Действующие лица
Солон – архонт-эпоним (высший Магистрат Афин), в первом действии ему 54 года,
во втором – 65
Писистрат – его племянник и любовник, афинский тиран, в первом действии ему 34 года,
во втором – 45
Архонт-басилей (верховный Жрец)
Архонт-полемарх (главнокомандующий)
Фесмофеты – шесть чинных мужей в судейских чинах
Последние восемь изображают во втором действии толпу, в третьем – телохранителей
Путин
Автор
Действие первое
Второй год 49-й Олимпиады (594 год до н.э.), Афины, Агора,
небольшая оливковая роща между храмом Афины и Акрополем. Полдень.
Сцена 1
Писистрат: ты звал меня, эпоним?
Солон: когда никого нет, зови меня дядюшкой… или учителем… или, ещё лучше, говори мне «любимый»
Писистрат (смеясь): хорошо, любимый дядюшка, ты звал меня?
Солон: да, я соскучился по тебе, моё копьё изнывает жаждой, потому что не в тебе, и хочет вонзиться
Писистрат: оно у тебя неутомимо – ведь только утром я покинул твоё ложе
Солон: тебя это удручает?
Писистрат: нисколько! Только радует и удивляет
Солон: так пошли вон туда, там дивная мраморная скамейка, займёмся любовью, пока меня не списали в Ареопаг к прочим старцам.
Удаляются. Снизу, от Пропилей, поднимаются восемь мужей.
Басилей: никто не видел высшего Магистрата, Солона?
Полемарх: небось, опять со своим Писистратом где-то в тени уединился. Поверьте, мальчишка вырастет негодяем
Первый фесмофет: ничего себе, мальчишка – ему скоро уже 34 будет
Басилей: умом и телом он – мальчишка
Полемарх: именно такие и становятся тиранами и подонками, вырастая под распутным крылом своих любовников. А не распить ли нам немного кипрского? У меня с собой.
Второй фесмофет: мой генерал, в вашем звании надо быть патриотом и пить только отечественное. Рекомендую аргосское или хиосское. Косское также неплохо, но возбуждает аппетит, что при вашей комплекции излишне
Полемарх: так я и действую из патриотических соображений, чтобы киприотам даже их вина не досталось
Располагаются у стены храма Афины
Третий фесмофет: мне жена фунтик сухофруктов скрутила, мол, всё равно поддавать будете, так хоть закусывайте.
Четвертый фесмофет: мудрая женщина
Небольшая, литра на три-четыре амфора ходит по кругу
В это время из глубины рощи появляются Солон и Писистрат. Они спешно оправляют хитоны
Солон: достойные мужи, а почему без нас?
Пятый фесмофет (тихо, в сторону): спящим и гулящим…
Басилей: присоединяйтесь! Сегодня проставляется полемарх, но я готов порыться в закромах Афины
Солон (утирая бороду после выпитого): не будем увлекаться – сегодня важный день, решающий день нашего архонства. Я призываю всех вас в Акрополь, на заседание. Вы не будете возражать против присутствия Писистрата? Я хочу, чтобы он вырос в государственного мужа
Пятый фесмофет (на ухо шестому): так вот для чего он трахает его
Все нехотя встают и неровной цепочкой тянутся в Акрополь
Сцена 2
Внутреннее вместилище Акрополя. Все десять человек встают полукругом лицом к статуе сидящего Зевса-Олимпийца: при нём нельзя сидеть и к нему нельзя поворачиваться спиной. Каждый говорящий должен смотреть Зевсу в глаза и говорить ему.
Солон: (громко) ты, Зевс Олимпийский, (нормальным голосом) и вы, архонты, (шёпотом) и ты, Писистрат, выслушайте меня в этот великий день!
Басилей: а давайте придадим вечный смысл нашему летоисчислению
Солон: каким образом?
