
Третий Рим тоской повержен в тлен,
В хор стеклянных груш и ветхих капель.
Слышишь ты меня ль, о, брат мой, Авель,
Сквозь сырое пение сирен?
В ласковых движениях мурен,
В чистоплотных пальцах сновиденья
Мы – лишь отблеск тусклого свеченья,
Лишь искра вселенских перемен.
В нас болит река туманной страсти,
Словно тайна светлого причастья.
12
Словно тайна светлого причастья,
Счастье часть не разлучает с частью.
Семя мысли вырвется из «Я»,
Вылетая за пределы круга.
Как матрёшки, входим мы друг в друга
И выходим сами из себя.
Выверни наружу Альфаом:
Большее, вдруг оказавшись в малом,
Сделает Конец – всему Началом,
И заменит внешнее – нутром.
Явь, по сути, тот же гуинплен:
То, что миг назад казалось смехом,
Ныне плачет, невесомым эхом
Обдавая камни гулких стен.
13
Обдавая камни гулких стен,
Бродит дождь. Шевелятся трепанги
Плавных вязов. Души ждут огранки
И плывёт тревожный гул морфем.
Тридцать тысяч солнечных систем –
Блажь зрачка, металлолом иллюзий,
Зыбкое творенье лживой Музы,
Каторга свободы, прах и плен.
Человек – всего лишь манекен
На костре вселенского ненастья.
Мира нет – есть вывихи и части,
Есть железо, вбитое в запястья,
Где во тьме, торжествен и смерен,
Свет, как зов, летит из чёрной пасти.
14
Свет, как зов, летит из чёрной пасти.
Каин дремлет в солнечной траве.
По озябшим ветвям и дресве
Белой болью вьётся шорох власти.
Стрелы нот… О, пламенный Себастьян!
Здесь летят глухие фуги шпал!
Здесь лучи вплетаются в хорал!
Белый шум хрусталик слуха застит…
Речь мертва. Безвкусный воздух глух.
Светлой Музы окрылённый дух
Обретает контуры светила.
О, бездарный Гений нищеты!
Вижу, как восходит лик Аттилы
За чертою каменной гряды.
КЛЮЧ
За чертою каменной гряды,
Над водою воспалённо ржавой –
Глубина разрушенной державы,
Спирит вездесущей пустоты.
Гулкий пульс внезапной немоты,
Бьется кровью в рёбра и аорты.
Ум мешает в пламенной реторте
Ледяную щёлочь темноты.
Яркой боли красное смятенье…
Яд спектральный сна и вдохновенья,
Льющийся по руслам шумных вен…
Словно тайна светлого причастья,
Обдавая камни гулких стен,
Свет, как зов, летит из чёрной пасти.
