Передний край немецкой обороны огрызался яростным огнём. Наша артиллерия добросовестно обработала вражеские позиции, но подавить все огневые точки, видимо, не смогла. Едва рота капитана Махова в очередной раз поднялась в атаку, как её снова прижал к земле плотный пулемётный огонь. Прямо во фронт наступающим бил вражеский дзот. А с дальних позиций начали работать крупнокалиберные миномёты. С протяжным воем мины ложились веером, вздымая в небо столбы смрадного дыма и чёрной земли.
Капитан Махов в потной гимнастёрке, прокопчённый и злой, лежал в траншее и орал в трубку полевого телефона:
– Атака захлебнулась! Враг не даёт поднять головы! Рота понесла большие потери! Ударьте артиллерией! Ударьте…
Связь оборвалась. Махов выругался, нервно швырнул трубку на аппарат.
– Связисты! – крикнул он. – Где вы, чёрт вас возьми!?
В траншею скатился невысокий солдат в каске, с автоматом на шее.
– Командир взвода связистов сержант Смирнов! – отрапортовал он.
– Быстро на линию! Найти обрыв!
– Есть!
Пригибаясь, сержант бросился по траншее. Рядом с Маховым внезапно появился замполит батальона, майор Неустроев.
– Плохо дело, ротный?
– Дзот бьёт! – раздражённо сказал Махов, поворачиваясь к нему. – и связь, вот того, – развёл он руками. – Не знаю, поняли меня – нет. Просил артиллерией ударить.
– Не зная точных координат, они дзот всё равно не накроют.
– Пусть попробуют! – рубанул Махов рукой. – Я вперёд выдвинусь, к бойцам!
Неустроев кивнул. Капитан закинул автомат за спину, выбрался из траншеи и пополз. Замполит хмуро глядел ему вслед. С тыла донёсся тяжёлый гул.
– Пушки ударили, – довольно произнёс сам себе Неустроев. – Значит, поняли капитана. Может и дзот этот, будь он неладен, подавят.
Немецкие позиции впереди вздыбились фонтанами разрывов.
Рядовой Виктор Гусев лежал, вжавшись в землю. В ушах у него всё еще стоял тот свист пуль и грохот взрывов, когда он бежал в атаку вместе со всеми, а вокруг валились сражённые пулями солдаты. Тогда лишь обрывки одной мысли бились у него в голове: «не попала», «не в меня», «не моя». Упав сюда в ямку, он чувствовал, как вздрагивает и трясётся под ним земля, и Витьке хотелось уйти, спрятаться от этого ада. Но когда стали бить наши пушки, вражеские миномёты смолкли, и Витька с облегчением подумал: «Пронесло».
Выпустив порядочный боекомплект снарядов, батареи успокоились. Наступило затишье. Ни с нашей, ни с той стороны – ни выстрела. Вражеский пулемётчик в дзоте тоже молчал. «Может, фрица укокошило», – подумал Витька, вглядываясь из-под каски вперёд. Потом ударил короткой очередью из автомата. В ответ – молчок. Тогда Витька снял с головы каску и, отведя в сторону, приподнял. Тотчас из амбразуры брызнула огненная струя. Витька сжался, втянул голову в плечи. Дав очередь, немецкий пулемёт умолк. Витька осторожно, стараясь не поднимать головы, стал осматриваться по сторонам. Несколько солдат неподалеку лежали в нелепых позах. «Убиты», – понял Витька. Ещё один рядом издавал негромкие стоны. «Раненый мучается, и санитаров нет».
– Потерпи, браток! – крикнул Витька. – Сестричка сейчас поможет!
Он крикнул это просто так, чтобы поддержать солдата. Витька и сам не знал, где та сестричка и приползёт ли она. Ещё двое бойцов кивнули Витьке головами. Мол, у нас всё в порядке. Витька так же ответил им и повёл глазами в другую сторону. И у обшарпанного куста ивняка заметил что-то странное. Будто шар надутый полупрозрачный появился и вновь пропал. Солдат напряг зрение, всматриваясь. Сквозь редкие ветки виднелось необычное туманное образование, слабо колыщущееся, как большой мыльный пузырь. Оно то возникало, то опять исчезало. «Что за наваждение? – подумалось Витьке. – Немцы чего-то подкинули?» Он стал искать глазами друга Серёгу Мальцева. В момент атаки они бежали вместе, а сейчас его не видно.
