Свой первый – низший в иерархии – орден Знак Почета писатель Марк Лазаревич Галлай получил к семидесятилетию. К этому времени его «иконостас» насчитывал уже десять орденов куда крупнее и пятнадцать медалей, полученных за другие заслуги. Правда, надевался парадный мундир со всеми регалиями в исключительных случаях. По воспоминаниям многолетнего друга – Лазаря Ла́зарева (Ши́нделя), «Галлай редко появлялся с Золотой Звездой, только в каких-то официальных или торжественных случаях, а с полным набором орденских планок, весьма внушительным (три ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени, два ордена Отечественной войны 1-й степени, орден Красной Звезды), я видел его, кажется, всего два раза. Не помню, что за мероприятие было в ВТО, в котором мы оба должны были принимать участие. Приехав туда с опозданием (чего никогда прежде не делал) и в полковничьем мундире, Марк шепнул мне: «Потом все расскажу». Оказалось, его неожиданно вызвало командование ВВС — вот почему он был в мундире и опоздал, - предложило должность начальника авиационного училища. Посулили: «Должность генеральская, через год — генеральские погоны». «И что?» — спросил я. «Отказался — я свое в армии отслужил. И какой из меня генерал? Я же простой пилотяга».
О незаурядном человеке написано немало, но подробности надо выуживать, сопоставляя данные разных мемуаристов. Но право писать мемуары еще заработать надо. А путь в простые пилотяги начинался так. После окончания девяти классов Марк планировал в дальнейшем поступать в институт. В какой, вопроса не было. «В полном соответствии со стандартом, установившимся в мемуарной и биографической авиационной литературе, я “заболел” авиацией еще смолоду». Из-за «непролетарского» происхождения два года проработал токарем на заводе. В 1930 поступил в Институт инженеров гражданской авиации, но решил перевестись в Политехнический, на отделение аэродинамики. Чтобы не потерять курс, пришлось за полтора месяца досдать семнадцать(!) экзаменов. С 1935 летал на планерах: («в один момент кончилась для меня плоская жизнь в двух измерениях-планер вывел меня в третье»), совершил более 30 прыжков с парашютом, был инструктором парашютного спорта в Ленинградском аэроклубе, подготовил несколько десятков перворазрядников. Там же научился летать и закончил группу подготовки инструкторов-летчиков. Почему факты биографии сообщаются вскользь, через запятую, спросите? Другому событий хватило бы до старости. А для нашего героя это лишь подступы, первые наметки к биографии, что начиналась почти стандартно.
В 22 года на практике в ЦАГИ, где потом работал инженером по лётным испытаниям, оказался он в кабинете начальника отдела. Формировался собственный отряд испытателей. «Позади меня, за широким, во всю стену, окном, происходили исключительно интересные вещи: ... аэродром жил своей обычной жизнью. Немудрено, что в течение всего разговора, сколь ни велико было его значение для моей дальнейшей судьбы, я не раз воровато оглядывался, чтобы бросить лишний ненасытный взгляд на открывавшуюся за окном картину». В результате без отрыва от работы окончил летную школу и с сентября 1937 года работал там летчиком-испытателем. Но пришлось преодолевать первые барьеры - инженер за штурвалом был в новинку. Более того: «Вопрос о том, насколько необходимо лётчику-испытателю высшее образование, в такой постановке даже не возникал: нужно было сначала практическими делами доказать, что оно хотя бы полезно».
Многое из того, что произошло за некороткую жизнь, может объяснить афоризм, что он сформулирует много позже: «Как известно, судьба благосклонна к тем, кто твердо знает, чего хочет в жизни». По количеству поворотов, не скажу неожиданных, биография могла бы быть длиннее, но, в силу профессии, вполне могла бы оборваться и раньше. Не случилось, к счастью. Ее можно разделить, как минимум, на довоенный, военный и несколько послевоенных периодов. О довоенном, например, известно: «Поднял в небо и провёл испытания самолетов на трёхколёсном шасси» Такое шасси и сегодня общепризнанно. «В 1941 «участвовал в испытаниях СБ на флаттер», по авторскому выражению, «потрогал это чудище за бороду». «Чудище» забрало к тому времени немало жизней. А ему повезло его победить. Повезло? Да, повезло, если считать везением, что придумал ставший в дальнейшем общеупотребительным способ, как не попадать в очередной авиационный переплет. Формула: «сначала - думать, потом - лететь!» стала руководством для многих.
