Поводом к написанию этой статьи стала реплика проф. Эдуарда Бормашенко в его замечательной и стимулирующей размышления работе "Пролегомены к философии естествознания". Бормашенко пишет: "Что мне всегда было в механике Ньютона непонятным – это концепция вечного, абсолютного простирающегося во все стороны оцифрованного пространства-времени. Верующему христианину, полагавшему, что мир сотворен, эта концепция должна быть очень неудобна. Но ньютоновой механике требовался единый фон, и Ньютон пожертвовал логической последовательностью во имя общности картины миры".
Я заинтересовался этим вопросом, который, как ни странно, не лежит на поверхности обширной популярной литературы о взглядах Ньютона и, как оказалось, связан с рядом очень интересных аспектов ньютоновской философии. Прежде всего, Ньютон полагал пространство и время божественными эманациями. Вот что он писал:
“Space is an affection of a being just as a being. No being exists or can exist which is not related to space in some way. God is everywhere, created minds are somewhere, and body is in the space that it occupies; and whatever is neither everywhere nor anywhere does not exist. And hence it follows that space is an emanative effect of the first existing being, for if any being whatsoever is posited, space is posited” (DeGrav, 25, цит по E. Schliesser "Newtonian Emanation, Spinozism, Measurement and the Baconian Origins of the Laws of Nature" Foundations of Science August 2013, Volume 18, Issue 3, pp 449-466).
Эта идея повторяется и в нескольких других местах в сочинениях Ньютона. Бог - абсолют, он вездесущий: "But as the Hebrews called God מכם place and the Apostle tells us that he is not far from any of us for in him we live and move and have our Being, putting place by a figure for him that is in all place; and the scriptures generally spake of God by allusions and figures for want of proper language" ("Avertissement au lecteur" by Newton in "Clarke-Leibnitz correspondence", цит по F. Manuel, The Religion of Isaac Newton, Oxford, 1974, p. 35; Ньютон делает ошибку מכם в написании слова מקום маком "место").
Эманация - это, конечно же, платоновская концепция, хорошо нам известная из каббалы. Бесконечный и абсолютный Б-г эманирует (т.е. излучает) сущности, которые по мере прохождения ступеней эманации становятся менее абсолютными. На этом основана идея древа сфирот, идея Четырех миров и прочие фундаментальные концепции зоѓаровской и лурианской каббалы, в которых преломились понятия платонизма и пифагореизма.
Для Ньютона пространство бесконечно, потому что оно является божественной эманацией. В этом, кстати, один из аспектов спора Ньютона и Лейбница (они спорили отнюдь не только по вопросу о приоритете в открытии дифференциального исчисления, но и по многим мировоззренческим поводам). Вот что пишет Е. Шлиссер:
"This fits nicely with Newton’s view later in life in his “Account of the Commercium Epistolicum,” where Newton rejects Leibniz’s view of God as “an intelligence above the bounds of the world; whence it seems to follow that he cannot do anything within the bounds of the world, unless by an incredible miracle”. In context Newton has just affirmed that while God is not the soul of the world, he is omnipresent so this accords with the view of DeGrav (recall: “no being exists or can exist which is not related to space in some way” 25). If Leibniz’s God is above the bounds of the world, this means he is outside of space and time altogether. God would literally be acting from nowhere, that is, an incredible miracle. Thus, in his response to Leibniz, Newton is echoing the doctrine of the sixth chapter of Spinoza’s Theological Political Treatise; in a discussion of miracles, Spinoza rejects the very intelligibility of placing God above the bounds of the world (a view also associated with Boyle)."
Другой исследователь, Эдвард Хамара, посвятил целую книгу спору Ньютона и Лейбница о пространстве и времени (E. Khamara, Space, Time, and Theology in the Leibniz-Newton Controversy, 2006, см. также E. Vailati, Leibniz & Clarcke: a Study of their Correspondence, 1997). Согласно Хамаре, основное различие в подходе Лейбница и Ньютона к пространству и времени состояло в лейбницевском "принципе тождественности неразличимого". Хамара пытается доказать, что Лейбниц, в отличие от Ньютона, отрицал абсолютное пространство и время и полагал его вторичным по отношению к материальным телам. Согласно Хамаре, концепция Лейбница в этом смысле ближе к современной эйнштейновской идее пространства-времени, чем к абсолютному пространству Ньютона.
