(окончание. Начало в №4/2013)
В Израиле
В 1976 году я с семьей переехал в Израиль.
Иосиф и Итта нашли нас в первую же неделю. И опять пошли споры-дискуссии. И опять я восхищался его умом, его пониманием внутренней и внешней политики Израиля. Итточка безропотно отвозила нас в Реховот в 2-3 часа ночи. Кто сказал, что дискуссии должны быть долгими, шумными? Достаточно одной короткой фразы – и потом многие месяцы раздумий и поисков доказательств.
Ирина и Владимир Мельниковы с сыном Мишей, 1976
Наш олимовский сионистский багаж был, мало сказать, скуден. Из сионистских деятелей слышали мы о Бен-Гурионе, о Голде Меир, одноглазом Даяне, Рабине и Шароне. Как же не знать Шарона? Он ведь форсировал Суэцкий канал. Наши приятели в Москве, знакомые с военным делом, утверждали, что форсирование 150-метрового канала – невероятно сложная задача, с которой Шарон элегантно справился. Примерно этим ограничивалась сумма знаний о политических деятелях в Израиле. Добавить еще надо Жаботинского. Но, я думаю, даже сегодня далеко не все смогут объяснить, в чем была суть спора между Бен-Гурионом и Жаботинским. Еще с восторгом произносили слово «кибуц».
В политическую жизнь Израиля вводил меня Иосиф, рассказывая и объясняя разные ситуации. И тем не менее, на выборах в 1977 году я не голосовал.
Итта и Иосиф Хорол в Израиле, 1977г.
КАК МЫ ПОКУПАЛИ КВАРТИРУ
Как всегда в жизни, не только хлебом единым, хлебом политики заполнялась наша жизнь. В 1977 году мы решили купить квартиру. Итта и Иосиф нас все время подталкивали: «Покупайте, пока цены стабилизировались. Пройдут выборы - цены подскочат». Сами они жили в Тель-Авиве на шоссе Атаясим в маленькой квартире на последнем этаже. Их дом я называл - «дом в тельняшке» за его длинные окна.
И жена, и я, коренные москвичи, привыкли жить в большом шумном городе, где есть автобусы, трамваи и метро. Реховот, где находился наш центр абсорбции, был симпатичным, но маленьким городком. Хотелось в Тель-Авив. Мы смотрели квартиры в Тель-Авиве, Холоне, Бат-Яме, Гиватаиме, Азуре, но ничего не смогли найти. Квартиры были или слишком дорогие, или очень маленькие. Кроме того, мы не хотели переводить сына из школы в школу. Поэтому остановились на Реховоте. Если к Реховоту Иосиф относился положительно, хотя, конечно, считал Тель-Авив лучше, то к перемене школы насмешливо-отрицательно. «Зря боитесь. В каждой новой школе он будет на ступеньку выше». И здесь он оказался прав.
Легко сказать «покупайте». Ира день за днем сама и с разными посредниками проходила квартиру за квартирой. Были смешные случаи. Однажды в объявлении вместо пяти было написано «три комнаты», и мы попали в роскошную пятикомнатную квартиру, увы, слишком для нас дорогую, в другой раз был пентхауз. Но это все курьезы. Вечером мы смотрели квартиру, договаривались, а утром нам отказывали – никто не верил, что государство может дать большую машканту, да еще вовремя. Государство олицетворялось Сохнутом. «Вы наивны: Сохнут вам такой ссуды никогда быстро не даст, а мы не можем ждать. У нас самих «горит» квартира».
И вдруг мы нашли человека, который продает очень большую квартиру в центре города и не дорого. Более того, он верит в Сохнут и согласен уже завтра подписать предварительный договор (зихрон-дварим). Радости нашей не было предела. И все-таки мы побоялись сами подписывать договор. Мы позвонили Хоролам.
- Конечно, мы приедем, - хором ответили Итта и Иосеф, - но у нас нет машины.
- Как нет машины! Где же она?
- Ее ночью украли.
Еврейское счастье. У Хоролов была тогда «форд-кортина», мощная и большая, далеко не новая, и выглядела она без блеска. Ах, как в ней было ночью приятно и уютно дремать, когда нас везла домой Итточка.
Нет машины - «это беда, но не катастрофа». Мы приехали за Хоролами. Была пятница, часов пять-шесть. Лето, еще светло, но уже торговый Реховот замер. Замерло и движение. Я остановился на ул. Герцль.
- Почему мы не едем?
- Да вот приехали.
Дом, в котором мы хотели купить квартиру, стоял на противоположной стороне улицы, торцом к проезжей части.
- Ребята, вы что, чокнулись? Все наши разговоры о том, где и как надо покупать квартиру, прошли даром? Это же центр города, центральная улица, всегда шум и загазованность. Кругом магазины, одни будут закрываться, другие на их месте открываться. Нет двора, нет стоянки для машины.
И повернувшись к Ире, Иосиф продолжал:
- Вместо магазина откроют массажный кабинет. Ты знаешь, что это такое?
Ира молча кивнула. В Израиле массажный кабинет был синонимом публичного дома.
- Через несколько лет твои мальчики туда будут заходить, благо близко, под ногами, и им как соседям будут делать скидку.
Ира побледнела от испуга.
- Да еще с пяти утра до двух ночи там будет работать типография. Мы с Иттой не только не выйдем из машины, но и вас не выпустим. Поехали ужинать.
Из дома мы позвонили, что не будем подписывать договор.
Через несколько дней я был в городе и еще раз обошел дом. И вдруг на первом этаже увидел типографию. Откуда о ней мог знать Иосиф? Она действительно гудела. До сих пор, проходя мимо этого дома, я ищу массажный кабинет. Пока нет. Но может быть, он открыт под другим названием?
Квартиру мы купили на тихой улочке с односторонним движением.
Хозяин квартиры помог нам получить машканту за несколько часов.
ПОЛИТИКА В ИЗРАИЛЕ
Выборы в кнессет в 1977 году были досрочные. Мы были меньше года в стране и мало что понимали. Я не испытывал ни любви, ни ненависти ни к одной из партий в Израиле и был готов к любому диалогу.
Агитировали не столько за вступление в партию, сколько за то, чтобы человек проголосовал за определенную партию. Это было для нас ново. Всё было внове. Для меня и моей семьи это были первые в жизни свободные выборы. Все казалось очень важным. За кого голосовать? Бегин или Перес? Я приехал в Израиль без партийных убеждений. Мне нужно было набраться собственного местного опыта, чтобы с чистой совестью бросить бюллетень в урну. Первым и самым главным моим советчиком был Иосиф.
Сегодня все вопросы о будущем премьер-министре крутятся вокруг территорий - отдавать или не отдавать, а если отдавать, то сколько и когда. Даже о палестинском государстве перестали спорить. И левые, и правые, изнасилованные американцами, согласны на палестинское государство. А в 1977 году таких споров не было, или они до меня не долетали.
Была единственная ежедневная русская газета «Наша страна». Некоторое время выходила «Трибуна» и ликудовская даже не газета, а листок «Новости недели». Увы, издавалась она очень короткое время и очень маленьким тиражом. Как только прошли выборы, деньги на издание газеты кончились: «русские» оказались опять без элементарного правого политического подхода к оценке израильской действительности. Такое положение длится до сегодняшнего дня.
В «Нашей стране» можно было хоть что-то прочитать о Рабине, Пересе, Даяне. Но были там материалы, вызывавшие отвращение. В одной статье писали, что Арика Шарона надо было отвезти в пески Бат-Яма и расправиться с ним так, как в прошлые времена расправлялись с провокаторами. Это был перевод какой-то статьи из ивритской газеты. Арик Шарон - провокатор? Арика Шарона, героя войны Йом - Кипур, надо убить в песках Бат-Яма? Это просто беспредельное хамство. Стыдно должно быть партии, которую представляют такие журналисты.
Собственно, одной из причин правительственного кризиса и новых выборов в Кнессет явилось то, что жена Рабина Лея сохранила личный счёт в банке в США и тем самым нарушила закон о валютных операциях. В то время гражданин Израиля мог иметь счет в заграничном банке только по специальному разрешению министра финансов. Рабин, бывший послом Израиля в США в начале семидесятых, должен был закрыть свой личный счет после окончания каденции. Он этого не сделал. И тем самым нарушил закон. Лея воспользовалась открытым счетом. Само нарушение было даже по нищим олимовским понятиям смехотворным - сумма на счету была в 2000$. Но дело было не в сумме, а в факте: жена премьера, легендарного Рабина вела себя как мелкий жулик, тайно, чтобы никто не знал, воспользовалась, может быть ошибкой или халатностью мужа. Но ей было наплевать на законы. Право сильного. Общество было возмущено. В «Нашей стране» и по ТВ шли соответствующие сообщения. В среде олим мы бурно обсуждали это событие. Возмущению не было предела. Через много лет, кажется, в 1996 году, после избрания Беньямина Нетаниягу премьером, Лея Рабин, возмущенная победой Ликуда, заявила: «У нас украли страну. Надо паковать чемоданы». У нас Лея украла Израиль в 1977 году. Разница в том, что бежать нам очень не хотелось, да и некуда было. Мы все-таки были сионистами.
Не только у меня, но и у всех «русских» знания о внутренней жизни Израиля были минимальны. Да и почерпнуть их практически было неоткуда: «русская улица» только начинала складываться. В новинку были свободные выборы, коалиционное правительство, политические принципы.
В формировании «русской улицы», в ее «правизне» Иосиф участвовал самым активным образом. Его квартира в Тель-Авиве на улице Атаясим была неофициальным штабом алии 70-х годов, особенно для людей с правой ориентацией.
Слева направо
Стоят: Анатолий Рубин, женщина, Барух Подольский, Парташников,
Итта Хорол, Бартов, Тина Бродецкая, Иосиф Хорол,
сидит третий слева Буби Цейтлин
Конечно, его дом был не единственным таким центром. Были и дома Меира Гельфонда, Виктора Польского, Баруха и Лиды Подольских и т. д. У каждого была своя, если можно так сказать, клиентура, свой круг общения. Наверное, были подобные центры и у людей с левой ориентацией (например, дом Файнблюма в Беэр-Шеве, квартира Левиных в Реховоте), но я практически не бывал там.
Когда началась предвыборная кампания, стали собираться по частным квартирам домашние кружки (на иврите «хуг баит»), куда приглашались ведущие партийные деятели (иногда очень известные) и личные знакомые хозяев. «Хуг баит» - принятая и очень удобная форма агитационной работы в Израиле. Маленькое помещение и относительно небольшая аудитория давали возможность чуть ли не персонально вести агитацию. Эта форма политической деятельности просто не существовала в СССР.
Я думаю, что хуг-баит нельзя сравнивать с системой «кухонных посиделок» в Советском Союзе в шестидесятые – семидесятые годы 20 века. Формально есть сходство: маленькое, частное помещение, ограниченный круг гостей и более или менее откровенные разговоры. Однако было и существенное отличие. В Израиле специально приглашается партийный деятель со своей политической программой.
Несколько позже в Реховоте на квартире у Саши Вайнберга в разное время были приглашены Рафуль, Ганди, Снэ. Во всех трех случаях было очень интересно.
На выборах в кнессет в 1977 году было много партий. Особенно заметны были Рабочая партия Маарах, Херут (Ликуд был создан уже после выборов) и религиозная партия Мафдал, коммунистическая партия, а также новая партия ДАШ. Рабочая партия была представлена такими известными деятелями, как Рабин, Перес, Голда Меир (Голда в 77 году не баллотировалась в Кнессет), Моше Даян.
У Ликуда известных деятелей было поменьше: Менахем Бегин, Ариэль Шарон, Эзер Вейцман, Геула Коэн.
Про деятелей религиозной партии Мафдал нам вообще ничего не было известно. ДАШ вызывала большой ажиотаж, она была как бы альтернативой Рабочей партии, но о ее деятелях на «русской улице» тоже информации не было. Членами ДАШ были несколько известных военных и юристов.
Из деятелей Компартии Израиля (КПИ) были известны Микунис и Вильнер. Была среди коммунистов и Тамар Гужанская, тогда еще молодая коммунистка, которая в шестидесятые годы 5 лет училась в Ленинградском университете, но так ничего и не поняла про Советский Союз. Все олимы были против КПИ, все знали, что партия была на содержании КГБ.
В конце 1976 года кто-то распространял письмо, требующее запретить компартию. И я, и Иосиф отказались подписать такое письмо. Мы оба считали, что должна быть не полицейская, а идеологическая борьба. КПИ была по существу арабской партией, и влияние ее было незначительно.
Вот в таком конгломерате мнений и партий складывались мои политические взгляды. Я человек не религиозный, и меня религиозные партии не интересовали. Иосиф, наоборот, обращал мое внимание на Мафдал и объяснял, что это партия религиозных сионистов, и с ними надо вступить в коалицию.
К партии ДАШ у меня было несерьезное отношение. Однажды нас пригласила Гиля Ефман на "хуг-баит" к себе домой. Выступал сотрудник института Вайцмана, активный деятель новой партии. Он настойчиво напоминал, что деятели этой партии не профессиональные политики, а просто люди, которые хотят обновления политической системы и политических лидеров в стране. Эта точка зрения поддерживалась и другими деятелями ДАШ в их редко доносившихся до нас выступлениях. Меня раздражали такие заявления. Страной должны руководить политические профессионалы, так же как промышленностью, с\х, финансами, военным делом, юстицией и т.д. Здесь у меня с Иосифом не было особых расхождений.
У меня, на самом деле, не было достаточной информации о ведущих деятелях партии ДАШ. В нее вошли известные люди: бывшие начальники Генерального штаба Игаль Ядин. (Ядин был профессором-археологом) и Хаим Ласков, генералы Меир Зореа, Аарон Ярив, Дан Толковский, юристы профессор Амнон Рубинштейн и адвокат Шмуэль Тамир. Мне не было понятно, почему партия ДАШ выпячивала непрофессиональность как достоинство.
А вот относительно Рабочей партии "Маарах" были некоторые сомнения. Уж больно симпатичны были лидеры этой партии: Даян, Рабин, Голда Меир и даже Перес. Всего лишь год назад прошла операция Энтеббе, Перес был в то время министром обороны, а Рабин премьером. Медленно, под влиянием Хорола мои представления о маараховских деятелях стали меняться. Мою некоторую слабость к Рабочей партии Хорол называл «отрыжкой революционной молодости» или «отрыжкой марксизма», намекая на то, что организация, в которой я состоял до ареста и лагеря, была марксистской.
Конечно, все мое возмущение по поводу скандального поведение Леи Рабин вылилось на голову Иосифа. «Успокойся, - говорил мне Иосиф, - я не Рабин и, слава богу, ответственность за эту стерву не несу. Но ты наивен, как девушка, не достигшая бат-мицвы. Лею выследили, подставили не политические противники, а конкуренты из ее же партии. В слежке за своими товарищами нет ничего хорошего, но это даже не верхушка айсберга. В партии Авода коррупция, партийные назначения, семейственность и прочая грязь в таком количестве, что удержать уже нельзя. Мешок прорвался. И это только начало. Почти за тридцать лет бесконтрольной власти весь государственный аппарат пропитался взяточничеством, коррупцией, кумовством. А ты говоришь «Лея». Ты прав в одном - «стыдно».
Я с трудом переваривал услышанное. Я еще видел Израиль идеальным. И опять Иосиф был прав. Вскоре разразился ещё скандал: в 1977 году покончил самоубийством министр строительства Авраам Офер после того, как юридический советник правительства отдал распоряжение о начале полицейского расследования. Через несколько лет застрелился директор банка «Апоалим» Яаков Левинсон после выдвинутых против него обвинений в коррупции. На пять лет был осужден кандидат на пост директора Банка Израиля Ашер Ядлин. В 1979 году Шмуэль Рехтман, лучший мэр моего Реховота, стал первым депутатом Кнессета, приговоренным к тюремному заключению за взяточничество.
Теперь это никого не удивляет. Теперь чуть ли не против всех мэров уже имеются уголовные обвинения. В тюрьме сидят министры. Уголовные дела возбуждались против двух президентов. Но это и есть борьба с коррупцией. А то, что она захватила все политические партии, только подтверждает, что борьба бескомпромиссна.
- Ну хорошо, я понимаю, – говорил я, – за много лет бессменного правления партия сгнила, и гниль переползла в госаппарат. А Ликуд? Разве он будет лучше? Коррупция, взятки, семейственность - болезни не партии, а общества. Семейственность почти нормальное состояние общества: «ну, как не порадеть родному человечку». Разве Ликуд не заразится той же болезнью?
- Вероятно, – отвечал мне Иосиф, – но пока Ликуд не у власти, не у общественного пирога, руки у него не замараны. Ну, а когда замарает и если замарает, то и его надо будет гнать. Всё-таки идеология другая.
В мерказ-клите работала единственная русскоговорящая пкида (служащая), жена профсоюзного деятеля реховотской «Тнувы», Пнина, добрая, отзывчивая, всем помогающая женщина. Она тихим, однотонным голосом уговаривала: «Вы еще ничего не понимаете в израильской жизни. Бегин - это война, Бегин за богатых, Бегин урежет зарплаты, Бегин не построит для вас жилья, Бегин фашист». По ТВ тоже показывали какие-то фильмы с «фашистом» Бегиным. На трехдневных семинарах, которые устраивала Авода, бесплатно кормили и поили, возили на экскурсии и читали лекции. Ликуд таких семинаров делал значительно меньше.
В такой обстановке единственным серьёзным советчиком был Иосиф. Мы много раз встречались, и он объяснял положение в стране, давал характеристики различным как правым, так и левым деятелям. Я и сегодня удивляюсь, насколько они были точны. Но иногда и Иосиф ошибался.
Сначала были сомнения, за кого голосовать, которые перешли в другие сомнения - голосовать или не голосовать. Я решил не голосовать. Всякие разговоры о том, что мой голос достанется кому-то другому, не очень меня волновали. Как будут перераспределяться голоса не участвующих в выборах, я не знаю и не понимаю: это регулируется законом. Моя же совесть чиста – я не взял на себя ответственности.
Разговор о Лее Рабин, о коррупции в партийном и государственном аппаратах не забылся. Время от времени возникали скандалы в партии Авода, а вскоре и в Ликуде. Но сейчас такой скандал уже не производит впечатления. Отношение к ним ожидаемое и насмешливое. Нашалились, нахапали, попользовались, и хватит. Значительно повысился общественный контроль за госслужащими. Появились новые ограничивающие законы, например, закон о подарках.
На выборах победил Ликуд. Это действительно была революция. Отовсюду было слышно «Бегин - мелех Исраэль! (Бегин - король Израиля!)». Но уже на стадии формирования правительства появились недоуменные вопросы, первое разочарование. Министром иностранных дел Бегин назначил Моше Даяна. Конечно, Моше Даян был очень популярен. Моше Даян и Ицхак Рабин были самыми известными генералами израильской армии.
О них мы слышали еще в Москве. Между тем, они были из Рабочей партии. Но не в этом дело. Их репутация в Израиле была совсем другая: во время войны Йом Кипур Даян был не лучшим министром обороны, вел себя неадекватно и по существу не справился с должностью министра.
Как часто бывает в истории, Моше Даян оказался генералом одной войны.
Была у Даяна еще одна слабость — археология, коллекционирование древностей. Он был известным археологом-любителем. Очень часто Даян использовал свое служебное положение для проведения частных раскопок, а найденные артефакты присваивал себе, тем самым он нарушал закона об охране археологических объектов. Всего он собрал более 1000 экспонатов. Это было еще одним примером пренебрежения общественными нормами: хочу, делаю, наплевать на всех и на все, «я Моше Даян, мне можно». Сейчас такое бы не прошло. Совсем недавно уволили из армии двух генералов за то, что они позволили управлять служебными автомобилями членам своих семей. Раньше об этом и говорить бы не стали.
Уже после смерти Моше Даяна его вторая жена продала часть коллекции Иерусалимскому музею (Музею Израиля), но не прямо, а через американского коллекционера – инвестора. Это вызвало бурю возмущения в обществе.
Помню, как по совету Иосифа мы поехали в музей посмотреть на эту коллекцию, и впечатление было потрясающим, незабываемым, хотя мы ничего не понимаем в археологии.
И вот Моше Даяна, такого неординарного, очень противоречивого, но активного и способного человека, назначили министром иностранных дел. На фоне громких заявлений о гибкости и демократизме Бегина прозвучал тонюсенький голосок несогласия с кандидатурой Даяна, на который Бегин не обратил внимания. Голос противников Даяна был хотя и негромким, но очень существенным. Бегин в связке с Даяном смотрелись как-то подозрительно. Общество замерло в ожидании результатов такого союза. Пост министра иностранных дел, в правительстве Израиля - это второй по значимости, по влиянию пост – оказался в руках генерала Моше Даяна. Это вызвало недоумение и даже некую волну протеста.