Работы было много, работы интересной, но вмешалась война. В июле-сентябре 1941 Галлай -лётчик 2-й отдельной, сформированной из испытателей ЛИИ (Летно-исследовательского института) эскадрильи. Совершил 10 ночных боевых вылетов на МиГ-3, 22 июля 1941 сбил первый «Дорнье-215», в московском небе, за что получил первый свой орден Красного Знамени прежде, чем лейтенантские погоны. К осени у Галлая – новое место службы - Калининский фронт и другие машины, старые<знакомые - пикировщики Пе-2. Их он помогал осваивать строевым летчикам. Успел совершить 28 боевых вылетов. За 30 тогда присваивали звание Героя Советского Союза. Не пришлось. Последовал приказ: вернуть всех летчиков-испытателей к местам прежней службы. Но...
С мая 1943 – неугомонный испытатель снова на фронте. Не для перевода в тыл, а чтобы остаться в строю, решил «воспользоваться знакомством»: попал на прием, получил разрешение командующего. В шестом вылете, при налете на брянский аэродром, его ПЕ-8 был подожжен прямым попаданием зенитного снаряда. «Огонь подбирался к кабине и в любой момент мог, вернее, должен был произойти взрыв». На земле нашел партизан, что было непросто. У-2 вывез его через линию фронта. На двенадцатый день, к моменту его возвращения, в родной части как раз вывесили портрет в траурной рамке и согласовывали подготовленный в наркомате некролог...
Снова повезло? Конечно! Случай-то из ряда вон. На память о тех днях остался корсет (при приземлении сильно ушиб спину) и в нем приходилось летать в течение 16 лет. Как удавалось проходить строгую медкомиссию, теперь никто не расскажет. Но ведь удавалось! Повезло и в том, что для авиации дальнего действия действовало правило: сбитых и вернувшихся из вражеского тыла летчиков не отдавали в "лагеря проверки", а ограничивались расследованием в части. Так майор Галлай продолжил службу. Сначала летчиком, затем командиром звена, заместителем командира эскадрильи. «Везение надо делать!», - сколько раз приходилось подтверждать собственный афоризм, и не сосчитать.
После войны был МиГ-9 - первый поднявшийся в воздух советский истребитель с турбореактивным двигателем, установивший рекорд скорости, долго остававшийся непревзойденным. Над его доводкой пришлось немало поработать. Риски? Как же без них. Но замечание Королева: «Удалось - риск, не удалось – авантюра» тут вполне к месту. Сам факт, что его кандидатура была выбрана из 11 претендентов на испытания МИГ-9, говорит о многом. К этому времени он стал «мэтром». Работая в ЛИИ, где испытывались тогда все новые машины, Галлай облетывал их если не первым, то в числе первых. Пример – длительные испытания стратегического бомбардировщика ТУ-4.
Сказать, что его интересы испытателя ограничивались только самолетами, значило бы сильно погрешить против истины. На практике применялся принцип его старшего коллеги, Сергея Корзинщикова: «Настоящий летчик-испытатель должен свободно летать на всем, что только может летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще говоря, летать не может». Так, в его летной книжке, среди 124 типов летательных аппаратов - облет трофейных самолетов без двигателя и... «полтора вертолета». Именно полтора, тут нет ошибки. Так сложилось, что через руки «любителя экзотики» прошли оба первых в СССР реально летавших вертолёта: ЯК-100 и МИ-1. Довести второй до сдачи заказчику, правда, не дали...
Тем неожиданнее были события весны пятидесятого года: «я удостоился чести открыть своей скромной персоной довольно длинный список лётчиков, откомандированных в порядке «очищения засорённых кадров» под разными предлогами из родного нам института», так описывает события сам пострадавший. «Оставалось ходить и думать. Ходить и думать, снова и снова возвращаясь на одни и те же улицы и к одним и тем же мыслям. Да, это было почище любого флаттера!» Добавьте сюда еще одну потерю. «Доброжелатели» просто сожгли готовую диссертацию, когда Галлай был вынужден покинуть ЛИИ.