Басилей: первый год Олимпиады будет называться Начинальным, второй – Продолжальным, третий – Решальным, а четвертый – Завершальным
Солон: оставь эти глупости для потомков, не отнимай у будущих дураков хлеб
Шестой фесмофет: а я предлагаю публично обливать презреньем тех, кто пропагандирует и прославляет любовь к женщине, этому детородному существу. Если мы будем попускать всяким безответственным поэтам петь дифирамбы женщине и воспевать любовь к ней, то мы быстро скатимся в наше позорное прошлое, в дикость и унизительное варварство матриархата.
Другие фесмофеты: верно! Верно говорит! Надо ставить на голосование этот закон!
Солон: мудрейшие! В этих словах кроется не только правда, но и опасность. Если мы, афиняне, примем такой закон, мы впадём в демографическую катастрофу, как уже впали в неё доблестные спартанцы. И потом – как отделить сыновью любовь к матери у подростка от плотского влечения к женщине у юноши? Не одной ли закваски эти чувства? Каким судом вы отделите их, сыновей и юных мужей, и начнете карать последних на глазах у первых?
Пятый фесмофет: я предлагаю закон о метафорах – все перевозки и перемещения домашней утвари и скарба должны осуществляться только повозками фирмы «Метафора»
Четвертый фесмофет: с какого рожна? Только потому, что эта фирма принадлежит вашему филу?
Солон: спасибо за это предложение. Отныне и навсегда: по поводу каждого нового законопроекта городской суд Афин должен проводить тщательное расследование и дознание. Если обнаружится, что предлагаемый кем-то закон таит в себе корысть инициатора, то такой инициатор продается в рабство пожизненно. Если предлагаемый закон противоречит уже принятым, его автор изгоняется из Афин навечно. Если законопроект несет в себе зло или дурь – предложившего его следует казнить.
Басилей: клянусь Зевсом, Солон, это – превосходное решение. Теперь у афинских граждан сразу пропадет чесотка и лихорадка законотворчества.
Солон: да, уважаемые, и потому я осмелился, поскольку еще нет законов, предложить их сразу сотню. Это – плод долгих моих размышлений, в течение многих-многих лет. Я верю, что они просуществуют сотню, а, может, и больше ста лет. Я приказал выбить их на досках и, после того, как мы утвердим эти законы, доски будут вывешены здесь, на Акропольском холме. Я также прошу вас и всех афинян хотя бы первые десять лет ничего не менять в законах, дать им устояться и внедриться в умы и сердца горожан. Мне ли не знать, как велик соблазн менять и исправлять законы, а потому я сам себя на эти десять лет изгоняю из Афин и покидаю город завтра же.
Присутствующие: великое решение… он мудр, наш Солон… вот, кто по праву должен считаться мудрейшим из семи мудрейших…
Третий фесмофет: скажи, Солон, не будут ли твои законы противоречить власти?
Солон: скорее наоборот. А потому власть должна быть такой, чтобы она не угрожала законам.
Третий фесмофет: какой же она должна быть?
Солон: я понял – чем на бόльшее число людей падает власть и чем разнообразней виды власти, тем сильнее и народ и его народовластие, тем крепче стоят законы. Худшее из зол – сосредоточение власти в одном месте и в одном человеке. И уж совсем скверно, если кто-то задерживается во власти. Вспомните Дамасия – после двух лет полномочий в народном собрании он незаконно продлил свой срок, нагло подтасовав результаты выборов, и мне пришлось силой, тяжкой силой смещать его.
Полемарх: Зевс мне свидетель – ты вовремя это сделал, и я был верным твоим помощником в этом деле.
Солон: мой доблестный друг, я никогда не забуду твоей стойкости и стойкости твоих воинов. Армия нужна не только для побед, но и для защиты законов и порядка. Отныне в Афинах устанавливается демократия – прямое народовластие под сенью законов. Отныне правим и властвуем не мы – скромная кучка архонтов, а Совет Четырёхсот, по одному от каждого афинского фила. Исполнительная власть должна исполнять волю народа, а не свою собственную. Отныне не судья, а 12 присяжных будут выносить приговоры. Чем больше людей вовлечено во власть, тем меньше людей ощущают бремя власти на себе!
Второй фесмофет: но так мы быстро скатимся в охлократию, во власть толпы и черни. Начнётся ужасный гвалт, потому что самые крикливые и изощренные в оре – ослы и нищие. Они потому и нищие, что ослы, они потому и ослы, что нищие.