Предвыборные обещания политиков. Бегин считал, что Синай должен остаться за Израилем. Бен-Гурион построил себе дом в Негеве, Бегин хотел построить дом в Синае. Даяну очень нравился Шарм-а Шейх. Весь мир облетело его победоносное заявление: "Лучше Шарм эль-Шейх без мира, чем мир без Шарм эль-Шейха". Еще раньше он сказал: «Мы готовы воевать против арабов в третий, четвертый, седьмой и восьмой раз".
После выборов 1977 года Бегин пришел к власти. Закончились 29 лет оппозиции. Появились новые министры. Многие из них были известными генералами. Военным министром стал генерал Эзер Вейцман (121), боевой летчик, бывший командующий ВВС Израиля, его заместителем – танковый генерал Ципори, министром с\х был назначен генерал, герой войны Йом Кипур Арик Шарон, ярый сторонник поселенческой политики. Казалось, что генералы – ястребы определят политику Израиля. Ничего подобного не произошло. Израильские генералы - особый вид военных: сняв форму, они превращаются в мягкотелое, аморфное политическое месиво, не способное к решительным действиям.
Здесь я хочу написать несколько горьких слов об израильском генералитете. Никто из них не предложил радикальных, то есть военных, методов решения палестинской проблемы. Не дело армии искать политические решения. На это есть политики-дипломаты. Израильские генералы были не способны предусмотреть ни Первую, ни Вторую интифады. Теория военной адекватности - порочная теория, приводящая к поражению и капитуляции. Горько.
Иосиф говорил, что исключением из генеральской каши является Шарон, который энергично взялся за строительство поселений. Большинство поселений, даже те, что были снесены в Газе, построены при его участии. По всяким международным законам нельзя конфисковать частную собственность. На частной земле нельзя строить поселения. В основном в Иудее, Самарии и Газе значительная часть земля была государственной. Ею владело турецкое правительство, затем правительство мандатория (англичане), а после иорданцы. Газа не была частью Египта, а только управлялась им. Но было много земель с неясно выраженным хозяином. Документов на все земли не было. Хорол говорил, что в этом случае лучше купить землю, даже если за это переплачиваешь. Но надо хорошо оформлять документы о покупке.
Увы, юридическая поддержка не всегда была на высоком уровне. Через 20-30 лет это стало заметно. У Шарона был помощник, кажется Цур, который занимался скупкой земель под поселения.
Вернемся к Моше Даяну. Что мы знали о нем? Известный политический деятель, генерал, в молодости был ранен в лицо, потерял глаз. В пятьдесят шестом, в должности начальника генштаба успешно провел операцию по захвату Синая вплоть до Суэцкого канала. Шестидневная война, а он был в то время военным министром, была его апофеозом, принесшим ему всемирную славу. А через несколько лет он позорно проиграл войну Йом Кипур. Мы и сегодня расхлебываем сваренную им кашу. О его дипломатических способностях нам ничего не было известно. Мы не знали, но Бегин знал и понимал, что Даян сильно укрепит его правительство, перетянет на свою сторону часть левых депутатов кнессета.
Строго говоря, все депутаты кнессета являются дипломатами. Ведь работа политика - бесконечный поиск компромисса, бесконечные переговоры. Пока человек дойдет до кнессета, а тем более до министра, он должен, обязан участвовать в десятках разных переговоров, в которых оттачивается мастерство переговорщика, то есть дипломата.
За Даяном числились и дипломатические победы. В апреле 1948 года он заключил соглашение с друзами о сотрудничестве. Друзская община является интегральной частью Израиля. Ее члены служат в армии, и есть даже генералы, члены кнессета, замминистры. В последующие годы его дипломатическая карьера продолжалась. В январе 1949 года Даян входил в израильские делегации на переговорах с королём Иордании Абдаллой, а позднее на Родосе - с представителями Египта, Ливана и Сирии.
С другой стороны, Даян был сторонником уступок и умиротворения арабов. Его воинственная репутация была обманчива. Во время Шестидневной войны через несколько часов после того, как парашютисты Моти Гура захватили Храмовую гору и подняли над ней израильский флаг, Даян приказал флаг убрать, а контроль над Храмовой горой был передан ВАКФу. С тех пор Израиль не имеет права на Храмовую гору.
Вот такого человека Бегин выбрал себе в министры иностранных дел. Конечно, всех подробностей биографии Даяна я не знал. Думаю, что и Иосиф тоже, хотя информирован был много больше, чем я. Хорол разводил руками, не зная, как объяснить выбор Бегина. Я однажды сказал, что моя осторожность, мое нежелание голосовать на выборах были оправданы. Совесть моя чиста. Я и впредь никогда не голосовал за Ликуд.
Хорол был среди тех, кто возражал против назначения Даяна министром иностранных дел. От него я впервые услышал: «Бегин оппортунист». Через три месяца после выборов Бегин и Даян готовы были отдать весь Синай. Вот и верь обещаниям политиков и их боевым призывам.
Я уже тогда стал думать, что политический кризис в Израиле был следствием неудачной войны Йом Кипур, и не понимал, почему эту войну считали выигранной. Объяснения Иосифа меня не удовлетворяли. Мне казалось, что все участники войны, особенно руководители, находились в политической депрессии. Именно поэтому уже первые попытки начать переговоры с Египтом встретили одобрение в израильском обществе.
Но и в Египте было не все просто. Вроде бы, Египет выиграл войну, захватил Суэцкий канал, установил границу на перевалах Митле и Гиди. Перевал Митле находится на западе Синайского полуострова, в 30 км к северо-востоку от города Суэц, перевал Гиди немного севернее. Длина перевалов – несколько десятков километров; с двух сторон горы. Митле и Гиди служат главными дорогами на Синае. Территория Синая огромна, а оперативного простора для танков нет. Перевалы Митле и Гиди закрывают движение танков.
Но руководители Египта знали, что израильские танки остановились на 101 км от Каира, и поняли, что сокрушить Израиль военным путем еще много лет они не смогут. Вывод был для египтян тяжелый: нужен мирный договор с Израилем. Анвар Садат в 1977 году заметил в одном из выступлений, что готов к мирному диалогу, включая визит в Израиль. Этим воспользовался Бегин, который заявил, что он был бы рад наладить отношения с Садатом, и пригласил его посетить Израиль с официальным визитом. Были достигнуты договоренности: война Йом Кипур должна быть последней арабо-израильской войной, должны быть решены вопросы безопасности и для Египта, и для Израиля, договор между Израилем и Египтом не будет сепаратным, а к нему могут присоединиться все арабские страны. Египет — самая большая и самая сильная в военном отношении арабская страна, признала Израиль и пошла с ним на мирный договор, отказавшись от Хартумской декларации 1967 года, декларации трех «нет»: «нет» миру с Израилем, «нет» признанию Израиля, «нет» переговорам с Израилем.
Казалось бы, замечательные идеи. Их вполне можно поддержать. Но в арабском мире идея мирного договора с Иерусалимом была встречена крайне негативно, а попытка такого решения палестинской проблемы не вызвала в Израиле, мягко скажем, восторга у наиболее дальновидных политиков. Это была несомненная большая политическая победа Израиля, но с большим и тяжелым грузом. Нужно было отдать Египту Синайский полуостров и признать «законные права палестинского народа», также предоставить автономию жителям контролируемых Израилем территорий. Палестинцы стали понимать «законные права палестинского народа» как признание за ними права на независимое государство. Кроме того, Израиль признает право на создание сильной палестинской полиции. Договор был подписан Бегиным, Садатом и Картером. Подпись президента США служила юридическим обоснованием особой роли США - гаранта выполнения договора. Было очевидно, что в скором времени признание автономии выльется в требования независимого государства, а сильная полиция превратится в армию.
Это вызвало активные возражения правой части израильского общества, с которой и Иосиф и я были полностью согласны.
Это несогласие с позицией Бегина привело к созданию правой партии Тхия.
Через несколько месяцев после выборов в кнессет Садат приехал в Иерусалим, а потом был заключен мир с Египтом. Израиль отдал Синай, Шарм и согласился на Палестинскую автономию. Это была победа одновременно с сокрушительным поражением. Впервые в новой истории еврейское государство добровольно отдавало огромные территории, завоеванные кровью своих сынов. Отступления были и раньше, но они производились под прямым иностранным давлением, а теперь - по собственной инициативе. Ликуд раскололся.
Даян вышел из МААРАХа и создал свою маленькую игрушечную партию. Но и по Ликуду прошла трещина, которая вскоре привела к выходу из Ликуда некоторых его членов. А Бегин – Даян продолжали «поиски мира». У них родилась идея Кэмп-дэвидских соглашений, к которым в обществе отнеслись по-разному: большая часть их приняла, меньшая – не приняла.
Те, что не приняли Кэмп-дэвидских соглашений, вошли в новую правую нерелигиозную партию Тхия ("Возрождение"), которую поддержали многие из правой интеллигенции, в том числе и Иосиф. Он стал членом ее ЦК.
Основал партию Тхия, а затем и возглавил ее профессор Юваль Неэман[1], один из самых крупных израильских физиков, который успел побывать у Рабина советником по борьбе с террором, а во время армейской службы был заместителем начальника военной разведки. Среди её основателей и самых деятельных членов была легендарная Геула Коэн[2] и писатель Моше Шамир, ешиботники рава Цви-Йегуды Кука из ешивы "Мерказ а-Рав", активисты "Гуш Эмуним[3]". Таким образом, Тхия стала первой партией Израиля, где активно сотрудничали представители светского и религиозного сионизма, среди которых был рав Цви Иегуда Кук - идеолог поселенческого движения.
РУССКАЯ АЛИЯ 70-Х и ТЕХПРОЦЕСС
Все правительства Израиля старались обеспечить научно-техническую независимость, которая в конце концов обслуживала армию. Правительство Бегина не было исключением. К 1980 году технический уровень Израиля достиг такого состояния, что можно было думать о создании своего самолета. Этому способствовала алия 70-х. Медленно, но верно научно-технические организации начали насыщаться русскими инженерами и учеными. Никто из них не играл решающую роль, но они создавали основу для принятия и выполнения сложных технических решений. С приездом русской алии появилось выражение «наукоемкое производство», которое позже трансформировалось в английское «хай-тек»(High technology – high-tech – hi-tech).
В начале 1980 года правительство Бегина поручило концерну авиационной промышленности и ВВС написать техническое задание будущего истребителя. Он должен был носить название «Лави». Во главе проекта был поставлен Моше Аренс. Планер и авионику должны были сделать в Израиле, мотор купить в США. К 1986 году было построено пять планеров и два прототипа истребителя готовы к летным испытаниям. Иосиф работал на одном из заводов концерна авиационной промышленности. Я помню, с каким одушевлением он рассказывал о начале работ над проектом «Лави». И действительно, техническое задание было разработано за два года, а еще за четыре – построены самолеты для летных испытаний. Однажды он сказал мне: «Ты просто не можешь себе представить, какой станок привезли из Японии – он обрабатывает целиком крыло самолета. Мы маленькая страна, а подняли такой проект».
Но радость была преждевременной. Дрязги и споры принципиальные и не очень сопровождали проект от начала вплоть до закрытия. Часть израильского руководства, и в том числе Рабин, изначально были против проекта «Лави». Командование израильских ВВС считало, что своими силами Израиль не сможет справиться с бесперебойной поставкой запчастей, летный состав хотел иметь знакомые самолеты, разного рода экономисты утверждали, что американские самолеты более дешевые. Осторожную позицию заняли израильские военные, которые считали, что смена самолетов с американских на отечественные в условиях вероятной войны чрезвычайно опасна. Но наверное, самым серьезным возражением было то, что Израилю надо заниматься не самолетостроением, которое разрабатывается в ряде других стран, а новыми проектами, еще нигде не начатыми, иметь приоритетную основу изобретения. На одновременную разработку и «Лави», и новейшей техники в других областях нет ни денег, ни технических сил.
Пока одни спорили, другие строили. И 1986 году «Лави» взлетел в небо. Это был национальный праздник. И тогда вмешались американцы. Не думаю, что они испугались конкуренции, дело в том, что Израиль был в полной военно-технической зависимости от США, и его попытка вырваться из крепких дружеских объятий, приобрести военную независимость им не нравилась. Американцы отказались поставлять моторы и оказывать какую-либо помощь в строительстве «Лави». Израиль сдался. Надо было доделывать самолет на свои деньги. Я помню публикации о заседании правительства относительно проекта «Лави». Голоса разделились поровну между сторонниками и противниками. Молчала министр здравоохранения Шошана Арбели-Альмозлино(132). Она не знала, за кого голосовать. Ей нравился проект. И все же она проголосовала против, ссылаясь на авторитет Рабина, который был в правительстве Шамира военным министром. Мы считали, что две причины лежат в категорическом неприятии «Лави» Рабиным: первая – проект возглавлял деятель Ликуда Моше Аренс, а социалист Рабин был не в состоянии отдать техническое первенство правым силам; вторая причина - неспособность выдержать давление американцев. Общество восприняло отказ от производства «Лави» как катастрофу. Проект «Лави» был организующим началом во многих областях промышленности. В производстве Лави были задействованы множество фирм, которые должны были подтянуть свое производство под стандарты
Это сложная организационно-техническая задача. Была начата огромная научно - исследовательская работа в разных областях, которые могли быть привязаны к самолетостроению. Я тоже пытался устроиться в лабораторию «Бедека», в которой занимались композиционными материалами. Меня не взяли – уже было время, когда проект стал «скрипеть». И вдруг все остались без работы. Прошло сокращение инженеров, занятых в проекте. Значительная их часть уехала в Америку. Созданный с большим трудом коллектив проектантов распался. Фирмы, работавшие на проект, терпели убытки. Нам казалось, что удар по научно- техническому производству был чуть ли не смертельным.
Иосиф очень тяжело переживал отказ от проекта «Лави». Его удивляла недальновидность и некомпетентность политического и военного руководства Израиля. Только Моше Аренс, над которым смеялись, по-прежнему считал, что закрытие проекта – большая ошибка. Было не ясно, на какие проекты будет переключена израильская инженерия. Прошли годы. Страсти улеглись. Мы ошиблись. Израильская промышленность еще более окрепла. Изменились и взгляды части военного руководства. Дан Халуц, тогда еще подполковник, который в 1986 году возглавлял оперативное подразделение в проекте истребителя «Лави» и был противником производства этого типа самолета, в должности командующего израильскими ВВС(2000 – 2004гг) заявил, что его прежняя позиция относительно «Лави» была ошибочной: ЦАХАЛу стоило решиться на оснащение военно-воздушных сил отечественными самолетами. Наверное, и у других изменилась точка зрения.
Иосиф и я время от времени подвергали ревизии свои взгляды. У нас тоже изменился подход к оценке «Лави». Неожиданно (во всяком случае, для меня) произошел скачок в производстве беспилотных самолетов, в производстве антиракетной и военно-компьютерной техники. Мы понимали, что это было связано с тремя факторами: 1. заделом, который остался от «Лави», 2. ориентацией руководства армии, страны и общества на научно-технический прогресс (от фалафельной к М.А - мастерату в области физики и математики, то есть к высшему образованию) и 3. приездом «русской» алии.
Если еще в середине семидесятых годов идеалом для молодого человека было независимое кустарное производство (фалафельная, мастерская по ремонту бытовой техники, мебельные мастерские и т.д.), то теперь стала компьютерная фирма, работа по найму в хорошей компании хай-тека. Резко увеличилось количество среднетехнических учебных заведений, некоторые из них стали давать первую степень (В.А). Высшее образование перестало быть ашкеназийской экзотикой.
Однажды нас пригласил в гости профессор Алекс Коэн. Алекс и его жена Хана много лет "метапелили" нашу семью. (В данном случае, я бы перевел ивритское слово «метапелить», как интеллектуальную заботу). Среда там почти всегда была профессорской: сотрудники института Вайцмана, Т-А и Иерусалимского университетов, больницы Каплан. Зашел разговор о трудоустройстве репатриантов.
Я вспоминаю один из разговоров вскоре после нашего приезда. Одному профессору математики отказали в приеме на работу в университете на основании того, что на кафедре уже есть один профессор. Такая постановка находила понимание в научной среде. Ира и я были этим поражены. В последнем институте, в котором я работал в СССР, в нашей лаборатории было два профессора и 5-6 кандидатов наук. И никому в научном плане не было тесно. Иосиф говорил, что в хороших университетах на одной кафедре работают по два и три профессора. Это делает кафедру более сильной, притягивает студентов. Создает славу университету.
В конце восьмидесятых такой подход уже был невозможен. Промышленность и наука требовали высококлассных специалистов. За десять – пятнадцать лет сильно изменилась психология израильских ученых.
Может быть, усилия, которые надо было затратить на производство «Лави», распределились по широкому полю технического прогресса? Сегодня судить противников проекта «Лави» за близорукость надо было бы более осторожно, задним числом все умны. Наша резкая позиция смягчилась. Но я и сегодня считаю, что в таком государстве, как Израиль, должен быть общенациональный технический проект, на который должна равняться вся промышленность.
Профессор математики Виталий Мильман в одном из интервью («Вести», «Окна», 16.6.2011) говорил, что в начале девяностых годов прошлого века в Израиль приехало более 1000 математиков со степенями кандидатов и докторов физико-математических наук (по-израильски Ph.D.). Кроме математиков, были еще и физики, и химики, и инженеры такой же высокой квалификации. Оцените цифру 1000 математиков, 1000 потенциальных профессоров. Произошло перенасыщение интеллектуальным богатством. Израиль с этой задачей не справился. И дело было не в плохом министре. Шарон, тогдашний министр строительства, кое-как расселил людей, но обеспечить всех профессиональной работой на должном уровне даже он не смог.
ЮВАЛЬ НЕЭМАН И ПАРТИЯ ТХИЯ
Иосиф стал активно сотрудничать с Геулой Коэн, человеком потрясающего обаяния и неистового политического темперамента. Сотрудничество было исключительно плодотворным: Геула относилась к тогда еще немногочисленному израильскому истеблишменту, который поддержал алию семидесятых. У Тхии были свои взлеты, когда на выборах в 1981-м она получила 3 мандата и стала идеологическим центром в борьбе против ухода из Синая. Увы, борьба закончилась сокрушительным поражением. Синай был отдан «до копейки», включая Таба, что совсем рядом с Эйлатом.
Только что построенный город Ямит тоже должны были отдать. Иосиф поехал в Ямит[4] и там, как многие, приковал себя к какому-то дому. Но это не помогло.
Перед отступлением Бегин приехал в Ямит объяснять причины отступления, и каяться, что не сумел отстоять город и несколько поселений вокруг него.
В Тхие собрались очень сильные и популярные правые лидеры. На политической шкале Израиля Тхия была, если не считать партии рава Кахане, самой правой партией, при этом интеллигентной и популярной. Там собрались Неэман, Геула Коэн, Рафуль (Рафаэль Эйтан), Рехавам Зееви, по прозвищу Ганди. Поразительно, что эти умные знающие люди оказались плохими политиками, которые не сумели ужиться вместе. Партия рассыпалась, а каждый в отдельности был «маловесомым». С Иосифом, который был не только членом партии, но и членом мерказа (по-русски ЦК) и буквально жил интересами партии, случился настоящий стресс, от которого он полностью не оправился до конца жизни. С тех пор активной политической жизнью он перестал заниматься.
Но было еще что-то, что мне очень трудно сформулировать. В самый разгар популярности Тхии, я спросил Меира Гельфонда, будет ли он голосовать за Тхию на предстоящих выборах. «Только если Хорол будет не ниже четвертого места. Но этого не будет. Как ты не понимаешь, что в одной связке с генералами Иосиф не смотрится. Он для них слишком правый, радикальный и с другой ментальностью». Я думаю, что отношение к себе как к неравному Иосиф чувствовал очень остро. Он всех пытался помирить и удержать вместе.