И еще два эпизода на ту же тему. В 1983 году, формируя «группу дрессированных евреев», идеологи строя, разумеется, желали заполучить еще одно громкое имя. Когда «маневр уклонения» не удался, прямым ответом фронтовика радетелям было: «Пусть с сионизмом борются в Израиле. А нам надо бороться с антисемитизмом. Вот будет такой комитет, я в него вступлю». Мирился ли он с положением, молчал ли? Судите сами. Цитаты из личного письма: «По поводу положения советских евреев я написал аргументированное письмо Горбачеву... Выступал я на эту тему и в МГК. Результат был "частный": не рекомендовали (и не выбрали) в секретариат Московской писательской организации поэта Куняева, известного своими антисемитскими настроениями. Как говорится, пустячок, но приятно. Или — правильнее: приятно, но ...пустячок. А вообще говоря, я считаю, что выступать во весь голос против антисемитизма должны прежде всего не евреи! Потому что водораздел проходит не по национальному признаку, а по признаку порядочности...» Нужны ли добавления? Нет, конечно. Галлай своим строкам соответствовал полностью: так думал и соответственно действовал.
Интересно посмотреть на вопрос с другой стороны. Побывав в 90-х по приглашению союза ветеранов второй мировой войны в Израиле и набрав на клавиатуре в музее еврейской диаспоры свою фамилию, он получил ответ «Такой еврейской фамилии не существует». Стоила справка два шекеля. По его словам, стоявшая рядом жена ехидно заметила, что лет сорок назад (то есть в начале 1950-х) подобной справке цены бы не было.
Но в пятидесятом... «Потянулись долгие, пустые, ничем, кроме бесплодных раздумий о странности происходившего не заполненные дни, … сейчас каждый день начинался с того, что я аккуратно, как на службу (именно как на службу), с утра отправлялся в очередную канцелярию, чтобы убедиться в отсутствии ответа (или наличии отрицательного ответа) на одно из моих многочисленных заявлений». О том, что для него был полет, как-то высказался: «Мне еще и деньги платили за то, что я летал. А надо было, чтобы я платил - только бы летать». Отняли, отлучили. И почти никто не брался помочь… Так продолжалось до долгожданного телефонного звонка Гризодубовой, предложившей(!) работу на летно-испытательной базе НИИ-17, где испытывали не самолеты, но аппаратуру к ним.
О Гризодубовой ходили легенды. Она «не боялась сложных ситуаций в воздухе, не боялась опасных боевых вылетов, ... не боялась… гнева начальства (вид смелости, встречающийся в жизни едва ли не реже всех предыдущих, вместе взятых). При этом свою точку зрения Валентина Степановна доводит до сведения собеседников любого ранга, неизменно заботясь прежде всего об убедительности и лишь после этого — о светскости формулировок». У двух неординарных личностей было много общего в характерах, не так ли?
Три года продолжалась опала, но профессия оставалась. Бортовое радиолокационное оборудование, испытанием которого занимался институт, позволяло вести полет только по приборам. Как все новое, метод поначалу вызывал недоверие: а не подглядывает ли пилот из-за шторки? Чтобы развеять сомнения, пришлось брать на борт председателя комиссии. «Работает честно!» - было его заключение.
А уж когда темная полоса миновала и появилась возможность «настоящей» работы! Можно представить, как уходит в полет мощная машина, когда отпущены тормоза! Нечто похожее и произошло с моим героем на новой фирме, где он проработал пять лет, где 27 марта 1956 поднял в воздух, научил летать стратегический бомбардировщик 3М, свою 124-ю машину. В 1957 стал Героем Советского Союза, через два года - Заслуженным лётчиком-испытателем.
В сорок четыре года – новый неожиданный удар, – отстранение от полетов «по состоянию здоровья», настигшее на самом пике. Пришлось отступать «на заранее подготовленные позиции». Сняв погоны, до 1975 работал старшим научным сотрудником в ЛИИ. Защитил кандидатскую, а в 1972 – докторскую с темой: "Полёт самолёта с неполной и несимметричной тягой". Опубликовал около трех десятков научных работ - не теоретических, а практических, связанных с небом. Разработал и читал курс «Особенности аэродинамики и пилотирования реактивных самолетов» в МАИ и Академии гражданской авиации, стал почетным академиком Академии транспорта Российской Федерации. Снова получается пересказ через запятую? Да о такой личности надо бы роман писать. Надо. Может, когда-нибудь и прочтем.