Солон: золотые слова, клянусь Зевсом! Я предусмотрел это и потому предлагаю установить имущественный ценз, только преодолев который, человек допускается к власти и демократии, начинает ощущать себя полнокровным гражданином нашего города.
Первый фесмофет: разрубая одну несправедливость, ты, Солон, завязываешь другую
Басилей: какую же?
Первый фесмофет: наши земледельцы, наши истинные труженики и кормильцы – либо уже превратились в спартанских илотов, либо на грани этого. Земля наша скудна и не может прокормить ни их, ни нас. Они вынуждены кредитоваться, но выползти из долгов, из кредитной удавки и непосильных процентов у них нет сил. Двадцать лет на грани нищеты и бедности превращают любого человека и любой народ в жестоких фанатиков, в ревущее стадо, в хищных травоядных – отвратителен народ и человек, впавший в состояние полунищего-полубедного.
Солон: я могу предложить только одно – сисахвию. Мы единовременно амнистируем все земельные долги, в том числе и тем, кто бежал из Афин от долгов. Но мы не можем делать такое каждый раз – народ расслабится и будет уповать на власть, а не властвовать.
Третий фесмофет: ты посягаешь, Солон, на интересы богатых афинян. Да, их среди афинян не так много, но у них – сила и власть денег.
Солон: именно поэтому сисахвия возможна только единовременно. Богатые и аристократы должны понять (ведь они потому и богаты, что умны) – лучше сделать такую уступку один раз, чем жить под вечным и нарастающим страхом бунта, кровопролития и экспроприаций.
Полемарх: сегодня поистине великий день, Зевс тому свидетель и покровитель.
Солон: но я устал, а завтра – в долгий путь
Голоса присутствующих: оставайся, Солон
Солон: нет, от греха и соблазна – вон из города. Разойдемся мужами и расстанемся друзьями.
Все покидают храм
Писистрат (оставшись один): да, я не имею права голоса, но Зевс, клянусь тобой, я имею право действия, и я начинаю свои действия сразу, как только тень Солона покинет городскую стену Афин.
Действие второе
Сцена 3
Десять лет спустя. Афины, дворец тирана Писистрата
Солон: ну, вот я и вернулся, мой Писистрат. Что ж ты не идешь ко мне, не бросишься на грудь?
Писистрат: уже не твой. И ничей. Только свой. Я – правитель великих Афин, великий правитель великих Афин.
Солон: знаю, знаю – наслышан.
Писистрат: говорят, ты много путешествовал
Солон: да, я был в Азии, Персии, Вавилонии, где был потрясён концлагерями для какого-то народа, посетил Финикию и ещё одну странную страну к югу от неё – она безлюдна: пустые города, пустые дороги, пустые храмы; я был в Египте на берегах великого Нила и был в Ливии, дошел до Карфагена. Я много повидал стран, городов и народов, многое познал и много понял. Наши маленькие Афины ничтожны с великими городами Азии и Африки, но мы велики своим государственным устройством. Мы – светоч мира, мы – то, что ждёт все другие народы в грядущем, чего они ещё не хотят, но непременно захотят.
Писистрат: на досуге ты обязательно расскажешь мне об этом… или нет, лучше запиши всё это, и на досуге я почитаю, хотя – откуда у меня досуг? Ты давно в городе? Ты видел, какой великолепный Акрополь я строю? А сколько в городе новых построек? Новых дорог? Новых общественных зданий. Ты строил воображаемое государство, воздушное, висящее словами на каких-то деревяшках – я строю из камня новый полис, Великие Афины, несравненную жемчужину Эллады. Я перенесу сюда все игры и прежде всего Олимпийские, настрою храмов, чтобы все боги были только здесь и на Олимпе…
Солон: ты хочешь обеднить всех соседей?