Мы много обсуждали причины такой «неуживчивости», несовместимости. По-видимому, она лежала не только в лидерстве (во всех партиях есть несколько кандидатов на первое место), но и в разном политическом фундаменте. Хочу отметить, что покровительственно – пренебрежительное отношение к «русским» было во всех партиях. Я помню, как был обижен Юлий Нудельман, когда Шарон не поставил его на реальное место в своей партии Шлом Цион (выборы 1977 года). Нудельман очень активно работал среди «русских» для избрания Шарона в Кнессет. Вместо Нудельмана прошел малоизвестный Ицхак Ицхаки. Нечто похожее было и с Файнблюмом в Маарахе. В ЦК партии он входил, а при выдвижении в кнессет ему не хватило одного места. Были и другие примеры. Лея Словина тоже не дотянула до реального места. Объединяло недоверие к «русским», выходцам из СССР. Даже такая интеллигентная и демократическая партия, как Тхия, не была лишена предвзятости. Иосиф как-то сказал: «Они (израильтяне) получили демократию на блюдечке с золотой каемочкой от англичан, без усилий, а мы на тюремных нарах, в бесконечных спорах, иногда, как у вас, ценой жизни. И мы не понимаем, что такое демократия?» Все изложенное выше было вполне очевидно. Но я осторожно высказывался, что в кнессет нужно избирать человека, который прожил в Израиле как минимум 15-20 лет. Такой человек должен достичь некой материальной независимости и хорошо разбираться в политической кухне. А на это уходит как раз 15-20 лет.
Алия девяностых прошла этот путь быстрее. Но дорогу ей выложили семидесятники. И Хорол был в их числе. В различных нападках на алию семидесятых звучала одна справедливая мысль: «Вам никто ничего не должен. Вас приняли, дали гражданство со всеми вытекающими правами, материально как-то поддержали, а теперь пробивайтесь сами». «Если вы такие умные, то почему вы не богатые, почему не члены кнессета, почему вы не работодатели». В этом была своя правда и своя логика. Алия семидесятых так и не превратилась из «капланов в кабланов».
Однажды Иосиф рассказал забавную историю. Проходило заседание мерказа партии Тхия. На заседании один из членов центра, молодая женщина, еще студентка выступила против Неэмана. После заседания Иосиф увидел, как Неэман очень долго с ней о чем-то говорил. Через некоторое время Иосиф спросил Неэмана, не жалко ли ему тратить на какую-то студентку столько времени?
- Нет, - ответил профессор, - не жалко, она не просто студентка, она член центра партии, и от ее голосования зависит решение тех или иных вопросов. Я действительно потратил на нее много времени, но я убедил ее, что она ошибалась. Теперь я могу быть уверенным, что она в следующий раз поддержит меня. У меня нет другого метода. Приказать я ей не могу.
Идея Тхии - решение национальных задач. Первая задача - удержать научно – техническое превосходство над арабским миром. Это означало изменить систему образования, увеличить репатриацию, особенно из СССР, начать разрабатывать крупные научно – технические проекты: канал Средиземное море - Мертвое море, строительство атомных эл. станций, выход в космос, развитие атомной, лазерной и компьютерной техники, самолетостроения, заселение Иудеи и Самарии, ликвидация узкого коридора в районе Нетании, строительство в восточном Иерусалиме.
И конечно, ни о каком Палестинском государстве не могло быть речи. Отсюда вытекала вторая задача - строительство поселений в Иудее и в Самарии. Надо было построить там такое количество поселений, расселить такое количество людей, чтобы процесс стал необратимым. Если в целом я с такой научно-технической программой был согласен, то по отдельным вопросам у меня были возражения.
Я высказывался против строительства канала Средиземное море – Мертвое море из-за экологических соображений. Были какие-то семинары, на которых выступали сторонники или противники проекта. Я тоже пару раз выступал на этих семинарах. Неэман был ярым сторонником проекта канала и всячески его продвигал. Хорол выдерживал нейтралитет. Авторитет Неэмана был очень высок.
Канал так и не построили. Сегодня я не так активно стал бы выступать против проекта канала. Сегодня мне видится дилемма в другом свете: политика против экологии. Канал планировали проложить через сектор Газы, так как это было кратчайшим расстоянием. У меня вызывает большое сомнение, состоялась бы передача Газы Хамасу, проведенная Шароном, если бы канал был построен.
Теперь есть новый проект канала, но уже не из Средиземного, а из Красного моря к Мертвому морю. При этом экологические проблемы остались прежними, строительство сильно подорожало, в частности из-за удлинения канала, а политические проблемы стали еще более сложными. По проекту Иордания и ПА должны быть совладельцами канала или участниками строительства с вытекающими обязательствами Израиля перед ними. Это значительно усложняет весь проект и последующую эксплуатацию. Сегодня ожидают решения экологических экспертиз. По-видимому, решат строить. Перенос, а по существу строительство нового эйлатского порта и ж/д Эйлат – Тель-Авив (проекты приняты) ускорит решение о строительстве канала. Сегодня я думаю, что Неэман был прав.
С другой стороны, при бурном строительстве опреснительных установок, может быть, забор воды из Кинерета сократится и уровень Мертвого моря поднимется. Не исключена и подпитка Кинерета опресненной водой. Тогда канал вообще не нужен.
Есть еще один сложный вопрос. Всякое строительство современных грузопассажирских (особенно грузо) коммуникаций (ж\д, канала, современного скоростного шоссе) параллельно Суэцкому каналу значительно осложнит отношения Израиля и Египта. Эти решения имеют не только экономический, но и политический аспект. Канал Эйлат Средиземное море и современная многоколейная ж/д Эйлат– Беэр-Шева – Ашкелон – Ашдод – Т-А – Хайфа может сделать Суэцкий канал не конкурентоспособным.
Еще несколько слов о Неэмане. Известно, что, начиная с семидесятых годов прошлого века в Израиль приехало много ученых высокой квалификации. Их трудоустройство было непростым, но это отдельная тема, которой я не хочу касаться. Неэман помог очень многим, физикам и математикам, то есть людям, в профессии которых он разбирался и мог оценить их уровень. Наверное, у него была своя общенациональная программа.
Но это не относилось к медицинским наукам. В 1986 году приехала в Израиль профессор Светлана Долина, врач, специалист по диагностике и лечению детской эпилепсии. Я обратился к Иосифу с просьбой помочь ей найти работу. Звание профессора, качество публикаций и хорошее знание английского давало моральное право обратиться к Неэману за помощью - как ученый к ученому, как равный к равному. Всего в то время в Израиле было 30 «русских» неустроенных ученых подобной квалификации. Неэман ответил Хоролу, что он не занимается персональным устройством, а создает условия для приема всех ученых. Помочь отказался. Про всех остальных сказать ничего не могу, а устройство С. Долиной в Израиле было горьким.
Тхия набирала силу. На первых выборах в 1981 году она сумела получить 3 места в кнессете и пыталась остановить передачу Синая Египту. Борьбу проиграла. В 1982 году Израиль вывел войска, разрушил Ямит и поселения и насильственно эвакуировал поселенцев с Синайского полуострова. Началась эра Кэмп-дэвидского соглашения.
А Тхия продолжала свою деятельность: вошла в правительство. Неэман стал министром науки и одним из лидеров поселенческой политики в правительстве М. Бегина, а затем и Шамира. Деятельность партии переключилась с Синая на Шомрон и Иудею. Иосиф чувствовал себя уверенно.
В июне 1982 года Тхия поддержала решение М. Бегина о начале военной операции «Мир Галилее» (Первая Ливанская война). Это придало ей популярность. Были запроектированы более 80-ти поселений.
На следующих выборах в 1984 году Тхия, к которой присоединилось движение Цомет во главе с Р.Эйтаном, получила 5 мест в кнессете и ушла в оппозицию к правительству национального единства (Ликуда и Маараха). Тхия выступала против вывода израильских войск из внутренних районов Ливана и против мирных переговоров с Иорданией. Сегодня я думаю, что, если относительно отступления стратегически Тхия была права, а тактически нет, то выступление против мирного договора с Иорданией и стратегически и тактически было ошибкой.
Израильское правительство не могло найти общего языка с правительством Ливана, и в результате началась партизанская война против нашей армии. Эту войну Израиль проиграл. Начались разговоры, что партизанскую войну нельзя выиграть. Мы считали, что такие разговоры вредны и не соответствуют действительности. В частности, мы приводили пример подавления украинского национального движения в послевоенные годы. Иосиф пытался написать программу действий политических и военных органов в Ливане. Судьбу этой программы я не знаю. Может быть, она потерялась из-за политических распрей. В Тхие под одной крышей не могли ужиться проф. Юваль Неэман, Геула Коэн и Рафаэль Эйтан. Партия стала терять популярность. В 1987 г. Р. Эйтан вышел из Тхии и создал в Кнесете фракцию Цомет.
Падение популярности Тхии стало заметно на выборах в 1987 г. Тхия получила всего 3 места в кнессете. Если для выборов 1981 года 3 места в кнессете было хорошо, то для 1987 года – плохо или даже очень плохо. В 1990 году партия присоединилась к правительству И. Шамира. Опять начались политические споры: должна ли израильская делегация участвовать в мирной конференции в Мадриде 1992 году, где предполагалось обсуждать вопрос о предоставлении автономии арабам Иудеи, Самарии и сектора Газы. В Тхие разразился кризис, который партия не пережила. Партия вышла из правительства. На выборах 1992 года Тхия не прошла электоральный барьер и распалась. Значительная часть её активистов (в том числе Геула Коэн) вступила в Ликуд.
Крах Тхии был сильным ударом по Иосифу. На какое-то время у него пропал интерес к политике. Последние годы он голосовал за религиозные партии, считая, что светский сионизм исчерпал себя. Я же голосовал за парию Моледет ("Родина"), в программе которой был пункт о добровольном трансфере. Я понимал, что лидер Моледет Ганди[5] со своей маленькой партией ничего сделать не сможет, но ежедневное будирование трансфера должно сдвинуть общественное мнение. Иосиф соглашался с моими доводами, но голосовать за Ганди он не хотел, Ганди Иосифу был просто не симпатичен. Ганди убили в 2001 году и с его смертью будирование вопроса о добровольном трансфере прекратилось. Вот и ответ на вопрос о роли личности в истории.
Долгосрочная оценка Бегина и Кэмп-дэвидских соглашений оказалась неверной. Иосиф очень тяжело переживал свою ошибку.
Еще раз о предвыборных обещаниях. На выборах 1992 года Рафаэль Эйтан (Рафуль) получил 8 мандатов. Это было колоссальным достижением. Все, кто хотел голосовать за правых, проголосовали за Рафуля. Его лозунг «Мир в обмен на мир» имел успех. Рафулю поверили. Казалось, появился новый правый сильный лидер. Но он не сумел подобрать свою депутатскую команду. Рабин предложил одному из его депутатов, Гонену Сегеву, пост министра, а другому, Гольдфарбу, пост заместителя министра, "купил" таким образом их голоса и провел в кнессете закон «Осло-2».
Все обещания Рафуля ничего не стоили. Уважение к нему резко упало. Партия развалилась. Иосифу и мне на это было тяжело смотреть.
Началась резкая критика внешней политики Бегина. Моя позиция стала еще более радикальной, чем раньше. Бегин в моих глазах стал одной из самых черных фигур в еврейской истории. После него каждый премьер – министр сможет сказать: «Если Бегин смог отдать, то и я имею на это право». Так это в общем и получилось – территории по-прежнему медленно, но отдаются, а согласие на Палестинское государство получено от того же Ликуда. Мы опять скатываемся в гетто 1966 года. Здесь у меня с Иосифом было полное согласие.
"РУССКИЕ" ОЛИМ В ИЗРАИЛЕ
Выше я писал, что олимы мало что знали об Израиле. Информационная связь Израиль–СССР была пунктирной: евреи Советского Союза ничего не знали об Израиле, но и израильтяне ничего не знали о Советском Союзе. На «русскую» общину новых репатриантов легла просветительская функция. Хорошее от плохого надо было уметь отделить. Взаимное непонимание было повсюду. В центрах абсорбции объясняли, как пользоваться унитазом, чем оскорбляли жителей крупных городов. Через много лет журналистка Исакова с обидой вспоминала о том, как ее отца, обладателя двух парижских дипломов, учили в мерказ-клите пользоваться унитазом. Я считаю ее обиду несправедливой. В СССР было много маленьких городов, где не было канализации. И вообще уборщица из ульпана не должна была входить в тонкости образовательного ценза. Она всем одинаково показывала санитарные достижения Израиля.
Однажды в ульпан приехали посмотреть на «новичков» богатые американцы, жертвователи Сохнута, наши «кормильцы». Люди были не молодые. Многие оставили Россию в самом начале 20 века, когда машины были во всем мире еще редкостью. Зашел разговор о том, как в Москве едут люди на работу, когда нет частных автомобилей.
- На лошадях? - спросил кто-то.
Такое непонимание сильно разозлило Иру.
- Нет, - ответила она, - не на лошадях. Вы знаете, что такое тройка?
Про тройку все знали.
- Так вот, - продолжала Ира. - У меня была тройка медведей. Коренной белый, а два пристяжных коричневые. А у мужа наоборот, пристяжные белые, а коренной бурый. Хотели купить гималайского медведя, но он очень дорогой.
Кажется, поверили. Во всяком случае, одобрительно кивали.
Зима 1979-80 годов была холодной. Дома в Реховоте отапливались керосиновыми или газовыми печками. Кстати, газовые нагреватели были мощные и быстро нагревали комнату. О нагреве всей квартиры никто и не думал. Электрических нагревателей было мало, а кондиционер считался предметом роскоши.
Я тогда работал в компании «Исследовательские мембраны Реховота». Компания была научно-производственная. В ней была небольшая столовая, в которой в обеденный перерыв собирались почти все научные сотрудники. Все жаловались на холод и трудности с отоплением. И вдруг, глядя на меня, кто-то сказал: «Мы все жалуемся, все плачем, что холодно зимой, ну а как в России, ведь там холода быр-быр какие, страшно температуру назвать. Пусть нам Владимир расскажет». Я стал рассказывать о том, что в крупных городах, и в Москве в частности, существуют несколько ТЭЦ, которые нагревают воду выше, чем 100 градусов по Цельсию. Горячая вода по трубам транспортируется по всему городу, в каждом доме есть бойлерная, в которой перегретая вода нагревает специальную воду, циркулирующую по радиаторам в каждой квартире. Мой рассказ вызвал шок, никто не думал, что система отопления в России такая сложная, совсем непохожая на израильскую. Мой начальник доктор Боаз Амит, человек умный и доброжелательный, очень хорошо относившийся к олимам, как бы подвел итог моего рассказа: «Я теперь понимаю, почему у русских есть инженеры-сантехники. Такие расчеты должны делать особые специалисты. В Израиле расчеты трубопроводов делают обычно инженеры-механики».
Я привел этот рассказ специально, чтобы показать, что знание и понимание Советского Союза было минимальным. С одной стороны трофейные танки, которые все видели, и сбитые самолеты, о которых все знали, с другой - лошади и навоз. Каждый раз надо было рассказывать, что Россия прошла с 1917 года огромный и горький путь.
С большим трудом признавался инженерно-технический и научно- медицинский потенциал советских олим. Правда, было одно объективное обстоятельство: русская алия была безъязычной – ни иврита, ни английского советские евреи в своем большинстве не знали. Это сильно затрудняло общение и служебное продвижение.
Был старый студенческий анекдот: «Что общего между студентом и собакой? – Глаза умные, а сказать ничего не может». Мы с Иосифом его переиначили: «У олима, как у собаки, глаза умные, а сказать ничего не может». Мы сформулировали некое правило: научный сотрудник или инженер – это человек, который может написать отчет. А для этого нужно не только знать предмет, но и язык, на котором требуется написать отчет.
Требования очень жесткие. Увы, многие среди олим не справились с этим требованием. Прошли годы, пока выучили язык. Подошла пенсия.
Есть у нас знакомый. Он приехал из Минска в 1990 году, молодой, лет 45, профессор, радиофизик. У него было более ста публикаций. Его пригласили в Беэр-Шеву в университет на собеседование. У него на руках должны были быть трудовая биография и список публикаций. Все на английском языке. Он обратился к нам, чтобы мы ему порекомендовали машинистку. Я повез его к машинистке. Она оказалась моей знакомой. Американка, профессиональный секретарь, доброжелательная женщина, жена профессора. Она прочитала его бумаги и сказала, что все написано английскими словами, но не по-английски. Все надо переписать по-другому. Общим языком у них оказался идиш.
Профессор не пошел в университет. В частной компании он быстро преуспел, а через несколько лет он выучил и английский, и иврит.
На моих глазах уволили Женю Цирлина. Мы работали в одной компании. Женя кончал Физтех и еще в Союзе работал в области мембран. В нашей компании ему поручили сконструировать устройство и сделать головной образец для электродиализа. У Жени были золотые руки. Надо было сделать много однородных ячеек. Женя нашему общему начальству сказал, что эта работа для слесаря, а не для инженера. Назавтра его уволили. Несправедливость была вопиющая. Израильскому инженеру никогда бы не предложили делать слесарную работу.
На некоторых военных предприятиях брали на работу «русских» инженеров на должность техника, но при условии, что они не будут претендовать на должности инженеров. Это ведь государственные предприятия. Я и по сей день не знаю, насколько законны такие расписки. Таких несправедливых случаев было много: кому меньше платили, кого медленнее продвигали, не платили в пенсионный фонд и т.д. В частности, моей жене дали квиют, а через несколько дней отобрали, и вторично дали спустя несколько лет. Никогда такого не позволили бы себе по отношении к сабре с высшим образованием.
Эти и другие случаи я рассказывал Иосифу, и мы обсуждали их очень серьезно. Государство прилагало колоссальные усилия, чтобы привезти советских евреев в Израиль, а проследить за выполнением собственных законов было неспособно.
Но даже у тех, кто приехал относительно недавно, связь с Советским Союзом ослаблялась. Через три – четыре года интерес зачастую просто обрывался. Оставались родственники и друзья, а после развала СССР почти у всех исчезли и родственники.
Хоролы репатриировались в 1969 году. За семь лет проживания в Израиле они оторвались от литературной, да и вообще от культурной жизни Советского Союза. А жизнь была. Издавались книги, расцветал «тамиздат и самиздат», писались стихи, пели барды и т.д. Олим в то время было очень- очень мало. Связь с СССР, как я писал выше, была непрочной и непостоянной.
А у Хорола интерес не ослабевал. Он говорил ещё в 70-х, что Советский Союз, в котором живут несколько миллионов евреев, не может быть нам безразличен. «Евреи молчания» – это только для тех, кто не видит, что происходит с еврейской общиной СССР, кто не хочет замечать социальных изменений, происходящих в России. Он считал, что в ближайшие годы начнется исход евреев из СССР. А это значит, что приедет большое количество ученых, инженеров и техников, врачей и биологов. Это даст толчок научно-техническому развитию Израиля. Проблемы возникнут с гуманитариями. Иосиф резко высказывался относительно низкого уровня их подготовки. Учителя истории и литературы должны переучиваться, для того чтобы работать в школе. И здесь наши взгляды совпадали.
Мы привезли с собой литературные новинки, окололитературные сплетни, песни бардов. В Израиле они в то время не то чтобы не были известны, но как-то мало популярны. В сентябре 1976 года Инна и Гриша Мазур взяли нас на концерт Галича. Это был его второй и последний приезд в Израиль. В Холоне, в кинотеатре «Савой» зал был полупустой. В Москве зал лопнул бы от публики. Слова «…а Мария шла по Иудее...» вызывали раздражение в зале. «Мария? Кто это?». Галич был грустный и усталый. Кассеты с песнями бардов еще не крутились на тахане мерказит в Тель-Авиве. Крещение Галича вызывало недоумение. Иосиф говорил: «Креститься, стать выкрестом? Зачем? Никто не верит в искренность христианских взглядов Галича. Кому он хотел угодить? Бросить свой народ? Конечно, он замечательный поэт и бард. Но ведь теперь он встал в ряд с христианскими хулителями евреев».
Крестил Галича Мень. Я о нем слышал еще в Москве и даже читал какую-то из его книг о христианстве, изданную в «самиздате». Относился я к Меню крайне отрицательно. Мень крестил, кроме Галича, еще кучу еврейской полудиссидентской молодежи. Это были ребята сильно ассимилированные, как правило, лишенные советской властью национальных корней. Иудаизм у них был замещен советизмом, от которого они с легкостью отказались в пользу православия. Я называл Меня духовным мародером. Иосиф со мной соглашался.
Мы привезли с собой песни бардов, но не на кассетах. Ира их все знала на память и с любого места могла начать петь часами. У нее хороший домашний голос, отличный слух, и безукоризненный вкус. Всякую фальшь она мгновенно улавливает. Иосиф часто просил ее спеть что-нибудь на ее вкус. Особенно ему нравилась песня про Марсель. «Жемчуга стакан», «с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде», « жал руку прокурор, а после посадили под усиленный надзор» - Иосиф часто цитировал. К сожалению, автора слов этой песни мы не знали. Мы много раз ее пели вдвоем. Уже потом, когда расхотелось петь, Иосиф вдруг вспоминал и говорил: «Где же ваш «Марсель?»
