Тарас Григорьевич Шевченко (25.2.1814–26.2.1861) — малороссийский поэт, революционный демократ, основоположник «украинской» литературы — родился в с. Моринцы (ныне Звенигородского района Черкасской области) в семье крепостного крестьянина. Рано осиротел; был пастухом, батраком, с 14 лет «казачком» у своего помещика П.В. Энгельгардта. Грамоте учился у сельского дьячка. С 1829 г. жил с помещиком в г. Вильнюсе, учась живописи, а с его переездом в Петербург (1831) был отдан в 1833 г. в обучение к «разных живописных дел цеховому мастеру» Ширяеву. По мере расширения круга знакомств среди художников у него появляются влиятельные друзья, в числе которых В.А. Жуковский, К.П. Брюллов, А.Г. Венецианов. Их стараниями весной 1838 г. Шевченко был выкуплен из крепостных. В 1843 г. он получил степень свободного художника. Но не живописью прославился Тарас, а революционной поэзией. Впрочем, не сразу.
Если для многих видных деятелей русской культуры было свойственно развитие от первоначального вольнодумства, скептицизма, западничества или бунтарства в молодости — к зрелой мудрости и Православию (например: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Киреевский и другие славянофилы), то у Тараса Шевченки всё произошло ровно наоборот.
В молодости Тарас отличался глубоким личным христианским чувством. В его первых стихах находим молитвенные воззвания к Богу, Богородице, святым. Ежедневно читал Евангелие. Написал несколько удачных икон.
Однако большинство первых поэтических произведений Шевченки лежали в русле чувственного романтизма: баллада «Порченая», стихотворения «Думка», «Вечной памяти Котляревского» и поэма «Катерина» (конец 1830-х гг.). В 1840 г. в этом же духе вышел сборник поэтических произведений «Кобзарь», принесший ему известность не только в Малороссии. Автор «Википедии» в общем верно характеризует чисто художественную сторону первоначального творчества Шевченки как поэта:
«Вся литературная сила Шевченки — в его “Кобзаре”. По внешнему объему “Кобзарь” не велик, но по внутреннему содержанию это памятник сложный и богатый: это украинский [точнее для того времени: малороссийский. — М.Н.] язык в его историческом развитии, крепостничество и солдатчина во всей их тяжести, и наряду с этим не угасшие воспоминания о казацкой вольности. Здесь сказываются удивительные сочетания влияний: с одной стороны — украинского философа Сковороды и народных кобзарей, с другой — Мицкевича, Жуковского, Пушкина и Лермонтова. В “Кобзаре” отразились киевские святыни, запорожская степная жизнь, идиллия украинского крестьянского быта — вообще исторически выработавшийся народный душевный склад, со своеобразными оттенками красоты, задумчивости и грусти. При посредстве своего ближайшего источника и главного пособия — народной поэзии — Шевченко тесно примыкает к казацкому эпосу, к старой украинской и отчасти польской культуре… Почти невозможно определить, где кончается украинская народная поэзия и где начинается личное творчество Шевченки… По всему “Кобзарю” рассеяны отзвуки, подражания и переделки народных лирических песен… В большинстве случаев поэт подразумевает под кобзарём самого себя» («Википедия»).
И несмотря на то, что уже в «Кобзаре» было немало слов и мыслей сомнительных, всё же творчество Шевченки этого первоначального периода можно было бы считать вкладом в общерусскую культуру на ее малороссийском уровне. Хотя о значительности этого вклада можно спорить: в балладах и поэмах в основе сюжетов, как правило, лежит несчастная любовь. Однако уже в эти годы заметны социально-критические черты, и с течением времени именно тема несчастной любви и женской доли (поэмы «Слепая», 1842, «Марина», 1848. «Княжна», 1847) приобретает у поэта всё большее требование «беспощадной мести угнетателям за поруганное человеческое достоинство» (БСЭ).
То же происходит и в исторической области. «От ранних произведений “Тарасова ночь” (1838), “Иван Подкова” (1839), проникнутых романтикой старинных преданий, поэт всё ближе подходит к теме национально-освободительной борьбы. В самой крупной из его исторических поэм “Гайдамаки” (1841) изображены события великого народного восстания 1768 г., известного под названием “Колиивщина”, против шляхетского польского гнета. Эта поэтическая эпопея исторически правдива и при том вся обращена к современности: воспоминаниями о славе предков Шевченко стремился воззвать угнетенный украинский народ к революционной борьбе за свое освобождение» (БСЭ).
Самое же страшное для него, что Шевченко при этом стал атеистом. Он заявляет: «Хула всёму! Ни, ни! Ничого нема святого на земли!»; «Рая нет на ней и счастья. И на небе нету…» — и выдвигает упреки Богу: «А Ты, Всевидящее Око, … не ослепло?». Тарас сомневается в загробной жизни и спрашивает в «Думках»: «Есть ли Бог? Нет Бога. Какой же он Всемогущий Бог, если не видит людских слез?»