– Серёга! Ты где? – позвал Витька негромко.
– Здесь я! Чего тебе? – услышал он сзади голос друга.
– Двигай ко мне!
Серёга подполз и неосторожно приподнялся с земли. Из вражеского дзота тут же ударила очередь. Пули с цоканьем зашлёпали рядом. Друзья уткнули лица вниз. Серёга зло процедил сквозь зубы:
– Вот, скотина, жив еще! А ты чего звал?
– Не поднимайся, – шепнул Витька. – Поверни голову влево. Погляди на куст.
Серёга повернулся.
– Ерунда какая-то, непонятная, – сказал он затем. – Скорее всего, воздух колышется. Понимаешь? В знойный день такое бывает. Вон как солнце печёт.
Только теперь до Витьки дошло, что вокруг действительно жарко. Июльское солнце палило вовсю.
Эту эпоху он не любил. Перевороты, межэтнические конфликты, локальные войны, терроризм – особенно свойственные двадцатому веку – вызывали в нём естественный протест. Как Хроноразведчик, он понимал, что подобное было закономерно для человечества в течение веков. Но как человек своего времени, он не мог это принять.
В Координационном Центре времени знали эту его черту, поэтому и на задания старались направлять в более поздние эпохи. Главный Координатор Центра всякий раз говорил, что любое задание в первую очередь вызвано научной и технической необходимостью, а уж потом особенностями и наклонностями Хроноразедчика.
Верил он в это или нет, он и сам не знал. Но уходя в древние государства – Шумер, Египет, Грецию или Рим – он чувствовал там себя намного свободнее и проще. Конечно, в любой эпохе он находился как сторонний наблюдатель, без права вмешиваться в дела предков. Это было строгое шестое положение Инструкции Центра.
Под видом свободного и независимого гражданина того государства, где появлялся, он тщательно фиксировал на Инфоркарту происходящие вокруг события, описывал пороки общества, наклонности людей. На его глазах сменялись на тронах деспоты и тираны, рушились могучие империи под ударами варваров, плелись интриги под мрачными сводами средневековых замков, за спинами великих самодержцев и королей. И он частично это оправдывал, объясняя жестокие поступки древних ещё недостаточным развитием общества и слабым человеческим сознанием. Но двадцатый век – это уже было что-то другое.
Человечество достигло больших успехов в науке, технике, средствах и способах производства. И в то же время оно осталось на уровне дикарей в экологии, культуре, в отношениях между странами и народами. Этот парадокс был особенно ему непонятен. Две страшные мировые войны пронеслись по двадцатому веку. Постоянно вспыхивали там и тут другие горячие точки. Нет, он откровенно не любил этот двадцатый век.
Когда в Центре в этот раз он вдруг получил задание выйти в точку с временными и пространственными координатами «Страна СССР. Июль. 1943 год. Курская Дуга», то воспринял это как обязанность выполнять любое задание, но без всякого вдохновения и радости. Задание казалось несложным – наблюдать за боевыми действиями воюющих сторон и постараться выявить идейные качества, настроение и дух простых солдат.
Совершив временной переход, он вошёл в циклоиду текущего тут времени и вышел в пространство в своём аппарате, замаскированном и укрытом от внешних воздействий, временно-силовым полем. Повиснув в редком кустарнике, стал наблюдать. Он попал куда надо – вокруг кипел жестокий бой. Беспрерывно грохотали взрывы, воздух прошивали скрещивающиеся очереди и пули со свистом и цоканием резали ветки кустарников, безжалостно валили на землю людей. Для себя он разделил воюющих по характерным отличиям. С одной стороны солдаты были одеты в серовато-зеленоватую форму и круглые шлемы на головах. Они пытались идти вперёд. Но путь им преграждала другая сторона. Солдаты, одетые в более тёмную, мышиного цвета форму и приплюснутые цилиндрические шлемы. Наступающие уже не раз поднимались в атаку, но плотный огонь со стороны обороняющихся снова валил их на землю. Он видел, как под режущими струями пулемётных очередей гибли бойцы. Он очень жалел их, но не мог им помочь – не имел права. Для конкретного наблюдения и как объект для отчёта он выбрал себе одного солдата, изнаступающих «круглоголовых». Постепенно он стал проникаться к нему уважением. Солдат смело рвался вперёд, и его ещё не зацепила ни одна пуля. И он мысленно стал желать этому солдату удачи, чтобы и в дальнейшем всё для него благополучно обошлось
– У тебя сколько гранат осталось? – спросил Витька Серёгу.