ПОСЕЛЕНИЕ ЭЛЬКАНА
Вскоре после выборов 1977 года Хоролы переехали в поселение Элькана в Самарии. Поселение было маленьким и делилось на две части. Верхняя, большая часть, у башни, где раньше была иорданская полиция, была ивритской, нижняя, меньшая – «русской». Бойницы в башне были направлены на арабскую деревню Месха. «Посмотри, - сказал Иосиф, - кого больше боялся король Хусейн. Своих, арабов. И он бы их расстрелял не моргнув глазом, если бы они восстали. Как в 1970 году он расправился с «Черным сентябрем». У арабов нет середины».
Особых противоречий между «верхом» и «низом» не было: все жили в цельнобетонных домиках "эшкубиёт", которые привозили готовыми и только собирали на месте. Площадь домика зависела от состава семьи. У Хоролов были салон-кухня метров 15 и спальня метров 8, еще метров 7-8 занимали ванная и уборная. Уже потом Иосиф пристроил навес и получилось что-то вроде террасы.
Иосиф Хорол и Владимир Мельников на фоне домов "эшкубиёт" в поселении Элькана, 1978
В то время мы бывали там часто. Дом гудел от гостей. Итточка всех кормила и поила. Где у нее брались силы? Она была не очень здоровым человеком. Я помню, она лежала в больнице Ихилов с диагнозом малокровие. Малокровие в Израиле не такое частое заболевание. Мы ее там навещали. С этого и началась наша с ней дружба.
А условия в Элькане были тяжелые, во время дождей протекали стены. Ступеньки, которые мы сами сложили, были из местного камня. Но ко всем неудобствам было какое-то легкомысленное отношение: все это неважно. Важно, что мы здесь. Мы строим новый Израиль.
В нескольких метрах за домом Хоролов тянулась нитка колючей проволоки – ограждение поселения, его границы.
- Иосиф, - сказал я, - не слишком ли это ограждение жидко? Его и перешагивать не надо.
- Это против коз. Арабы не нападут на нас. Мы пришли сюда с миром. Мы принесли работу, воду, электричество, канализацию. Мы не строим гетто, мы не хотим ни от чего отгораживаться.
Я выразил свое несогласие. Гетто - это не только забор, и не главное в гетто забор. Гетто – это еще отсутствие общего права. То, что положено христианам или мусульманам (смотря где было гетто), не положено евреям. Права Юпитера и права Быка. А забор всего лишь граница имущества. В Израиле только маленькая группа крайне левых требовала предоставления гражданства арабам с территорий. Уже были теракты. И я, кажется, убедил Иосифа, что им нужна охрана. Мужчин в поселении не хватало, и для ежедневного и круглосуточного дежурства добровольцы приезжали со всего Израиля. Спустя несколько лет охрану стали вести или армия, или охранные фирмы.
Я со своим старшим сыном вырвали кол, на котором держалась колючая проволока, и перенесли его метров на 10 от дома Иосифа. А потом еще несколько раз отдаляли эту границу поселения. Никто на это не обращал никакого внимания.
Иосиф с насмешкой сказал: «Это твой вклад в построение ишува».
Потом поселенцам выдали оружие, и Иосиф получил автомат Калашникова. И опять необыкновенная легкость, похожая на легкомыслие, в обращении с оружием: автомат валялся под кроватью. Рефреном шло: «Мы не хотим воевать с местными арабами. Мы им не враги». Однажды я заметил, что хорошо знаком с советскими автоматами. В программу обучения в советских вузах входило военное дело и сдача офицерского экзамена. Я завершал курс в Белорусском военном округе на базе химбатальона, расположенного в Старых Дорогах(143). Однажды мне выпало задание по консервации 200 автоматов. Я рассказал об этом Иосифу.
- Вот и хорошо, и занимайся моим автоматом.
Но в основном чистил автомат мой старший сын, которого призвали в армию летом 1982 года. Через несколько лет советские автоматы у поселенцев отобрали. Шли разговоры, что их продали афганцам, которые воевали с русскими.
Еще одна смешная история. Случилась она в конце 1977-го или в начале 1978 года. Кажется, отмечалась первая годовщина Эльканы. Ожидался приезд Геулы Коэн и других правых политических деятелей. Была суббота. В нижнюю, «русскую» часть поселения стали съезжаться с утра, в верхнюю, ивритскую – после окончания субботы. Между двумя группами ишува была договоренность, что машины в субботу следует оставлять при въезде.
Иосиф был не только самой яркой фигурой в «русском» ишуве, но еще и «долгожителем» - он к тому времени прожил в Израиле 8-9 лет. К нему в дом стали потихоньку стекаться и его гости, и гости соседей по ишуву. Набралось человек 15-20, в основном молодые мужчины. Итточка готовила обед, сесть было негде. Неожиданно нашелся выход: Володя Шухман дал ключ от своей комнаты.
Мы Володю Шухмана называли Володечка. Он приехал в самом начале семидесятых годов из Новосибирска, закончив там мехмат в Новосибирском университете. Ему было лет 25, и он нам годился в сыновья. Именно поэтому его так ласково и называли. В Израиле он поступил в докторантуру Института Вайцмана. Жил в Реховоте, в общежитии института, и поскольку у него не было постоянного жилья, ему охотно предоставили одну эшкубию. Мы его хорошо знали: он в Реховоте часто вечерами заходил к нам.
Все русскоязычные гости ринулись в Володино жилище. Расселись на стульях, кровати, окне, складных стульях.
Посредине длинного стола, где с каждой стороны сидело человек 5-6, сидел Иосиф и отвечал на вопросы. Я сидел напротив. Рядом со мной – очень крупный мужчина лет 40-50, рядом с ним Богуславский, но не архитектор, который жил тогда в Элькане, а потом переехал в Баркан, а его брат - инженер-кораблестроитель и отличный журналист из Хайфы. Мой сосед, по-видимому, был знаком с Богуславским из Хайфы, и они приехали к брату в Элькану.
Боже мой, какие мы все были невежественные, дремучие, дикие и по сути советские. Ничего про Израиль не знали, механизма действия власти не понимали, не говоря уже о том, что имена политических деятелей и даже министров ровным счетом ничего нам не говорили. Да и откуда было нам знать? Все мы недавно приехали из Советского Союза, где всякое упоминание об Израиле было преступлением. Большинство не знали ни иврита, ни английского. На русском языке тогда выходила одна полулевая газета «Наша страна». Правой газеты не было ни на иврите, и уж конечно, ни на русском. ТВ на русском не было, а радио давало минимальную информацию. Одним словом, все мы были черней махорки, темнее чем полночь. Но главным было даже не отсутствие информации об Израиле, а то, что люди не понимали, что кроме прямой силы, могут быть и другие способы управления, другие механизмы.
Володечка послушал наши разговоры и ушел. Хорошо ему было: он знал иврит и английский, а в вестибюле Бейт-Клор – студенческом общежитии Института Вайцмана - все главные израильские газеты лежали на журнальных столиках.
Иосиф отвечал на вопросы. Кто такой Бегин и Вайцман, и Шарон, Геула Коэн, Симха Эрлих, Игаль Гурвиц, Шмуэль Тамир, Рабин, Даян, Перес, Голда Меир, Ципори, Моти Гур, Чич (Шломо Лахат), в то время мэр Тель-Авива, и т.д. Тогда только-только прозвучали имена Ольмерта и Меридора. Иногда вопросы повторялись, и он снова объяснял, рассказывал, прогнозировал. Об одних он решительно говорил, что слава их дутая, политики они слабые, о других – осторожно, о третьих - почтительно, с уважением.
Удивительно, как его прогнозы оправдались. Я уже был около полутора лет в Израиле и слышал его рассказы не впервые. Но в тот день на публике он расцвел, говорил ясно, четко, интересно, и слушал я его с большим вниманием и с детским восторгом.
Вопросы потихоньку стали иссякать, да и Иосиф устал, и вдруг кто-то вспомнил про компартию и ее влияние на политику в стране. Вопрос как вопрос. Все разом заговорили, все высказывались, что ее необходимо удалить с политической карты страны. Иосиф молча слушал. Когда утихомирились, он объяснил, что бояться компартии не надо, что она маленькая, в кнессете 4-5 человек, в основном арабы, еврей там для представительства, и ее влияние на жизнь в стране существует, но оно не велико. А запрещать ее не надо, ибо запрет приведет к подполью, что всегда хуже, чем открытое существование. В демократических странах нельзя судить за политические взгляды. Израиль не должен быть похож на Советский Союз. Кроме того, во главе партии стоит Вильнер, который подписал Декларацию независимости.
И вдруг сидевший слева от меня амбал четко и громко произнес: «Вильнера надо убить». Я думаю, что никто бы не обратил внимания на его слова, мало ли глупостей говорят люди между собой, но в этот момент открылась входная дверь и в комнату вошел ее хозяин Володечка Шухман. Он услышал только последнюю фразу «Вильнера надо убить» и так же громко и ясно отреагировал: «Еврей не должен убивать еврея». Мой сосед ответил: «Если ты не хочешь убить Вильнера, тогда я убью тебя».
Он встал и вынул пистолет. (В то время в Израиле было очень легко купить оружие. Приходишь в полицию и просишь разрешение на покупку оружия. Многие олимы покупали. Я не помню случая, чтобы кому-нибудь отказали. Я тоже хотел купить итальянскую «баретту», но испугался детей, которые захотят «поиграть» с оружием. Кстати, «баретта» стоила недорого.) Я схватил его за руку и потянул к столу. Он покачнулся и согнулся, почти упал на стол. Богуславский навалился на него, что-то крикнул и выхватил оружие. Он не сопротивлялся. Богуславский быстро его увел. За ними разошлись остальные. Настало время обеда.
Вечером приехала Геула Коэн и другие политические деятели. Говорили пламенные речи. Среди всего празднества, криков, приветствий подошел мой сосед, извинился, поблагодарил, за то, что я сумел его остановить.
Через несколько лет Володечка Шухман уехал в Америку делать постдокторат и застрял на просторах Нового Света.
АФГАНИСТАН И СССР
В декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан. Для нас это не было неожиданностью. В течение двадцати лет готовилось это вторжение. Советский Союз стал активно вмешиваться в афганские дела еще с конца пятидесятых, делая ставку на М. Дауда, премьер – министра и двоюродного брата короля. Ориентация на СССР стала известна королю, и брат Дауд был в 1963 году отправлен в отставку. Через 10 лет ему удалось совершить государственный переворот и свергнуть афганского короля. Брат не стал сторожем брату своему. В Афганистане кончилась монархия, и а с ней эпоха медленного, но стабильного развития страны. Началась дестабилизация. Правление М. Дауда было недолгим и закончилось еще одним переворотом в 1973 году, в результате которого М. Дауд был убит. Не уберег брата, не уберег и себя. К власти пришёл Тараки, новый ставленник Советского Союза, мусульманский левый политик.
Я еще в Москве интересовался разбалансированием политической системы, при которой относительно небольшие группы могут захватить власть. Советские военные постоянно находились в Афганистане. Одна моя знакомая, отец которой был полковником генштаба СССР, рассказывала о систематических командировках офицеров генштаба, включая ее отца, в Кабул. Что могли делать представители генштаба во время длительных командировок в такой стране, как Афганистан? Готовить переворот.
Еще до вторжения в Афганистан я рассказывал о своих соображениях Иосифу и нашел не только полное понимание, но и полное совпадение взглядов. Советский Союз рвался к Персидскому заливу, и Афган им был нужен как удобный плацдарм. Через много лет, как бы задним числом, Жириновский сформулировал уже невыполнимую задачу, поставленную перед советской армией в далеком 1979 году, – помыть сапоги в Персидском заливе. Это означало построить военно-морскую базу в районе Персидского залива. Мы много раз подолгу обсуждали проблему Афганистана и пришли к выводу, что Советский Союз надорвется на этой войне. Захватить страну одним махом не удалось. Пошла череда военных переворотов. Началось организованное сопротивление социалистическим идеям и советской армии, при поддержке которой происходили эти реформы. Советский Союз был не готов к длительной войне. Социальные преобразования, которые стали проводить местные власти, не нашли значительной поддержки у многонационального, живущего кланами-хамулами населения.
Афганистан оказался более крепким орешком, чем Средняя Азия времен басмачества. Ведь басмачество пришло совсем не случайно, а как реакция на ликвидацию Кокандской автономии, образованной на демократических выборах в декабре 1917 года, уже после Октябрьской революции. Это была попытка создания государства, объединяющего мусульманские народы Средней Азии. Подобные сепаратистские движения прошли на Кавказе, и были также подавлены. Победа Советской власти сопровождалась массовыми и жесточайшими репрессиями. Борьба с басмачеством продлилась до конца тридцатых годов. «Самоопределение вплоть до выделения в отдельное государство» было еще одним фиктивным лозунгом советской власти.
Но к восьмидесятым годам прошлого века уже прошло время, когда победа могла быть достигнута в результате тотального уничтожения, геноцида и других подобных мер. В афганской войне погибло 2,5 млн. афганцев и несколько миллионов ушло в эмиграцию. Советская армия плохо контактировала с местным населением. Пришлось создавать мусульманские батальоны и вообще сильно «обмусульманить» армию. В Афганистан поехали воевать, кроме русских, таджики, месхетинцы, кабардинцы, балкары, казахи, чечены, ингуши, узбеки, татары. Появились мусульманские, очень известные и влиятельные командиры на батальонном уровне, как майор Керембаев, на генеральском - генерал Дудаев и генерал Ашуев. Конечно, эти имена стали известны через много лет, но ранее мы предполагали, что русские создадут некий мусульманский военный и гражданский аппарат, который окажется буфером между афганцами и советским руководством. Русские умели покупать и затем поддерживать местную новую элиту. Но в целом Советский Союз не смог разработать приемлемую для афганской стороны систему политических отношений.
Началось сопротивление. Политическая система разбалансировалась. Центральная власть рухнула. Ее и по сей день не удается организовать. Советские мусульмане увидели религиозную страну, и это всколыхнуло их национальные и религиозные чувства. Они же на своих плечах внесли в СССР религиозные идеи и антикоммунизм. И еще наркотики. Одним – для подавления страха, другим – как средство быстрого обогащения. При планировании афганской кампании фактор религиозного и политического влияния афганцев на советскую армию не принимался в расчет.
Мы оказались правы: афганская война положила конец советской империи. Одним из результатов афганской войны было то, что мусульманские народы увидели бессилие советской власти и перестали ее бояться: вооруженные конфликты стали обычным явлением жизни. Средняя Азия и Кавказ встали на путь вооруженных конфликтов, которые произошли уже после распада СССР.
Образно говоря, Советский союз начал афганскую войну с Дудаевым-коммунистом, а закончил с Дудаевым – мусульманским националистом.
В 1984 году появились краткие сообщения о том, что советские вертолеты сбивают в Афганистане заплечными противозенитными ракетами «стингер». Мы начали обсуждать последствия этих событий. Было ясно, что закончилась эра господства советской вертолетной авиации в Афганистане, то есть Советский Союз лишился стратегического технического преимущества. Горные дороги, ущелья были мало приспособлены для молниеносных танковых ударов. Любой затор в ущельях и на горных дорогах приводил к трагедиям. Началась война, где основным тактическим приемом было уничтожение караванов, то есть маршрутов снабжения. Афганцы платили тем же. На узких дорогах – трассах снабжения - уничтожались колонны армейской техники.
В 1986-м или в 1987-м году, обсуждая в очередной раз афганскую проблему, я заметил, что значительно увеличилось количество сбитых ракетами «стингер» советских вертолетов. Иосиф вскользь бросил, что использовать в Афгане «стингер» была его идея, которую он пару лет назад высказал Рафулю, и через него идея попала к американцам. От моих расспросов Иосиф деликатно ушел. Значит, некий вклад в поражение советских войск в Афганистане внес и Иосиф Хорол.
То, что у Иосифа с Рафулем были дружеские отношения, я знал. Как-то специально для Рафуля Иосиф попросил у меня в то время довольно редкую книгу Богомолова «В августе 1944-го», где описывались методы ликвидации немецких разведчиков и партизан польской Армии Крайовой во фронтовой полосе. Через несколько месяцев книгу мне вернули. Где-то я прочитал, что в кнессете, когда Рафуль не хотел, чтобы его соседи читали его записи, он писал по-русски. Никаких пометок рукой Рафуля я не обнаружил, но Иосиф мне передал от него спасибо.
Было очевидно, что одним вторжением в Афганистан России будет трудно вывести Ближний Восток из-под американского влияния.
И Иосифа, и меня удивляла стратегическая слепота советского командования. При длительных заграничных походах русская армия заражалась иностранными идеями, желанием перенести на родину образ жизни враждебных России государств. После наполеоновских войн русские офицеры принесли идеи республики, после ВМВ – идеи лучшей жизни (на Западе все есть, там живут по-человечески, «не как у нас»), после войны в Афганистане – идеи мусульманских государств. На якобинские идеи начала 19 века царская власть ответила виселицами, на послевоенные – (они выражались в восхвалении западной техники и образа жизни) власть ответила репрессиями. Тысячи людей сидели за восхваление западной техники, дорог, машин и т.п. Участников афганской войны не сумели репрессировать, и они изменили страну.
СССР И ИЗРАИЛЬ
В конце 1981 года или в начале 1982-го Иосиф обратил мое внимание на Ливан. Там все время росло напряжение. Стали появляться сообщения об увеличении советских военных представителей в Сирии. Израильская армия проявила повышенный интерес к северным соседям. А как нам стало об этом известно? Никаких знакомых в армейской верхушке у меня не было. Правда, у Иосифа были знакомые генералы. Но не от них у нас была информация. Обычно олимы проходили милуим в артиллерии и танковых войсках. Те, кто попадал в пехоту, несли патрульную и сторожевую службу. Наши дети проходили обычное армейское распределение. И вдруг мы обратили внимание, что у многих олим дети, особенно девочки, попали в разведотдел, где их используют в основном как военных переводчиков, хорошо знающих русский язык. Многие из них проходили службу на севере, на радиоперехвате. Это не могло быть случайным.
Ну, а что, если русские готовят в Сирии и Ливане плацдарм для русского десанта? Эта мысль пришла в голову Иосифу. Первая реакция – не может быть. А собственно, почему? Нет границы. Это серьезно. Совсем не похоже на Афган. Но есть дружественные Сирия и Ливан, Ирак, где можно сосредоточить военную группировку. Опыт массовых перевозок грузовыми самолетами был у американцев в Германии, небольшой у Советского Союза. Захват Чехословакии в 1968 году произошел именно таким способом – десантированием. И Энтеббе – маленькая, но очень удачная операция Израиля.
Теоретически возможна удачная военная операция при десантировании за тысячи километров.
И вдруг мы вспомнили Испанию и кубинский кризис. Несмотря на всю зыбкость и гипотетичность наших аргументов, они имели достаточно хорошую аналитическую базу.
Во-первых, Советский Союз имел некий исторический опыт переброски боевой техники и персонала: во время гражданской войны в Испании были переброшены несколько тысяч военных специалистов, тысячи тонн горючего и боевой техники.
Во-вторых, во время кубинского кризиса Советский Союз поставил на Кубу около 500 танков, несколько десятков самолетов и до 100 тыс. солдат и офицеров, а также гражданского персонала. Среди личного состава были не просто солдаты, а специалисты по радиоэлектронному прослушиванию, операторы ракетной техники. Сотни тонн груза переправлялись десятками, а может и сотнями кораблей.
Ливан – Сирия – Ирак находятся близко от СССР, и перебросить военнослужащих можно было самолетами, туристическими кораблями, переделанными под перевозку солдат грузовыми кораблями и даже танкерами. Надо было учитывать, что Турция, вероятно, могла контролировать проход русских судов через проливы.
Конечно, все это было засекречено, но в СССР секреты долго не держались. Хорол уехал из Союза в 1969 году, я в 1976-м. К тому времени, кое-что стало просачиваться из военных тайников СССР: кто-то из военного или гражданского персонала неосторожно бросал слово. На сто тысяч ртов платок не накинешь. Какие-то сведения стали известны от кубинских перебежчиков и были опубликована на Западе. Вот один из примеров такой информации, которую я услышал. Правда, она касалась Шестидневной войны. Рассказ бывшего сержанта:
«Служил я в десантных войсках в Фергане, на дворе лето 67 года. Поднимают ночью по тревоге, берем с собой личное оружие и сухой паек, и бегом к самолетам. Куда летим - секрет. Приказ - быть готовым к боевым действиям. Неспокойно. Воевать не хочется. Через час или два вошел пилот и говорит:
- Отвоевались, повернули домой.
Кто-то спросил:
- А где мы? –
- Над Турцией.
