Сокровище «прерий»
В семье пятилетнюю Настю называли Лучик. Фамилия ее была Лучева, поэтому так подходяще придумалось. Вначале малышку по-новому стала звать бабушка, затем Алеша, младший брат мамы, потом — дедушка.
Родители Насти второй год жили далеко. Папу перевели на новое место службы, мама поехала с ним. Но у бабушки с дедушкой девочке было очень даже хорошо, интересно. Алеша часто играл с ней в индейцев, бабушка кормила вкусным борщом, дедушка рассказывал сказки.
В тот летний день, о котором речь, Настю разбудил Алеша. «Вставай, Лучик, — сказал он строгим голосом. — Солнце уже высоко над прериями. Пора на охоту».
Представив вареную курочку жареным мясом бизона, они подкрепились, и, прихватив луки и стрелы, побежали на аэродром. Аэродромное поле начиналось за гаражами. За пятнадцать лет жизни Алеша изучил здесь все окраины, все тропки и бурьяны. Только взлетную полосу и стоянку самолетов знал издали; туда посторонним приближаться не разрешалось.
Стрельба из лука Насте нравилась. Стрелы быстрые; скорость больше, чем у автомобиля. Главное — меткость. Когда Алеша похвалил за усвоенную науку, захотелось крохе посмотреть самолеты.
— Хорошо, — сказал инструктор. — Попробуй подобраться на полет стрелы. Но по-тихому, как в разведке.
Крадучись, направилась Настя к сетчатой ограде. И не заметила, что присела в бурьяне над осиным гнездом. Несколько злых кусак атаковали ее пониже спины. От боли она подпрыгнула и подняла крик. Перепуганный наставник кинулся к племяннице:
— Что с тобой, Лучик?
— Меня…меня… — давясь слезами, залепетала разведчица, — покусала змея! Ай, больно!
— Не реви, Луч, — заметив крылатых хищников, жестко приказал дядюшка. — Ты же индеец! Это всего-навсего осы!
Услышав напоминание о своем статусе, Настя тотчас закрыла рот на замок. Только слезы, крупные, как горошины, катились по ее щекам всю дорогу до дома. Словом, утро закончилось зеленкой на раны.
После обеда Настю поручили дедушке. Для внучки такой расклад предполагал обязательство: не дать своей няньке слишком воли. Она помнила, что бабушка начинала переживать, если дед уходил в гараж один. Особенно, если задерживался допоздна.
Пока ее сказочник собирался и медлил, она выбежала на улицу. Во дворе полно детворы. Шум, гам. Настя — на турник: благо не занят. Перебирает руками, качается. Видит вдруг — два больших пацана обижают маленького: заломили руки, тычут носом в землю; тот орет дурным голосом.
— А ну, отпустите мальчика! — подскочила Настя к сорванцам. Кулачки сжала, смотрит решительно.
— Не лезь, малявка, — отмахнулся главный заводила.
В самый момент кульминации спора вышел из подъезда дед. Внучка не ведает, что появился защитник.
— Я сказала — отпусти! — стоит на своем.
Негодник — к ней… Настя бац его под дых. Пацан, хотя и на голову выше, смутился: откуда такая смелость? Бочком, бочком — и в сторону. Настя опять к турнику, да дедушка позвал.
В горе песка, что возле гаража, еще вчера была нора для койота. Настя потратила много сил, чтобы ее вырыть. Нора обвалилась: надо восстанавливать.
Роет, да видит: дедушке Федорыч машет рукой. Дедушка на пол воды набрызгал, ей в руки веник: на, подмети, мол. А сам наискосок к другу. Ну, озорник!
Только-только друзья подняли рюмки, чтобы отметить встречу, Настя в воротах стоит, подбоченилась: «Федорыч, я так и знала!» Опешил дед, рюмку отставил: «Давай, Федорыч, в другой раз».
Волей-неволей пришлось бедняге вспомнить дачу. Надо малину собрать, полить. У трезвого дел невпроворот. И за руль садиться можно…
Поехали труженики работать. Бабушку и Алешу прихватили с собой. Пробыли на даче до сумерек. А вечером, после ужина, как-то быстро настал час сказки. На этот раз дед был в ударе. В тревожных местах его притч внучка вся превращалась в слух, зрачки расширялись. В конце концов дед утомился и прикинулся спящим. Настя уснула рядышком.
Когда бабушка отнесла Лучика в детскую, сказочник поднялся, подошел к кроватке и сообщил жене, глядя на ребенка: «Самый Крупный В Мире Бриллиант».
А вот с Федорычем приключился конфуз. На свою беду он рассказал историю со строгой Настей друзьям. Долго над ним шутили: «Федорыч, я так и знала!»
Первая сигарета
Поехали как-то отец с Егором в горы. Там у них была дача, где они работали, отдыхали, рыбачили. В горах красота: чистый воздух, по ущелью речка шумит, далеко — на краю неба — снежные вершины. На этот раз им предстояло прополоть картошку.
Приехали; поставили машину в гараж; переночевали. Утром отец говорит сыну: «У нас, Егор, щестнадцать рядов картошки. Четыре полоть тебе, двенадцать — мне». Правильно батя прикинул: Егорке всего-то десятый годок минул.
Едва приступили к работе, тут как тут егоркины друзья. Зовут Егора на осыпи. Это кручи такие в горах: если покатить камень вниз, то образуется камнепад.
— Пока не выполнит задание, не отпущу, — говорит отец.