– Две, а что?
– Дай одну. К своей добавлю.
Серёга молча наблюдал, как Витька делал связку из двух гранат.
– Разнесу – этот чёртов дзот, – бубнил Витька себе под нос.
– Давай, я прикрою, – сказал Серёга и, выставив автомат, приготовился.
Перекатившись через плечо, как акробат, рядом возник ротный, с автоматом в руке. Лицо его было чёрным от копоти, глаза блестели. Он хрипло спросил:
– Что, друзья? Положение ни к чёрту?
– Капитан! – сказал Серёга. – Надо дзот рвануть. Не даёт, зараза, подняться.
Витька показал в руке связку гранат.
– Дело, ребята. А сможете?
– Где наша не пропадала!
– Удачи!
Вжимаясь в землю, Витька пополз вперёд. Немецкий пулемётчик молчал. Витька крепче сжал в руке гранаты. «Вон до того холмика доползу и брошу», – мысленно твердил он себе. Сзади раздались автоматные очереди. Это капитан Махов с Серёгой в два ствола, били по амбразуре. Ответа из дзота по-прежнему не было. Это приободрило Витьку. Он замер, примериваясь, как лучше кинуть, чтобы прямо в цель. С колена неудобно. Впившись глазами в темнеющую пасть амбразуры, Витька стал подниматься и заносить руку для броска.
Он тщательно сосредоточился на своём солдате, не выпуская, однако, из вида и другие детали на поле боя. А на нём, насквозь прошитом пулями, казалось, уже не осталось ничего живого. Но вот там что-то задвигалось, зашевелилось, и он увидел, как его солдат выбрался из ямки и пополз вперёд. А оставшиеся двое, стали бить очередями по невысокому холмику, куда и полз солдат. Из-под него, он заметил ещё раньше, и лупил пулемёт, и не давал противнику подняться. Сейчас пулемёт молчал. И он понял, что солдат хочет уничтожить этот холм, бросить туда гранаты. Переживания его за солдата усилились. Чтобы зафиксировать всё до мельчайших деталей, он стал подстраивать корректировку, когда раздался резкий сигнал. Опасность! Он стремительно повернулся и увидел на экране поднявшегося с земли солдата, с гранатами в занесённой руке, и бьющую ему навстречу из-под холма, огненную струю.
– Ах, ты! – вырвался у него возглас отчаяния. – Не успел!
Решение пришло мгновенно. Не раздумывая, он дал команду и Хронолаг послал импульс.
Витька ещё не бросил гранаты, как увидел, что в тёмном провале амбразуры вдруг замелькали торопливые огоньки – яркие, будто звёздочки в чёрной ночи. В ушах застучала пулемётная дробь. Что-то острое резануло ему грудь, обожгло – и тут же лёгкий мерцающий туман окутал его. Мир вокруг исчез, растворился. Витьке показалось, что он взлетел высоко над землёй и опустился на полусогнутые ноги. И это странное состояние длилось для него и бесконечно долго, а может всего один миг. Витька потерял ощущение реальности. И вдруг, придя в себя, обнаружил, что всё ещё стоит с гранатами, изготовившись для броска, а в ушах замолк стук пулемёта. Тогда он размахнулся и с силой швырнул связку гранат. Падая на землю, успел заметить, что влетели они точно в щель амбразуры. И тут же чудовищный взрыв потряс округу.
Ни капитан Махов, ни ефрейтор Серёга Мальцев, ни другие бойцы роты, с замиранием сердца следившие за ползущим к дзоту Витькой, не поняли, что произошло. Сначала всем показалось, что Витька не успел бросить гранаты, как в него ударила пулемётная очередь. Серёга от отчаяния заскрежетал зубами.
– Срезало!
– Нет! – крикнул Махов.
Серёга вскинул голову. Витька стоял, сжимая гранаты, а стук вражеского пулемёта уже смолк. «Бросай!» – забилась у Серёги мысль. И будто услышав её, Витька размахнулся и швырнул гранаты вперёд.
– Молодец! – крикнул Серёга, и они с капитаном Маховым прижались к земле.
Когда грохот взрыва утих, и перестала дрожать земля, они приподнялись. По сторонам тоже зашевелились солдатские каски. Тогда капитан Махов вскочил на ноги и, подняв автомат над головой, закричал:
– Рота, вперёд! За Родину-у-у!!!