Куда мы летели, зачем летели? Приземлились на Украине».
В другом случае кто-то рассказывал, как переделывали грузовые корабли под перевозку людей. Кто-то из ребят, с которыми я учился в МХТИ, после командировки на Кубу рассказывал о своих впечатлениях. В частности, упомянул о тяжелых условиях жизни советских солдат во время кубинского кризиса.
Конечно, такая информация жидковата. Но все потихоньку сходилось: и газетные сообщения, и рассказы случайных людей, и собственные воспоминания. И тогда прогнозы наши были правильными.
Небольшое отступление. Я хочу рассказать о том, как я узнал о «кризисе» на Кубе. На сообщения в газетах о политическом кризисе на Кубе никто не обращал внимания. Газеты всегда были полны рассказами, как «мы правы, а они нет. И мы им покажем». И вдруг…
Я работал начальником смены на химзаводе им. Войкова. Я не знаю существует ли там сейчас этот завод. Находился он на Лихачевском шоссе, в районе Ховрино (остановка электрички «Сельмаш»). Формально это была еще Москва, но уж больно дальняя ее окраина.
…И вдруг среди дня, во время первой, самой интенсивной, смены объявляется общее собрание цеха. Цех был с очень сложной технологией, с множеством рабочих, в большинстве своем женщин-аппаратчиц. Собирают всех, а это около сотни человек, в коридоре первого этажа. Докладчик представитель Совмина РСФСР – мужчина, импозантного вида, лет 50-55, очень хорошо одетый. Вот он и говорит, что мы на пороге войны с Америкой. Слушают его с интересом, такого лектора-начальника давно на заводе, да еще на рабочем собрании не было. К интересу примешивается некая насмешка – «поливай до тысячи», нам-то что. Выступление закончилось. Последовали аплодисменты. Затем выступил начальник цеха Пальчиц, умнейший человек и потрясающий технолог. Его авторитет в цеху был непререкаем.
Пальчиц не говорил, а командовал:
«Бомбоубежища на заводе нет. В случае тревоги остановить все работы. Первый участок собирается с фасада здания и ложится на землю, второй участок собирается с тыльной стороны здания, и все ложатся на землю, третий участок собирается с торца здания, и все ложатся на землю. Противогазы для членов семьи возьмите на складе участков. Для детей противогазы привезут завтра. Все, собрание закончено!»
Наступил общий шок. Повисла гробовая тишина. Если противогазы раздают даром, значит действительно страшно!
К счастью, война обошла нас. Кажется, Микоян в то время был на Кубе. В семье его кто-то умер, а он не смог прилететь на похороны. Это было в Москве в 1962 году
Вернемся в Израиль. Я не хочу воспроизводить весь ход наших рассуждений. Смысл заключался в том, что под давлением СССР создается напряженная обстановка на севере Израиля. Затем для защиты Сирии и Ливана вводится небольшая группа советских войск, которая неожиданно увеличивается и наносит удар через Ирак в тот же дружеский Кувейт. Удар молниеносный.
Но как скрытно провезти технику? А ее не надо скрывать, маскировать. Надо, во-первых, избыточно вооружить Сирию, Ливан, Ирак, во-вторых, размер поставок должен был таким большим, чтобы избыток можно было независимо складировать, в-третьих, использовать армию арабских союзников для своих целей. Сосредоточение сколько-нибудь крупной группировки при современной разведке очень сомнительно. Значит, американцы вмешаются. На какой стадии - неясно.
Даже если бы советская армия не смогла осуществить бросок к Персидскому заливу, а по всей вероятности так это и было бы, то наличие значительного контингента советских войск в районе Ближнего Востока сильно изменило бы политическое положение Израиля. Мы стали вспоминать кубинский кризис, который состоял из нескольких фаз: установка советских ракет, их обнаружение, кризис, вывоз ракет и взамен, как бы расплата за окончание кризиса, некоторая свобода советской экспансии. И Вьетнам, и Ангола, и Эфиопия, и Чили, и Афган, и даже Чехословакия – это оплата векселя советского миролюбия в 1962 году. Кто знает, какую цену потребовал сейчас Советский Союз? Может быть, Афган, а может быть, и Израиль. Конечно, США защитник и друг Израиля, но вместе с тем за политические просчеты Америки расплачивается Израиль. Мы трижды отступали из Синая, нам не дали закончить войну Йом Кипур, Первую Ливанскую и т.д.
Конечно, это была игра, и как к игре мы к этому относились. Но ведь стратеги и генералы тоже проводят подобные игры. Разве футурологи не прогнозируют будущее, не создают критические ситуации? Мы без ложной скромности чувствовали себя равными с сильными мира сего. Единственное, что нас отличало, это отсутствие ответственности, поэтому наши заключения могли быть более резкими.
Пока весь мир был занят советским вторжением в Афганистан, Советский Союз увеличил поставки Сирии и Ливану военной техники и параллельно накалял обстановку в Ливане. В распоряжении ООП оказались танки, «катюши», 130-мм пушки. Положение на севере перманентно то обострялось, то затихало. Гражданская война в Ливане также проходила стадии активизации и спада.
За пару месяцев до начала Первой Ливанской войны мы с Иосифом оценили количество оружия в руках Арафата. Мы считали, арсенал предназначен для 250 – 300 тыс. солдат. Через несколько месяцев эксперты немецких газет провели подобный анализ и заявили, что запасы оружия в Ливане были рассчитаны на 500 тыс. человек. Для кого предназначалось это оружие? Ведь армия Арафата состояла всего из 15 тысяч.
Такие же военно-политические оценки производились и позже.
ПОЛИТИЗАЦИЯ АРМИИ
Политизация армии началась сразу после прихода Бегина к власти. До победы Бегина вся армия была под влиянием Рабочей партии. Бегин назначил начальником генштаба Рафаэля Эйтана, пользовавшегося необыкновенной популярностью в армии. Пресса встретила это назначение в штыки. Стали публиковаться сообщения о его неинтеллигентности и профессиональной ограниченности.
Особенно это проявилось во время войны в Ливане. Перес организовал многотысячную демонстрацию против войны. Это дало толчок всем левым выступлениям. Во время войны эта позиция была антиправительственной, антигосударственной. Именно в тот момент, когда нужна поддержка армии тылом, начальник штаба корпуса, кажется, уже генерал, Амрам Мицна, заявил протест против действий Шарона. Он отказался возвращаться в Ливан, пока не уйдет в отставку министр обороны Ариэль Шарон. Как офицер выступать с публичной критикой Шарона он не имел права. Ему это сошло с рук. Амрам Мицна продолжал службу в армии и через несколько лет стал командующим Центральным военным округом. После демобилизации сделал вполне успешную политическую карьеру. Это он впервые предложил одностороннее размежевание в Газе. К чему это привело, очень хорошо видно сегодня. Полковник Гева, командир танковой бригады, осаждавшей западный Бейрут, повторил «подвиг» Мицна. Он снял с себя полномочия комбрига и самовольно покинул Ливан. В письме на имя Рафуля (а письмо «случайно», как и у Мицна, попало в печать) он объяснил отказ морально-этическими соображениями.
Действия Рафуля были быстрые и решительные: полковник Гева был уволен из армии. Иосиф и я думали, что Рафуль пресек «бунт генералов». Через несколько лет Рабин хотел вернуть Геву в армию, но у него не получилось: офицеры были против. За кадром остались политические подстрекатели, которые сломали военную карьеру талантливого офицера.
Поскольку «бунт генералов» провалился, удар левых сил был нанесен прямо по Шарону и Рафулю. Их обвиняли в причастности к резне, которую устроили фалангисты в двух крупных лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила. Гражданские войны всегда сопровождаются чрезмерной жестокостью, а религиозные - тем более. Мусульмане нападали на жилые кварталы и резали христиан. Никто особенно не возмущался, христиане ответили нападением на лагеря беженцев. Было убито около трехсот человек. Существовали однако весьма достоверные сведения, что в лагерях прятались палестинские террористы, которые не смогли эвакуироваться вместе с Арафатом.
В Сабре и Шатиле не было израильских войск. Но для Переса и его левой команды это не имело значения. Левые израильские журналисты, а за ними и иностранные, обвинили во всем израильскую армию и ее руководителей – Шарона и Рафуля. У Рафуля кончалась каденция, а Шарона на несколько лет отстранили от принятия политических решений. Это был нокаут Бегину. Политическая дуэль Бегин - Перес закончилась победой Переса.
Ко всей этой политической войне Иосиф относился очень болезненно. Бегин, по его словам, не мог справиться с левым движением. Вся пресса, весь государственный аппарат, гуманитарные факультеты университетов продолжали быть левыми, иногда просоветскими, активно пропагандировали антисионистские взгляды. А у правых даже не было своей газеты! По сей день левизна израильских СМИ наносит ущерб государству.
КАК И КОГДА НАЧАЛСЯ РАСПАД РОССИИ
Слава богу, история пошла по-другому, не по варианту СССР. Даже незаконченная операция в Ливане перевернула все планы. Оценивая Ливанскую войну, нельзя забывать, что был ликвидирован плацдарм для советской агрессии на Ближнем Востоке. Именно эта часть войны была закончена. Между прочим, захват Кувейта Ираком в августе 1991 года - запоздалая и неудачная отрыжка советского плана вторжения на Ближний Восток, хотя сама военная операция была спланирована грамотно: за один день Кувейт был захвачен. Несмотря на то, что кувейтская армия была несоизмеримо слабее, она сопротивлялась: сумела передислоцировать авиацию в Саудовскую Аравию, эвакуировать эмира и т.д.
Особое место в наших дискуссиях отводилось влиянию распада России на судьбу Израиля. Еще в лагере мы предрекали развал Советского Союза. Но является ли распад СССР продолжением распада России? Я на эту тему давно и много думал, даже пытался писать, и часто делился с Иосифом своими взглядами. В целом наши точки зрения совпадали, но были и разногласия. Например, я датировал начало распада России семидесятыми годами 19-го века, антирусскими решениями Берлинского конгресса, когда успешная война с турками закончилась мизерными итогами в пользу России. Иосиф убедил меня, что распад начался раньше. Он датировал его проигранной русско-турецкой (Крымская война) войной 1853-1856 годов. Россия неудачно воевала ведь только в Крыму, а на Кавказе и в придунайских землях ее военные действия были вполне успешны. Предлогом для войны послужили разногласия из-за святых мест в Палестине, начавшиеся еще в 1850 году. Православная и католическая церкви спорили о «палестинских святынях», находившихся на территории Османской империи. Речь шла о том, какой из церквей принадлежит право владеть христианскими памятниками в Иерусалиме и его окрестностях. Россия защищала православное духовенство, а Франция покровительствовала католикам. Кроме того, Турция, в которой проживало достаточно много христиан, отказывалась обеспечить их равноправие с мусульманами.
Война закончилась Парижским конгрессом. По мирному договору (трактату) Россия отдала южную часть Бессарабии с устьем Дуная, на Кавказе Карс и всю Карскую область. Но самым главным условием была "нейтрализация” Черного моря: ни России, ни Турции не разрешалось иметь на Черном море военный флот и военные крепости. Черноморские проливы объявлялись закрытыми для военных судов всех стран. Черноморское побережье России осталось без военно-морского прикрытия. Потеряв устье Дуная, Россия перестала контролировать придунайскую торговлю на Балканах и, что очень существенно, лишилась права выступать в качестве защитника православного населения на территории Османской империи и быть апотропусом Сербии и Дунайских княжеств. Это ослабляло влияние России на Балканах и на Ближнем Востоке.
Поражение России в Крымской войне может быть оценено как национальная катастрофа. После нее начались систематические неудачные войны и потери территорий. Продажа Аляски, неудачная русско-турецкая война 1877-1879 годов, замедленная колонизация Дальнего Востока, поражение в русско-японской войне 1905 года, ужасающий Брестский мир, превративший Россию из страны-победительницы в страну, проигравшую войну, Пиррова победа в финской войне 1939 года и Отечественной войне 1941-1945 годов, развал СССР в 1991 году – это все одна цепочка последовательных процессов. В истории 20-го века были некоторые периоды, когда русско-советская империя пыталась присоединить или, по крайней мере, контролировать определенные территории, входившие в Русскую империю, и оказывать влияние на развивающиеся страны Африки, Азии и Латинской Америки. Но в общем этот контроль и влияние были краткосрочными, изматывающими Россию, что привело ее к окончательному распаду.
И еще мы обратили внимание на то, что сегодняшний интерес России к «святым местам», к Израилю не случаен, а постоянен, по крайней мере, в течение 200 лет. И с этим Израилю надо считаться, это надо учитывать.
ВОЙНА В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ
Война в Персидском заливе надела на весь Израиль противогазы. Люди ходили на работу с противогазами, шли с противогазами на свидание, сидели с противогазами в кафе и ресторанах. В каждой квартире была комната с заклеенными окнами. 39 ракет было выпущено на Израиль. Израиль молчал, Израиль проявлял выдержку. Мне была не понятна эта выдержка. Нехотя Иосиф (он с трудом принимал «сдержанность» в ответ на ракеты Ирака) пытался разъяснить мне, что это была просьба США, что США боятся разрушить коалицию, что США приложат все усилия, чтобы защитить Израиль. Реальные потери Израиля были ничтожны: несколько поврежденных домов в Рамат-Гане и 2-3 человека убитых. Но моральные потери были колоссальны. Народ перестал верить, что правительство может его защитить.
Я работал в компании, в которой во время Первой Ливанской войны все мужчины прошли через Ливан (только я, которому стукнуло 50, и хозяин, он на 10 лет был старше, не были мобилизованы). Я помню, как живо обсуждались ливанские дела: все всё знали - и ливанские населенные пункты, и израильских командиров. А в Войне в заливе все было не так, непонятно. Никого не мобилизовали. Здоровые, привыкшие к оружию, привыкшие защищать свои семьи мужики сидели в противогазах с маленькими детьми и женами. Даже женщины пожимали плечами: «Обычно во время войны мы управляемся сами». Стояло жуткое противоправительственное раздражение. Никто не хотел войны, но и бояться, сидеть и ждать, когда на голову упадет ракета, да не просто ракета, а с химическим зарядом, тоже было невыносимо. Люди забегали: кто побогаче, стал перевозить семью за границу, другие переехали в Иерусалим, в Беэр-Шеву или в Эйлат – туда ракеты не долетали. Мэр Тель-Авива, генерал Шломо Лахат (по прозвищу Чич, бывший командующий бронетанковыми войсками) обвинил всех покинувших Тель-Авив в дезертирстве. Начались споры: имеет ли право человек бежать из страны, чтобы спасти свою семью. И я, и Иосиф считали, что если государство не может защитить своих граждан, то оно должно помочь в эвакуации населения в безопасные районы. Такими районами могли быть поселения. Позиция Лахата нас возмущала. Во время Второй ливанской войны людей эвакуировали. Мы оказались правы.
Для Иосифа отстаивать точку зрения Ицхака Шамира, тогдашнего главы правительства, было трудно. Президент Ирака Саддам Хусейн хотел втянуть Израиль в войну. За этим последовал бы выход из антииракской коалиции арабских государств, которые заявили, что не будут участвовать в военном союзе с Израилем. США лишились бы поддержки арабов. Коалиция бы распалась. Легитимность войны была бы под сомнением. 39 иракских ракет упали на территорию Израиля, но Шамир не поддался на провокацию. Сдержанная позиция, которую занял Шамир, доказывает, что для США стратегическое значение Израиля мало что значит.
В конце концов я убедил Иосифа, что молчание было стратегической ошибкой.
Я и сейчас считаю, что ущерб от нашего невмешательства не исчерпан. Нас убедили, нам объяснили, нас заставили не отвечать на систематический обстрел Тель-Авива во имя какой-то абстрактной выгоды американских союзников. Безнаказанный обстрел Сдерота - это следствие молчания Ицхака Шамира, следствие отсутствия долгосрочной стратегии и дипломатии. «Если Вы промолчали, когда обстреливали миллионный Тель-Авив, то молчите, когда обстреливают маленький, никому не известный Сдерот. Есть высшая выгода». Восемь лет ждали.
КОНВЕНЦИОНАЛЬНОЕ И НЕКОНВЕНЦИОНАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ
В связи с ожиданием ракеты с химической начинкой возник вопрос о конвенциональном и неконвенциональном оружии. Я по образованию химик и еще в студенческие годы в Москве, учась в Московском Химико-Технологическом Институте, столкнулся с этими понятиями. На военной кафедре нас учили применению и защите от химического, биологического и атомного оружия. Однажды я на учебном полигоне в Белоруссии даже дезактивировал пушку. Очень тяжелая работа. И если о производстве химического оружия я имел определенное представление, то о биологическом и атомном оружии – почти никакого.
Чем отличается конвенциональное оружие от неконвенционального? На мой взгляд, сложностью изготовления и сложностью применения и использования. Как только преодолеваются технологические и военно-тактические трудности, оружие переходит в разряд конвенционального. Ведь основной характеристикой неконвенционального оружия является массовое уничтожение неприятеля. Но ради этого и ведутся все войны. Противник должен быть уничтожен, иначе война не выиграна.
Все свои рассуждения относительно оружия я изложил Иосифу. Конечно, последовали вопросы, но в целом он быстро согласился с моей теорией.
- Ну и что? Какие можно из этого сделать практические выводы?
- В ближайшие десятилетия у большинства крупных государств, таких, как Бразилия, Турция, Иран, Ирак, Египет, Германия, Япония и т.д., будет весь, или частичный джентльменский набор. Страны помельче смогут либо целиком купить такое оружие вместе с техникой применения, либо отдельные части, а остальное доделать сами. Так же как сегодня делают с покупкой танков, самолетов, ракет. К такой расстановке сил надо быть готовым уже сегодня. Техническая сторона защиты будет решена по мере создания специальной противоракетной техники, способов дезинфекции или дезбиологизации. А вот политический аспект программы совершенно открыт.
Еще я обратил внимание на то, что тыл Израиля не готов к неконвенциональной войне. Существующие бомбоубежища не предназначены для защиты от химического, биологического и атомного нападения. Более того, к такой войне Израиль не был готов в 90-е годы и не готов через 25 лет. Неконвенциональное нападение может последовать не только от Ирана, но и из Сирии, из Ливана, из Газы и из Рамаллы.
Никакой радости Иосиф от моих заключений не испытывал.
Тогда мы еще не говорили об Иране. Этот вопрос возник позже. Моя позиция была очень четкая: мы должны будировать, добиваться закрытия иранской программы и т. д., но самим не участвовать в уничтожении иранского реактора. Другими словами, не выходить за рамки дипломатической борьбы и разведывательных операций.
Если мы сами уничтожим атомный реактор в Иране, мы только отсрочим создание там атомной бомбы. Ее создание станет вопросом чести Ирана. Но самое главное, мы не выдержим давления тех, кто потребует прозрачности или закрытия израильской атомной программы. Основная стратегическая опасность исходит для Израиля не от Ирана с его атомной бомбой, а от Палестинской автономии, которая мелкими диверсиями и терактами парализует еврейское государство, от ползучей капитуляции, от мнимой борьбы за мнимые права человека, от ложного понятия так называемого «мирного населения».
Однажды мы приехали к Хоролам, когда у них в гостях были Итточкины друзья из Китая. По-видимому, разговор шел об Иране и его атомной программе. Иосиф сразу включил меня в разговор.
- А у него есть другое мнение, послушайте его.
Я стал излагать свою точку зрения и никого не убедил. Оппонентов не было, согласных тоже. Разговор вежливо увял.
- Ты не смог убедить трех старых доброжелательных евреев. Может быть, твое отношение к Ирану неправильное?
- Популярность концепции не есть ее правота.
- Но ведь с Ираком мы оказались правы. И через несколько лет весь мир признал нашу правоту.
Мы вспомнили, как узнали о бомбардировке иракского реактора. Было лето 1981 года, июль. Израиль готовился к выборам в кнессет. Новая партия Тхия набирала силу. Лида и Барух Подольские, тогда члены этой партии, предоставили свою квартиру под предвыборное собрание русскоязычных сторонников Тхии. Должен был выступать профессор Юваль Неэман, лидер партии. Хорол обещал привезти его к Подольским.
Квартира была переполнена, кондиционер не справлялся, было жарко. Прошел час, люди стали нервничать, ожидание стало утомительным, появилось раздражение. Боря и Лида успокаивали, говорили, что они звонили Неэману, он обещал приехать, просил извиниться и не расходиться.
Наконец, часа через два - два с половиной Иосиф и Итта Хорол привезли Неэмана. Он извинился:
- Господа, простите, у меня было неожиданное очень срочное совещание. Поверьте, я не смог отказаться.
И провел все собрание с блеском.