Удивительным здесь, на мой взгляд, является другое. Ньютон был последовательным критиком как еврейской каббалы и христианского гностицизма, так и платонизма философов. Именно из-за их приверженности идее эманации, которую он полагал коррупцией изначальной идеи божественного проявления. Вот что пишет Мануэль:
"Newton's contempt for metaphysics thus had religious as well as scientific roots. The personal element, his rivalry with the two system-makers, the dead Descartes and the living Leibnitz, was always present; but even if the personal element is ignored, metaphysics remains an evil to be combated. Abstract system-making, building hypothetical structures, was a mode of thinking responsible for the perversion of the only truly revealed religion, primitive Christianity. The modern philosophical system-makers who were molesting him were acting precisely as had the ancient Platonists, Gnostics, and Cabbalists. Instead of concentrating upon God's works, His action, the phenomena, as a form of worship, they were presuming a knowledge of His attributes or His essence. Leibniz was Athanasius redivivus. Supramundane intelligences, pre-established harmonies, were hypotheses of the same order as the Cabbalist sephirot, Plato's logos, and Simon Magus' foul emanations." (p. 75-76).
Вывод, который из этого можно сделать, очевидный. Ньютон не вписывается ни в какую схему. Будучи убежденным идейным противником платонизма и эманации, он без видимых затруднений прибегает к этой идее, когда у него возникает необходимость использовать абсолютное пространство и время. Чтобы лучше разобраться в истоках этого противоречия, нам придется пристальнее взглянуть на историю становления современной науки в XVII веке.
Оккультные корни современной науки (то, о чем ученые предпочли бы забыть)
Научная революция семнадцатого века представляет собой особую главу в истории европейской цивилизации. Ф. Бэкон (1561-1626) , Галилей (1564-1642), Декарт (1569-1650), Паскаль (1623-1662), Бойль (1627-1691), Локк (1632-1704), Гук (1635-1703), Ньютон (1642-1727), Лейбниц (1646-1716), Я. Бернулли (1654-1705) и другие великие ученые и философы, отталкиваясь от средневековой схоластики, заложили основы как современного научного метода, так и естественных наук как таковых, прежде всего, физики и химии. Благодаря этому, семнадцатый век знаменует “совершеннолетие человечества”, и некоторые историки называют его "новым осевым временем" по аналогии с идеей Карла Ясперса об "осевом времени" античного периода. Традиционно, рассматривая идеи и работу ученых раннего нового времени, подчеркивают их рационалистическую направленность, отличавшуюся от схоластической науки и теологических догм средневековья. Отмечают также возникновение эмпирического метода, позволившего исследовать природу на научной основе.
На деле взаимоотношения науки, религии и мистики несколько сложнее. Как показал Давид Рудерман и ряд других исследователей, наука нового времени в своих основах тесно связана с оккультизмом. Здесь нужно понимать, что такое "оккультизм", когда мы говорим о XVII веке. Средневековая наука развивалась учеными-схоластами, являвшимися, в той или иной мере, последователями или Платона, или, в большей степени, Аристотеля. Именно Аристотель с его "Физикой" и "Метафизикой", учением об элементах и причинности считался создателем науки как таковой. К XVII веку схоластическое (аристотелево, перипатетическое) знание выглядело так: есть теория четырех первоэлементов и есть явления, которые не удается объяснить при помощи этой теории.
В аристотелевой физике было четыре элемента (земля, вода, огонь и воздух) и четыре "манифестированных" свойства (горячее, холодное, влажное и сухое). Таким образом, например, нагревание было результатом манифестированного свойства. Значительное число взаимодействий (например, растворение, магнетизм, действие ядов) не удавалось объяснить этими свойствами, и они полагались "оккультными". При этом в схоластике набирал силу механистический подход, согласно которому тела взаимодействуют друг с другом только посредством непосредственного механического контакта. Декарт полагал, что все оккультные свойства можно свести к механическому взаимодействию. Например, магнетизм он представлял как непрерывный поток невидимых право- и левозакрученных винтиков-флюид, которые, в зависимости от полярности, приводят к притяжению или отталкиванию.
Все, что невозможно объяснить при помощи "манифестированных" свойств (например, магнетизм, электричество, брожение), считалось оккультными силами, т.е. силами без причин, или причина которых неизвестна. Предполагалось, что есть три способа получения оккультного знания: (1) Вызов духов великих людей, которые могли кое-что рассказать, дело опасное. (2) Наблюдение за внешней символикой мира, например, грецкий орех похож на мозг, потому от него умнеют. (3) Опыт и структурирование явлений, наблюдаемых в опыте.
