ИННА КУЛИШОВА
ПУСТЫННЫЕ МЕСТА
Стихи
* * *
Келья, издалека – кегля
дыры в скале, соскочившей с горы.
Если не сбросить взглядом, броситься бы немедля
в реку – и. о. анн, марин, где миры
все еще творятся, да только в ступор
впадаешь, как в море без шторма и без оглядки,
и главное, что не застукан
тот, Кто давно не играет в прятки.
* * *
По безусым юнцам, узнающим себя в колыбели
нерожденных детей, по монетам, без промаха в глаз
солнцу бьющим, по картам, которые снять не успели
с необстрелянных стен, по скале, где плывет верхолаз,
что форель в водопаде, по сверке часов, где Камчатка
только точка отчета за чет и нечет, по всему,
что тебя пропускает по миру и ловит сетчатка,
я узнаю в ответа отверстии полом, к чему.
Почему этот свет – если тот? Если тот – что же этот?
Что-то ухает сердцем, как филин, в отсутствии сов,
псов. Бессилен засов, хоть всесилен. По тем, кто из веток
шьет шалаш, чтобы рай был не нужен, до тех берегов
как заправский за-гонщик, пройдусь, словно слезы по трупам,
о которых недавно еще. По безусым юнцам...
И шепчу я в отверстие сжатых ладоней, как в рупор:
я не знаю Тебя. Понимаю. Да будешь... Ты Сам.
* * *
Посмотри, совершенно обмылки,
протащив прелый воздух степи,
содержимое Чьей-то копилки,
друг на друга идут. Потерпи
и увидишь, как мама и мутер
вылетают из губ, напрокат
данных, вдоволь не знавших, кому тер-
новый будет, а кто-то и рад.
КУЛИШОВА Инна Михайловна – поэт, переводчик, лингвист, кандидат филологических наук. Публиковалась как автор стихов, эссе, статей и переводов в периодике Грузии, России, Израиля, США, Украины, Англии. Стихи переводились на грузинский, английский, украинский. Член грузинского ПЕН-Центра. В «Ковчеге» публикуется впервые. Живет в Тбилиси.
© Кулишова И. М., 2014
Не успеют вовсю раскричаться,
птицы падают клювом в виски,
расплывается чистой печать со
скрепкой смерзшихся пальцев. Близки,
как мы были близки, злы и дерзки,
глядя в небо и падая вверх.
Воздух честный, распухший, имперский
разлетался, как взорванный стерх.
Замело его перьями лимфы
цифр. Костьми залежалась соль дат,
Мамой-мутер разносятся рифмы,
напрокат, напрокат, напрокат.
Мамочки я уже убил нескольких
а ведь даже не целовался
мне нравилась но я не помню имя
Ой мамочки мне хотелось его любить
а он выбрал ее
а я не рожу ребенка наверное не успею
сегодня было так больно
Больно больно
но еще больше страшно
Я уже пожил (пожил или пожил?)
ты не забудь о чем просил
но смотри я все равно прощу
Прости прости прости
Дальше неразборчиво
Не могу сказать что на немецком
тем более не на английском
особенно не на русском
Собственно говоря, добро
лежало на тех тропинках,
которые звались лавры
совсем в древности, когда ро-
доначальники монашества, с Ним, как
с Малым Дитем, смиренны, став ры-
баками, ходили друг к другу в гости.
Сейчас и они превратились в кости.
Правда, их кости называются мощи.
И это не стыдно – их брать по отдель-
ности, это ли не цель
бытия – растащить по отдель-
ности, в мощи
старых земель
все равно ничего, кроме старых костей,
так и ходят, по сей
день, посей – не пожнешь, так ходят, но
это уже другое, совсем смешное кино.
Смешно стрелять, так смешно,
что даже не страшно в смерть
смотреть, как смотрит жено-
ненавистник на тихих бере-
менных женщин. Как можно смотреть
в пустоту и видеть в ней Все. Коре
деревьев запомнить. Берегу отойти.
Кричат мама-мутер на разных на всех десяти.
* * *
Мы сделаем так: представим – это зима.
И мухи уже не мухи, а просто снег.
И нет Петрова поста, но закрома
небесные – в Рождестве. Ладони калек
полны неопознанной мелочью и сухи,
как ставни, закрытые наглухо в декабре.
И сыплются пеплом в камин разговора стихи,
и стихли несносные птицы, нисходит на ре
токката, четыре шага до известно чего.
И так хорошо, словно лето в разгаре, и Сын
замыслен у каждой, и каждый готов. Каково
узнать: в том краю отродясь не бывало осин.
Мы сделаем так, обязательно сделаем так.
А нынче давай попрощаемся, жизни на три
как минимум. Писк комара – залетай, вурдалак,
рисуйся на стенах и лишнюю кровь отбери.
* * *
животное идет умирать в пустынное место
или к другому животному.
идет медленно, опустив голову, цепляясь шерстью за
жесткую траву. иногда линии, уводящие вверх
– трава – и вниз – шерсть – путаются,
переплетаются, задерживают,
приходится разрывать. больно немного,
но скорее досадно.
земля бьет в нос запахом свежепролитого
дождя, молока, мочи.
вода смешана с грязью, можно
только догадываться, какой она была чистой вначале.
но животное идет умирать,
и не различает этих признаков жизни.
другое животное ждет другого,
и если сойдутся звезды, по дороге
это животное умрет рядом с ним,
а пустынных мест и так хватает.
оно вышло вон из ряда, из стаи,
своры, собора, где собирались больше трех,
меньше одного, вне другого...
у него уже ничего не болело постоянно,
даже усталость стала неразличима,
путь был долгий, оно теряло шаги,
не оглядываясь на тени, ни одна из которых
не задержалась в нем.
они жили своей жизнью и тоже где-нибудь умирали
иногда. искали, зализывали раны, реже – выли.
а пустынные места на то и пустынны,
что никого не ждут.
* * *
Если ты прощаешь зло, не называя,
какое прощаешь, значит, ты не
прощаешь, а просто возиться
не хочется с прошлым, будущим, а
настоящее и так не наступит.
«Мы все пластилиновые изнутри», –
сказал французский мальчик
известному аниматору,
голые, как все не короли –
но не как Он на кресте.
И кто Его одевает в водах и на деревянном,
оловянном, стеклянном? Иконы
замасливают плоть
для Духа, а Дух
замысливает плоть для пути.
Если встретится спутник,
просящий за точное,
воплоти его, он – планета.
Если ты прощаешь не поименно,
а отпускаешь, как прах – отряхни
с ног твоих и себя, потому что нет
того, кто прощает, прощать
без называния и безвольно –
значит быть уловленным.
Будь блажен, не ходи по дорогам
безымянных прощений...