В 1959 стал заместителем председателя методического совета министерства по лётным испытаниям. Напомню, был Галлай в то время лишь неостепененным отставным полковником. Новая должность - новые задачи, скажете? Уровень другой, а работа привычная: испытания – программы, методика... Много в то время хороших самолетов долгой судьбы появилось.
Был, правда, в научной деятельности перерыв: именно его пригласил Королев быть методистом «гагаринской шестёрки». Естественно, он не отказался. Хотя для человека с таким опытом быть просто методистом – слишком просто. Есть версия, что знаменитое гагаринское «поехали!» вышло из любимого галлаевского анекдота: «Поехали! - сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки за хвост». Рассказывают, с него начинались тренировки. Сам он в шутку говорил, что первый инфаркт получил, когда проведать его в госпиталь пришел Гагарин...
Почему Королев выбрал на роль наставника к тому времени штатского, почему допустил в числе очень немногих в «святая святых» - бункер, откуда отдавалась команда на первый старт? Да потому же, почему, вопреки инструкциям, попал М.Л. сперва в дальнюю авиацию, потом в НИИ-17... Была у него и у людей, ему подобных, смелость: дело, им доверенное, они ставили выше идеологических инструкций.
Стремился ли к достижению постов и наград? Лучше всего ответил он сам в одном из интервью: «Я много раз в жизни получал сапогом по морде, но ни разу по собственной воле не двигал морду навстречу сапогу». Не отсюда ли перерыв в наградах в 35(!) лет (1947-1984)? Орден Ленина в 1957 не в счет: получен по статусу вместе со званием Героя Советского Союза «за мужество и героизм, проявленные при испытании новой авиационной техники». Недосмотрели? Нет, не смогли воспрепятствовать очевидному, похоже.
Широкую известность принес ему труд писателя. Писать он стал по приказу, можно сказать, случайно. Послушаем самого Галлая: «Главком ВВС, побывав на аэродроме, дал мне прямое задание: - Напишите статью о том, как летать на реактивных самолетах. Пусть летчики в частях узнают об этом из первых рук. Статья «Особенности пилотирования реактивных самолетов» была написана и вскоре появилась в печати, заняв целую полосу в газете. Насколько я знаю, это был первый опубликованный у нас материал на данную тему».
История публикации первой для широкого круга читателей книги интересна подробностями. Написанная в 1959, она сначала была отдана для оценки не кому-нибудь, а Эм. Казакевичу, соседу по даче в Переделкине. Много времени тому не потребовалось: «Ночью в половине третьего он мне позвонил и наговорил много приятных и лестных слов», вспоминал будущий писатель. А дальше, что бывает, но нечасто, рукопись зажила собственной жизнью. Следующим ее читал Твардовский. Завидный писательский старт, правда?
Прочитав, позвонил Казакевичу и спросил: «Слушай, а кто твоему летчику пишет?» И получил ответ: «поговори с ним и все поймешь». В «Новом Мире» увидели свет три первые книги Галлая. Но и здесь не обошлось без барьеров. «Первый бой...» вышел в книжном варианте только через семь лет – в ведомственном журнале появилось письмо, подписанное четырьмя генералами, обвинявшими автора в «искажении фактов» и идеологических грехах. Навредили, в меру сил, но кто помнит подписантов пофамильно? А надо бы. Настоящие авторы, - действительные генералы целились в опальный журнал.
Книга имеет посвящение: «Памяти моих родителей Зинаиды Александровны Галлай и Лазаря Моисеевича Галлая», в первых изданиях отсутствовавшее. Друзья семьи - Александр Менакер, Леонид Утесов знакомы Галлаю с двадцатых. А уж собственных друзей было столько... Сергей Королев, Борис Раушенбах, Эрнст Кренкель, Константин Симонов - его приятели с довоенный поры. «Мне в жизни вообще везло на незаурядных людей» - его собственное замечание. „Similibus enim similia gaudent“ - «Подобное радуется подобному», говорили древние. Отсюда - от корней и окружения, наверное, и характер, и принципы, которым всегда следовал, и афористичность, и особый, галлаевский юмор.