Вызвались ребята Егору помочь. И на то у отца свой смысл:
— Не годится чужими руками жар загребать. Приходите попозже.
Сели ребята под кизиловым деревцом неподалеку, ждут товарища. А уж тот старается, спешит. Отец три рядка прополол, Егор — четыре. «Молодец, — говорит отец. — Свободен. Только там, на осыпях, будьте поосторожней».
Вырвались, наконец, пацаны на волю. То-то набегались, наигрались… Решили отдохнуть; развели костерок. Старший вытащил пачку сигарет, открыл, предлагает складно: «Ну, малолетки, берите по сигаретке». Авторитетный весь из себя, на два года старше других, умный.
Полпачки роздал; закурили ребятки. И Егорка курит, морщится.
А тут и домой пора. Потушили курильщики костер, побежали. Егорка вовремя успел: отец уже машину из гаража выгнал, чтобы обратно ехать.
Перехватили отец и сын по стакану молока с хлебом, тронулись в путь. Дорога неровная, петляет по ущелью вдоль речки. Егор вцепился в ручку двери, бледный сидит, молчит.
— Что с тобой? — спрашивает его родитель.
— Меня сейчас вырвет, пап, — чуть не плача отвечает Егор.
— Накурился? — догадался отец.
— Да, пап, — сразу сознался куряка.
— Скоро будет родник, — тотчас решил отец, — там остановимся, ты умоешься, попьешь водички, тебе легче станет.
Так и сделали. Егор и вправду почувствовал себя лучше.
Когда продолжили путь, отец говорит сыну: «Чужим умом, Егор, не прожить. Ты, вон, чужой вставил, а свой дома оставил. И что в результате? Медведь на самокате?».
Крепко запомнил Егор слова отца. Вырос, закончил институт. Сегодня его уже по имени-отчеству кличут. Не курит. Первая сигарета остается в его жизни последней.
Велосипед для Степки
Во время тренировки на льду Кирилл устроил очередную драку. В четыре года он встал на коньки, пять лет занятий хоккеем научили не дрейфить. Ну как не ответить, когда противник норовит поддать тебе клюшкой?! Тренер не видел начала ссоры, поэтому велел Кириллу писать объяснительную и выгнал с площадки.
Дома сел Кирилл за стол марать бумагу. Долго писал. В итоге составил обстоятельный текст: «На тренировке я подрался с Гошей. Он первый начал». Назавтра понес записку по назначению.
Вникнув в документ, тренер поморщился, скомкал лист и бросил в корзину: «От игры с ЦСКА я тебя отстраняю. А сейчас можешь идти на лед».
Известным забиякой слыл Кирилл и вне катка. Отца не раз вызывали в школу по поводу размолвок сына с ребятами. В общем, летом отвез папаня своего отпрыска к деду в сельскую местность на отдых и перевоспитание.
Вначале жизнь на природе Кириллу понравилась: речка, лес, луга… Вскоре он загрустил. Дедушка, Андрей Алексеевич, много работал и внуку не давал спуску: то надо забор подправить, то дров наколоть, то бабушке оградку на могиле покрасить, то целебных трав собрать. Даже понежиться на диване, посмотреть телевизор некогда. А еда? Борщ да жареная рыба, картошка да молоко. Как не вспомнить тут гамбургеры, любимые йогурты, суши, к которым привык?! Но приходилось терпеть, поскольку дед обещал наказать папаню, если внук будет лениться.
— Как ты его накажешь? — попробовал было возражать малец. — Мой папа сильнее!
— Я же не драться с ним буду, — усмехнулся Андрей Алексеевич. — Я поставлю его в угол. И будь уверен, что послушается.
— Как я хочу в Москву, — привычно вздохнул Кирилл. — Дома ничего не надо делать.
Однажды внук изумил дедушку еще одной гранью нрава. Уже погружаясь в сон, старец услышал всхлипы из темноты.
— Что с тобой, малыш? — спросил Андрей Алексеевич. — Ты плачешь?
— Дедушка, я так не хочу умирать, — поделился печалью Кирилл, шмыгая носом.
— Иди ко мне, — позвал дед. — Я открою тебе важный секрет.
Накрыв Кирилла своим одеялом, Андрей Алексеевич повел рассказ.
«Мой папа, а твой прадедушка, четыре года воевал с фашистами. Война — тяжелый труд. Он потерял многих товарищей, сам был ранен и удивлялся, что остался жив. После войны он много работал, учился и стал директором. Он очень заботился о людях, и рабочие почитали его за отца. Твой прадед дожил до 70-ти лет, в конце жизни совсем ослеп — сказалось ранение. Он был хорошим человеком, а хорошие люди, да будет тебе известно, не умирают. Они становятся межпланетянами…»
— Как такое может быть, если его закопали в землю? — перебил дедушку Кирилл.
— А ты подумай сам, учти, что знание у межпланетян — не чета нашему. Они летают в огромных звездолетах, исследуют планеты и усмиряют космические стихии.
— Здорово! А откуда ты это знаешь?
— Есть связь. Мой папа умеет передавать мысли издалека, и я их слышу.
Андрей Алексеевич поднялся, включил свет и вынул фотографию из своей записной книжки: «Вот твой прадедушка после войны перед увольнением в запас. Ты встретишься с ним в космических далях, если будешь таким, как он».
— Дедушка, давай отдадим Степке один велосипед, — неожиданно сказал Кирилл, рассматривая фотографию. — У меня их два, у него ни одного.
— Это ты хорошо придумал.
С тем и уснули.