Писистрат: ты угадал, дядя. Пусть вся Эллада будет ресурсом афинского величия и богатства. Разве это – не достойная задача? И вот тогда посмотрим на все эти Вавилоны, Тиры, Сидоны, Фивы, тогда посмотрим, кто сможет тягаться величием с Афинами! Собственно, только ради этого, а вовсе не ради власти самой по себе я властвую в Афинах. Моя слава – слава Афин. Пожалуй, я возьму тебя, Солон, в помощники. Прости, ты стар, и я не могу назначить тебя на высокую должность, да и зачем она тебе? Ведь ты привык к скромной жизни. Роскошь портит таких людей, как ты.
Солон: Писистрат, я пришёл к тебе не за этим.
Писистрат: ты ничего не просишь?
Солон: ничего, только требую.
Писистрат: ты?.. требуешь?.. чего же?
Солон: ты силой и хитростью
Писистрат: умом
Солон: силой и хитростью
Писистрат: это и есть воля – сплав силы и ума
Солон: силой и хитростью, беззаконно захватил власть, стал тираном и удерживаешь власть уже десять лет, что непомерно и ни с чем не сообразно. Я требую, чтобы ты сам, добровольно, сложил с себя власть.
Писистрат: Никогда! плевать мне на твои законы! что ты ими кичишься? Я их не нарушаю – и будь доволен этим. Да, я правлю силой и умом, здесь властвует моя воля. Но народ любит меня
Солон: боится
Писистрат: народ любит меня – я даю ему работу, украшаю его город, благоустраиваю его.
Солон: разве ты не видишь? Народ насильственно приветствует тебя, из страха наказаний, потерь и отстранений
Писистрат: всё правильно – у народа должны быть хоть какие-нибудь основания для любви
Солон: ты любил меня – из страха?
Писистрат: и из страха также. Ведь ты был эпонимом
Солон: всего два года
Писистрат: а до того ты был великим воином в войне за Саломин. И мой восторг тобой был замешан на страхе твоего могущества
Солон: ты видишь только восторженную толпу, которую тебе услужливо и коварно подсовывают твои приспешники. А те, кого ты не видишь, но кто ненавидит тебя и твою тиранию?
Писистрат: а те, кто против меня, ни для меня и ни для кого не существуют. Сколько греков пало под стенами Трои? А мы знаем лишь Ахиллеса и еще с десяток героев. Остальные не существовали и не существуют. Завтра земля и женщины Эллады нарожают этих несуществующих – как песка морского, как камней в горах – как такое может заботить правителя? И что мне до их несуществующей ненависти?
Солон: боюсь, ты ошибаешься, Писистрат. Они существуют и уже совсем близко. Слышишь шум – это режут, как овец, твою верную стражу.
Сцена 4
Там же. Во дворец врывается толпа (всё те же восемь человек, что и в первом действии.
Теперь они просто афинские граждане).
Голоса: вот он! Вот он! Смерть Писистрату!
Писистрат: стража! Где моя стража?!
Голоса: нет стражи! Она перебита!
Солон: вот ты и дождался взрыва гнева. И не будет тебе пощады. Закон неумолим. И десять лет тиранства не могут пройти бесследно и безнаказанно.
Писистрат: я понимаю – вы даже не казните меня, вы просто убьёте меня, до суда и без суда. Но это значит – я победил. Вашей расправой вы доказываете мою правоту: городом и историей правит воля, а не закон. Законы бессильны перед волей человека. И вы сейчас проявляете свою волю, а не законопослушание. Власть у того, кто имеет волю и силу, законы – для слабаков и привыкших вечно подчиняться. Ну, где ваши ножи?
Толпа плотно окружает Писистрата. Солон, закрыв лицо руками и пошатываясь,
покидает дворец тирана.
Действие третье
Сцена 5
Наши дни. Одна из президентских резиденций. Небольшой стол, накрытый на двоих. За столом Путин и Автор. Среди кустов и деревьев молча, напряженно стоят восемь телохранителей.
Путин (откладывая небольшую рукопись): любопытно. А про меня что-нибудь подобное ты мог бы написать?
Напечатано в журнале «Семь искусств» #2-3(50)февраль-март2014
7iskusstv.com/nomer.php?srce=50
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer2-3/Levintov1.php