Солдаты вскакивали и, поливая автоматным огнём пространство перед собой, побежали вперёд. Мощное «Ура-а-а!» раскатилось над полем. Витька ощупывал ладонью свою грудь. Боли не было, крови тоже.
«Странно, – подумал он. – Выходит, я цел. А мне показалось, грудь обожгло». Кто-то тронул его за плечо. Витька поднял голову, над ним наклонился друг Серёга. Лицо его сияло.
– Ты в порядке!? – крикнул он.
– В порядке.
– Тогда вперёд!
Витька быстро поднялся, и они оба побежали, вливаясь в гущу атакующих солдат.
– А здорово ты этот дзот рванул! – крикнул Серёга на ходу.
Атака была стремительной. Враг не выдержал и отступил со всех позиций. Когда капитан Махов доложил в штаб полка об успешно проведённой операции, седой полковник спросил:
– Солдат, уничтоживший вражеский дзот, жив?
– Целёхонек! – сияя улыбкой, ответил капитан.
– Представить к награде!
– Есть, товарищ полковник!
– Хроноразведчик Мик Вирт!? – голос координатора был чёток и строг. – Ты нарушил шестое положение Инструкции Центра: не вмешиваться в события прошлого. Ты там только наблюдатель. Это тебе понятно?
– Понятно, ваша честь!
– И что же?
Мик Вирт обвёл глазами членов комиссии, сидящих за полукруглым столом. Лица у всех были напряжены.
– Я не мог по-другому, – тихо сказал он.
Координатор молча поглядел на него и включил Инфрокарст.
– В твоей отчётной телепотамме, – сказал он, глядя на светящийся круг инфрокарста, – нет нарушений естественного развития событий до момента, пока ты не вмешался. Почему?
Мик Вирт поглядел в тёмные глаза Координатора и твёрдо сказал:
– Мне стало жаль этого солдата. Ему не хватило всего четырёх секунд, чтобы бросить гранаты прежде, чем в него ударила пулемётная очередь.
– Это точно?
– Да, так показал мой инвектор.
– И ты применил инверсию?
– Я дал команду и хронолаг сдвинул временную координату в обратную сторону. Перенёс солдата в прошлое на четыре секунды. В результате пулемётная очередь прошла раньше и мимо. А потом солдат кинул гранаты. Никто этого не заметил. Инверсионное поле было слабым, даже сам солдат ничего не понял.
Координатор опять вгляделся в круг Инфрокарста.
После боя, вечером, Витька с Серёгой расположились на отдых в облюбованной ими немецкой землянке, предварительно выбросив оттуда всякий хлам.
– Хорошо устраивались фрицы, надолго, – говорил Серёга, оглядывая добротно сделанное укрытие. – Тут и лежанки, и скамьи для сидения, и стол для еды, и даже лампа с керосином.
– Немцы, они и есть немцы, – ответил Витька, присаживаясь на скамью.
Чувствовалась усталость, и нервное напряжение никак не отпускало.
– Садись и ты, – сказал он Серёге. – Чего стоишь?
Серёга стоял перед ним и смотрел на него, разинув рот.
– Ты чего? – удивился Витька.
– Ты ранен? – тихо сказал Серёга.
Витька отрицательно помотал головой.
– Нет!
– А это что у тебя на гимнастёрке?
Витька склонил голову и обомлел. По гимнастёрке, наискосок через грудь, проходила ровная цепочка разрывов. Так метили только пули.
– Старые? – со слабой надеждой спросил Серёга, глядя Витьке в глаза.
Витька очумело глядел на него
– Ничего не понимаю. Откуда?- бормотал он.
– А ну, снимай гимнастёрку, быстро!
Витька стянул с себя потную гимнастёрку.
– Ну и ну! – вырвался у Серёги возглас изумления.
У Витьки сильней заколотилось сердце. Осторожно опустив глаза, он ахнул. По груди, пересекая её, тянулись свежие пулевые отметины, чуть затянутые тонкой прозрачной плёнкой.
В эту ночь ни Витька, ни Серёга почти не спали. Думали. Серёга о том непонятном мираже на поле боя в кустарнике, а Витька о том странном своём состоянии перед вражеским дзотом. Но ни тот ни другой ничего определённого придумать не смогли. Когда утром, после лёгкой дрёмы, Витька открыл глаза, то на груди у себя уже ничего не увидел. Неповреждённой оказалась и гимнастёрка.