Я тихо спросил у Иосифа: «Что случилось? Почему опоздали?»
- Мы уже были в дороге, когда Ювалю позвонил Бегин (тогда не было еще пелефонов [мобильников[, но уже были портативные радиостанции) и просил быстро приехать. Премьеру не отказывают.
«Премьеру не отказывают» - значит, произошло нечто особенное.
А наутро стало известно, что наши самолеты разбомбили иракский атомный реактор: Неэман был вызван к Бегину, требовались его последние консультации. Раньше он был советником Рабина по борьбе с террором. А еще раньше - замначальника военной разведки. Это он ввел в работу разведки компьютер. Его авторитет и в науке, и в политике был очень высок, Бегин считался с ним, хотя их политические взгляды расходились.
Эта была блестящая операция, по мастерству – второе Энтеббе, а может быть, даже и выше.
Однако, возвращаясь к тому разговору с Итточкиными друзьями, я думаю, что было немного другое время и другая ситуация. В 1978 году были уничтожены во Франции два атомных реактора «Таммуз-1» и «Таммуз-2». Это не остановило работы. Затем три иракских ядерщика умерли при загадочных обстоятельствах. И это не помогло. Остановить Саддама уже было некому и некогда. Советский Союз всячески поддерживал работы по созданию атомной бомбы в Ираке, считая, что атомная бомба будет направлена против Израиля и США. Страх перед атомной бомбой заставит Израиль быть уступчивым. Угрозы для СССР от нее не будет.
Международная политическая реакция на израильскую атаку была резко отрицательной. Международные организации осудили действия Израиля. Совет Безопасности потребовал выплатить Ираку компенсацию. В самом Израиле оппозиция во главе с Шимоном Пересом критиковала решение правительства. В ответ на бомбардировку Ирака США временно приостановили поставку вооружений в Израиль.
Но неофициально Израиль был поддержан даже арабскими странами, особенно после Войны в Персидском заливе. Добили иракский реактор американцы в 1991 году. Но мы говорим не только об атомной бомбе. Шла война Ирак – Иран. Химическое оружие в ограниченных количествах применяли обе стороны: и Иран, и Ирак. В 1981 году перевес в войне был еще на стороне Ирака, но ведь и бомбы как таковой не было, а через год-два-три установилось равновесие, и если была бы бомба, Хусейн сбросил бы ее на Тегеран. Тактически мы сняли угрозу, стратегически – перенесли на другое время и в другую страну.
- Значит ты против бомбежки Ирака? Помнится, ты этим гордился.
- Я и сейчас горжусь. Но речь идет о стратегической угрозе на многие годы.
- Никто стратегией в твоем понимании заниматься не будет. Все живут одним днем.
Я вспомнил, как в середине ирано-иракской войны у нас было блестящее предложение организовать переезд без права возвращения ста тысяч молодых арабов с территорий Иудеи, Самарии и Газы и граждан Израиля в Ирак, для того, чтобы они вступили в иракскую армию и участвовали в войне с Ираном. Мы считали, что таким путем можно было бы снять антиизраильское давление на территориях и в самом Израиле. Это была моя идея, которую Иосиф поддержал и высказывал ее Рафулю и Неэману, но они, по всей вероятности, его не поддержали. Иосиф не любил об этом говорить.
Здесь, наверное, уместно вспомнить и мое предложение относительно трансфера по согласию.
В декабре 1991 года распался СССР. На его месте образовались самостоятельные государства с плохо развитой экономикой и политической структурой.
Одним из них был Казахстан. Образованная в конце 20-х годов новая автономная республика Казахстан имела столицу в Оренбурге, затем ее перенесли в Кзыл-Орду, а потом в Алма-Ату. В независимом государстве столица переместилась в Целиноград, бывший Акмолинск, звучащий по-казахски Акмола и переименованный в Астану.
Маленький, заштатный, ободранный, застроенный хрущевскими пятиэтажками город должен был превратиться в современную, модерную столицу. Возникли гигантские планы. Еще в советское время город рос с необыкновенной скоростью. В сороковые годы это был сорокатысячный город, в шестидесятые уже стотысячный, за 20 лет его население удвоилось, и в восьмидесятые оно составляло двести тысяч. К девяностым годам, когда туда была перенесена столица, население достигло 270 тысяч, а к 2010, то есть через 15 – 20 лет, оно уже перевалило за 600 тысяч человек. Открывался огромный масштаб работ. Для этого нужны были строительные рабочие. А их в СССР не хватало, и в независимом Казахстане не хватало. Идея заключалась в том, чтобы заключить с Казахстаном договор на поставку палестинских строительных рабочих, которые получили бы там гражданство. Пусть для начала этим планом будет охвачено несколько сот человек. Проложить муравьиную тропку, по которой, может быть, пойдет караван.
Иосиф с насмешливой грустью относился к моему проекту. Я написал письмо Ганди, лидеру партии Моледет, в программе которой был записан трансфер по согласию. Ответ пришел быстро. Этим проектом Ганди не хотел заниматься.
СТАТЬ ПОСЕЛЕНЦЕМ
В это же время случилась еще одна история, которая привела всех нас в сильное раздражение.
Мой старший сын хотел жить в поселении. Все равно в каком. Было ему 26 лет. Он прослужил четыре года в армии и заканчивал колледж. На какой-то выставке мы увидели проект застройки Офарим - поселения, которое должно было быть расположено через гору от поселения Бейт-Арье. В Бейт-Арье у нас жили друзья, и мы там часто бывали. Сын поехал в Офарим. Там стояло шесть караванов. И это все. Сыну там понравилось, и он всем понравился. Все были молодые, все были энтузиасты.
Стали хлопотать о его приеме в ишув. Обратились в амуту, но там не оказалось свободных караванов. «Чепуха, - сказал сын, - мне не нужен государственный караван. Я сделаю свой!» Всем понравилась эта идея. Сын поехал в «Эгед» и купил списанный автобус, привез его в мошав около Кфар-Сабы и стал превращать автобус в жилой дом. Он разделил его на 4-и части - спальню, салон, кухню и санузел. Все было сделано за свой счет и собственными руками. На это ушло 2-3 месяца.
Оставалось только его транспортировать. Вот тогда и начались проблемы: амута не давала разрешения на установку. Все хлопоты ни к чему не привели. Написал сын письма Шарону и Ганди. Один не ответил, второй написал, что на решение амуты он повлиять не может.
Иосиф тоже пытался с кем-то поговорить, и у него ничего не получилось.
- Это не мои лидеры, - сказал сын и больше никогда за них не голосовал.
После уничтожения иракского реактора прошло двадцать лет. Опять появилась атомная угроза. Ситуация в мире изменилась. Рухнул Советский Союз, почти развалился Ирак, сильно усилился Иран. Расстояние Израиля от атомной угрозы увеличилось. Но появилась независимая мусульманская Средняя Азия, за влияние на которую сегодня борются Россия, Китай, Иран и Турция. При определенных обстоятельствах иранская атомная угроза может быть направлена и на Россию. Тактически все изменилось, а стратегически для Израиля все осталось неизменным. И это итог бомбардировки. Это надо понимать.
Вторая война в Персидском заливе (2003 г.) была предсказуема. Между первой и второй иракскими войнами прошло более 10 лет. Ирак продолжал вести активную внешнюю политику, угрожая своим соседям неконвенциональным оружием или, как его стали называть, оружием массового поражения. Разведка Ирака, его дипломатические и пропагандистские службы работали профессионально и на очень высоком уровне, так что разведывательные органы Америки, Израиля и других стран принимали блеф за правду (говоря по-лагерному, Хусейн классно «затуфтил»). Страх сковал разум администрации Буша-младшего. И вот Америка решила призвать Саддама к ответу. Что американцы имели в виду? Сменить государственный строй в Ираке, построить демократические институты, если не такие, как в Америке и Европе, то похожие. И главное, правительство Ирака должно стать лояльным к США.
Ясно было, что Америка победит. Несоизмеримая военная мощь. Война имела и некий назидательный характер. Противника надо не только разгромить, но и проучить, чтобы и ему, и подобным было неповадно даже думать о неповиновении.
Война Америки с Ираком должна была привести к разрушению всех институтов власти, действующих в Ираке, и к созданию новых видов управления. Демократического управления.
Разрушение саддамовских институтов власти и армии прошло удовлетворительно: по формуле «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». На «затем» надо остановиться. Население Ирака 27 млн. человек и оно представлено тремя общинами: суннитской арабской(48%), шиитской арабской(36%) и суннитской курдской(18%).
Все три иракские общины подвергались одинаково жестким репрессиям: курды – за сепаратизм, шииты – за идеологию, сунниты – за попытку переворота, за желание устранить его, Саддама, от власти. Всем выдавалось по заслугам. Не было исключений.
Либерализм не мог устранить остроту межэтнических и межрелигиозных конфликтов. Мы это понимали. И очень странно, что это не понимала администрация Буша-младшего. Как мы и думали, Ирак погряз в терроре. И конца этому не видно. Поразительно, что наши прогнозы оказались абсолютно точными.
ПРОБЛЕМА ЛЕВЫХ ДВИЖЕНИЙ
Шоком для Иосифа, да и для меня было одностороннее размежевание с Газой, предложенное Шароном. Шарон, в 1977 году назначенный на пост министра сельского хозяйства, предложил двадцатилетний план строительства поселений. Это было настоящее наступление, штурм. Новая политика «фактами на земле», вызов всему миру, считавшему неизбежным возврат арабам захваченных территорий.
И вдруг отступление. Инициатива Ариэля Шарона стала полной неожиданностью не только для Хорола, но и для всей страны.
В предвыборной кампании Шарон утверждал, что «статус Нецарим ничем не отличается от статуса Тель-Авива». И вдруг уходим, а может, бежим. Мы помнили, как Вильнаи, в то время командующий Южным военным округом, выводил ночью армию из той же Газы после договора в Осло. Почему ночью? Не от стыда ли?
Куда делись страстные предвыборные клятвы? Нецарим отдали. Что осталось от статуса Тель-Авива?
Нецарим, Нецарим. Маленькое поселение, всего 60 семей. Нецарим, где было и великолепно развитое современное аграрное хозяйство, и ешива, и школа. Где с 1972 года, еще при Голде Меир, поселились евреи. Нет больше Нецарим. А политические лозунги развеяны по ветру.
План предусматривал вывод всех подразделений ЦАХАЛа и снос 21 поселения в Газе и 4 в Самарии. Когда такое отступление планировал Амрам Мицна из партии Авода, это было нормально, но от Шарона?! – душа не принимала.
С декабря 2003 года, когда Шарон впервые, выступая на конференции в Герцлии, обнародовал свой план отступления из Газы, до сентября 2005 года шла непрерывная борьба за отмену этого плана. Иосиф в ней участвовал. Шарон оказался сильнее и ловчее всех. Авигдор Либерман, Беньямин Элон, Ландау вышли из правительства. Беньямин Нетаниягу, Лимор Ливнат, Дани Наве проголосовали за "размежевание", но потребовали проведения референдума по вопросу о поддержке плана одностороннего размежевания с палестинцами. Им пообещали референдум и обманули, да не просто обманули, а публично, как политических первоклассников. Шарон с легкостью их оставил прилюдно в дураках. Вот пример неправильного понимания политики.
Перед Нетаниягу и его командой стояла дилемма: или решить экономические проблемы, или выступить против размежевания. Они выбрали решение экономических задач. Обещания в политике мало чего стоят. Ведь и сам Биби клялся, что не отдаст Хеврон. Прижали - и отдал. На совести Нетаниягу лежит участие в отступлении. И этого забывать нельзя.
Трагедия совершилась. Иосиф очень тяжело переживал отступление, которое он считал просто предательством, объяснения этому не было. Все заклинания, все обещания о том, что к Тель-Авиву и Нецарим будет одинаковое отношение, оказались пустыми словами. Шла цепочка абсурдных решений, заложенных Бегиным, продолженных Рабиным и осуществленных Шароном. Сбылись наши слова «Если Бегину можно, можно и всем остальным». Моя точка зрения была такова: отступления прекратятся только после того, как сменится полностью руководство страны, получившее шок от войны Йом Кипура. На это уйдет два поколения, 40 лет. В мировой истории часто внуки и правнуки не соглашаются с решениями, которые приняли их предки.
Хорол разделял мнение некоторых правых лидеров о том, что с уходом евреев из Газы, ее начнут покидать и арабы. Я был не согласен с этой точкой зрения, и, считал, что в Газе начнется строительный бум, который повлечет за собой общий экономический подъем и приток рабочей силы из Египта или через Египет. Такая ситуация увеличит агрессивность руководства Газы и будет создавать давление на границе Израиля. Вторая Ливанская война и операция «Литой свинец», хотя и не были полной неожиданностью, но не вызвали бурной реакции.
Болезнь и усталость надломили Иосифа. Разочаровал генералитет, оказавшийся неспособным вести современную войну. Предвиденье Иосифа оказалось опять правильным. Во время первой интифады распоряжения Рабина, который был министром обороны, были неоднозначны, а политические заявления противоречивы. В одном случае он требовал жесткого подавления восставших («ломать руки и ноги»), в других – отказывался от своих слов, говорил, что его неправильно поняли. Такая неопределенность самым отрицательным, разлагающим образом действовала на армию, особенно на ее офицерский корпус. Наиболее решительные офицеры, пытавшиеся подавить интифаду, выдавливались из армии. В армии оставались и продвигались по службе наиболее политизированные офицеры, безынициативные, не желающие брать ответственность. Нерешительность армии только побуждала арабов к активным действиям.
Полковник Йегуда Меир, буквально воспринявший призыв Ицхака Рабина “переломать руки и ноги” участникам интифады, был разжалован в рядовые и изгнан из армии. Некоторые старшие офицеры ЦАХАЛа и полиции, для того чтобы угодить политическому руководству и позаботиться о своей карьере, стали говорить неправду, давая различные интервью корреспондентам СМИ. Ложь, идущая от командования, пронизывала всю армию, до последнего рядового солдата. Капитаны и майоры первой интифады, нерешительные и политизированные, за 20 лет выросли до никудышных генералов.
Наше отношение к итогам Второй Ливанской войны и операции «Литой свинец» было отрицательным. Ни государство, ни армия не были готовы к войне. Иосиф говорил: «Посмотри, какой парадокс: много лет в Израиле не назначали начальником генштаба авиационного генерала. Даже Вейцмана не назначили на эту должность. Выше зама не поднялся. И это при его связях и его влиянии. А ведь это он построил современные ВВС, по существу он выиграл Шестидневную войну. Авиация стала самой передовой частью армии, а ее генералы оказываются на обочине. Дождались, назначили и проиграли войну. А Халуц ведь пытался армию реорганизовать».
Израильская армия связана по рукам и ногам гуманитарными соображениями. Ей ничего нельзя. Разбомбить эл. станцию нельзя: есть гарантии правительства. Мы уже один раз заплатили за повреждения трансформатора. Штабы, склады, ракетные установки палестинцев расположены около, а иногда и внутри объектов ООН, школ, больниц, детских садов. Размещать военные объекты под защитой различных общественных организаций можно, а уничтожить их нельзя. Раздражающе непонятной была политика почти полного иммунитета руководителей террористических организаций. Для справедливости надо заметить, что и до операции «Литой свинец» и после она сохранилась. Палестинские лидеры все время прячутся около своих семей, отчетливо понимая, что женщины и дети - наиболее сильный щит.
Иосиф говорил, что идет настоящая война, в которой нет мирного населения, и в этом наши точки зрения совпадали. Современные войны тотальны: фронт и тыл совмещен. «Мирное население» - понятие 19-го, даже не 20-го века. Человек, который ремонтирует самолет или танк, выпекает хлеб и шьет военное обмундирование, участвует в войне. И все равно, кто он: мужчина, женщина или подросток.
Как-то перед выборами 1977 года Хорол сказал мне, что возможна гражданская война в Израиле. Он стал развивать теорию о ее вероятности. Меня очень удивила эта тема, к которой я поначалу отнесся недоверчиво и был не готов к ее обсуждению.
Точка зрения Иосифа приблизительно была такова: в левых организациях, особенно в кибуцах, сохранилось много оружия. В армии много кибуцников, офицеров и генералов левой ориентации, которые, если не начнут, то поддержат гражданскую войну. В случае политического поражения левые политические силы попробуют силой отыграть свои позиции. В течение многих лет Иосиф неоднократно возвращался к этой теме. Дважды выступал с докладами на семинаре у Вайнберга (159).
Израиль очень противоречивая страна. Есть по крайней мере четыре группы с различными интересами: этническая, социальная, религиозная и политическая. В разное время каждая из этих групп выдвигает свои требования, на которые общество так или иначе откликается.
Гражданская война - это НЕ вооруженное сопротивление отдельных групп правительству, а война этих групп между собою. Это возможно, когда интересы не совпадают, когда они взаимоисключающие, и нет возможности достичь компромисса.
Иосиф приводил примеры, которые он расценивал как начало гражданской войны. Конечно, это была операция «Сезон» в 1946 году, которая сопровождалась выдачей англичанам сторонников ЭЦЕЛя и ЛЕХИ, похищениями и убийствами людей правого лагеря.
Другим примером была операция «Альталена», в которой по приказу Бен-Гуриона Рабин потопил корабль с оружием и некоторых сопровождавших его евреев, сторонников Бегина. Но эти примеры нельзя считать абсолютно чистыми. В случае «Сезона» был еще догосударственный период и борьба шла между двумя группировками. Аморальность была, но гражданская война не имела места именно потому, что общество не поддержало ориентацию левых сил на Англию, которая вела проарабскую политику. Англия, выпустив Белую Книгу в 1939 году, изменила декларации Бальфура, и это усилило Холокост.
Публикация Белой книги стала поводом для активного сопротивления ишува, сопротивления британскому режиму в Палестине.
Второй случай еще более сложный. Уже было государство, уже была единая армия. Существование второй армии несомненно привело бы к гражданской войне. Это понимал и Бен-Гурион, и в конце концов понял и Бегин. Левые и правые руководители ишува не смогли договориться. В этом и была аморальность.
Но в любом случае, это были отдельные, не связанные между собой события, которые не имели продолжения, то есть гражданской войны не было.
В семидесятые годы я не видел групп, способных начать гражданскую войну. Большинство людей, считавших себя левыми, не желали участвовать в гражданской войне. Население устало от длительного, почти тридцатилетнего правления левых сил, особенно это стало чувствоваться после неудачной войны Йом Кипур. В то же время руководители левого лагеря с гордостью вспоминают об участии в операциях «Сезон» и «Альталена». Никто из правых руководителей не призывал к гражданской войне.
Проигранные выборы 1977 года сдвинули левые силы в сторону от руководства государством, а развал Советского Союза привел к полной деморализации левого лагеря: рухнула моральная поддержка, рухнула материальная помощь. Компартия через аппарат ЦК КПСС получала деньги. Через всякие общественные фонды получали деньги и другие левые организации. После 1991 года левый лагерь медленно агонизирует. Те экстремистские группы, которые еще существуют, не опасны для государства. Они могут перейти к индивидуальному террору, моральному террору. Наиболее активные представители левых радикальных групп писали: "Возможна ситуация, в которой я скажу: нужно избавиться от этой части общества (поселенцев – В.М.). И тогда гражданская война меня не испугает". Это написал Моше Негби, нынешний юридический обозреватель радиостанции "Коль Исраэль". "Тот, кто вызывается служить в Иудее и Самарии, ничем не лучше эсэсовца", - профессор Моше Циммерман. "Я призываю вас взяться за оружие, ответить им огнем (поселенцам. – В.М.).
«Да, взяться за оружие" призывал профессор Иерусалимского университета Йешаягу Лейбович.
«Поселенцы «мессианская хунта,... вооружённые гангстерские банды, преступники против человечества, садисты, погромщики и убийцы» - писал известный в Израиле писатель Амос Оз. Через несколько лет после размежевания, проведенного Шароном, тот же Амос Оз писал: «В страданиях поселенцев, которые они демонстрировали перед телекамерами, было больше дешевого „китча“, чем искренних чувств. Да и вообще, зарвавшиеся поселенцы получили по заслугам. Пусть они хоть немного помучаются так, как мучились из-за них тридцать лет жители свободного Израиля!»
Эти левые интеллигенты представляют идеологическую опасность, так как вне всякой пропорции представлены в университетах, в высших юридических инстанциях и в средствах массовой информации. Их деморализующее влияние, особенно на молодежь, очевидно.
Такого рода высказывания, такого рода взгляды и настроения есть отрыжка советской эпохи, которая, к сожалению, медленно вылечивается. Но поднять гражданскую войну они не способны. Впрочем, часть левых экстремистских групп могут участвовать в арабском восстании. Но тогда это другая гражданская война.