Идея гравитации как дальнодействия или дальнодействующей силы в понятиях ХVII века является сугубо оккультной, противоречащей принципам схоластики (аристотелизма), как их понимали Декарт и многие другие. Именно вокруг идеи дальнодействия происходил спор между Ньютоном с одной стороны и современными ему учеными (прежде всего, Лейбницем и Гуком) с другой. Именно отвечая на обвинения Лейбница в оккультизме закона гравитации F=GmM/R^2 Ньютон в 1704 г. произнес свое знаменитое "гипотез не измышляю!" (hypotheses non fingo): "Gravity must be a scholastic occult quantity or the effect of a miracle". Не важно, что вызывает гравитацию, какие "невидимые винтики" за ней стоят, это все гипотезы. Тяготение может быть оккультным свойством или даже чудом. Hе так важно, как оно соотносится с "манифестированными свойствами” схоластов. Важнее, какой формулой оно описывается: “It seems to me farther, that these Particles ... are moved by certain active Principles, such as is that of Gravity, and that which causes Fermentation, and the Cohesion of Bodies. These Principles I consider, not as occult Qualities, supposed to result from the Specific Forms of Things, but as general Laws of Nature, by which the Things themselves are form'd; their Truth appearing to us by Phenomena, though their Causes be not yet discover'd. For these are manifest Qualities, and their Causes only are occult.”
Аналогичным образом и галилеево-ньютоновская идея инерции потрясала воображение схоластов как "оккультная". Только если в случае с гравитацией мы имеем дело с пространственным дальнодействием, то при движении по инерции происходит "беспричинное движение".
Как отмечает Robin George Collingwood, "Newton ... divided events or states in nature into two classes, uniform motions, or states of rest, and accelerations or decelerations; and he thought that the second class had causes and the first not. Newton thus held that some events have no causes’." Равномерное движение – это беспричинное событие. Для современного человека это звучит странно (и требуется некий существенный разбор, что это, собственно, значит), тем не менее именно в этом состояло ньютоново (и галилеево) новаторство. Ведь вопрос "почему стрела, выпущенная из лука, продолжает движение?" не давал покоя умам со времен Аристотеля. Ясно, что причинность во времени параллельна близкодействию в пространстве, в этом смысле инерция так же "оккультна", как и гравитация. Эти два открытия происходят параллельно и почти одновременно: инерция (беспричинное равномерное прямолинейное движение) и дальнодействие гравитации.
Кстати, инерция, на мой взгляд, в некотором смысле комплиментарна трению. Только осознав, что существует трение, препятствующее бесконечному равномерному движанию, вычленив силу трения из других сил природы, можно заметить и идеальную инерцию. Для меня как триболога (специалиста по трению) особенно обидно, что в то время как инерция после Галилея приобрела фундаментальный статус, трение, напротив, стало почему-то считаться не фундаментальной силой природы, а неким случайным нагромождением разных не связанных процессов.
Что до гравитации, то она, вероятно, дополнительна левитации. По некоторым данным, разрабатывая свою теорию гравитации, Ньютон в частном порядке пытался исследовать левитацию (Joel D. Black, “Levana: Levitation in Jean Paul and Thomas de Quincey,” Comparative Literature, vol. 32, no. 1, 1980, pp. 44–45). В современной физике часто говорят о вибролевитации, вызванной малыми акутическими колебаниями. Этот подход, в частности, много лет разрабатывал замечательный петербургский механик Илья Израилевеч Блехман, который показал, что малые вибрации могут быть заменены "эффективными силами", ведущими к самым удивительным эффектам, от вибролевитации до кажущегося изменения фазового состояния материала и вибро-синхронизации (Вибрация “изменяет законы механики” http://vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/NATURE/11_03/VIBRATION.HTM). Эти идеи тоже отчасти восходят к работам Гука еще в XVII веке.
Итак, многие идеи Ньютона имеют "оккультную" подоплеку в своем основании. Но это еще не все. Сам эмпирический метод научного познания имеет оккультное или магическое происхождение. Для ученого-схоласта основной способ получения знания – ссылка на авторитет, не важно, аристотелев или библейский. Мистик и оккультист же прибегает к "мистическому опыту" в попытке узнать то, что сокрыто от ученого. Именно из идеи, что знания можно получать благодаря субъективному мистическому опыту, и произрастает весь научный эмпирический метод. Британские ученые нового времени, такие как Френсис Бэкон (и, позднее, представители Королевского общества), максимально очистили индивидуальный мистический опыт от субъективного, превратив его в научный, относительно "объективный", воспроизводимый, эмпирический метод. Они же показали, что именно индуктивная логика (которая раньше ассоциировалась с оккультной магией) является наиболее плодотворным методом исследования природы.
Книга Природы и Книга Писания: вместе или по-отдельности?
Не менее интересна и связь научных изысканий Ньютона с его философскими идеями. В XVII веке шел спор о том, кто был более продвинут в знаниях - мыслители древнего мира или современные. Ньютон придерживался точки зрения, что древние знали больше. Точнее, он полагал (как многие алхимики и маги), что алхимические и научные знания были переданы Моисею на горе Синайской, а до него - Ною. От Моисея эти знания попали к Пифагору во время путешествия последнего в Тир к финикийцам. Но греки со временем утратили эти знания в результате “коррупции” и склонности к идолопоклонству, (к которой Ньютон относил еврейскую каббалу, христианский гностицизм и греческий платонизм). Свою задачу он видел в том, чтобы восстановить это утраченное знание.