Разумеется, всё это типичный «благородный» атеизм тогдашней русской интеллигенции, не видящей возможности оправдать благость Творца при виде социального и прочего зла на земле. Но вместо понимания природы этого зла, коренящегося в свободе твари и поврежденности земной природы вследствие нарушения тварью воли Творца, такие нетерпеливые борцы за рай «на земле», как правило, сами становятся орудием зла и разрушения. Шевченко начинает кощунствовать: «Будем, брат, багряницы рвать на тряпки, из кадил закурим трубки, “явленными” [иконами. — М.Н.] печь истопим, кропилами будем, брат, новую избу выметать…» («Свите ясный»). В поэме «Мария» он оскорбляет Божию Матерь. Упреки Богу доходят до степени богохульств: «Я проклинаю Св. Бога» («Сон»).
В 1846 г. Шевченко вступил в тайное революционное «Кирилло-Мефодиевское общество», где занимал наиболее левые сепаратистские позиции; за что в апреле 1847 г. был арестован и отдан в солдаты в Орскую крепость (в Оренбургской губернии, а в 1850 г. — в Новопетровское укрепление на полуострове Мангышлак, ныне г. Форт-Шевченко). Несмотря на доброе отношение начальства, солдатская служба в «смердячей казарме» была тягостна для эмоционального художника-поэта. Поэтому в ссылке Шевченко «поднялся на новую ступень исторического и политического сознания... Он гневно заклеймил самодержавие, призывал народы к общечеловеческому братству, прославлял борьбу народов России против колониального угнетения» (БСЭ). Это стихи и поэмы «Сон» (1844), «Кавказ» (1845), «Завещание» («…Вставайте! / Кайданы порвите. / Увражою злою кровью / Волю окропите!», 1845), «содержавшее открытые призывы к свержению царизма и крепостничества и предвещавшее народам прекрасное будущее, и поэма “Еретик” (1845), направленная против церковного мракобесия и политической реакции» (БСЭ). Так Шевченко становится законченным революционным атеистом и борцом против «царизма» и исторической России. В одном из стихотворений он от имени матери-Украины пишет о Богдане Хмельницком: «Як бы була знала, / У колысци б придушила, / Пид серцем приспала!..».
Из ссылки поэт-революционер был освобожден по амнистии после кончины Императора Николая I. Ссылка еще больше озлобила борца за счастье народное. Стихотворения и поэмы «невольничьей музы» (так называл автор свои произведения, созданные в ссылке) отмечены ростом революционных настроений: в цикле стихотворений «Цари» (1848) «с новой силой звучит обвинительный приговор коронованным тиранам и призыв к расправе с ними» (БСЭ). Ненависть всё больше окрашивает его строки.
Друзья и единомышленники добились для него разрешения жить в Петербурге, куда он прибыл весной 1858 г. Здесь он сблизился с кругом авторов «Современника» и близко сошёлся с Н.Г. Чернышевским, Н.А. Добролюбовым, Н.А. Некрасовым и др. Несмотря на свое украинство, Шевченко привычнее писал на родном ему русском литературном языке. Таковы «Дневники» и написанные в 1853–1856 гг. антикрепостнические повести. В его сатире зазвучали всё более резкие и гневные ноты, как и глумление над христианскими нормами (так, стихотворение «Великомученице куме» призывает девушек к блуду вместо хранения целомудрия). «Третье отделение» снова установило за поэтом-революционером надзор.
В 1860 г. появилось новое (наиболее полное из трех прижизненных) издание «Кобзаря», вызвавшее похвалу Добролюбова. По мнению БСЭ, «к самым большим достижениям этого периода относятся поэмы “Неофиты”, “Юродивый” (обе 1857), “Мария” (1859)... В “Неофитах” Шевченко прославлял революционеров, декабристов (в аллегорических образах первых христиан); в образе Нерона легко угадывается Николай I, в патрициях — помещики и вельможи. Подражания псалмам и библейским мотивам (“Подражание 11 псалму”, “Осии, глава XIV”, поэма “Мария”) тоже использованы Шевченко для выражения революционно-демократических идей. В шедеврах его лирики … революционные призывы сопровождаются уверенностью, что “будет кара! царям, царятам на земле”. В этих и др. стихах (особенно “Свете тихий! Свете ясный!...”) Шевченко прозревал будущее в свете социалистических идеалов» (БСЭ).
Однако «тяжёлые годы ссылки в связи с укоренившимся в Новопетровском алкоголизмом привели к быстрому ослаблению здоровья и таланта. Попытка устроить ему семейный очаг (актриса Пиунова, крестьянки Харита и Лукерья) не имели успеха... Жизнь Шевченко этого времени хорошо известна по его “Дневнику”... В 1859 г. Шевченко побывал на родине. Тут у него возникла мысль купить себе усадьбу над Днепром. Было выбрано красивое место под Каневом. Шевченко усиленно хлопотал о приобретении, но поселиться тут ему не пришлось: он был тут похоронен, и место это стало объектом паломничества для всех почитателей его памяти» («Википедия»).