За последние годы окрепли правые силы и в них появились радикальные группы. Но их борьба в основном направлена против палестинских арабов. Только в тех случаях, когда государство оказывает на них давление, разрушая их детище – форпосты, они оказывают сопротивление армии и полиции. Слава богу, что такое сопротивление не доросло до применения огнестрельного оружия. Но оно в принципе возможно, и это не будет гражданской войной.
Еще раз хочу подчеркнуть, что сопротивление правительству не есть гражданская война. Во многих странах мира накал сопротивления армии и полиции достигает рукопашного боя. Для разгона таких демонстраций полиция применяет слезоточивые газы (разве это не химическое оружие?), дубинки (а чем они лучше солдатских прикладов и казачьих нагаек?), пожарные машины, красящие материалы. Разрабатываются камнебросательные машины и жидкости с запахом нечистот.
Мы с Иосифом обсуждали проблему разбазаривания социальной силы левыми движениями.
- Посмотри на забастовки и демонстрации левых. Толпа разбивает витрины, грабит магазины, уничтожает автомобили, поджигает дома. Улицы после разгона таких демонстраций похожи на улицы, по которым прокатилась война.
В большинстве случаев (за исключением арабов в Европе) это инициатива левых сил, которые борются за «права человека» в основном в демократических странах. Например, в Северной Корее все с правами в порядке и никто ни за что не борется, а в Южной Корее «борцы» очень эффектно бьют витрины магазинов и сжигают машины. Зачем все это?
В Европе демократическими способами все блага можно получить и без погромов. Как, например, в Швеции.
В Израиле вся острота борьбы выражена борьбой за права арабов. Борьба за права арабов острее и глубже, чем за права евреев. Арабы не доросли до прав, которые хотят им дать (фактически навязать) евреи. Например, в семейном праве, в системе выборов. Для них система родового права выше индивидуального. В каком-то смысле они правы.
Левые готовы броситься в любую дыру и поддержать самые кровавые режимы: Советский Союз, Кубу, Пол Пота, Югославию, Че Гевара.
О Югославии мы много говорили. У меня есть теория распада многонациональных государств. И в данном разговоре Иосиф на нее ссылался:
- Распада Югославии можно было ожидать. Сразу после смерти Тито начались трения в руководстве. Каждая из союзных республик претендовала на руководящую роль в государстве. Наиболее острые разногласия начались между сербами, боснийцами и хорватами. Сербы-православные, хорваты-католики, боснийцы-мусульмане-сунниты. От социалистической интеграции все вернулось к религиозным войнам. Многовековые претензии вылились в автоматные очереди. У всех появилось оружие. Произошла «калашниковизация» общества. Сербы были сильнее и установили бы свой порядок. Но вмешались международные силы, и началась гражданско-религиозная война, в которой каждый, кто быстрее начинал стрелять, был прав.
Почему Сарид выбрал себе амплуа защитника мусульманского населения Югославии, нам было не понятно. Видимо, это была своеобразная поддержка палестинцев. Но ведь это безумие.
В Израиле есть вероятность восстания арабов граждан Израиля, то есть гражданской войны, которой опасается правительство. Такая попытка была в 2000 году, но ее быстро и решительно подавили. В октябре 2000 года Храмовую гору посетил Шарон. Это вызвало демонстрации, в которых участвовали несколько тысяч израильских арабов. Демонстрации переросли в организованное сопротивление.
Сначала во главе демонстраций стояли арабские лидеры: мэры городов и депутаты кнессета. Они призывали к массовым выступлениям, к организованному насилию, к погромам, затем и к бунту против государства Израиль. А когда начался бунт, они возглавили его.
Банды арабов, не встречая противодействия полиции, блокировали улицы Нацрат-Илита (еврейская новая часть города Назарета), Лода, Рамле (города со смешанным еврейско-арабским населением), некоторые районы Иерусалима. Арабские бандиты сжигали автомобили, грабили магазины, угрожали еврейскому населению. По существу это было началом гражданской войны. Против законной власти еврейского большинства выступила враждебная арабская группа населения. Государство своими полицейскими силами было вынуждено подавить бунтующих. В критические минуты был открыт огонь на поражение. Погибли 13 арабов из числа активных бунтовщиков.
Действия полиции были правомерны, решительны, и бунт не распространился, не перерос в гражданскую войну. Наиболее активная часть бунтовщиков и мародеров была вооружена огнестрельным и холодным оружием. Предсказать их действия было невозможно. Надо отметить, что в те дни евреи, которые жили по соседству с арабскими кварталами, не надеясь на защиту государства, стали готовиться к самообороне. Это все элементы гражданской войны.
То, что быстро и решительно сделала полиция, испугало политическое руководство страны. И еще больше испугало левую часть израильского общества и арабов. Началась газетная вакханалия. Под сильным давлением арабских лидеров правительство приняло решение о создании комиссии по расследованию действий полиции, что явилось настоящим ударом в спину полиции и даже армии. Повторилась история первой интифады, когда надо было отдать приказ о подавлении восстания, а политическое руководство отказалось брать на себя ответственность. Офицеры полиции получили урок: если для тебя важна карьера, стоит ли принимать решения в аналогичной ситуации?
Комиссия вынесла предупреждение 14 официальным лицам: бывшему премьеру Бараку, бывшему министру внутренних дел Бен-Ами, полицейским офицерам и только троим арабским подстрекателям - членам кнессета Дахамше, Бишара и мэру Ум-эль-Фахем Салаху. Миф о содружестве арабов и евреев в одном государстве был разрушен. Правда, уголовные дела против полицейских офицеров не были возбуждены.
- Правительство испугалось арабов, – сказал Хорол. – Нужно было бы предупредить, что любое восстание будет подавлено. Полиция выполнила свой долг. Ее надо было бы наградить, а не устраивать судилище.
Вероятность гражданской войны не исчезла. Вот на таком неопределенном уровне закончились наши обсуждения.
Д-Р БАРУХ ГОЛЬДШТЕЙН И УБИЙСТВО РАБИНА
На Пурим, 25 февраля 1994 года, разразился скандал. В пять утра врач из поселения Кирят-Арба, верующий еврей д-р Барух Гольдштейн пришел в Пещеру Праотцев в Хевроне на молитву. Пещера Праотцев служит синагогой и мечетью, и тогда молились там одновременно евреи и арабы. Д-р Барух Гольдштейн был в офицерской армейской форме с оружием. Уже тот факт, что в синагогу на молитву надо идти с оружием, говорит о том, что ни армия, ни полиция не обеспечивали безопасность ни для евреев, ни для арабов.
В том году Пурим совпадал с началом Рамадана – мусульманского праздника - и в Пещере было много молящихся. Дальше достоверных данных нет. Неожиданно Гольдштейн начал стрелять. Почему? Для чего? Одни утверждали, что он убил 29 молящихся арабов и ранил 150, другие - убито 39 человек и 52 раненых. Барух был обезоружен и забит до смерти.
Вся эта история вызывала недоумение. Барух Гольдштейн – тридцатилетний практикующий врач – так просто расстрелял несколько десятков человек? Стимулировал собственное убийство? В Хевроне все ходят с оружием. Граница раздела между арабами и евреями проходит по середине улиц. Каждую минуту можно ожидать нападения. Был случай, когда араб-снайпер застрелил грудного ребенка на руках у отца.
Все данные, собранные полицией и комиссией Шамгара, нельзя считать объективными и достоверными – они получены только от арабов. СМИ подняли шум, обвиняя Гольдштейна в преднамеренном убийстве. Барух был по израильским понятиям человек правых взглядов, сторонник рава Кахане. Это означало, что ответственность за убийство несет все поселенческое движение.
И Иосиф, и я считали, что на Баруха напали, а он защищался. Косвенно это подтвердила и комиссия Шамгара: «Убийство Гольдштейна носило противозаконный характер». Как это ни покажется странным, Шамгар основывал свои заключения на односторонних политизированных свидетельских показаниях, может быть, даже отрепетированных.
О причинах трагедии высказывались разные мнения. Левые утверждали, что Барух Гольдштейн, который крайне отрицательно относился к соглашениям в Осло, запланировал сорвать мирные переговоры между Израилем и Палестинской автономией.
Между прочим, почти через два года убийство Рабина тоже объясняли желанием сорвать очередные переговоры с палестинцами.
Некоторые жители еврейского Хеврона считали, что Барух Гольдштейн остановил готовящийся погром. После заключения соглашений в Осло время было очень напряженное: шла серия терактов в Хевроне и в Кирьят-Арбе. Армия не могла добиться спокойствия. Месяца за два до Пурима погибли друг Баруха Гольдштейна, репатриант из Советского Союза Мордехай Лапид (Марик Блюм) и его сын. Барух Гольдштейн пытался спасти их, но было уже поздно. Мы считали, что обе точки зрения несостоятельны: подобного рода действия могли только усилить арабские теракты. Мы считали, что Барух Гольдштейн героически сопротивлялся нападению, это была самозащита.
О нашей реакции на убийство Рабина писать не хочется. Аукнулась давняя история, когда Володя Шухман сказал: «Еврей не должен убивать еврея». И все-таки убили. И убил религиозный человек, нарушив заповедь «не убей». Убил не просто надоевшего соседа или уличного хулигана, пристававшего к женщине, а действующего премьера, бывшего генерала, очень популярного политического деятеля.
Я и Иосиф были противниками индивидуального террора. Политическая линия Рабина не вызывала у нас ни поддержки, ни уважения. Мы были сыты уступками Бегина и легко могли предсказать начало нового витка террора. «Новый Ближний Восток» Переса-Рабина мог быть построен на костях евреев. Будущее Палестинское государство связывалось с непрерывной террористической войной. Утверждение соглашения Осло в кнессете тоже вызывало возмущение. Но это все не означало поддержку террора.
Убийство Рабина не положило начало гражданской войне. И левые, и правые остановились, хотя на правых обрушился шквал несправедливой критики. Их обвиняли в политическом подстрекательстве к убийству. Убитый Рабин был удобен для израильского левого лагеря, так как стал национальным символом, героем левого движения.
Сразу забылась его провокационная грубость не только по отношению к политическим противникам, но даже к части своего электората. Про нарушение предвыборных обещаний и говорить нечего. Забылось падение популярности правительства Рабина.
На правых, особенно на религиозных сионистов, возлагали моральную ответственность за убийство Рабина. Хоролы жили в Элькане, в поселении, где большинство проживающих те самые религиозные сионисты, и они воочию видели клевету, возводимую на них. Игаль Амир был одиночкой, а то что он был религиозным человеком, - случайность.
Убийство было напрямую связано с соглашением в Осло, с уступками Арафату, с отдачей территорий. Мы осуждали Игаля Амира и одновременно осуждали левую прессу с ее надуманными обвинениями.
ОПЯТЬ РОССИЯ
С началом перестройки, когда появилась возможность свободно въехать и выехать из СССР, а особенно, когда рухнула империя, Иосиф и Итта стали часто бывать там. Они были и в Одессе, и в Риге, но особенно часто в Москве. Каждый раз они привозили чемоданами книги. Иосиф говорил: «Пьянеешь от количества книг, от желания все прочитать. Роскошные книжные магазины».
В Москве он находил новых друзей и новых оппонентов. У него были встречи и острые дискуссии с Прохановым.
В эти годы многие посещали Россию, но я не знаю ни одного случая, чтобы человек приехал в бывший лагерь и поставил там памятник. Иосиф это сделал. В Инте на свои деньги он поставил памятник не только своей матери, умершей в лагере, но и всем женщинам - заключенным. Это выдающийся поступок.
Одной из часто обсуждаемых нами тем была тема о распаде России – СССР. Это обсуждение началось еще в лагере и продлилось более 50 лет. В основном наши прогнозы сбылись. Но за эти годы изменилось направление обсуждения. В лагере мы рассматривали распад России под общим демократическим углом: мы считали, что любое ослабление центральной власти приведет к освобождению заключенных, а общий развал - к образованию отдельных государств с неопределенными политическими режимами. Мы исходили из того, что, кроме Финляндии, все вновь образованные страны (на базе российского государства) не были по-настоящему демократическими. В этот список входили три прибалтийские страны и Польша (примерно половина Польши была на территории бывшей Российской империи). Конечно, нельзя было вновь образованные государства сравнивать с Советским Союзом, но в то же время они не дотягивали до уровня демократии во Франции и Англии. А государства, созданные на основе Австро-Венгерской монархии, обладали более продвинутыми демократическими институтами, подобными англо-французским. От Советского Союза тянулись миазмы тирании. Но последнее высказывание очень приблизительное: ни Венгрия, ни Югославия не были подлинно демократическими государствами.
Не было никаких оснований считать, что распад СССР приведет к демократии во всех 16 республиках (а потом 15-и). Даже если распад произойдет бескровно (а мы ошибочно считали, что распад СССР будет сопровождаться гражданской войной), национальные лидеры силой попробуют утвердить свою власть. В общем, так и произошло. Может быть, только в Прибалтике есть более или менее демократические государства. Восток этим похвастаться не может.
Позже нас интересовало, что лучше для Израиля - одно большое государство, даже временами недружественно настроенное, но с постоянной политикой или несколько вновь образованных мусульманских государств с их неопределенной и непостоянной политикой.
По этому вопросу мы так и не пришли к единому мнению. Я считал, что балансирование между великими державами создает устойчивую политическую атмосферу для Израиля. Мнение Иосифа: с небольшими государствами можно создать очень прочные экономические и политические отношения. На практике получилось, что возможны оба варианта.
Долгосрочные прогнозы относительно России крайне трудны. Собственно Россия быстро исламизируется. Уже сегодня в Москве, Петербурге и в других крупных городах значительное мусульманское присутствие. С другой стороны, быстро формируются антимусульманские настроения в обществе. Набирает силу китайская диаспора, столкновение с которой вызовет волнение вдоль китайской границы. Конфликты внутри России неизбежны. Деструктивные силы достаточно велики, но и новоимперская составляющая становится все более и более мощной.
ДОМ ХОРОЛОВ В ЭЛЬКАНЕ
Не только и не всегда мы говорили на политические темы. Иосиф и Итта собирали живопись. Для частного дома у них было прекрасное собрание картин.
Итта и Иосиф в своём доме в Элькане, 1989
Иосиф очень следил за русской литературой. У него была огромная библиотека, которую он собирал много лет. Я ни у кого не видел такой библиотеки. Хорошая библиотека была у Меира Гельфонда, но она не идет ни в какое сравнение с библиотекой Иосифа. Нижний этаж дома Хоролов в Элькане был целиком заставлен книгами. Иосиф все время покупал книги и в Тель-Авиве, и когда бывал в Москве, и по системе книга-почтой из России. Иногда он звонил мне и говорил: «Вышла книга, тебе она будет интересна, посмотри ее». Иосиф подарил мне книгу Столярова «Палачи и жертвы», в которой упоминалось наше дело. В другой раз он позвонил мне: «Держу в руках Шаламова. Сказать, что это потрясающе – значит ничего не сказать».
Еще в начале восьмидесятых Иосиф и Меир Гельфонд рекомендовали мне купить маленькую книжку Консона «Краткие повести». Это одна из лучших книг о лагере. Рассказ Консона о «мамках» просто потрясающий. И у Иосифа, и у меня душа холодела от этого рассказа.
«У нас женщин, которые рожали в лагерях, звали мамками. В зоне барак для них стоял. Детей считали вольными и держали отдельно за зоной. А когда кормить нужно было, то мамок к ним водили под конвоем. Не знаю почему, но умирали детишки. Кто говорит от вируса, кто – от эпидемии, а опер сказал, что мамки своих детей сами умерщвляют.
Я в кузне работал. Скобы делал. Норма была большая, а тут мамки приходят. Сменщик мой, Ворохобин, хлеб с них брал, так мамки ко мне шли. Ворохобин злился очень.
Возьмешь миллиметровый лист, вырубишь звездочку. Приклепаешь к железному пруту. Конец заостришь. На звезде мелом напишешь имя, фамилию, год рождения, день смерти. Вот и все. Вот и весь памятник комочку, которому так и не суждено было стать человеком.
Господи! Я тогда в кузне работал, скобы гнул. А ТЫ где был?»[6]
Меня и сейчас от этого рассказа озноб бьет.
Бывало, и я, когда видел что-нибудь интересное, звонил Иосифу. Так например, я первым купил сборник документов под редакцией Костырченко о государственном антисемитизме в СССР во времена Сталина.
И конечно, у него были книги Солженицына и о Солженицыне. Его отношение к этому писателю было сложным и неоднозначным. Иногда раздражающе неоднозначным. Я долго думал, почему это так.
Есть писатели одной книги, а есть «многокнижные», многожанровые. Солженицын относится к последним.
Не хочу сравнивать таланты. Я говорю, что, написав одну книгу, они как бы подвели итог своему творчеству. Такое случается не только у писателей, но и у ученых и вообще у людей творческих. Возьмите Николая Островского, Виктора Некрасова, Александра Фадеева и даже Шолохова. Это все однокнижники. Никого не интересует «Разгром» Фадеева или «Поднятая целина» Шолохова. Записки о путешествиях В.Некрасова ни в какое сравнение не идут с книгой «В окопах Сталинграда». Каждый из них в одной книге.
Другие писатели многогранны, многожанровы. Например, Константин Симонов: он выступает и как поэт-лирик, и как драматург, и как военный писатель. Каждый раздел его творчества особый, и оценка особая. На мой вкус, он превосходный лирик, интересный военный писатель и не очень сильный драматург.
Солженицын еще более многогранен. В «Матренином дворе», в «Одном дне...», «В раковом корпусе», «В круге первом» - это писатель-романист. В «Архипелаге...» он выступает как исследователь - историк, а в «Августе...» - как писатель – историк.. В книге «200 лет вместе» - наверное, этнограф. Это разные разделы его творчества, и оценка разная.
И у Иосифа оценка была разная. Солженицын публиковал статьи на политические темы, касающиеся России («Как нам обустроить Россию»), об отношениях русских и евреев(«200 лет вместе»). В статье «Как нам обустроить Россию» Солженицын высказывал свое мнение о будущем России, о путях ее развития. Иосиф говорил, что русский писатель-мыслитель высказывает свое мнение и ему, еврею, да еще в Израиле, негоже его критиковать. И совершенно неважно, совпадает ли его мнение с мнением автора.
Есть две точки зрения на будущее развитие России. Одна – славянская, сторонником которой является Солженицын. Вторая – имперская, которую поддерживает Проханов.
По Солженицыну Россия не располагает запасом духовных сил для ассимиляции всех живущих в ней народов. Для русского народа сегодня надо решить, что важнее: империя или духовное спасением народа. (Я не очень хорошо понимаю, что такое «духовное спасением народа» – В.М.) . Высокая смертность угрожает исчезновением имперского народа, превращением русских в малочисленный малозначащий народ. В нынешней ситуации основная задача – внутреннее развитие народа (Что это значит? – В. М.)
Вторая – имперская, которую поддерживает Проханов. В первую очередь в новую империю должны входить Беларусь, Украина, Казахстан. Структура государства должна быть федеративной.
Иосифу ближе точка зрения Солженицына, мне, с его теорией империй, Проханова. Но разве это имеет значение?
А вот книга «200 лет вместе» подвергалась подробному разбору и критике.
О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Однажды мы разговаривали о литературе и о гражданской позиции литераторов.
- Писатель может быть как на стороне гонимых, преследуемых государством и обществом, так и на стороне гонителей.
Вот, например, Радищев. И сам он, и его книга преследовались государством. А Пушкин – сложный случай. С одной стороны, он «…и милость к павшим призывал», а с другой стороны его отношение к полякам, мягко скажем, было совсем не добрым. Пушкин выступал как русский националист. Раздел Польши, подавление восстания 1930 года одобрялось. Виселицы, расстрелы, ссылки – это внутри страны, для внутреннего употребления, а для Запада – это все пустяки, внутренний спор славян.
- У Пушкина есть хотя бы двоемыслие. А Достоевский - заурядный антисемит, готовый солдат для зондеркоманды, – говорил Хорол. - Ну, а что-нибудь подобное есть в современной литературе?
Я вспомнил Симонова:
…- И сами еще мы здоровия стойкого,
И в школу идут наши дети
По улице Кирова, улице Войкова,
Улице Сакко-Ванцетти.
- Очень хороший пример, – ответил Иосиф, – начнем с Кирова. Кто такой Киров?
- Секретарь Ленинградского обкома.
- Обкома? Тоже мне фигура!
- Ну, хорошо, глава Ленинграда.