По мнению Ньютона, христианство (католицизм и англиканство в равной мере) было коррумпировано языческой идеей Троицы с IV века н.э., т.е. он стал арианцем. Я намеренно не хочу здесь писать о связи Ньютона с иудаизмом (потому, что пишу совсем про другое), но связь там очень тесная и многообразная (с рационалистическим иудаизмом маймонидовского толка), хотя Ньютон и осуждал евреев за непринятие Христа и осуждал каббалу в стиле Зохара и сфирот (с которой был знаком по христианским переводам).
Заговор папистов 1679 года и угрозу реставрации католицизма Ньютон воспринял как повторение печальных событий IV века. В 1683 году он начал писать труд "Philosophical origins of gentile philosophy" (Философское происхождение языческой философии), где излагал свои идеи о том, что геоцентрическая система есть результат языческой коррупции древнего знания. Солнце занимало центральное место в храме вестальщиков. Вечный огонь (Нер тамид), окруженный Семью лампами (Менорой) в Иерусалимском Храме, также символизировал Солнце и обращающиеся вокруг него семь планет. Теперь Ньютон считал Декарта с его теорией вихрей представителем той же коррумпированной языческо-папистской традиции.
Сам же Ньютон надеялся найти истинное знание в пифагорейских идеях о гармонии. Ключевую роль для Ньютона играли две идеи - "музыка сфер" и "флейта Пана". Музыка сфер - пифагорейская идея гармонии, которая вдохновляла Ньютона.
Ньютон полагал, что пифагорейцам была известен закон тяготения, обратно пропорционального квадрату расстояния, 1/r^2. Аналогию он видел с законом Мерсенна для главной гармоники, обратно пропорциональной квадрату диаметра струны.
Аналогия с музыкой (и, в частности, спектра с октавой) сыграла также важную роль в ньютоновской теории света (точнее, во второй его теории света, 1675 года), но здесь ключевую роль имела критика со стороны Гука, который полагал, вслед за пифагорейцами, что свет связан с вибрацией эфира. Именно тогда и возникла теория эфира, открывавшая возможность передачи оккультных взаимодействий (света, гравитации, электричества, магнетизма, силы движения живых существа, ферментации, ядов, растворения, и т.п.). “Флейта Пана” - это мистико-алхимическая идея об особой силе, вызывающей гравитацию прямым вмешательством бога (“Let Newton be!” Oxford, 1988).
Ньютон отнюдь не выводил законы природы из опыта, хоть и соединил эмпирический метод (только что очищенный от оккультизма Ф. Бэконом) с идеями пифагорейской гармонии и эзотерического знания алхимиков и древних.
Как же соотнести библейские штудии Ньютона с его естественнонаучными изысканиями? В этой статье я намеренно не затрагиваю вопрос о связи Ньютона с иудаизмом, хотя об этом можно сказать очень многое, идейная связь там многоуровневая и многообразная.
Согласно исследователю Ньютона, Мануэлю, в XVII веке существовало две школы, по разному трактовавших отношение науки с религией. Дискуссия шла в терминах метафоры "двух книг" - книги Природы и книги Писания. Так называемые "сепаратисты" считали, что Книга Природы – сама по себе, а Книга Писания – сама по себе. Эти книги написаны на разных языках. Писание говорит языком простолюдина (простого израильтянина времен Моисея). А Природа говорит языком математики на сложном и недоступном простолюдину языке. Хотя Моисею, по мнению Ньютона, были известны все тайны природы и законы науки; вообще, по его мнению, греческие мудрецы учились у евреев. Сокровенные тайны мироздания были открыты Адаму, Ною, Моисею, а теперь и ему - Ньютону. Но, в отличие от своих предшественников, он раскрыл их человечеству.
Вторая школа – пансофисты, такие как Comenius (Ян Коменский, с которым был связан и Лейбниц), полагали, что наука и христианство могут быть объединены, подобно тому, как аристотелево учение удалось соединить с христианством. Следует отметить, что такие фигуры, как Ньютон, зачастую не укладываются в однозначную классификацию и легко переступают границы тех или иных идеологических "школ" по мере надобности. Номинально Ньютон принадлежал к первой группе, к "сепаратистам", но на деле все сложнее, и фактически, согласно Мануэлю, он имел много общего со второй школой (речь и о материалистических объяснениях библейских чудес, вроде того, что всемирный потоп является следствием прилива, вызванного приблизившейся к Земле кометой). Для Ньютона фактически простой смысл писания тождественен физическому миру. Ньютон также разрабатывал иероглифическую теорию символов, представлявшую мир как текст.