На его похоронах в С.-Петербурге на Смоленском кладбище присутствовали многие литературные и общественные деятели, среди них М.Е. Салтыков-Щедрин, И.С. Тургенев, Н.С. Лесков и др. Н.А. Некрасов написал стихотворение «На смерть Шевченки». А.И. Герцен поместил в «Колоколе» проникновенный некролог. В мае 1861 г. гроб с прахом Шевченки был перевезен на Украину и, в соответствии с завещанием поэта, захоронен на Чернечьей горе над Днепром, возле Канева.
Согласимся с резолюцией Одесского архиепископа Назария в ответ на ходатайства отслужить панихиду по рабу Божию Тарасу: «…о хулителе Пречистой Божией Матери молиться нужно, но по совести, чтоб Бог простил ему гнусные его писания; панихиды же можно служить, но только никак не в церкви, а на дому». И еще более страшный приговор несчастный Шевченко написал себе сам:
Я так, я так её люблю,
Украину, мой край убогий,
Что прокляну святого Бога
И душу за нее сгублю!
Итак, в творчестве Тараса Шевченки следует выделить три разных содержания: 1) чисто художественное; 2) «революционно-демократическое», чему уделяет основное внимание БСЭ: Шевченко «был идеологом этого движения», его «произведения сыграли важную роль в развитии материалистической философии», он «сделал литературу средством воспитания классового сознания», «гневно клеймил самодержавие», выступал «против церковного мракобесия»; 3) исторически-самостийное содержание, которое представляет собой фантастическую романтизацию гетманства и казачества, мало согласующуюся с научными данными.
Разумеется, революционные демократы, а также русская либеральная интеллигенция, превратили вышедшего из крепостных писателя-страдальца Шевченку в одного из своих кумиров «борьбы против царизма». Его сепаратизм и богохульства им вовсе не мешали. Он был как раз очень полезен для революции тем, что в конце XIX–начале ХХ века стихотворения Шевченки пользовались популярностью в простом народе южной России, более успешно разлагая народную нравственность и религиозность, чем листовки народников и программы эсеров. (В этом смысле он играл для простого малороссийского крестьянства ту же роль, что граф Л.Н. Толстой для разночинной «интеллигенции».)
Самостийники же сделали приодетого в «благородное» платье, но бескультурного мужицкого виршеплета-нигилиста своим культовым идолом, «основой украинской культуры» и стержнем в формировании антирусского «национального» самосознания честолюбивой «украинской» интеллигенции, стремившейся переписать общерусскую историю и даже создать позже новый «украинский» язык, отличный от малороссийского диалекта русского языка, на котором писал свои стихи Шевченко.
Это новое «национальное самосознание» легко было преобразовать из антимонархического, революционно-демократического — в антирусское, подменив политическую борьбу с «царизмом» на самостийную борьбу против «русского колониального гнета», начавшегося со времен Богдана Хмельницкого. 25–26 февраля (ст. ст.) — день рождения и день смерти Шевченки — уже в начале ХХ века стали днем массового поклонения его могиле и антирусских демонстраций как в России, так и особенно за границей. Если учесть, что всё детище «украинского» сепаратизма искусственно взращивалось Австро-Венгрией и Германией с целью ослабления России, то неудивительно столь важное место Шевченки в этой пропагандной кампании, в том числе накануне Первой мировой войны. Так, в феврале 1914 г., в столетие со дня рождения Шевченки, демонстранты в Киеве пришли к австрийскому консульству с красным знаменем и криками «Да здравствует Австрия! Долой Россию! Хай жiве вiльна Украiна!».
Наиболее значительное развитие образа Тараса Шевченки в сторону исторических подтасовок и «колониальной» русофобии будет уже заслугой его преемников в ходе так называемой «украинизации» в 1920-е гг. в СССР («Россия — тюрьма народов»). Западная советология тоже сыграла немалую роль в духе американского «Закона о порабощенных нациях» (1959) — порабощенных «русским коммунизмом».
«В советское время шевченковедение выделилось в специальную отрасль литературной науки. Музеи Шевченко существуют в Киеве, Каневе (где похоронен Шевченко), с. Шевченко, с. Моринцы, Ленинграде, Орске и др. городах и сёлах. Его имя носят Институт литературы АН УССР и Киевский университет; в республике учреждена премия им. Шевченко» (БСЭ). Именем Шевченки назван Национальный университет в Киеве напротив парка Шевченки, Луганский педагогический университет, улицы во многих городах Украины, России и других стран (например, в Вильнюсе), также — площадь в Лондоне и улица в Нью-Йорке. Памятники Шевченки имеются в десятках городов мира.
В 2014 г. Украина и РФ готовятся совместно отметить 200-летие Тараса Шевченко, указом президента Януковича этот год объявлен Годом Тараса Шевченко. «Празднование», как видим по ТВ, проходит под фейерверки из коктейлей Молотова с иллюминацией из горящих административных зданий... И, между прочим, Шевченко как символ «украинства» по своему духовному уровню — очень точный, выбрали они его себе сами, никто их не заставлял... Впрочем, других и близко нет. Жалко только Украину — самую древнюю часть русского народа, не помнящую родства усилиями различных шевченок...