Известно, сколько сил забирает у многих вступление в члены Союза писателей. А у Галлая, как исключение – без проблем. Приняли его заочно, причем много смеялись над текстом заявления: «В связи с тем, что драматург П. Тур от имени приемной комиссии ССП передал мне приглашение вступить в Союз советских писателей, то я и подаю данное заявление. Прошу принять в ССП». Можно расценить ситуацию как анекдот, но она описана Наумом Циписом со слов самого М.Л. При том, что уровень текстов позволял «инициативу сверху», какой еще писатель скажет о себе: «Я не критик и не вполне писатель, я только опытный читатель»? Ну какой еще автор напишет, предваряя собственную книгу: «И вообще: это не бифштекс. Это — гарнир»? Когда пришлось окончательно оставить летную работу, опыт писательства пришелся кстати. Но опыт не только писательства. Весь его жизненный опыт – через барьеры – видимые, а особенно невидимые - пригодился.
Считается, что испытатели учат летать самолеты. Но существует, несомненно, и обратный процесс: самолеты формируют испытателя, испытывают его на профессию, на прочность. Данная мысль проходит красной нитью через книги и судьбу автора. Читаешь его прозу, и не можешь отделаться от ощущения, что ее цель – рассказать не о себе (хоть большинство книг - мемуарные и автору есть что рассказать) но о людях, с которыми сталкивался. И рассказать доброжелательно. А имен много… Известных всем или очень немногим.
Мимо одной особенности никак не пройти. Книги, где «все написанное - правда», должны описывать «случаи из практики». У Галлая, если летчик в описываемой ситуации прав – всегда называется полное имя. А вот если неправ (пример-то приводился не просто так) называются лишь инициалы. И это тоже – от воспитания автора. И для воспитания читателя.
Но нет, главная цель – показать авиацию глазами человека, заинтересованного в том, чтобы туда пришло побольше неординарных людей. Надо признать, что цели автор достиг. Знавшие Галлая не один десяток лет называли его учителем от Бога, заставлявшим людей думать, сохранившим до последних своих дней любопытство к новому и стремление летать. Подтверждения? Через 15 лет после смерти на авиационных форумах все еще можно прочесть слова восхищения и благодарности за подсказанный правильный путь.
Что можно рассказать о секретной работе, если над тобой несколько этажей цензуры? Оказывается, важно не только что, а как. Владел он секретом убедительности. В писательских рядах не затерялся. Даже был членом Правления Дома литераторов. Учитывая характер, нелегко ему приходилось. Последнюю книгу, «Я думал, что все это забыто...» закончил за три дня до смерти. Но жизненное свое кредо опубликовал намного раньше, рассказывая о другом летчике: «Счастлив человек, который, оглядываясь на прожитые годы, видит, что ему удалось хотя бы раз оказаться в роли первооткрывателя, сказать свое собственное новое, веское слово в деле, которому он посвятил жизнь. Не многим это дано. И совсем уж редко - даже в масштабах общеисторических - встречаются счастливцы, которым удалось это дважды». Вряд ли Марк Лазаревич считал, сколько раз это удалось ему самому. Глядя со стороны - точно больше двух.
Тут необходимо уточнить название очерка. В нем - масштаб личности, если хотите, неповторимость героя. Но вовсе не единственность. Шестнадцатый год, как не приходит хозяин в свою последнюю квартиру, навечно обосновавшись на Троекуровском. Но по-прежнему живут в Гранатном переулке Галлаи – внучка и правнучки, по-прежнему звонят друзья, а ушедший хозяин смотрит на оставшихся с мемориальной доски.
Да еще кружит в космосе малая планета, названная именем большого человека. Может, он с нее смотрит: как, мол, соответствуете? И надо соответствовать. И сегодня, и ко дню столетия, 16 апреля 2014, и каждый следующий день, и, надеюсь, долго еще. Неспроста ведь введена в оборот Эльдаром Рязановым единица порядочности – один галлай.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #2(172) январь 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=172
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer2/Bogdanov1.php