Своими противниками Ньютон полагал гностиков, платонистов и каббалистов. Их объединяло создание умозрительных схем и систем, так или иначе связанных с "теорией эманации", когда вместо самого Бога рассматриваются его эманированные атрибуты, такие как древо сфирот, что имело оттенок идолопоклонства. Лейбниц и картезианство (а Декарт, как мы помним, ярый механицист) для Ньютона были современными последователями этой линии, сторонниками "строительства систем":
"Newton's contempt for metaphysics thus had religious as well as scientific roots. The personal element, his rivalry with the two system-makers the dead Descartes and the living Leibnitz, was always present; but even if the personal element is ignored, metaphysics remains an evil to be combated. Abstract system-making, building hypothetical structures, was a mode of thinking responsible for the perversion of the only truly revealed religion, primitive Christianity. The modern philosophical system-makers who were molesting him were acting precisely as had the ancient Platonists, Gnostics, and Cabbalists. Instead of concentrating upon God's works, His action, the phenomena, as a form of worship, they were presuming a knowledge of His attributes or His essence. Leibniz was Athanasius redivivus. Supramundane intelligences, pre-established harmonies, were hypotheses of the same order as the Cabbalist sephirot, Plato's logos, and Simon Magus' foul emanations." (Manuel, p. 75-76).
Лейбниц: идеи-атомы (монады) и символы-атомы
Лейбниц являлся постоянным оппонентом Ньютона отнюдь не только в вопросе о приоритете в изобретении дифференциального исчисления. Лейбниц обладал оригинальной мировоззренческой системой, в которой особое место занимали система "монад" (неких элементарных духовный сущнoстей) и система универсальных базовых символов.
Лейбниц полагал, что символы делятся на "настоящие" и "ненастоящие". Настоящие представляют непосредственно идею, а ненастоящие - всего лишь слово, стоящее за идеей. Лейбниц пытался разработать систему универсального символизма, Characteristica universalis. Историки, впрочем, до сих пор спорят, чем должна была cтaть такая "Универсальная Характеристика" -- то ли некой логической системой наподобие булевой логики, то ли некой кибернетической машиной или системой библиографической классификации.
Откуда же Лейбниц взял эти идеи об универсальной важности символов? Его предшественником считается средневековый каталонский схоласт Рамо́н Льюль (1235-1315), живший на Майорке и прославившийся желанием обратить мусульман в христианство (за что и поплатился жизнью) при помощи своей "универсальной логической машины", которая якобы была способна логически доказать превосходство христианства. Льюль был также одним из первых европейских арабистов.
Льюлю (или Луллию) уделил несколько ироничных страниц Борхес в "Письменах Бога", утверждающий, вполне в постмодернистском духе, что порождение бессодержательных высказываний не было бы нелепостью разве что в качестве инструмента литературного и поэтического творчества:
"Перед нами схема, или диаграмма, атрибутов Бога. Буква А в центре обозначает Господа. В окружности буква В – это благость, С – величие, Д – вечность, Е – всемогущество, F – премудрость, G – воля, H – праведность, J – истина, К – слава. Каждая из девяти букв равно удалена от центра и соединена со всеми прочими с помощью хорд или диагоналей. Первое обстоятельство означает, что все эти атрибуты неотъемлемо присущи Богу; второе – что все они связаны между собой; таким образом, мы не впадем в ересь, утверждая, что слава вечна, что вечность славна, что всемогущество истинно, славно, благостно, велико, вечно, всемогущественно, премудро, свободно и праведно, или благостно велико, величаво вечно, вечно всемогущественно, всемогущественно премудро, премудро свободно, свободно благостно, праведно истинно и т. д. и т. д.
Я хотел бы, чтобы мои читатели уразумели всю масштабность этого «и так далее». В нем, поверьте, заключено намного большее число комбинаций, чем уместилось бы на этой странице. Тот факт, что они совершенно бессодержательны – ведь для нас сказать: «Слава вечна» – столь же лишено смысла, как сказать: «Вечность славна», – в данном случае второстепенен. Этот неподвижный чертеж с его девятью буквами, помещенными в девяти «камерах» и соединенными звездою и многоугольниками, сам по себе уже есть логическая машина. Естественно, что его изобретатель – человек, не забудем, XIII века – зарядил ее понятиями, которые нам теперь кажутся несостоятельными. Мы уже знаем, что понятия благости, величия, премудрости, всемогущества и славы не способны породить хоть сколько-нибудь стоящий отклик. Мы-то (по сути, люди не менее наивные, чем Люлль) зарядили бы ее иначе. Скорее всего, словами Энтропия, Время, Электрон, Потенциальная Энергия, Четвертое Измерение, Относительность, Протоны и Эйнштейн. Или: Прибавочная Стоимость, Пролетариат, Капитализм, Классовая Борьба, Диалектический Материализм, Энгельс…
Приверженцев «Ars magna» не пугала лавина двойственных определений: они рекомендовали пользоваться одновременно многими комбинаторными машинами, которые (по их мнению) будут сами ориентироваться и выправлять мысль благодаря «умножениям» и «очищениям». Долгое время немало людей полагало, что, терпеливо манипулируя дисками, наверняка удастся раскрыть все тайны мироздания… Как инструмент философского исследования логическая машина – нелепость. Однако она не была бы нелепостью как инструмент литературного и поэтического творчества".