- Это лучше. Но он не первый и не последний. До него был Зиновьев. Хоть какая-то личность. Революционер, журналист, председатель Коминтерна. Его весь политический мир знал. А Кирова? После него будет много подобных: без цвета и без запаха. Чиновник. Через каждые 5-10 лет появится новый. Старый или умрет, или его расстреляют. В лучшем случае, сошлют.
- Посмотри, – говорил Иосиф, – сколько после смерти Кирова осталось географических названий: Киров – Кировск – Кировабад – Кировоград, проспекты – улицы. Кто он? Ученый, мыслитель? Партфункционер среднего масштаба. Душитель Кавказа. И бабник. И убит был из-за ревности, из-за бабы. В гражданскую войну все были одинаковы: и белые, и красные, и зеленые. Особенно когда дело касалось погромов.
- Объясни мне, как в Смольный мог пройти человек с боевым оружием? Почему в Кремль нельзя было, а в Смольный можно? Охрана Смольного была целиком в ведении НКВД. У Николаева было разрешение на ношение оружия, но не было права разгуливать с ним по Смольному. Николаев был влюбленный дурачок. Отелло убил свою жену Дездемону, верную жену. А Николаев убивает не Яго, третьего. А где Яго? Где и кто? Жена Николаева, найди в русском языке мягкое слово, замужняя женщина, у которой любовник ее начальник. Совсем другой треугольник. Нравы были под твою любимую Коллонтай. «Без черёмухи». А жена Николаева была типичная партийная молодуха, которая через постель хотела сделать карьеру для себя, а может быть, и для мужа. Ее-то за что расстреляли? Сколько таких баб крутится по всему миру?
Любопытно, что больше, чем я слышал о деле Кирова в лагере, особенно от моего соседа по Лефортово Сизова[7], я ничего нового не узнал, включая книгу «Об ушедшем веке» Шатуновской.
- Чудовищно, что гордиться нужно этим человеком. Кто там второй?
- Войков.
- С Войковым сложнее. По-видимому, он из интеллигентной семьи. Еще вероятнее, из семьи выкрестов, как и Каменев. Закончил гимназию, в эмиграции университет. Его вклад в русскую культуру - террор и убийство царской семьи. Так уж надо им гордиться?
Третьим по списку идут Сакко и Ванцетти. Убийцы. Грабители. Убили инкассатора. Сакко был анархистом. Ну и что? Анархист был убийцей. Это разве оправдание? И в России такие были. Эсеры, отчасти большевики – Сталин, Петросянц, Красин. Гордиться ли ими надо!? Заступились за убийц, а за оставшихся сирот слова никто не замолвит. А теперь ответь мне, на чьей стороне Симонов, поэт, которого ты любишь? Он рад, что дети ходят учиться по улицам убийц. Поэт сочувствует убийцам, государству, канонизирующему убийц. Но в целом, та же линия, что и у Пушкина- националиста, – на стороне государства.
И еще о литературе:
- Русская классическая литература полна антисемитизма. И у Пушкина, и у Лермонтова (В твоем любимом «Герое нашего времени» элегантный выпад: «Проклятый жид, подмышкой жмет»), и Тургенев. Антисемитами были Достоевский, Блок и Чехов. Про Гоголя и говорить нечего. Погромы надо изучать по Гоголю. Ни одного слова жалости.
- Иосиф, – говорил я, – литературный антисемитизм это особое явление, оно свойственно не только литературе, но вообще христианской культуре. Ведь все христианство антисемитское. И вся христианская культура антисемитская, она построена на отрицании еврейства. Шекспир был антисемитом. И «Риголетто» антисемитская опера. Можно ли считать Верди антисемитом? Вагнер не только «культурный» антисемит – он идеолог антисемитизма. Его антисемитизм уходит корнями в религиозный антисемитизм. Еврей в христианской культуре не рассматривался как личность. Еврей был пугающим фактором. В русских былинах хазары трансформировались в чудовища. Политический, государственный антисемитизм в России идет от Державина. Он был сторонником черты оседлости и ассимиляции. А Аракчеев приложил свою тяжелую руку к кантонистам. Политическими и литературными филосемитами были Сперанский, Горький, Короленко. Советский антисемитизм - продолжение царского, державного.
Иосиф: – Любопытно, как евреи входили в русскую культуру. Было два пути: или через ассимиляцию, или через профессиональное мастерство. По первому пути пошли Кюхельбекер (Неужели и Кюхля из евреев? «Евреи, евреи, кругом одни евреи». Я очень сомневаюсь, что Кюхельбекер имеет еврейские корни. – В.М.), у которого были еврейские корни, поэт Фет, академик Хвольсон, академик Иоффе, Гольденвейзер, Мандельштам, Галич, Бродский. Для Галича и Бродского вообще нет оправдания. Они бросили свой народ, не только из-за личных преследований, но и в тяжелое для него время. Другой путь - это путь Грузенберга, Гинцбурга, Шолом-Алейхема, Михоэлса, Жаботинского, из советских академиков Ландау, Гинзбурга, Минца-радиофизика.
Со второй половины 19 века в русском театре постоянно говорят о еврейском засилии. Но это по времени совпадает с еврейской культурной революцией – Хаскалой. В Европе снимаются политические ограничения и евреи рвутся в технологическую, экономическую, научную и даже политическую элиту Европы. Во всех странах они наталкиваются на ограничения, на антисемитизм. Часть порывает с еврейством: кто крещением, кто культурной ассимиляцией. Часть остается верна традициям. Россия опаздывает с демократизацией, на еврейскую революцию она отвечает антиеврейским законодательством, то есть государственным антисемитизмом и погромами. Евреи сопротивляются: первая часть, как и в Европе, ассимилируется, вторая - уходит в революцию, а третья - в сионизм.
Евреев в политическую элиту России привело образование. Даже если бы не произошла Октябрьская революция, евреи вошли бы в верхний слой общества, как и во всей Европе и Америке. Образование, трудолюбие, упорство. Евреи чувствовали появление новых профессий и шли туда. И часто были первопроходчикками.
Моя реплика: Левый, социалистический антисемитизм идет от Маркса. Как ни покажется странным, антисемитизм Маркса – это не социальный антисемитизм, а антисемитизм выкреста. Явление не уникальное. Антисемитизм во искупление. Большинство сегодняшних левых евреев, а их много, не проходят акт формального крещения, но моральное крещение, стадию духовной ассимиляции проходит каждый из них. Обязательное отторжение от еврейства. От любого еврейства – как светского, так и религиозного. Создавая структуру израильской компартии руководство ВКП(б) рассчитывало на создание научного центра, который мог приспособить их марксизм к современным требованиям, то есть разрабатывать теорию революции. Все это выродилось в разработку левого антисемитизма, который вместе с легалами и нелегалами выплеснулся в Западную Европу. Суслов, Митин, Юдин были выпускниками ИКП и активными советскими антисемитами.
Об Алексее Толстом Иосиф говорил просто: «Ничтожный писатель».
Мое отношение к «Хождению по мукам» – основной, самой известной книге Алексея Толстого – сильно изменилось. В юности мне этот роман очень нравился. Незадолго до репатриации в Израиль я был месяц в командировке в Дивногорске и взял из дома в дорогу эту книгу. Если начало читалось с интересом, то до конца я дочитал с большим трудом: все было лживо и плохо написано. Но одна фраза врезалась в голову: характеризуя двадцатый век, Ал. Толстой написал, что девушки стесняются своей невинности, женщины — верности мужьям. Уловил писатель тенденцию социального развития общества. Может быть, этого достаточно?
Давид Маркиш написал исторический роман «Шуты». Иосиф шутил: историю Франции надо учить не по Тарле, а по Дюма, а историю России только по Ю. Семенову (намек на «17 мгновений весны», в которой Штирлиц был главный советский разведчик) и Давиду Маркишу. Три крещеных еврея Шафиров – вице-канцлер, Дивер - генерал-полицмейстер Петербурга и Лакоста – шут Петра Первого (надо отметить, что шут выполнял не только чисто артистические функции, но и еще функции министра культуры) справляют еврейскую пасху вместе с Петром Первым! Петр пригласил в Россию много иностранцев, в основном протестантов, но все же христиан. Это были голландцы, шведы, немцы, датчане. Часть из них приняла православие. После окончания войны со шведами на территории России появляются немцы и евреи Прибалтики(205). Если были приглашены, кроме Шафирова, Лакосты и Дивера, еще какие-то евреи, то и те были крещеными. Для Петра не имело значения, что Шафиров ашкеназ, Лакоста и Дивер - сефарды. В России не зафиксирована какая-либо группа, подобно испанским маранам, втайне исповедовавшая иудаизм. Переход в иудаизм жестоко преследовался. Но крещение и безупречная служба Петру не спасли их от политических преследований и поздней реабилитаций. Так что ассимиляционный путь тупиковый. Для русского общества крещеный еврей оставался все равно евреем. Так было при Петре, так осталось и сегодня.
ИЗ ЛАГЕРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ:
О Шульмане. Было два брата Шульмана. Старший – Зиновий певец, младший – Михаил, театральный администратор. Я с ними не был знаком. Зиновия буквально за несколько дней до моего прибытия в Майкадук этапировали, кажется, на Дубовку. Иосиф сидел с ним. В Израиль Зиновий не доехал. Иосиф к нему очень прилично относился и не хотел верить всяким слухам о его якобы стукачестве. Младший брат Михаил – первый директор Краснознаменного ансамбля песни и пляски им. Александрова - был арестован в 1937 году и осужден на 10 лет ИТЛ. Срок отбывал на Колыме. В 1947 году освободился, но вскоре был арестован вторично. В Израиль он приехал довольно рано, в 1972 году и написал воспоминания, в которых рассказывает, как он и его отец, очень известный одесский кантор, ходили к одной проститутке. Иосиф говорил, что, даже если это было так, то писать об этом стыдно. Михаил опозорил своего отца, измазал уважаемого кантора грязью. Второе, за что Иосиф презрительно относился к Михаилу, было признание Михаила, что, по его инициативе артистов ансамбля перед выходом на сцену стали обыскивать. Холуйский поступок.
Об ассимиляции.
Почему большевики боролись с сионистами, – говорил мне Иосиф, – непонятно. Никакой логики в этом нет. Понятно, когда борьба шла с идишистами, то есть с Бундом. Сионисты хотели уехать, они не ощущали себя гражданами страны, чувствовали себя как нежелательные иностранцы. Но на территории России проживали тысячи иностранцев, в частности немцев, к которым царское правительство относилось неоднозначно. Накануне Первой мировой войны порядка 400 тысяч немцев не российских подданных было переселено из приграничных западных районов. Но у большевиков не было к ним никаких претензий. Кроме того, далеко не все сионисты стремились немедленно поехать в Палестину.
- Посмотри, как медленно, с откатами туда и обратно американские евреи репатриируются в Израиль. Ты мне рассказывал, что скорость эмиграции из России за тридцать-сорок предреволюционных лет была около 50 тыс. евреев в год, из них только 1000 доезжала до Палестины. Пустыня, террор, арабы. Не только Большого театра не было, воды не хватало. А для евреев Европы соответственно Гран-Оперы, Ла-Скалы, Британского музея. Трудно быть евреем. А в Палестине тем более. Ты сам мне рассказывал, как кто-то из твоих знакомых готов вернуться в Америку - он не смог хорошо устроиться на работу. У вас были друзья, которым не хватает «запаха Большого театра». И это люди, которые с риском бежали из СССР. Это признак духовной ассимиляции. Но такие же люди были-жили и в начале века, казалось бы совершено у не ассимилированного еврейства. В каждой алие какое-то количество людей не могло прижиться в Израиле. Но какое это имеет отношение к войне большевиков с сионистами? Наоборот, сионисты должны были распространить русское влияние на Ближнем Востоке. Все волны алии из России привозят с собой «русскость», вне зависимости кто и как лично относится к России. Только политическая слепота, политическое тугодумие Ленина сделали сионистов врагами России. Дзержинский в середине двадцатых начал понимать мировое значение сионизма. Сегодня мы все хором восторгаемся Михоэлсом. Но он и весь ЕАК были или идишистским (Михоэлс, Маркиш, Фефер), или ассимиляторским (Эренбург, Гроссман, Штерн, генералы Крейзер, Доватор). В Палестине - Израиле для Михоэлса и Маркиша места не было, вся культура была антиидишистской, ивритской. Они и не стремились в Израиль. Но бундовско-идишистский проект зашел в тупик, так как по большому счету это культурно-политическое решение было ассимиляционным. Посмотри, как в свободной Америке уменьшается - ассимилируется нерелигиозная еврейская община, а ортодоксальная медленно растет.
Я возражал:
– ЕАК создавалась как скрытая организация НКВД для работы за границей. И вдруг она вопреки желанию НКВД, да и вопреки самим членам ЕАК превратилась в некий не политический, а социальный орган, куда сотнями стали обращаться евреи: одни, возмущенные вспыхнувшим государственным антисемитизмом, другие в поисках защиты от бытового антисемитизма.
Иосиф отвечал:
– Ты абсолютно прав. Не сионистские идеи, а политика Сталина выдвинула ЕАК в защитники евреев. Даже пресловутая идея Крыма, созданная по замыслу КГБ, была чисто идишистской, Бундовской, антисионистской.
Я: – Ассимиляционная политика не была идеей советской власти. В дореволюционной России проводилась русификация всех народов. «И финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык» должны были стать русскими, то есть православными. Но этот процесс свойственен любой империи. И даже смена религии не является чем-то уникальным. Татары, грузины, армяне, немцы меняли религию, теряли национальный язык, становились русскими. У евреев в России активная ассимиляция началась в первой половине 19 века, и все время скорость процесса нарастала. Но она захватывала или образованные слои еврейства или деловые. Крещение давало гражданские права, место жительства, учебы и т. д. После крещения Хвольсон-старший, Гольденвейзер стали профессорами. Но была и другого типа ассимиляция - ассимиляция духовная. Она не была связана с постыдным переходом из одной религии в другую. Тем не менее, весь духовный интерес переключался на русскую культуру. Революция заменила религиозную часть ассимиляции на советизацию, а духовная осталась. И наше поколение – детище такого процесса. Русское общество не приняло такое еврейство. Государственный и бытовой антисемитизм работали параллельно.
Иосиф: В СССР в двадцатые годы была частично осуществлена идея еврейской культурной автономии, бундовская идея. И оказалось, что это духовный тупик. И только сионизм сохранил остатки еврейства.
Меня интересовали вопросы депортации, происходившие в России – СССР в разные времена. С начала восьмидесятых годов 19 века и до революции, за 30-40 лет, из России добровольно выехали около 2 млн евреев, то есть скорость исхода 50-60 тыс. в год. Это вполне сравнимо со скоростью исхода с 70-90 годов уже 20 века. За тридцать лет 1,5 мил. , 50 тыс. в год. Русская алия заканчивается, база исчерпана.
Иосиф считал, что за семьдесят лет советской власти произошла сильная ассимиляция евреев. В смешанных браках записывалась национальность детей в большинстве случаев по титульной нации. Надо продолжать разыскивать евреев по всему бывшему Советскому Союзу, включая евреев Кавказа и Средней Азии. В тех случаях, когда надо пройти гиюр, необходима помощь рабанута и государства. Конечно, предполагался гиюр ортодоксальный.
Есть в мире более десяти групп, претендующих на то, чтобы их считали евреями. Медленно, но и рабанут признает за ними право на репатриацию. Например, группа бета исраэль[8] (эфиопские евреи) были признаны евреями и получили право на репатриацию. Более того, Израиль принял часть насильственно крещенных эфиопских евреев. Конечно, последовал гиюр.
Рабанут дал разрешение на алию индийских евреев, и уже несколько сот человек прибыло в Израиль. После разгрома Ирака рабанут предпринял попытку разыскать обращенных в ислам иракских евреев. Не активно, но все же ведется определенная работа и с испанскими и с португальскими маранами. Около 2000 маранов приняли гиюр и репатриировались в Израиль.
Нет никаких оснований считать, что насильственное крещение или исламизация (для бухарских и иракских евреев) чем-нибудь отличается от такой же насильственной советизации – ассимиляции. Надо неустанно вести поиск ассимилированных евреев в России и странах СНГ.
Я как-то сказал, что можно было бы считать национальность и по отцу. Иосиф с насмешкой мне ответил: «Ты человек смелый, тебе и Сталин был не указ, ты перешагнул его авторитет (намек на участие в СДР), но есть традиция трехтысячелетней давности, и ты предлагаешь ее отбросить. Не страшно ли? Над алией надо работать. А ты пытаешься найти простой и очень сомнительный путь».
Я подумал, что он прав.
О войне Судного дня.
Войну не проспали, а прогуляли, упиваясь собственной мощью. Похмелье победы затянулось. Все считали, что арабы дураки: они не способны освоить современную технику, не говоря уже тактике.
Наша разведка допустила стратегическую ошибку. И очень обидно об этом говорить. Идея реванша была главной идеей египетского руководства. Это было упущено. Были и более мелкие упущения. Египтяне закупили около 500 мощных насосов, чтобы размыть насыпь вдоль Суэцкого канала. Зачем египтянам понадобилось такое количество мощных насосов? Какое питание насосов? Если дизельное, то это большая установка, не меньше, чем танк размером. Если они работают на эл. энергии, надо к ним подвести специальный кабель, построить эл. подстанцию, снабдить их плавсредствами. Где-то проводились испытания. Но самое главное, что Египет использует опыт не только собственный, но и всей Европы и Советского Союза.
Хорол неоднократно говорил, что левизна генералов определяется желанием сделать послеармейскую карьеру. До 1977 года карьеру можно было сделать только в составе левых партий и в частности в партии Авода. Именно этим объясняется послеармейская их левизна.
Левая составляющая израильской политики и по сей день велика.
Вообще-то стратегия не удел генералов. То есть генерал может быть стратегом, но это не его прямая обязанность. Его задача руководить войсками. Обычно стратегами выступают гражданские лица – политики и дипломаты. Израильские генералы молодыми уходят на пенсию. А политика и «около политика» привлекательна. Посмотрите, как израильские бывшие генералы легко отказываются от территорий, которые они завоевали. Примером может быть Ицхак Рабин, Ури Саги, бывший начальник военной разведки, Ами Аялон, бывший командующий ВМС, а затем глава ШАБАКа и даже Шарон.
Я много еще чего не рассказал об Иосифе. Но пора кончать.
Прощай, друг. Вокруг меня много евреев - умных, толковых, а мне теперь не с кем поговорить, не с кем поспорить…
Примечания
[1] Юваль Неэман (1925-2006) - один из крупнейших физиков современности, шеф военной разведки, возглавлял Израильскую комиссию по атомной энергии, инициатор и глава Израильского космического агентства, основатель космической программы государства Израиль, основатель, первый ректор и затем президент Тель-Авивского университета, создатель и глава парии ТХИЯ, министр науки и технологии Израиля.
[2] Коhен Геула (р.1925 г.), израильский политический и общественный деятель, героиня борьбы за независимость Израиля, член Кнесета с 1973 по 1992г., сторонница идеи неделимого Израиля, провела закон о присоединении Голанских Высот к территории государства Израиль.
[3] ГУШ ЭМУНИ́М (גּוּשׁ אֱמוּנִים; `Союз верных`), религиозно-политическое поселенческое движение. Возникло в начале 1974 г. Главная цель движения — создание новых поселений на контролируемых территориях.
[4] Ямит — израильское поселение, созданное после окончания Шестидневной войны в 1967 году и просуществовавшее вплоть до 1982 года, когда эта часть Синая была передана Египту по условиям мирного соглашения в Кэмп-Дэвиде в 1979. На этот момент в нем проживало около 2 500 человек. Само поселение было разрушено, а все его жители принудительно эвакуированы на территорию Израиля.
[5] Рехава́м «Ганди» Зеэви́ ( רחבעם "גנדי" זאבי; 1926 — 2001) — генерал-майор запаса, основатель и председатель правой партии «Моледет». Будучи в должности министра туризма, застрелен террористами .
[6] Лев Консон «Краткие повести». LA PRESSE LIBRE PARIS. 1983, стр.83)
[7] Сизов. Приблизительно 1900 г.р. Ленинградец. Гимназистом примкнул к РСДРП(б). Окончил истфак ЛГУ. Преподаватель истории в ленинградских вузах. Очень хорошо знал политическую ситуацию в Ленинграде 20-х – 30-х годов. Был лично знаком со всеми руководящими работниками в Ленинграде. В 1934 году закончил ленинградский филиал ИКП и был послан секретарем райкома партии в Новосибирскую область, тем самым избежал ареста по кировскому делу. Был арестован в 1949 году в Новосибирске, где работал учителем в школе.
[8] см. бета исраэль – эфиопские евреи
Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #1(80) 2014 berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=80
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Starina/Nomer1/VMelnikov1.php