Итак, Лулль, сумасшедший христианин, надеявшийся крестить всех евреев и мусульман, убедив их при помощи своей логической машины в верности христианства. За это он в результате и поплатился, мусульмане в Тунисе зaбили его камнями. Борхес написал рассказ про Лулля, со своей постмодернисткой колокольни полагая, что все едино - хоть Энгельс, хоть Эйнштейн, хоть папа Римский - заряжай логическую машину любыми понятиями и получай бессмысленные выражения, однако полезные для поэтического и литературного творчества. Но для истории науки вопрос о том, изучаем мы отношения между объектами или комбинации символов - крайне принципиален.
Что изучает наука – объекты, отношения между ними или их символы?
Квантовая механика c начала ХХ веке рассматривает неразличимые тождественные частицы и функции состояния, которые некоторые полагают описанием не природы как таковой, а нашего знания о природе. Откуда же взялся такой странный взгляд на природу? Оказывается, уже в статистической механике в конце XIX века, у Больцмана и Гиббса есть множество к тому предпосылок, вытекающих из применения статистических методов. Уже в классической статистической механике торчат квантовые "уши" (примерно как в уравнениях Максвелла уже сокрыта СТО). Это, например, парадокс Гиббса, согласно которому энтропия в классической статистической механике становится экстенсивной лишь если предположить, что молекулы являются неразличимыми. Да и сама формула Больцмана (S=k lnW) вопиет уже из соображений размерности о том, что объем фазового пространства W должен быть поделен на постоянную размерности действия W/h (т.е. что в физике должна быть постоянная Планка).
Идентичные неразличимые объекты, которые тиражируются в огромном количестве, больше похожи на буквы или на символы, чем на объекты реального мира, вроде яблок, апельсинов или живых клеток. В этом их отличие от просто "атомов" о которых говорили древние, они передают совсем другое умонастроение: "Feynman, they are all the same electron!" (это знаменитая цитата). Поэтому возникает вопрос, откуда же эта идея, что мир состоит из символов, взялась? Основателем семиотики (науки о символах) считается Локк (1632-1704), который, впрочем, имел предшественника John Poinsot (1590-1644). Окружающий нас мир делится на "природу" (то, что существует помимо человека) и "культуру" (результат деятельности человека). Знак в философии Пуансо выступает в роли третьего типа объектов, объединяющих природное и социальное, что было оригинальным подходом к натуральной философии. Локка (как и Ньютона) жестоко критиковал Лейбниц (1646-1716), у которого были свои идеи.
Лейбниц полагал, что символы делятся на "настоящие" и "ненастоящие". Настоящие представляют непосредственно идею, а ненастоящие - всего лишь слово, стоящее за идеей. Лейбниц пытался разработать систему универсального символизма, Characteristica universalis, которая, как выяснилось, имела предшественников, одним из первых среди которых был Рамо́н Льюль (1235-1315).
Каким же образом Рамон Лулл пришел к идее подобного устройства, порождающего тексты? Будучи человеком, хорошо знакомым с мусульманами, он, по-видимому, заимствовал идею زايرجة Зайраджа, арабо-персидского астрологического и гадательного приспособления. Так, по крайней мере, полагает David Link, автор статьи “Scrambling T-R-U-T-H Rotating Letters as a Material Form of Thought” (http://alpha60.de/research/scrambling_truth/DavidLink_ScramblingTruth2010_100dpi.pdf). Про помощи Зайраджи мусульманские прорицатели давали "ответ" на любой вопрос, да еще и в рифмованной форме! Использование Зайраджи является одной из техник ‘Илм ал‑Хуруфа’ - науки о буквах или арабской каббалы, тесно связанной с арабской каллиграфией. Пусть не смущает читателя, что от обсуждения истории рациональной науки мы так быстро ушли в направлении мистики и магии, мы потом вернемся обратно.
Речь в статье Дэвида Линка там идет о арабском варианте того, что в каббале называется гиматрией, о связи греческого алфавита, римских цифр с арабской и еврейской алфавитной магией, а заодно с абаком, т.е. счетами (там очень любопытно про этимологию слова “абак”, его связь с еврейской "пылью" и арабскими "буквами пыли" : Solomon Gandz showed in the 1930s that hurūf al-ghubār did not indicate “letters of dust”, but rather “signs employed on the abacus”, and that the word consciously reflected the etymology of Greek ’bαy derived from Hebrew אבק (abaq – “dust”).). Кстати, Лейбниц тоже увлекался созданием механических калькуляторов, но это другая история.
Зайраджа обсуждается у арабского историка XIV века Ибн Халдуна, который задается вопросом, является ли она новым изобретением или же древним устройством. Линк уделяет большое внимание устройству Зайраджи и даже рассказывает, что кто-то в интернете в 2007 году пытался получить ответ на вопрос “Will America strike Iran this year?”, а под конец предлагает напрямую задать Зайрадже вопрос هل زايرجة تظهر الحقيقة؟ " (“Does the zā’irja show the truth?”). Все это, по-моему, очень любопытно, но ясно, что подобные манипуляции с буквами (хорошо известные в еврейской традиции, кстати, и отчасти в данном случае из нее и заимствованые, прямым или опосредованным путем, скажем, порядок алфавита абджад (АБГД) - это еврейский алфавит) восходят к известным пифагорейским и нео-платоническим традициям Востока.
Моя цель, однако, не углубляться в восточную магию и каббалу (сами по себе весьма интересные, но малополезные для наших целей), а попытаться лучше разобраться, что же произошло в XVII веке с рациональными представлениями людей о природе, и как это повлияло на то, что произошло в начале ХХ века. Я склоняюсь для себя к такой примерно картине. Есть столбовая линия западной науки, идущая от Аристотеля, через античных перипатетиков и средневековых схоластов. И есть другие традиции, все то, что не входит в рациональную науку (отчасти, восходя к Пифагору и Платону), связанные с мистикой, магией и оккультизмом.
В XVII веке происходит переосмысление соотношения между этими традициями. Оно, конечно, связано с тем, что природа оказалась подвластна математическим методам в гораздо большей степени, чем можно было думать до Ньютона и Лейбница. Почему - никто не знает. Но одно это не только подняло статус пифагорейской премудрости, но и привело к новому, не-аристотелеву, пониманию причинности, основанному на диф. уравнениях, а не на каких-то там "материалах-формах-целях". Второе - это отказ от механицизма (к которому логическим образом вело аристотельянство), фактически признание "оккультного" характера дальнодействие в законе всемирного тяготения. Третье - это некое переосмысление роли субъекта. Субъект, с его субъективным опытом, конечно, принадлежит ко второй линии или традиции, связанной с мистикой. Восприняв из этой традиции многие идеи, рациональная наука попыталась максимально "объективизировать" субъекта. То, что в мистике было индивидуальным мистическим опытом или переживанием, в эмпирическом методе превратилось в "воспроизводимый" и объективный научный опыт или эксперимент. Ну, а четвертое - это как раз те самые буковки или символы. Что же мы изучаем, когда осваиваем математику - как складываются яблоки или символы яблок?
Был ли Лейбниц каббалистом?
В отличие от Ньютона, своего постоянного соперника и оппонента, Лейбниц отрицал божественное, моисеево происхождение каббалы и полагал ее вариантом неоплатонизма. О чем он пишет в замечаниях к De recondita Hebraeorum philosophia (J. G. Wachter). Точнее, тaк считалось, пока в 1995 году не вышла книга A. Coudert, Leibniz and the Kabbalah, в которой Аллисон Кудер показала, что все несколько сложнее. Лейбниц находился под влиянием алхимика и христианского каббалиста Франциска ван Хелмонта (Francis Mercury van Helmont). Который разделял некоторые идеи лурианской каббалы. И эти концепции ван Хелмонта, по мнению Allison Coudert, повлияли на лейбницевские идеи о монадах, свободе воли и теодицеи.
Впрочем, не все специалисты согласны с Coudert. У меня создалось впечатление, что Аллисон Кудер во многом пытается выдать желаемое за действительное. Справедливо отмечая, что историки слишком уж настойчиво стараются записать Лейбница в рационалисты, она пытается связать его с еврейской мистикой. Действительно, многие идеи Лейбница связаны с платонизмом. Но это не обязательно означает, что он пришел к ним через знакомство с каббалой, именно под влиянием ван Хельмонта.
У меня сложилось впечатление, что аргументация Аллисон Кудер исчерпывается тeм, что Лейбниц несколько раз встречался с ван Хельмонтом и с автором Kabbala Denudata (христианского переложения учения каббалистов) Христианом Кнорром фон Розенротом. Как конкретно кабалистические идеи отразились в воззрениях Лейбница, Кудер, похоже, и не показывает. Не считая общих представлений о прогрессе – она полагает саму идею прогресса каббалистической идеей "тиккуна" (исправления мира).
Согласно Лейбницу (в интерпретации Кудер), материя имеет разные степени активности по шкале "активность-пассивность". Также заслуживает внимания представление Лейбница (в ее изложении) о взаимодействии между "монадами" (странными базовыми духовными сущностями, которые Лейбниц выдумал), в том числе замечание об отличии нашего представления о причинности (ведущего начало от Юма представления о "событиях" и причинной связи между ними) и аристотелевской причинности как взаимодействия между некими атрибутами (например, "формой" объектов). Для Лейбница монады отчасти одушевленные, и они испытывают желание, тягу друг к другу и т.п.
Но есть и другая, неисследованная линия развития идей, по которой Лейбниц может быть связан с каббалистическими концепциями. Наш давний знакомый идишист, переводчик и каббалист pеб Йоэль Матвеев из Нью-Йорка опубликовал интереснейшую статью в недавно вышедшем (под редакцией минского философа А. Шумана) сборнике о "еврейской логике". Статья называется “Symbolic computation and digital philosophy in early Ashkenazic Kabbalah”, и речь в ней о каббалистических идеях группы Хасидей Ашкеназ, существовавшей в XII-XIII веках в Германии. В частности, об идее творения мира при помощи подбора последовательности букв и идей манипуляции с буквами, похожих на символьные вычисления современных логическох автоматов (вроде машины Тьюринга или cellular automata). Пример, который приводит Шуман, связан с порождением буквенной последовательности путем замены букв по определенным правилам. Например, когда буква заменяется своим названием (с отбрасыванием первой буквы) а>(а)лф, л>(л)мд, г>(г)мл, ф>(п)а и т.п. Изначальное название буквы алеф порождает через несколько поколений замен последовательность алф > лф-мд-а > мд-а-м-лт-лф > млтлфммдумда. Из последней, путем отбрасывания лишних букв (вспомним слова Борхеса о необходимости "выправлять мысль благодаря «умножениям» и «очищениям»") вычленяется слово "Талмуд" ("учение"): млТЛфМмдУмДа. Это, конечно, очень похоже на "логическую машину" Луллия, с той разницей, что Борхес о Хасидей-Ашкеназ не слыхал, и вообще тема эта не слишком исследована.
Мне уже приходилось писать о Хасидей-Ашкеназ на сайте Е. Берковича почти десять лет назад в заметке "Средневековая хасидская герменевтика и идея множественности вселенных" (http://berkovich-zametki.com/Nomer30/MN43.htm).
Стремление построить религиозную систему на двух столпах: традиции и логическом рациональном мышлении характерно для еврейских философов, живших в зоне влияния исламской культуры. В отличие от них, ашкеназы в XII-XIII веке не принимали греческую логику в качестве легитимного средства поиска религиозной истины. Для ашкеназских хасидов XII-XIII в.в. текст оставался единственным связующим звеном между человеком и Богом, поскольку, в отличие от многих испанско-еврейских каббалистов, для них не существовало и возможности мистического контакта с Высшей Силой. Неудивительно, что средневековые хасиды уделили немалое внимание разработке герменевтических методов, потребовавших осознания роли языка.
Вероятно, под влиянием мусульманских богословов у испанских евреев возникла идея о сосуществовании «внешнего» (открытого) и «внутреннего» (сокрытого) уровня понимания Торы, трансформировавшаяся в представление о четырех уровнях толкования («Пардес»). Однако герменевтическая методология германских хасидов была гораздо более радикальна. Она сформулирована наиболее полно в трактате «Сефер ха-Хохма» («Книга мудрости») Элеазара из Вормса, датированном 1217 г.
В процессе комментирования любое слово порождает бесконечный ряд других слов. Разделы Шаар паним-ве-ахор («Врата первых и последних [букв]»), Шаар хатхалот о софей тевот («Врата начала и конца слова») говорят об использовании аббревиатур по первым и последним буквам. Порядок букв и множество использованных букв являются, в определенном смысле, двумя системами координат. Можно получить новое слово из тех же букв, изменив их порядок («нотарикон»), либо же заменив по определенным правилам каждую букву, но сохранив их порядок («темура»). Толкование, полученное любым из 73 способов, одинаково верно. По-видимому, концепция единственной истины (известная также, как аристотелев «закон исключения третьего» - любое высказывание может быть либо истинным, либо ложным) была чужда германским хасидам, их нисколько не заботил вопрос о возможном противоречии между результатами толкований, основанных на разных методах.
Можно только удивляться тому, что самая релевантная каббалистическая идея - сотворение мира при помощи букв, символов, осталась незамеченной Аллисон Кудер. Что же до спора Ньютона с Лейбницем, то было бы соблазнительно свести его к проходящему красной нитью через всю историю западной философии спору Аристотеля и Платона (номиналистов и реалистов, материалистов и идеалистов). Но, думаю, лучше этого не делать.
Милуоки, США
Напечатано в журнале «Семь искусств» #2-3(50)февраль-март2014
7iskusstv.com/nomer.php?srce=50
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer2-3/MNosonovsky1.php
